В темном окошке переноски, в свете уличного фонаря был едва виден силуэт кошки. По моему, она лежала приподняв голову, на сколько позволяла её слабость. Всего за полгода, из огромной, добродушной меховой подушки, она превратилась в обтянутый клочьями шерсти, немощный скелет. Весной, душистым светлым вечером, мы пришли на самую первую операцию по удалению опухоли с её позвоночника. Мандражили в предбаннике милосердного Доктора Гестендорфа, и тут в дверь с улицы постучали (не открыли, а постучали). Мы переглянулись и я осторожно открыл дверь. Там стояли двое, они не смотрели ни на кого и ещё, они не имели возможности переступить этот порог. Я видел как один их них поднимает ногу, чтобы сделать шаг, но тут же опускает её обратно. Лица их были чёрными и отстранённым. Они привели безнадёжную собачку на усыпление. Она пришла с ними своими ногами, стояла рядом понурившись, уже, как бы не здесь, но всё ещё возле их ног. Они оба, порывисто и беспричинно трогали её за уши, нерешаясь пройти сквозь эти страшные двери. Ты закрыла лицо и там - в ладонях заплакала, а потом спросила меня горячим, влажным шёпотом, отворачиваясь к стене от вошедших: " Скажи, куда им теперь, девать этот ошейник и поводок?" "Не отдам", твёрдой слезой сказала ты, сжимая слабый кошкин остов в своих руках. И ветеринарша - онколог, понимающе отодвинулась, медленно вернула на стеклянный столик, наполненный смертью шприц. Она отступила и по движению её рук, терпеливо заложенных за спину, ты поняла, что всё уже решено. Матриарх уходил и ничего поделать было нельзя. Происходили процессы вне степени ответственности наших заботливых рук. Эта кошка видела всех наших родителей. И пережила их. Видела она и всех наших собак... Прошлое, стеной встало перед нами и родные наши тени, сгрудились вокруг нас. И вокруг нашей старой, высушенной неизлечимым недугом, двадцатилетней кошки, породы невская маскарадная... Скажи: "Что мы будем делать теперь с этой пустой переноской?"
[Скрыть]Регистрационный номер 0486870 выдан для произведения:
В темном окошке переноски, в свете уличного фонаря был едва виден силуэт кошки. По моему, она лежала приподняв голову, на сколько позволяла её слабость. Всего за полгода, из огромной, добродушной меховой подушки, она превратилась в обтянутый клочьями шерсти, немощный скелет.
Весной, душистым светлым вечером, мы пришли на самую первую операцию по удалению опухоли с её позвоночника. Мандражили в предбаннике милосердного Доктора Гестендорфа, и тут в дверь с улицы постучали (не открыли, а постучали). Мы переглянулись и я осторожно открыл дверь. Там стояли двое, они не смотрели ни на кого и ещё, они не имели возможности переступить этот порог. Я видел как один их них поднимает ногу, чтобы сделать шаг, но тут же опускает её обратно. Лица их были чёрными и отстранённым. Они привели безнадёжную собачку на усыпление. Она пришла с ними своими ногами, стояла рядом понурившись, уже, как бы не здесь, но всё ещё возле их ног. Они оба, порывисто и беспричинно трогали её за уши, нерешаясь пройти сквозь эти страшные двери.
Ты закрыла лицо и там - в ладонях заплакала, а потом спросила меня горячим, влажным шёпотом, отворачиваясь к стене от вошедших: " Скажи, куда им теперь, девать этот ошейник и поводок?"
"Не отдам", твёрдой слезой сказала ты, сжимая слабый кошкин остов в своих руках.
И ветеринарша - онколог, понимающе отодвинулась, медленно вернула на стеклянный столик, наполненный смертью шприц.
Она отступила и по движению её рук, терпеливо заложенных за спину, ты поняла, что всё уже решено.
Матриарх уходил и ничего поделать было нельзя. Происходили процессы вне степени ответственности наших заботливых рук.
Эта кошка видела всех наших родителей. И пережила их. Видела она и всех наших собак...
Прошлое, стеной встало перед нами и родные наши тени, сгрудились вокруг нас. И вокруг нашей старой, высушенной неизлечимым недугом, двадцатилетней кошки, породы невская маскарадная...
Скажи: "Что мы будем делать теперь с этой пустой переноской?"