Воспитанность как странный качественный признак не есть исключительная заслуга, какое-то невозможное обыкновенным силам преодоление чего-то невозможного обыкновенным воспитанным человеком, - просто человек этот так воспитан и все тут. Правда, если верить Канту, а вслед за ним и Юнгу, то нравственный закон живет внутри нас помимо нас, как если б речь шла о физическом действии, скажем, осязаемой гравитации, или пусть о неосязаемом Боге, при этом о Боге ни один, ни другой напрямую не рассуждают. Первый сравнивает его, закон этот, с звездным небом над головой, второй – с коллективным бессознательным, понятием куда как более темным и труднообъяснимым, нежели небо или Бог. Похоже, совесть как внешнее проявление этого закона живет в каждом из нас, ибо и подлец понимает, что поступает подло, но одно дело испытывать на себе силу тяжести, и совсем другое - как-то на нее реагировать.
Под силой тяжести условно придется понимать здесь отнюдь не нравственность, а, напротив, помысел с одной стороны естественный, с другой же - греховный, вполне с силой той тяжести сходный, одновекторный. Вода никогда не потечет в гору, но всегда под гору, а вот чтобы орошать землю сухую понадобятся насосы, шлюзы и акведуки; и если человеку хочется выжить, - он всегда поселится хоть и в грязной, но пойме реки; который же полезет на пускай и прекрасную, но вершину, того ждет голод и смерть, ну или такой ирригационный труд, что жизнь его, вместо того, чтобы быть счастьем, сделается непосильным трудом для принявшего такое решение и падет тяжким ярмом на потомство его. И дело не в противоестественном морали предположении, будто бы жить в пойме реки безнравственно – как раз нет, - просто там всегда хоть и относительно сытно, но слишком, всегда слишком тесно и, с всего лишь простой и понятной целью жить, человек вынужден прибегать там к обыкновенной, бытовой, почти безвредной (как ему хочется видеть) подлости, ибо никакие законы квази-справедливого устройства человеческого общежития не умеют поделить целого на части таким волшебным образом, чтобы всякая индивидуальная часть равнялась общему целому. Великий Платон полагал, когда проектировал свой Гелиополис, или когда Томас Мор выдумывал свою Утопию, что ни падкий на сладкие мифы демос, ни расчетливый до последней цифры после запятой олигарх, ни пускай жестокий, но справедливый ради всех людей на земле тиран, а лишь глубокомысленный мудрый философ, встав во главе человечества, сможет примирить непримиримое, – человека и… человека. Но оба воспитанные эти мыслителя глубоко заблуждались – часть навсегда останется меньше целого. Это даже странно, что на фоне так логичных, столь неизбежных подлости, воровства, предательства, лжесвидетельства и войны с очевидностью перспективы самоуничтожения, вдруг вычленился, сам собою народился непонятный, нелогичный, не работающий на сохранение рода человеческого вид - вид воспитанных людей.
Их очень, их ничтожно мало, в быту они живут на порядки хуже остальных и нет ни одной хоть сколько-то оправданной прагматичной логикой причины им так существовать. Но они мало что есть, они еще почему-то ненавидимы остальными за то только, что они просто и тихо есть. Наличие людей воспитанных - молча - ни словом, ни рукою, ни взглядом, ни поднятой бровью даже – обыкновенным своим существованием является укором людям невоспитанным. Они молчуны. Если какой заслуженный когда-то натуральной заслугою перед обществом интеллигент или какой на слуху иль на деле самоотверженный правозащитник, какой высший, облеченный законной властью и гласом паствы государственный или религиозный деятель рассуждает с хоть со сколько-то возвышающейся над толпою трибуны о нравственности, а и паче того, возвещает о ней как о букве непреложного закона, - это прямой как раз признак невоспитанности, клеймо, свидетельствующее о преследовании собственных, неясно каких, но вряд ли нравственных заинтересованностей. Если воспитанный, считавшийся до сей поры воспитанным человек, видя очевидное всем новое плате короля, неважно – из чувства бескорыстной правды иль из даже неощущаемых пока мотивов подсознательного тщеславия вдруг воскликнул на всю торжественную площадь, что король-то голый, - он уже утратил черты воспитанности и автоматически встал на путь невоспитанности, сиречь попался, сломался, заразился…
Заразился… Хм… Скорее вирусом иль мутацией следует называть воспитанность, ибо не ведет она к умиротворению духовному и благосостоянию материальному, а именно наоборот. Право же!.. Чего плохого, что против морали или Бога в таком, если рыба ищет где глубже, а человек где лучше? И что скажем мы, разумные, о рыбе, которая ищет где мельче, а о человеке, устремленном в место, где хуже? Не факт ли, что все, что мешает богоданному развитию бытия, есть зло? Кто же в современном мире, где массовая культура стоит над просто культурой, а личная выгода над выгодой общей (исключая те пункты, где общая споспешествует личной), какой генетически, от природы, от сути, из поколения в поколения воспитанный человек станет растить своих детей воспитанными, если воспитанность эта со всею очевидностью неотвратимо заведет их в нищету, а колено его потопит в небытии и забвении?
Тогда зачем, черт подери, есть, наличествуют, живут, коптят мир, дразнят своим присутствием поголовное большинство невоспитанных воспитанные люди?! Для какой такой цели воспитанные продолжают воспитывать детей своих так, чтобы те вырастали воспитанными? В инфантильной, неразумной надежде, что добро однажды победит зло? Иль из простого тщеславия быть исключительными даже ценою нищеты и смерти? Послушайте! Ведь, если звезды зажигают – значит - это кому-нибудь нужно? Значит - кто-то хочет, чтобы они были? Значит - кто-то называет эти плевочки жемчужиной
И, надрываясь в метелях полуденной пыли, врывается к богу, боится, что опоздал, плачет, целует ему жилистую руку, просит - чтоб обязательно была звезда! - клянется - не перенесет эту беззвездную муку! А после ходит тревожный, но спокойный наружно. Говорит кому-то: «Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!» Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?!
Какое точное словечко у поэта, - «плевочки»… Так «плевочки» или «жемчужины», эти вот воспитанные люди?...
[Скрыть]Регистрационный номер 0240391 выдан для произведения: Воспитанность как странный качественный признак не есть исключительная заслуга, какое-то невозможное обыкновенным силам преодоление чего-то невозможного обыкновенным воспитанным человеком, - просто человек этот так воспитан и все тут. Правда, если верить Канту, а вслед за ним и Юнгу, то нравственный закон живет внутри нас помимо нас, как если б речь шла о физическом действии, скажем, осязаемой гравитации, или пусть о неосязаемом Боге, при этом о Боге ни один, ни другой напрямую не рассуждают. Первый сравнивает его, закон этот, с звездным небом над головой, второй – с коллективным бессознательным, понятием куда как более темным и труднообъяснимым, нежели небо или Бог. Похоже, совесть как внешнее проявление этого закона живет в каждом из нас, ибо и подлец понимает, что поступает подло, но одно дело испытывать на себе силу тяжести, и совсем другое - как-то на нее реагировать.
Под силой тяжести условно придется понимать здесь отнюдь не нравственность, а, напротив, помысел с одной стороны естественный, с другой же - греховный, вполне с силой той тяжести сходный, одновекторный. Вода никогда не потечет в гору, но всегда под гору, а вот чтобы орошать землю сухую понадобятся насосы, шлюзы и акведуки; и если человеку хочется выжить, - он всегда поселится хоть и в грязной, но пойме реки; который же полезет на пускай и прекрасную, но вершину, того ждет голод и смерть, ну или такой ирригационный труд, что жизнь его, вместо того, чтобы быть счастьем, сделается непосильным трудом для принявшего такое решение и падет тяжким ярмом на потомство его. И дело не в противоестественном морали предположении, будто бы жить в пойме реки безнравственно – как раз нет, - просто там всегда хоть и относительно сытно, но слишком, всегда слишком тесно и, с всего лишь простой и понятной целью жить, человек вынужден прибегать там к обыкновенной, бытовой, почти безвредной (как ему хочется видеть) подлости, ибо никакие законы квази-справедливого устройства человеческого общежития не умеют поделить целого на части таким волшебным образом, чтобы всякая индивидуальная часть равнялась общему целому. Великий Платон полагал, когда проектировал свой Гелиополис, или когда Томас Мор выдумывал свою Утопию, что ни падкий на сладкие мифы демос, ни расчетливый до последней цифры после запятой олигарх, ни пускай жестокий, но справедливый ради всех людей на земле тиран, а лишь глубокомысленный мудрый философ, встав во главе человечества, сможет примирить непримиримое, – человека и… человека. Но оба воспитанные эти мыслителя глубоко заблуждались – часть навсегда останется меньше целого. Это даже странно, что на фоне так логичных, столь неизбежных подлости, воровства, предательства, лжесвидетельства и войны с очевидностью перспективы самоуничтожения, вдруг вычленился, сам собою народился непонятный, нелогичный, не работающий на сохранение рода человеческого вид - вид воспитанных людей.
Их очень, их ничтожно мало, в быту они живут на порядки хуже остальных и нет ни одной хоть сколько-то оправданной прагматичной логикой причины им так существовать. Но они мало что есть, они еще почему-то ненавидимы остальными за то только, что они просто и тихо есть. Наличие людей воспитанных - молча - ни словом, ни рукою, ни взглядом, ни поднятой бровью даже – обыкновенным своим существованием является укором людям невоспитанным. Они молчуны. Если какой заслуженный когда-то натуральной заслугою перед обществом интеллигент или какой на слуху иль на деле самоотверженный правозащитник, какой высший, облеченный законной властью и гласом паствы государственный или религиозный деятель рассуждает с хоть со сколько-то возвышающейся над толпою трибуны о нравственности, а и паче того, возвещает о ней как о букве непреложного закона, - это прямой как раз признак невоспитанности, клеймо, свидетельствующее о преследовании собственных, неясно каких, но вряд ли нравственных заинтересованностей. Если воспитанный, считавшийся до сей поры воспитанным человек, видя очевидное всем новое плате короля, неважно – из чувства бескорыстной правды иль из даже неощущаемых пока мотивов подсознательного тщеславия вдруг воскликнул на всю торжественную площадь, что король-то голый, - он уже утратил черты воспитанности и автоматически встал на путь невоспитанности, сиречь попался, сломался, заразился…
Заразился… Хм… Скорее вирусом иль мутацией следует называть воспитанность, ибо не ведет она к умиротворению духовному и благосостоянию материальному, а именно наоборот. Право же!.. Чего плохого, что против морали или Бога в таком, если рыба ищет где глубже, а человек где лучше? И что скажем мы, разумные, о рыбе, которая ищет где мельче, а о человеке, устремленном в место, где хуже? Не факт ли, что все, что мешает богоданному развитию бытия, есть зло? Кто же в современном мире, где массовая культура стоит над просто культурой, а личная выгода над выгодой общей (исключая те пункты, где общая споспешествует личной), какой генетически, от природы, от сути, из поколения в поколения воспитанный человек станет растить своих детей воспитанными, если воспитанность эта со всею очевидностью неотвратимо заведет их в нищету, а колено его потопит в небытии и забвении?
Тогда зачем, черт подери, есть, наличествуют, живут, коптят мир, дразнят своим присутствием поголовное большинство невоспитанных воспитанные люди?! Для какой такой цели воспитанные продолжают воспитывать детей своих так, чтобы те вырастали воспитанными? В инфантильной, неразумной надежде, что добро однажды победит зло? Иль из простого тщеславия быть исключительными даже ценою нищеты и смерти? Послушайте! Ведь, если звезды зажигают – значит - это кому-нибудь нужно? Значит - кто-то хочет, чтобы они были? Значит - кто-то называет эти плевочки жемчужиной
И, надрываясь в метелях полуденной пыли, врывается к богу, боится, что опоздал, плачет, целует ему жилистую руку, просит - чтоб обязательно была звезда! - клянется - не перенесет эту беззвездную муку! А после ходит тревожный, но спокойный наружно. Говорит кому-то: «Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!» Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?!
Какое точное словечко у поэта, - «плевочки»… Так «плевочки» или «жемчужины», эти вот воспитанные люди?...