Довольно долгий и я б сказал не в меру, неоправданно затянувшийся эксперимент мой с прекращением пьянства завершился вчера ничем, точнее, полным провалом. Связан он был (я об эксперименте) отчасти с тревогой за здоровье соматическое, отчасти с ростом цен на спиртное, отчасти и прежде всего с непрекращающейся (прерывающейся только недолгой частью суток опьянения) заунывной депрессией. Но вышло еще хуже. С приостановкой пьянства повылезли, повысыпали на свет опятами в золотую осень не токмо старые, но и целый сонм новых, даже науке (ну или это только невежественным провинциальным врачам моим) неизвестных болячек; в результате затраты мои на докторов и рекомендуемые ими лекарства чуть не в разы превысили все мыслимые суммы, которые тратил я ране на лекарство хмельное, без каких-либо положительных сдвигов внутри тела. Что же до депрессии внутри головы, так тут и вовсе тотальное фиаско: к былому чисто философскому пониманию порочности, гибельности, фатальной непоправимости окружающего мира добавилось и буквально физическое, тактильное ощущение бренности бытия. В общем… вчера я, не как срывается лопнувшей в тонком месте волей запойный алкоголик, но находясь в совершенно здравом уме и трезвой памяти, решил сей неудавшийся опыт над собою прекратить. С отвычки, привычного яда потребовалось гораздо менее, нежели раньше, - я заснул сидя в кресле перед старым своим собутыльником - телевизором (книг я спьяну не читаю) и последним его словом, что отложилось в голове моей, было слово гомосексуализм. Помнится, диктор говорил о нем что-то нелицеприятное и даже физиономия его, которой по профессиональным правилам надлежало бы быть индифферентной, выражала некоторую гадливость, которую она совсем не обнаруживала, рассказывая перед тем об эпидемии эболы. С утра же, лакирнув пивом рассудок мой, задумался я вот над чем:
С точки зрения Рихарда Авенариуса, отца эмпириокритицизма, то есть критики истории бытия с позиции чистого опыта, мать земля во все времена заботилась о своей чистоплотности и всякий раз, когда разного рода живности разводилось на теле её сверх всякой меры, уничтожала её любыми доступными ей чистящими средствами. В начале в основном это была вода: вода охлажденная, как в случае с динозаврами или вода теплая, как это было при всемирном потопе или в истории с Атлантидой, - средство эффективное, но чересчур радикальное, уничтожавшее вместе с назойливой фауной и благотворную флору.
Потом попробовала она бороться с недугом при помощи раскаленной лавы и огня, как то было при извержениях Санторини, Везувия или Кракатау, но результат по истреблению людей и животных получился более чем скромным, в сравнении с тучами ядовитого газа и пепла, убивающего ни в чем не провинившиеся растения, из-за чего живность на земле пусть и голодала, но не умирала. Со временем, взрослея и умнея, земля догадалась наконец, что главной ее проблемой является исключительно человек и что прочие живые существа не заслуживают столь жестоких мер, что именно homo sapiens, взгромоздившись на вершине пищевой цепочки, потребляет тысячекратно больше, чем необходимо ему для существования, а гадит, отправляет в отходы и вовсе в необъяснимые разы больше непомерного этого потребления.
Тогда-то и были придуманы войны и эпидемии. Нет, две эти подружки-сестрички, в инфантильном виде, в качестве детской шалости существовали да проказничали во все времена, но в ранге пандемии типа крестовых походов или бубонной чумы до тех пор не использовались землею в антисептических целях. Английский священник Томас Мальтус даже вычислил, что народонаселение растет в геометрической прогрессии, а средства его существования всего лишь в арифметической, чем и извинил, объяснил логику появления на земле войн и эпидемий (наивно не сбрасывая со счетов и нравственного воздержания человека), но рецепт не действовал как надо. «Испанка угробила пятьдесят миллионов, вторая мировая – сто, а толку-то? Люди плодятся как кролики и даже как-то вопреки или в отместку за такие неприятности. Земля, похоже, совсем растерялась, но тут сам человек нашел способ саморегуляции.
Гомосексуализм как идея в общем-то родился если не вместе с человеком, но уж следом за ним – точно, и всегда был, правильнее, мог бы стать вполне действенным средством против рождаемости, только вот чистого, ортодоксального или интеллектуально осознанного, как у Платона, гомосексуализма в природе очень мало. Как правило, он являлся человеку в результате пресыщенности им сексом традиционным, в результате постепенной развращаемости, а за это время новоиспеченный педераст успевал осеменить должным образом достаточное количество женщин, а лесбиянка успевала и нарожать, соответственно. Так что демографическое недержание человечества не пресекалась на корню, а лишь замедлялась. К тому же, уж непонятно из каких исторических парадигм, гомосексуализм, как только делался почти поголовным, сразу становился последней точкой в деле краха цивилизаций. Такое случилось с Садомом и Гоморрой, такое стало предвестником разрушения империи Александра, античной Греции и Рима… Но это же все мелочи, это же проблемы не решило, если глядеть на теперешние семь миллиардов ртов.
Свет в конце тоннеля появился лишь тогда, когда оплот нравственности, авангард в борьбе с гомосексуализмом и абортами сам стал причащать мальчиков-прихожан оригинальным способом, правда священники никогда и не были угрозой миру с точки зрения плодовитости, вследствие обета безбрачия хотя бы, но вот разрешение на венчание пред ликом Божьим, во храмах Его особей одного пола, а теперь еще и признание таких браков на государственном уровне, - это уже шаг, серьезный шаг к радикальному предотвращению демографического коллапса земли. Правда и Римские боги, мы помним, лояльно смотрели на бисексуальность Цезарей, но там ведь государство такие наклонности хотя бы не регистрировало?
Моисей сорок лет таскал народ свой по пустыне лишь с единой целью, чтобы последний родившийся в рабстве помер и ментальность обновленного этноса его до краев наполнилась бы идеей богоизбранности. Понадобится и еще сорок, а, учитывая увеличившуюся продолжительность жизни, и поболе, дабы издох последний, кто помнил бы, будто гомосексуализм это грех. Тогда-то пожалуй земля сможет наконец вздохнуть полной грудью: численность упадет, еды станет навалом, расцветут и искусства, если верить апологетам гомосексуальности, будто бы девять из десяти творческих людей – голубые, а десятый склонен и расположен, но почему-то стесняется. Куда вот только девать инстинкт материнства у женщин? М-да… С взаимными однополыми ласками, допустим, вопрос улажен, а с этим как? Кодирование, стерилизация? Оно, может, и так решаемо, да только ведь зрелые мужчины предпочитают молоденьких мальчиков, а матроны юных девочек, но их же надо откуда-то брать?..
Черт знает что! Когда не пил, - все о здоровье только думал, а вернулся – и на тебе… Или это напрасные страхи похмельного философа-пьяницы? Ведь эмпириокритицизм ясно указывает на разгул гомосексуальности как на признак конца цивилизации? Может, и сорока не протянем…, глядя вон хоть на Украину?.. Последняя мировая началась ведь не с вторжения в Польшу, а как раз с того, что Гитлер оттяпал Судетский кусок у Чехословакии. Гомосексуализм конечно признак, но вряд ли причина; мы сгинем в пожаре войны, а не в пламени противоестественной страсти, так что радуйтесь и веселитесь, гомосексуалисты, я же, эмпирический критик, стану пить и наблюдать.
Помочь сайту
Поздравления
