У них было пятеро детей, трое сыновей и две дочери. В старом сталинском доме текла их тихая жизнь. Но теперь, самому младшему из них, было уже далеко за тридцать и все они жили вместе в пятикомнатной, уютной квартире с окнами в тихий парк, где на скамейке под фонарем , до самой полуночи нетвердо сидели , несчастные, сосредоточенные алкоголики.
Всего, в семье их было семеро - взрослых людей, рассевшихся на усыхающей семейной ветви, среди суетливого, московского блистания.
Родители же были непререкаемы - пожилая степенная пара с ребятишками преклонных годов, где он - известный профессор с труднопроизносимого факультета (возможно, философ или социолог?), а она - усердная домохозяйка.
У него был серый костюм да лаковые туфли с трещинами, портфель, тихие посиделки с коллегами среди книг и перекуры на пустых, вечерних лестницах. У неё - журналы и тихая вибрация пустой, тёмной кухни.
Но вот, нехорошо заболел его желудок. Туча надвинулась издалека и на этом горизонте, стало темнеть.
И тогда она, тихой тенью, с горящими, голубыми, наполненными влагой глазами пришла, и твёрдо села на предложенный мной стул.
Теребила платок в подвижных пальцах.
Промокнула глаза и сказала: "Это всё из-за меня! Ведь я пекла им пироги и запеканки с клубникой, варила домашнюю ветчину..."
Потом, она отрешенно посмотрела в окно и продолжила, одним движением отерев лицо: "Приму на себя всё, только бы у него не болело. И ещё, чтобы дети были бы не одни... "
Я мельком посмотрела на неё, раскладывая карты вдоль жёлтого луча, да на своём зелёном сукне, и все гладила её узкую, холодную ладонь своей левой, свободной от карт рукой, а потом бросила карты, и вдруг бездна разверзлась перед моими глазами...
[Скрыть]Регистрационный номер 0487748 выдан для произведения:
У них было пятеро детей, трое сыновей и две дочери. В старом сталинском доме текла их тихая жизнь. Но теперь, самому младшему из них, было уже далеко за тридцать и все они жили вместе в пятикомнатной, уютной квартире с окнами в тихий парк, где на скамейке под фонарем , до самой полуночи нетвердо сидели , несчастные, сосредоточенные алкоголики.
Всего, в семье их было семеро - взрослых людей, рассевшихся на усыхающей семейной ветви, среди суетливого, московского блистания.
Родители же были непререкаемы - пожилая степенная пара с ребятишками преклонных годов, где он - известный профессор с труднопроизносимого факультета (возможно, философ или социолог?), а она - усердная домохозяйка.
У него был серый костюм да лаковые туфли с трещинами, портфель, тихие посиделки с коллегами среди книг и перекуры на пустых, вечерних лестницах. У неё - журналы и тихая вибрация пустой, тёмной кухни.
Но вот, нехорошо заболел его желудок. Туча надвинулась издалека и на этом горизонте, стало темнеть.
И тогда она, тихой тенью, с горящими, голубыми, наполненными влагой глазами пришла, и твёрдо села на предложенный мной стул.
Теребила платок в подвижных пальцах.
Промокнула глаза и сказала: "Это всё из-за меня! Ведь я пекла им пироги и запеканки с клубникой, варила домашнюю ветчину..."
Потом, она отрешенно посмотрела в окно и продолжила, одним движением отерев лицо: "Приму на себя всё, только бы у него не болело. И ещё, чтобы дети были бы не одни... "
Я мельком посмотрела на неё, раскладывая карты вдоль жёлтого луча, да на своём зелёном сукне, и все гладила её узкую, холодную ладонь своей левой, свободной от карт рукой, а потом бросила карты, и вдруг бездна разверзлась перед моими глазами...