У Елизаветы Андреевны, миловидной женщины ещё вполне сочных лет, была крайне деликатная фамилия. Настолько деликатная, что в некоторых жизненных случаях звучала она, по мнению её хозяйки до обидного легкомысленно, а то и вовсе - не совсем прилично.
Свыкнуться с таким обстоятельством Елизавета Андреевна за минувшие годы не смогла, потому как даже всякий мелкий служащий того или иного департамента, принимающий от неё либо какое заявление, либо анкету, дойдя до расшифровки подписи, поднимал на посетительницу глаза и с интересом её рассматривал. Затем вновь глядел в документ и ещё раз перечитывал ФИО – Е. А. Удобная.
Имея же характер не склонный к укрощению обезумевших рысаков и к посещению горящих изб, Елизавета Андреевна обычно краснела щекой и отводила взгляд в сторону. Пытка эта случалась всякий раз, как только у неё возникала необходимость раскрыть незнакомцам свои паспортные данные.
Неприятная фамилия давила, мешала жить, безжалостно разбивая тайные мечты и стремления. А так же ограничивала карьерный выбор, сужая его до рамок дозволенного. Рамки эти Елизавета Андреевна покорно блюла, так как считала для себя невозможным стать, скажем, женщиной-космонавтом. Потому как здраво полагала, что пребывать в ограниченном пространстве с двумя-тремя мужиками, и при этом не вызывать смех у жителей Земли, слушающих сообщения с орбиты от Петрова, Сидорова и Удобной – желание утопическое. Так же для неё было неприемлемо служение в рядах чиновников из-за опасения постоянно находиться под подозрением об излишней лояльности к начальству. Таким образом, в категорию запретных ею была отнесена любая деятельность, требующая хоть какой-то публичности.
Думая о такой явной несправедливости, Елизавета Андреевна, в конце концов, пришла к неутешительному выводу, говорящем о том, что неуютность её положения есть вовсе не следствие каверз непонятной судьбы, а результат давней психологической диверсии сильного пола. Диверсии направленной на подрыв моральной устойчивости дамского племени в непримиримой войне полов.
Да и в самом деле, - взять хотя бы отношение окружающих к двум разнополым индивидам с одинаковой курьёзной фамилией. Ну, к примеру, - Рыбаконь. И каждый скажет, что если это «она» - Рыбаконь, то на неё и глядят как на – «ни рыба ни мясо». Если же это «он», то по совсем непонятным причинам, он «и рыба, и мясо», да ещё и конь… с мужеством. Или же, если «он» вдруг какой-нибудь Жовтобрюх… Ну, покачают сочувствующие головой, ну, похлопают его по плечу, мол, ничего, мол, есть на свете и всякие другие Козявкины. Но если этот самый Жовтобрюх – «она», то тут кто несдержанный и в кулак хихикнуть может, а то и увлажнившуюся конъюнктиву пальцами потереть.
Елизавета же Андреевна, как не старалась, а победить фамильную тиранию не могла, хоть и не единожды порывалась воспитать в себе стойкость достойного пренебрежения. Однако в середине каждого такого воспитания она скисала, подставляла под нижнюю ресничку указательный пальчик, отводя по нему в сторону набежавшую слезу, и начинала себя жалеть – искренне и на полную катушку, с поступательным вздыманием груди на вдохе и тихим, долгим «о-о-ох…» на выдохе.
И может статься, что так бы она и дальше обличала мужское население в своей беде, если бы не случились у её подруги свадебные хлопоты. Подруга, поняв тонким женским чутьём, что уж невтерпёж, скоропостижно бракосочеталась со своим возлюбленным. И по секрету сообщила Елизавете Андреевне, что её будущий во всех отношениях муж намерен принять её девичью фамилию. Потому как его фамилия для главы семьи звучит излишне подозрительно – Рогонос. А потому её фамилия – Кукарекина, для семейного мужчины выглядит предпочтительней, а для неё, как для хранительницы очага, безопасней. Услышав эту новость, Елизавета Андреевна прыснула, извинилась перед подругой за свою бестактность и обещала непременно быть и во Дворце, и в ресторане за праздничным столом.
А вечером, сидя на кухне за чашечкой чая, Елизавета Андреевна равнодушно ковыряла ложкой кусочек тортика и обдумывала сошедшее на неё откровение, утверждающее, что психическая диверсия – есть вовсе не постыдное мужское коварство (да и впрямь, – куда им до таких тонкостей), а коварство стороны третьей. Потому как лупит оно и по тем, и по этим без разбору, создавая сумятицу в неустойчивых нервных системах.
Вспомнив же про свой секретный разговор с подругой, Елизавета Андреевна невольно улыбнулась, а улыбнувшись, тут же и охнула, подумав, а вдруг и ей на её жизненном пути встретится какой симпатичный - Рогатик? Так, что ж ей тогда всю свою жизнь так и оставаться мадам Удобной?
От такой перспективы Елизавета Андреевна напряглась, незамедлительно перекрестилась и, трижды плюнув через левое плечо, тихо произнесла оберегающее: «Свят! Свят! Свят…»
Помочь сайту
Поздравления
