Прибирал двор, изрядно поросший буйным июльским разнотравьем, и наткнулся на малюсенькую – с четверть ладони моей – черепашку. Сразу понёс её в дом - показать маме и сфотографировать. Фотоаппарат некстати оказался разряженным, и пришлось ставить аккумулятор на подзарядку, а черепашку на время посадить в стеклянную банку. На что сердобольная матушка стала закладывать мне уши справедливой родительской укоризной:
- Да отпусти же ты черепашечку, она ведь совсем дитё ещё, совсем малышечка. Пусть травку зелёненькую кушает на воле, солнышку радуется…
И так – с повторами и вариациями вроде: «Ты же любишь животных, отпусти, не мучь маленькую», - в течение получаса, пока шла подзарядка.
Тем временем черепашка на дне банки, куда я подлил ей для комфорта водички (сушь стоит от зноя во дворе), без зазрения совести наследила естественными отработками той самой зелёненькой травки. Только отходы оказались в виде чёрных соринок. Зато не долгосрочная узница моя, влажная от водицы, заметно потемнела панцирем, освоилась и чувствовала себя довольно бодро. И я, разглядывая её, вновь и вновь умилялся, поражаясь тонкому искусству природы-создательницы, явившей черепашку в миниатюре чудесной и самостоятельной копией взрослого черепашьего существа, только гораздо живей и проворней. В чём ещё раз убедился, когда, наконец-то, освободил её из стеклянного карцера, и стал снимать на фотоаппарат. Малышка упорно пыталась улизнуть с ладони, и лапками, на которых явно ощущались мягкие и по-котёночьи цепкие коготки, гребла по моей грубой коже.
А я всё рассматривал - сквозь свои плюсовые очки, точно через увеличительные стекла в детстве – близко и крупно: и мордочку с маковыми зёрнышками зорких глазёнок, и носик с дышащими дырочками ноздрей, и блестящую кожицу на шейке, и желтовато-зеленовато-коричневатый панцирь черепашки. А насмотревшись и нафотографировав её, выпустил в густую дремучую стихию тенисто-солнечной травы.
Доброго лета и многих лет тебе, милое создание природы, дитё черепашье!
Помочь сайту
Поздравления
