Старый философ
умирал…
Рождённый ранней
весной, не чуждый романтики и поэзии, осиянный любовью
ровесницы-десятиклассницы, он шестьдесят лет назад посвятил ей звонкое
четверостишие:
Я в жизнь вбежал,
волнительно любя,
Любви земной
возвышенный кутила.
Хочу быть лучшим
только для тебя,
И чтобы ты мне этим
же платила!
Он был совестливым
мирянином, больших грехов за собой не замечал, но Библию осилил и потому
уразумел: человек рождается в мир, чтобы вскоре достойно его покинуть, оставив после
себя дела добрые. Он посадил деревья, построил дом, воспитал сына, написал
двухтомную монографию «Диалектика любви», благожелательно встреченную
философско-литературной общественностью и повсеместно цитируемую.
Он не менял женщин,
как яркие галстуки, но всю жизнь пытался постигнуть неземную сущность их любви…
И вот умирал старый
философ…
Благоуханный
октябрь слепил его слезящиеся глаза своими позолоченными ризами; вслушиваясь в
пылкие заключительные стоны бабьего лета, философ-поэт неуверенной рукой
выводил последние строки ненаписанной монографии:
Любовью душу
напрягать накладно…
В постели
пообщались ─ ну и ладно!..
[Скрыть]Регистрационный номер 0165688 выдан для произведения:
Старый философ
умирал…
Рождённый ранней
весной, не чуждый романтики и поэзии, осиянный любовью
ровесницы-десятиклассницы, он шестьдесят лет назад посвятил ей звонкое
четверостишие:
Я в жизнь вбежал,
волнительно любя,
Любви земной
возвышенный кутила.
Хочу быть лучшим
только для тебя,
И чтобы ты мне этим
же платила!
Он был совестливым
мирянином, больших грехов за собой не замечал, но Библию осилил и потому
уразумел: человек рождается в мир, чтобы вскоре достойно его покинуть, оставив после
себя дела добрые. Он посадил деревья, построил дом, воспитал сына, написал
двухтомную монографию «Диалектика любви», благожелательно встреченную
философско-литературной общественностью и повсеместно цитируемую.
Он не менял женщин,
как яркие галстуки, но всю жизнь пытался постигнуть неземную сущность их любви…
И вот умирал старый
философ…
Благоуханный
октябрь слепил его слезящиеся глаза своими позолоченными ризами; вслушиваясь в
пылкие заключительные стоны бабьего лета, философ-поэт неуверенной рукой
выводил последние строки ненаписанной монографии:
Любовью душу
напрягать накладно…
В постели
пообщались ─ ну и ладно!..