Приехал в
Михайловское из Пушкинских Гор рано
утром. Оно было солнечным и спокойным.
Желтые листья берез падали на землю
медленно и почти отвесно, увлекая за
собой серебряные паутинки, прощальные
приметы осени.
Я присел на белую
скамейку в длинной аллее, наслаждаясь
золотом округи, тишиной и одиночеством.
Потом в дальнем
конце аллеи появилась девушка в оранжевом
жилете и принялась мести ее, неторопливо
и небрежно. Мела она совсем недолго.
Видимо, заметив меня, она отбросила
метлу в сторону и пошла ко мне,
прихорашиваясь.
- Утро сегодня
хорошее, - сказала она, щурясь на небо.
- День будет теплым... А Вы издалека?
- Издалека... С
Северного Кавказа..., - ответил я.
- Ого! - удивилась
она и задумалась. - А я дальше Пскова
нигде не была... А чего так поздно
приехали? Скучно у нас в эту пору уже...
- Так я же не
веселиться приехал...
- Понятно… К нам
по осени одни только пожилые и
приезжают...
Чтобы выяснить,
насколько она сама молода, я впервые
внимательно взглянул на ее лицо. Оно
было некрасивым, грустным и помятым,
как после долгого сна.
Девушка смутилась
моего изучающего взгляда, пригладила
волосы и заговорила уверенней, будто
стараясь доказать мне, что хозяйка здесь
она, а всего лишь «приезжий»:
- У нас здесь
столько народа бывает, что и не
перечесть... Особенно много на юбилеи
приезжает... Даже эфиопы были... Меня
в русский костюм одевали, чтобы я им
хлеб-соль подносила...
- А ты сама Пушкина
любишь?
Она снова подумала
и ответила, удивив меня своей откровенностью:
- Я его стихов мало
читала... Только про няню да еще сказки...
Потому что в школе только до седьмого
класса проучилась, а потом пошла
работать... А вот каким он человеком
был, очень хорошо себе представляю …
- И каким же?
- Веселым таким
и свойским... Крестьяне его любили... И
еще он девушек обольщал, хоть и был
совсем некрасивым...
Она подвинулась
ко мне поближе, сделала круглыми глаза
и сказала таинственным шепотом:
- Если бы Вы знали,
сколько он девок в усадьбе перепортил!
- Да ну? - талантливо
сыграл я неподдельный интерес и полное
неведение. - А ты откуда знаешь?
- Знаю! - заважничала
моя новая знакомая и многозначительно
поджала тонкие губы. - У нас из рода в
род о нем рассказывают... Такое, о чем
в книжках, чай, не напишут...
- Людка! - раздался
из глубины парка зычный мужской голос.
- Ты аллею сегодня мести будешь?
Девушка буркнула
что-то нехорошее себе под нос и лениво
поднялась со скамейки. Ей не хотелось
уходить после полного, как ей показалось,
завоевания моего интереса и частичного
околпачивания....
... Вечером я
рассказал об этой встрече пасечнику
Дмитричу, который торговал медом напротив
памятника Пушкину у Святогорского
монастыря.
Он совсем не
удивился:
- Знаю я эту деваху...
Это еще что... Ты бы послушал ее, когда
она подопьет маленько... Тогда выходит,
что она прямая родня Александру
Сергеевичу. Будто он обрюхатил когда-то
ее прапрабабку и пошла от него вся ее
фамилия... И обязательно будет доказывать
тебе, что у нее даже глаза эфиопские...
[Скрыть]Регистрационный номер 0190622 выдан для произведения:
Девушка из
Михайловского.
(Миниатюра
из цикла «Мои поэты)
Приехал в
Михайловское из Пушкинских Гор рано
утром. Оно было солнечным и спокойным.
Желтые листья берез падали на землю
медленно и почти отвесно, увлекая за
собой серебряные паутинки, прощальные
приметы осени.
Я присел на белую
скамейку в длинной аллее, наслаждаясь
золотом округи, тишиной и одиночеством.
Потом в дальнем
конце аллеи появилась девушка в оранжевом
жилете и принялась мести ее, неторопливо
и небрежно. Мела она совсем недолго.
Видимо, заметив меня, она отбросила
метлу в сторону и пошла ко мне,
прихорашиваясь.
- Утро сегодня
хорошее, - сказала она, щурясь на небо.
- День будет теплым... А Вы издалека?
- Издалека... С
Северного Кавказа..., - ответил я.
- Ого! - удивилась
она и задумалась. - А я дальше Пскова
нигде не была... А чего так поздно
приехали? Скучно у нас в эту пору уже...
- Так я же не
веселиться приехал...
- Понятно… К нам
по осени одни только пожилые и
приезжают...
Чтобы выяснить,
насколько она сама молода, я впервые
внимательно взглянул на ее лицо. Оно
было некрасивым, грустным и помятым,
как после долгого сна.
Девушка смутилась
моего изучающего взгляда, пригладила
волосы и заговорила уверенней, будто
стараясь доказать мне, что хозяйка здесь
она, а всего лишь «приезжий»:
- У нас здесь
столько народа бывает, что и не
перечесть... Особенно много на юбилеи
приезжает... Даже эфиопы были... Меня
в русский костюм одевали, чтобы я им
хлеб-соль подносила...
- А ты сама Пушкина
любишь?
Она снова подумала
и ответила, удивив меня своей откровенностью:
- Я его стихов мало
читала... Только про няню да еще сказки...
Потому что в школе только до седьмого
класса проучилась, а потом пошла
работать... А вот каким он человеком
был, очень хорошо себе представляю …
- И каким же?
- Веселым таким
и свойским... Крестьяне его любили... И
еще он девушек обольщал, хоть и был
совсем некрасивым...
Она подвинулась
ко мне поближе, сделала круглыми глаза
и сказала таинственным шепотом:
- Если бы Вы знали,
сколько он девок в усадьбе перепортил!
- Да ну? - талантливо
сыграл я неподдельный интерес и полное
неведение. - А ты откуда знаешь?
- Знаю! - заважничала
моя новая знакомая и многозначительно
поджала тонкие губы. - У нас из рода в
род о нем рассказывают... Такое, о чем
в книжках, чай, не напишут...
- Людка! - раздался
из глубины парка зычный мужской голос.
- Ты аллею сегодня мести будешь?
Девушка буркнула
что-то нехорошее себе под нос и лениво
поднялась со скамейки. Ей не хотелось
уходить после полного, как ей показалось,
завоевания моего интереса и частичного
околпачивания....
... Вечером я
рассказал об этой встрече пасечнику
Дмитричу, который торговал медом напротив
памятника Пушкину у Святогорского
монастыря.
Он совсем не
удивился:
- Знаю я эту деваху...
Это еще что... Ты бы послушал ее, когда
она подопьет маленько... Тогда выходит,
что она прямая родня Александру
Сергеевичу. Будто он обрюхатил когда-то
ее прапрабабку и пошла от него вся ее
фамилия... И обязательно будет доказывать
тебе, что у нее даже глаза эфиопские...
...Этот миф о том, что она родня Александру Сергеевичу, возможно, единственное для нее утешение, форма ее трудного и в чем-то даже трагического бытия; этот миф держит ее на плаву, не давая захлебнуться и утонуть в бушующем житейском море... Благодарю, Борис, за чудную миниатюру!..