Мир этого мальчика состоял из множества интересных деталей: желто-красных, оглушительно гремящих трамваев с деревянными лакированными лавками, кустов вдоль подъездов, трещин в асфальте с проросшими сквозь них чахлыми берёзками, молочного коктейля за 10 копеек и леденцов на палочке в виде осенних листиков. А ещё, в этот ограниченный стенами трех пятиэтажек мир, из других непостижимых мальчику пространств, приезжали самые настоящие артисты. Они всегда размещались в высоком, пузатом, бело-синем автобусе с передом от грузовика, который неловко и с натугой въезжал с улицы во двор. Артисты, сидящие на кожаных коричневых диванах с хромированными ручками, проплывали мимо и сквозь дрожащие стекла автобуса, казались совершенно обычными людьми, ничем не отличимыми от тех, что ездят в гремящих трамваях. Даже скучными и недовольными людьми. Они равнодушно смотрели вокруг, пока автобус маневрировал, занимая положение между низенькой, деревянной сценой и помойкой. Но вот когда красные фонари, на покатом автобусном заду загорались протяжно и окончательно, он покачиваясь коротко отфыркивался и замирал, мир изменялся до неузнаваемости. Над двором немедленно разносился протяжный сигнал клаксона и чей-то радостный вопль, от которого замирало сердце: "Артииисты!".
Распахивалась дверца, артисты сразу как-то преображались, подтягивались, становились энергичными и деловыми, возникала добрая суета, мгновенно устраивались завешанные полотнами гримёрки и подсобки. Внезапно, из ничего, там, посреди серых занавесей начинали белеть манишки и развиваться чёрные фалды, краснеть напомаженные губы и торжественно блестеть лысины, сверкать медные трубы и чёткие ряды алкордионовых клавиш. Слышалось покашливание, обрывки пения и различные музыкальные звуки. Происходило таинственное, радостное приготовление, на которое полагалось смотреть во все глаза, то и дело забегая за установленные артистами незначительные препоны, шептаться, хихикать, виртуозно ускользая от грубого шофёра из этого пузатого бело-синего автобуса, который растопырив руки ловил и давал пинка зазевавшимся и нерасторопным.
Но вот, наконец, наступал момент, когда из-за скоросделанных кулис, в самый центр сцены выходил очень торжественный чёрно-белый человек, блестящий и многообещающий. Он картинно набирал грудью воздух, широко разводил руки и все замирали...
Буквально в пятидесяти метрах, скрытый кронами невысоких деревьев, на балконе пятого этажа стоял худощавый, немолодой человек. Из-за листвы, ему было не видно сцену и все суетливые приготовления вокруг нее, но это было и не важно. Его привлёк шум, он выбрался из своей запущенной квартиры на воздух и теперь стоял возле балконных перил, немного покачиваясь. Он был пьян, но крепко и уверенно держался за перила. Только что он закончил вырезать из сухого берёзового полешка парабеллум в натуральную величину, со всеми мелкими, нужными и столь ценными деталями. Это был просто загляденье, а не парабеллум - мечта любого пацана. Настоящий триумф обладателя такого пистолета во дворе. И в соседнем... И даже через двор. Да, все знали, что этот вечно пьяный, уставший и погасший человек, был мастером делать такие штуки. Но бабульки на скамейке, промеж себя, презрительно обзывали его разными незнакомыми словами, так что мальчик, постоянно улавливал исходящее от них, общее и неконкретное недовольство этим замечательным человеком. Сидя у бабушки на коленях, он своими ушами слышал непонятные слова сказанные про него, про этого утончённого мастера в изготовлении деревянных пистолетов – мол пьяница он и хам и даже дружки его фронтовые ходить к нему перестали, и то лучше, а то устраивали вечно бедлам.
И ещё называлось его имя. Только вот имя, мальчик пропустил. Отвлекся на болтовню с подошедшим дружком и пропустил. Да и зачем оно ему было тогда нужно?
Однако, этот человек, не замечал сложившееся во дворе мнение о нем, он просто упорно строгал берёзовые заготовки, а потом вырезал из них деревянные пистолеты. Много. Десятки. Его дом, наверное, был наполнен берёзовой стружкой. На столе, на полу. В прихожей и на кухне...
А потом, он бросал их с балкона вниз. Эти бесценные пистолеты. Прямо на асфальт…
Теперь, из этих лет, можно не торопясь и в подробностях рассмотреть как торжественный человек на сцене, неестественно медленно открывает рот, чтобы объявить первый номер блестящих труб и клавиш, а в это время, вдоль серой штукатурки пятиэтажки, неумолимо вниз, всё набирая скорость, двигается виртуозно выструганный из дерева парабеллум. И возле ног маленького, худенького мальчика, сухое дерево разбивается на части.
Помочь сайту
Поздравления
