– Мамочка, – обратился Адам к Богом посланной супруге, – ты не забыла, завтра у меня день рождения.
– Надоело, Господи, – вздохнула Ева, не отрываясь от нанесения на лицо маски из каких-то особенно плодотворных семян остролистника, гарантирующих, если верить рекламе, а не здравому смыслу, вечную молодость. – Из года в год, 5777 раз одно и то же. Тщеславие мужчин таково, что самому заурядному событию способно придать вселенский размах.
– Заурядному!? – за тысячелетия супружества Адам так и не сумел приспособиться ни к красоте, ни к глупости жены. Найди другого такого долгожителя, как я, тогда и поговорим.
– В том-то и беда, что долго. Лучше меньше, да лучше.
– Господь, в щедрости своей, дал вам слишком много прав, избавив от обязанностей.
– Придержи, дорогуша, мои обязанности при себе, а я сохраню твои обязательства передо мной. Уверена, кроме тебя, никто не вспомнит о столь «важном» событии.
– А мне никто и не нужен. Ты да я, да мы с тобой. Сами себе и хозяева, и гости. А, значит, без зависти и обид.
– Нет вернее способа умереть о скуки.
– А тебе только веселиться.
– А тебе только молиться.
– Я молюсь на тебя.
– Когда-то это меня развлекало.
– Тебе лишь бы какого-нибудь фраера-шмаера. Из тех, у кого язык, как мельничные колёса, а ноги мелькают, как велосипедные спицы.
– Да ты ревнуешь, с каких, интересно, пор?
– С прошлого тысячелетия.
– А что было в прошлом такого, что я могла подзабыть?
– Постарайся припомнить.
– А разве не ты говорил, что женщине без прошлого, нечего делать в будущем?
– Может и говорил, но при этом имел в виду не тебя.
– Очень мило, тебя послушать, так я вовсе не женщина.
– Успокойся, женщина и даже очень. Особенно, когда на тебя смотрят мужчины.
– У нас мужчины?
– Я имею в виду паломников, иностранцев. В отличие от наших, которые сначала грешат, а потом молятся, эти отмолившись, устраивают такое, хоть святых выноси.
– А я их не осуждаю. Люди умеют веселиться. Теперь и я припоминаю тот случай, о котором ты говоришь. Какое было развлекалово! И вправду, никогда прежде я так не оттягивалась. Но вела себя прилично.
– Так я тебе и поверил! Ты глядела на этих обормотов так, словно говорила, возьмите меня, возьмите...
– Но ведь никто не взял.
– Тебе это известно лучше.
– Всё-то ты преувеличиваешь, мой пристаркуватенький Адамчик. И, кроме меня, там было немало достойных.
– Но не столь откровенных. Желание было написано на твоём лице большими буквами.
– В таком случае, они должны были уметь читать на иврите, что маловероятно.
Борис ИоселевичЕВРЕЙСКИЕ ШТУЧКИ – 3
ЕВА И АДАМ
/затерянное библейское сказание /
– Мамочка, – обратился Адам к Богом посланной супруге, – ты не забыла, завтра у меня день рождения.
– Надоело, Господи, – вздохнула Ева, не отрываясь от нанесения на лицо маски из каких-то особенно плодотворных семян остролистника, гарантирующих, если верить рекламе, а не здравому смыслу, вечную молодость. – Из года в год, 5777 раз одно и то же. Тщеславие мужчин таково, что самому заурядному событию способно придать вселенский размах.
– Заурядному!? – за тысячелетия супружества Адам так и не сумел приспособиться ни к красоте, ни к глупости жены. Найди другого такого долгожителя, как я, тогда и поговорим.
– В том-то и беда, что долго. Лучше меньше, да лучше.
– Господь, в щедрости своей, дал вам слишком много прав, избавив от обязанностей.
– Придержи, дорогуша, мои обязанности при себе, а я сохраню твои обязательства передо мной. Уверена, кроме тебя, никто не вспомнит о столь «важном» событии.
– А мне никто и не нужен. Ты да я, да мы с тобой. Сами себе и хозяева, и гости. А, значит, без зависти и обид.
– Нет вернее способа умереть о скуки.
– А тебе только веселиться.
– А тебе только молиться.
– Я молюсь на тебя.
– Когда-то это меня развлекало.
– Тебе лишь бы какого-нибудь фраера-шмаера. Из тех, у кого язык, как мельничные колёса, а ноги мелькают, как велосипедные спицы.
– Да ты ревнуешь, с каких, интересно, пор?
– С прошлого тысячелетия.
– А что было в прошлом такого, что я могла подзабыть?
– Постарайся припомнить.
– А разве не ты говорил, что женщине без прошлого, нечего делать в будущем?
– Может и говорил, но при этом имел в виду не тебя.
– Очень мило, тебя послушать, так я вовсе не женщина.
– Успокойся, женщина и даже очень. Особенно, когда на тебя смотрят мужчины.
– У нас мужчины?
– Я имею в виду паломников, иностранцев. В отличие от наших, которые сначала грешат, а потом молятся, эти отмолившись, устраивают такое, хоть святых выноси.
– А я их не осуждаю. Люди умеют веселиться. Теперь и я припоминаю тот случай, о котором ты говоришь. Какое было развлекалово! И вправду, никогда прежде я так не оттягивалась. Но вела себя прилично.
– Так я тебе и поверил! Ты глядела на этих обормотов так, словно говорила, возьмите меня, возьмите...
– Но ведь никто не взял.
– Тебе это известно лучше.
– Всё-то ты преувеличиваешь, мой пристаркуватенький Адамчик. И, кроме меня, там было немало достойных.
– Но не столь откровенных. Желание было написано на твоём лице большими буквами.
– В таком случае, они должны были уметь читать на иврите, что маловероятно.
[Скрыть]Регистрационный номер 0431105 выдан для произведения:
ЕВРЕЙСКИЕ ШТУЧКИ – 3
ЕВА И АДАМ
/затерянное библейское сказание /
– Мамочка, – обратился Адам к Богом посланной супруге, – ты не забыла, завтра у меня день рождения.
– Надоело, Господи, – вздохнула Ева, не отрываясь от нанесения на лицо маски из каких-то особенно плодотворных семян остролистника, гарантирующих, если верить рекламе, а не здравому смыслу, вечную молодость. – Из года в год, 5777 раз одно и то же. Тщеславие мужчин таково, что самому заурядному событию способно придать вселенский размах.
– Заурядному!? – за тысячелетия супружества Адам так и не сумел приспособиться ни к красоте, ни к глупости жены. Найди другого такого долгожителя, как я, тогда и поговорим.
– В том-то и беда, что долго. Лучше меньше, да лучше.
– Господь, в щедрости своей, дал вам слишком много прав, избавив от обязанностей.
– Придержи, дорогуша, мои обязанности при себе, а я сохраню твои обязательства передо мной. Уверена, кроме тебя, никто не вспомнит о столь «важном» событии.
– А мне никто и не нужен. Ты да я, да мы с тобой. Сами себе и хозяева, и гости. А, значит, без зависти и обид.
– Нет вернее способа умереть о скуки.
– А тебе только веселиться.
– А тебе только молиться.
– Я молюсь на тебя.
– Когда-то это меня развлекало.
– Тебе лишь бы какого-нибудь фраера-шмаера. Из тех, у кого язык, как мельничные колёса, а ноги мелькают, как велосипедные спицы.
– Да ты ревнуешь, с каких, интересно, пор?
– С прошлого тысячелетия.
– А что было в прошлом такого, что я могла подзабыть?
– Постарайся припомнить.
– А разве не ты говорил, что женщине без прошлого, нечего делать в будущем?
– Может и говорил, но при этом имел в виду не тебя.
– Очень мило, тебя послушать, так я вовсе не женщина.
– Успокойся, женщина и даже очень. Особенно, когда на тебя смотрят мужчины.
– У нас мужчины?
– Я имею в виду паломников, иностранцев. В отличие от наших, которые сначала грешат, а потом молятся, эти отмолившись, устраивают такое, хоть святых выноси.
– А я их не осуждаю. Люди умеют веселиться. Теперь и я припоминаю тот случай, о котором ты говоришь. Какое было развлекалово! И вправду, никогда прежде я так не оттягивалась. Но вела себя прилично.
– Так я тебе и поверил! Ты глядела на этих обормотов так, словно говорила, возьмите меня, возьмите...
– Но ведь никто не взял.
– Тебе это известно лучше.
– Всё-то ты преувеличиваешь, мой пристаркуватенький Адамчик. И, кроме меня, там было немало достойных.
– Но не столь откровенных. Желание было написано на твоём лице большими буквами.
– В таком случае, они должны были уметь читать на иврите, что маловероятно.
Борис ИоселевичЕВРЕЙСКИЕ ШТУЧКИ – 3
ЕВА И АДАМ
/затерянное библейское сказание /
– Мамочка, – обратился Адам к Богом посланной супруге, – ты не забыла, завтра у меня день рождения.
– Надоело, Господи, – вздохнула Ева, не отрываясь от нанесения на лицо маски из каких-то особенно плодотворных семян остролистника, гарантирующих, если верить рекламе, а не здравому смыслу, вечную молодость. – Из года в год, 5777 раз одно и то же. Тщеславие мужчин таково, что самому заурядному событию способно придать вселенский размах.
– Заурядному!? – за тысячелетия супружества Адам так и не сумел приспособиться ни к красоте, ни к глупости жены. Найди другого такого долгожителя, как я, тогда и поговорим.
– В том-то и беда, что долго. Лучше меньше, да лучше.
– Господь, в щедрости своей, дал вам слишком много прав, избавив от обязанностей.
– Придержи, дорогуша, мои обязанности при себе, а я сохраню твои обязательства передо мной. Уверена, кроме тебя, никто не вспомнит о столь «важном» событии.
– А мне никто и не нужен. Ты да я, да мы с тобой. Сами себе и хозяева, и гости. А, значит, без зависти и обид.
– Нет вернее способа умереть о скуки.
– А тебе только веселиться.
– А тебе только молиться.
– Я молюсь на тебя.
– Когда-то это меня развлекало.
– Тебе лишь бы какого-нибудь фраера-шмаера. Из тех, у кого язык, как мельничные колёса, а ноги мелькают, как велосипедные спицы.
– Да ты ревнуешь, с каких, интересно, пор?
– С прошлого тысячелетия.
– А что было в прошлом такого, что я могла подзабыть?
– Постарайся припомнить.
– А разве не ты говорил, что женщине без прошлого, нечего делать в будущем?
– Может и говорил, но при этом имел в виду не тебя.
– Очень мило, тебя послушать, так я вовсе не женщина.
– Успокойся, женщина и даже очень. Особенно, когда на тебя смотрят мужчины.
– У нас мужчины?
– Я имею в виду паломников, иностранцев. В отличие от наших, которые сначала грешат, а потом молятся, эти отмолившись, устраивают такое, хоть святых выноси.
– А я их не осуждаю. Люди умеют веселиться. Теперь и я припоминаю тот случай, о котором ты говоришь. Какое было развлекалово! И вправду, никогда прежде я так не оттягивалась. Но вела себя прилично.
– Так я тебе и поверил! Ты глядела на этих обормотов так, словно говорила, возьмите меня, возьмите...
– Но ведь никто не взял.
– Тебе это известно лучше.
– Всё-то ты преувеличиваешь, мой пристаркуватенький Адамчик. И, кроме меня, там было немало достойных.
– Но не столь откровенных. Желание было написано на твоём лице большими буквами.
– В таком случае, они должны были уметь читать на иврите, что маловероятно.