Этот День Победы 2
26 мая 2015 -
Валерий Рыбалкин
Старший лейтенант танкист Виктор Коренев закончил войну в Берлине. Именно там 9-го мая 1945-го года он познакомился с немкой-красавицей по имени Магда. Они полюбили друг друга и решили пожениться, но особист воинской части обвинил Виктора в связи с вдовой врага. Полковник, боевой командир танкистов, посадил старшего лейтенанта под домашний арест, чтобы тот не наделал глупостей. А через несколько дней, согласно приказу, воинская часть покинула Берлин. Виктор писал своей любимой, однако письма не доходили до адресата - их не пропускала цензура.
1.
Три послевоенных года отдал Коренев армии, а, демобилизовавшись в звании капитана, вернулся домой, в разорённый войной Донбасс. Светлана – одноклассница, первая, неосознанная, почти детская его любовь - будто ждала возвращения нашего героя. Много выпало на её долю испытаний в суровые годы войны. Летом 1941-го по зову сердца пошла она на фронт вместе с санитарным батальоном. Выносила с поля боя раненых, но удача на войне не бывает бесконечной. Однажды осколок вражеской мины настиг бесстрашную санитарку. Истекая кровью, превозмогая боль, едва дотащила она умирающего бойца до своих окопов и тут же потеряла сознание. Рана у девушки оказалась серьёзной, заживала долго и мучительно. Поправившись, осталась она служить при госпитале, где и дождалась светлого дня Великой Победы.
Встретившись после войны, молодые люди не могли наговориться. Вспоминали детство, годы учёбы, погибших школьных товарищей. Но Виктор никогда и никому не рассказывал о красавице-немке - своей первой настоящей любви, которая теперь почему-то казалась далёкой и нереальной. Лишь неспокойными тёмными ночами являлась к нему во сне прекрасная Магда в виде обнажённого изуродованного трупа с бледным лицом и роскошными растрёпанными волосами. Вздрагивая всем телом, просыпался бравый воин, вытирал со лба холодный пот и вздыхал облегчённо, понимая, что это был всего лишь ужасный сон.
После свадьбы, один за другим, у молодожёнов родились двое чудесных мальчишек, которых все очень любили. Виктор работал на шахте, заочно учился в московском вузе, но оставшаяся в прошлом война никак не хотела отпускать его из своих цепких объятий. Нет, сам он был здоров, но вот Светлана… Произведя на свет второго малыша, она вдруг почувствовала себя плохо. Врачи пытались лечить её открывшиеся раны, но, видимо, так на роду было написано у несчастной женщины - спустя какое-то время она ушла в мир иной, оставив двух маленьких сыновей и безутешного мужа.
Можно себе представить, что испытал Виктор. Конечно, родители помогали ему во всём - сыновья были сыты и ухожены. Овдовевшему отцу оставалось лишь только трудиться на благо семьи и продолжать учёбу.
Говорят, что время лечит даже самые страшные душевные раны. Однако в случае с Кореневым это правило не сработало. Он не мог, да и не хотел искать новую подругу, которая для его детей могла стать мачехой в худшем смысле этого слова. Сколько свободных женщин было тогда! Лежали их мужья и женихи в холодной сырой земле, в могилах, разбросанных от Сталинграда до ненавистного, поверженного в прах Берлина. Но лишь одна из топтавших эту Землю красавиц волновала и влекла к себе Виктора. Это была немка, прекрасная Магда, о которой он с болью и нежностью вспоминал иногда, доставая её подарок - заветный серебряный медальон, внутри которого хранилась потускневшая от времени фотография. Коренев смотрел на милые сердцу черты оставшейся в полузабытом призрачном прошлом женщины, и ему становилось легче.
2.
Среди серых размеренных будней изредка мелькали яркие праздники, когда собирались вместе воины-победители. Пили, не чокаясь, за павших, за Победу, за своё фронтовое братство, вспоминали войну. Часто заходил Виктор к Петру, своему давнему корешу-однополчанину. Они дружили семьями до того, как умерла Светлана. И зная берлинскую историю Коренева, друг хранил её в глубокой тайне. Впрочем, тогда это считалось в порядке вещей.
Чужая семья – потёмки. Со временем Виктор понял, что жена фронтового товарища Татьяна была большой любительницей выпить и гульнуть от мужа налево. Но так было не всегда. Поначалу новобрачные любили друг друга. Родилась у них маленькая дочурка, появились приятные заботы, хлопоты. Однако с самого начала совместной жизни супруги не чурались спиртного. И постепенно, всё больше и больше, пагубная привычка затягивала слабовольную женщину в мутную глубину той самой трясины, которая поглотила не одну заблудшую душу. В отличие от сдержанного в этом отношении мужа, неверная его супруга стала пить по поводу и без повода неизвестно где и с кем.
Правду говорят в народе, что пьющая женщина – не хозяйка своему хозяйству. Вот и с Татьяной произошло нечто подобное. Приняв лишнего, она не могла противиться натиску разгорячённых винными парами собутыльников, каждый из которых почему-то считал подгулявшую женщину своей законной добычей. Поползли слухи, которые со временем дошли до ушей обманутого мужа. Но было поздно. Врачи сказали, что вылечить Татьяну от алкоголизма почти невозможно.
Жестокие разборки с драками только усугубили ситуацию. От безысходности Пётр запил. Приняв на грудь, он изводил неверную супругу язвительными замечаниями и скандалами, за которыми, как правило, следовали извинения, пьяные слёзы, откровенные признания и бесчисленные уговоры забыть прошлое с тем, чтобы начать новую жизнь. Но время шло, и всё оставалось по-прежнему. А когда родился второй ребёнок, ревнивый муж обвинил Татьяну в том, что это не его сын. Однако доказать что-либо в те далёкие времена было почти невозможно. И жизнь супругов превратилась в бесконечный циклически повторяющийся кошмар, усугубляемый новыми похождениями неверной супруги.
- Пойми ты, стерва, - сидя за столом и распаляя себя всё больше, кричал Пётр, - я фронтовик! Мне человека убить – что плюнуть! И если ты, подлая тварь, не остановишься, не убоишься мужа, то пеняй, подруга, на себя. Выпила ты последнее моё терпение. Нет мне больше покоя. А твоего ублюдка недоношенного я всё равно сдам в детдом, так и знай!..
Татьяна молчала, слушала мужа, чувствуя свою вину перед ним, и думала, что, по сути, возразить ей нечего. Потом шла в чулан, принимала очередную дозу успокоительного из заныканной там бутылочки и ложилась спать. Изредка, когда уж очень сильно доставал, отвечала своему некогда любимому человеку в том же скандальном тоне:
- Ты, превративший мою жизнь в сплошной кошмар, зачем ты меня мучаешь? Смерти моей желаешь? Поверь, изверг, не боюсь я больше ничего на этом свете. Да и на том – тоже. Лучше уж конец, чем такая жизнь с тобой! Пропади ты пропадом!
Понятно, что подобный накал страстей не мог продолжаться вечно. Разводиться? Не принято это было тогда. Ведь позорное клеймо разведёнки стало бы приговором не только для Татьяны, но и для её детей. Одно дело – если отец погиб на войне. И совсем другое – когда он ушёл от гулящей матери. «Ублюдок», «недоносок» - это не самые страшные клички, с помощью которых въедливые пацаны изводили опозоренных матерями сверстников.
Положение казалось безвыходным, и однажды поздним вечером вызванный Петром наряд милиции обнаружил бездыханное тело Татьяны, удавившейся в том самом чулане, где она прятала от супруга выпивку. Забрали обоих. Мужа в КПЗ, как подозреваемого, а жену – в морг. И когда через две недели отца семейства выпустили, наконец, на свободу, Виктор не узнал своего друга. Волосы его заметно поседели, движения стали медленными и плавными, а глаза горели, будто угли, настороженно наблюдая за окружающим враждебным миром из ввалившихся почерневших глазниц. Но больше всего Коренева поразило то, что Пётр отказался пить за упокой души ушедшей в лучший мир супруги.
- Понимаешь, - говорил он осипшим голосом вдвое медленнее обычного, - я не думал, что она решится на такое. Слышал, как она там хрипит в петле и не пришёл к ней на помощь. Если бы я тогда был трезвым… была бы жива моя Танюша…
Он налил себе в стакан из стоявшей на столе бутылки с настоящей «казённой» водкой, страшным по тем временам дефицитом, но выпить не смог – от одного духа спиртного его чуть не вывернуло наизнанку.
- Пей, легче станет, - негромко посоветовал друг.
- Нет, не могу. Танька на меня смотрит и не даёт... На фронте любого Фрица, не моргнув, мог убить, а тут... Не могу…
Лицо его исказила гримаса неподдельного страдания, на глаза навернулись слёзы, и крепкие плечи здорового сильного мужчины вдруг затряслись сначала медленно, а затем всё сильнее в такт страшным нечеловеческим рыданиям…
3.
Эта трагедия стала для Виктора последней каплей. Какой-то странный «тумблер» перещёлкнулся в его голове. Откуда-то издалека, со стороны, он вдруг увидел всю свою, по сути, недолгую, но наполненную спрессованными событиями жизнь и понял, что после всего случившегося он просто не может, не имеет права покорно плыть по течению этой бурной, непостоянной, зачастую жестокой жизненной реки.
Понял, что, как истинный горняк, он должен выбрать нужное направление и упорно долбить неподатливую каменистую породу до тех пор, пока не увидит в земных глубинах вожделенный жирный пласт блестящего антрацита – чёрного золота, как его называют шахтёры. Он должен ехать в Берлин. Должен увидеть красавицу Магду. В противном случае с ним может случиться нечто подобное тому, что произошло с несчастным Петром.
За годы учёбы Виктору часто приходилось бывать в Москве, встречаться там с друзьями. Он знал, что полковник, боевой командир, под началом которого они брали Берлин, не так давно был произведён в генералы и служил при штабе Верховного Главнокомандования. Вот через него бывший танкист и решил действовать.
Генеральский стол терялся в недрах просторного кабинета с большими окнами и высоченной дверью, предназначенной, похоже, для великанов. На дворе был май 1953-го. Знамёна у стены и парадный портрет Сталина во весь рост говорили о том, что хозяин кабинета не изменил своим идеалам даже после недавней кончины Вождя всех времён и народов.
- Ну, здравствуй, Коренев, - поднялся генерал навстречу однополчанину. – Пробивной ты человек. Продавить глухую оборону моих адъютантов – это не каждому дано.
- Оборону? – улыбнулся Виктор. – Это было не самое трудное. Ведь большая часть вашего окружения – наши общие сослуживцы-фронтовики. Рад вас видеть в добром здравии.
Они обнялись. Генерал достал откуда-то початую бутылку коньяка, стаканы. Но сам пить не стал, лишь пригубил немного. Молча выслушал невесёлую историю своего бывшего подчинённого и его необычную просьбу. Встал, прошёлся по кабинету.
- Выходит, не забыл ты свою берлинскую зазнобу? Пропуск, говоришь, тебе нужен? Увидеть её хочешь? А ты подумал о том, что без малого восемь лет прошло? Надеешься, что ждёт она тебя? Эх, не знаешь ты женщин! А сам-то, сам! Жениться успел, детей наплодить. Не понимаю я тебя, Коренев. Ведь сказочку себе выдумал. Скажешь, нет?
- Нет! - глухо ответил Виктор. - Не могу её забыть, и всё тут! Чувствую, верю, что ждёт.
Он протянул собеседнику заветный медальон, подарок прекрасной немки. Тот открыл, взглянул мельком на миниатюрную фотографию.
- Да, хороша… была. Только время не стоит на месте. Меняются люди, меняются обстоятельства. Весна сорок пятого осталась в прошлом. Какая она сейчас, насколько изменилась, помнит ли то, что было между вами? Никто не знает... А может быть, как в прошлый раз, отправить тебя под домашний арест, чтобы дурь из башки вылетела? Что молчишь?
Уловив в этих словах нотки раздражения и даже едва заметные искорки гнева, Коренев медленно отодвинул свой стул, затем встал рядом с ним навытяжку, будто на плацу. Взгляд его потемневших от обиды и тоски глаз поначалу бессистемно сверлил пустоту просторного помещения, а затем, будто в стену, упёрся в слегка прищуренные внимательные глаза генерала.
- Ладно, ладно. Я пошутил, - сказал хозяин кабинета, улыбнувшись, пытаясь разрядить обстановку. – Вижу, у тебя это серьёзно. Помогу, конечно. Не обижайся на старика. В общем, так. На днях ты получишь повестку из военкомата. Будешь призван на переподготовку в ГДР, в расположение Группы советских войск. Ну, а дальше – смотри сам, по обстоятельствам. Командира полковой разведки Светлова помнишь? Он сейчас в Германии главный ГРУшник - наши глаза и уши. Вы с ним, помню, дружны были. Вот через него и действуй. В случае чего - звони лично мне по спецсвязи.
4.
Группа советских войск в Восточной Германии – в то время это было государство в государстве со своей разветвлённой инфраструктурой, управлением, со своими законами. Множество военных городков, стрельбищ, полигонов – около трёх процентов территории страны. Миновав проходную, Виктор долго бродил среди казарм, спортивных площадок, строений, порой имевших вид достаточно древний, пока не нашёл, наконец, Николая Светлова – фронтового товарища, о котором ему говорил генерал. Посидели, выпили, вспомнили войну. Коренев рассказал об истинной цели своего приезда - о Магде, показал на карте, где она жила когда-то.
- Так, французская зона оккупации Берлина, - констатировал разведчик, – Это, конечно, лучше, чем английская… Ну да ладно, что-нибудь придумаем.
На следующий день под видом местных жителей, предъявив изготовленные накануне почти настоящие документы, друзья беспрепятственно пересекли линию разграничения с французской зоной. Николай весело подмигнул товарищу, но тот не заметил, думал о своём. Май 1953-го странным образом трансформировался для него в другой - далёкий, но светлый и желанный май сорок пятого года.
В памяти вдруг вспыхнул тот яркий день, когда они, победители, с восторгом праздновали здесь, на широких улицах Великого города свою не менее Великую Победу, которую не суждено было увидеть миллионам советских воинов, погибших за то, чтобы оставшиеся в живых герои свободно и счастливо жили на этой Земле. Стоя на задней площадке трамвая, Коренев, кажется, узнавал улицы, по которым они тогда на броне боевого танка - с песнями и восторженными криками – совершили свой победный круг по разбитым улицам поверженного в прах фашистского Берлина.
Воспоминания затягивали, но вот, будто покидая свою боевую тридцатьчетвёрку, Виктор спрыгнул с подножки трамвая и быстрым шагом, опережая товарища, вошёл, почти вбежал в открытые настежь двери старого домика, не раз мелькавшего в его тревожных послевоенных снах. Здесь некогда обитала сказочная волшебница, к которой он так стремился восемь долгих лет. Судьба разлучила их, но память по-прежнему хранила милые сердцу черты красавицы Магды. Что с ней? Насколько она изменилась теперь?
За барной стойкой стоял её отец, сильно сдавший, но всё ещё крепкий пожилой мужчина. Из открытого им краника по-прежнему текло в кружки посетителей отменное баварское пиво. Старик поднял голову и вопросительно посмотрел в широко открытые глаза задохнувшегося от быстрой ходьбы бравого танкиста, которого он никак не ожидал здесь увидеть. Поражённый явлением гостя из прошлого, хозяин дома замер в изумлении. Челюсть его непроизвольно отвисла, а весёлый пенный напиток, наполнив очередную кружку, с журчанием пролился через край.
- Где она? – чуть слышно выдохнул Коренев.
- Там! – с трудом обретя дар речи, кивнул отец красавицы в сторону лестницы, которая вела куда-то вверх.
Одним махом взлетев на второй этаж и распахнув настежь небольшую дверь, наш герой, наконец, увидел её. Магда сидела за столом рядом с мальчишкой, который что-то старательно выводил в тоненькой тетради. При виде гостя женщина заметно побледнела, бросила в его сторону быстрый взгляд голубых выразительных глаз, медленно встала, подошла к Виктору, взяла его за руку и как ни в чём не бывало сказала по-русски ровным спокойным голосом:
- Я знала, я верила, что ты вернёшься. Знакомься, это твой сын.
5.
Больших трудов стоило разведчику Светлову вечером оторвать друга от красавицы Магды, от сына, который в свои семь лет достаточно хорошо говорил по-русски. Мальчишка знал, что его отец был советским танкистом, гордился этим. В своё время родня настояла, чтобы ребёнка назвали немецким именем Рентгольд, но Виктор, обняв рукой парня, сказал, что будет звать его Ромой, Ромочкой, Ромашкой. Тот, немного дичась родного человека, согласился. Тем более что во всех документах он был записан Викторовичем. И этот факт лучше любых слов говорил о том, что его мать, действительно, любила и ждала своего бравого танкиста.
Магда и Виктор были на седьмом небе от счастья. И когда, наконец, проводив сына в школу, они остались вдвоём, то возобновившийся после многолетней паузы медовый месяц вскружил им головы с новой силой, будто и не было великого множества чёрных дней и ночей разлуки, ушедших в небытие и навсегда забытых обоими. Будто никогда не расставались рождённые друг для друга две половинки единого целого – он и она. Само время остановилось для двоих, которые выдержали столь длительное испытание разлукой и, будто две капельки-росинки, слились в одну с тем, чтобы никогда больше не расставаться.
Светлов ушёл по делам, но вернувшись вечером, направил восторженные романтические мысли влюблённых в практическое русло. Решили, что Магда с сыном поедут к Виктору в Донбасс с тем, чтобы жить там всем вместе одной большой семьёй. Рома был в восторге от предстоящей поездки, и только отец красавицы никак не соглашался отпустить их в далёкую загадочную Россию, где, как он считал, медведи бродят по улицам, а люди пьют водку стаканами. Жена его, мать Магды, умерла несколько лет назад, но родни было много, и пожилой мужчина не чувствовал себя одиноким. Договорившись обо всём, влюблённые, наконец, расстались. Однако Магда, не веря в то, что счастье вернулось к ней, будто Жар-птицу, никак не хотела выпускать его из рук. Горькие слёзы текли по её щекам в момент расставания с любимым. Плакала, всеми возможными способами пытаясь удержать своего милого Виктора.
6.
Никто не знает, как, каким образом человек предчувствует грядущую беду, но любящая женщина оказалась права. На следующее утро Коренева вызвал к себе начальник особого отдела военного городка. Ничего не подозревая, наш герой вошёл в кабинет и обомлел. За столом сидел тот, по чьей злой воле он некогда расстался с Магдой - особист Пёрышкин, который восемь лет назад, угрожая расправой, запретил ему не только жениться, но даже думать о прекрасной немке.
- Ага, старый знакомый, - вымолвил с издёвкой НКВД-шник. – Снова ты здесь. Честно говоря, не ожидал от тебя такой прыти. Не успел приехать, и сразу - шасть во французскую зону. Выходит, прав я был в сорок пятом. Зря тогда не отдал тебя под трибунал.
- Да при чём тут… Я приехал за своей невестой, и на этот раз не отступлю ни перед чем, не надейся.
- Молодец, складно поёшь! Только кто тебе поверит? – угрожающе произнёс особист. - Говори, на чью разведку работаешь? Где и когда был завербован? Какое у тебя задание? Кто твой связной? Она, эта немка? Отвечай!
От этих наглых и беспочвенных обвинений у Коренева перехватило дыхание. И Пёрышкин, заметив его замешательство, пытаясь дожать, расколоть боевого офицера, выскочил из-за стола, хотел схватить его за грудки, но вдруг увидел в глазах фронтовика нечто такое, что сразу охладило рвение профессиональной ищейки. Немного успокоившись, особист достал из сейфа две пачки писем:
- Смотри, герой-любовник! Вот твои послания к ней, а это то, что она писала тебе. Сложный шифр, ничего не скажешь, но наши люди над ним работают. И лучше будет, если ты сам всё расскажешь. Ну?..
Виктор посмотрел на свои письма, свёрнутые по фронтовой привычке треугольником, бросил взгляд на вскрытые чужими руками аккуратные голубенькие конвертики Магды, и ему вдруг стало больно до слёз от такой наглой бесцеремонности. Стало невыносимо гадко оттого, что это подобие человека в форме НКВД рылось в его мыслях, изложенных на бумаге, в нежных признаниях, в чувствах, о которых должны были знать только двое – он и она. Вдруг появилось неистребимое желание за это надругательство над любящими душами разорвать подлеца-особиста на части. Но наученный горьким опытом, Коренев с большим трудом взял себя в руки, смолчал, понимая, что спорить с хозяином кабинета смертельно опасно. Здесь можно было потерять не только свободу, но и саму жизнь.
Собственно, у Пёрышкина не было никаких улик, а подозрения, как говорится, к делу не пришьёшь. Поэтому он отпустил Виктора, запретив ему выходить за пределы военного городка, что само по себе было для нашего героя большой «дипломатической победой». Не теряя времени, Коренев отправился к Светлову, и уже через полчаса говорил по спецсвязи с Москвой, с Генеральным штабом.
- В общем, так, - выслушав своего протеже, ответил ему генерал, - Особисту мы тебя не отдадим. Большой Хозяин умер, а потому подходит к концу золотое время пёрышкиных. Сегодня вечером из Германии, с военного аэродрома в Москву вылетает самолёт. Я распоряжусь, чтобы ты, немка и твой сын были вывезены на нём в столицу. Документы оформим позже, а пока… Смотри, Коренев, не опаздывай. Это твой последний шанс.
Времени было в обрез. Поэтому Светлов собрался идти к Магде, а Виктору оставалось только ждать и надеяться на благополучный исход операции. В то время местным жителям разрешено было переходить из одного сектора Берлина в другой. Но чтобы не вызвать подозрений, надо было идти налегке, без объёмистых сумок и чемоданов. Как поведёт себя Рома? Что скажет отец Магды? Сможет ли она без вещей, без нарядов броситься в омут неизвестности за своим любимым? Виктор написал ей письмо, полное нежных слов и увещеваний. Но всё равно сомнения не давали ему покоя.
Правду говорят, что самое трудное в этой жизни – ждать и догонять. Не знаю, как насчёт догонять, но вот ждать… В тот светлый майский день напряжённые часы ожидания показались нашему герою вечностью. Но вот, наконец, ближе к вечеру разгорячённый быстрой ходьбой Светлов показался на пороге его комнаты:
- Ну и задал ты мне работёнку, - улыбнулся он другу. – Ничего, всё хорошо. Твои сейчас на аэродроме, а вот тебя в проходной могут задержать - наш общий друг об этом позаботился. Придётся боевому капитану Кореневу, будто солдату-срочнику, через забор в самоволку идти. Ладно, знаю я тут один лаз. Только и у меня будет к тебе очень большая просьба. Будешь в Москве - попроси генерала, чтобы защитил, не отдал меня на съедение Пёрышкину. А то ведь у него кругом сексоты, и, чувствую, придётся мне доказывать, что я не верблюжьего рода-племени. Смотри не забудь, иначе плохо мне здесь придётся.
7.
Военный самолёт набирал высоту. Трое беглецов сидели рядом, и под низкий ровный гул моторов хотелось им прижаться друг к другу, чтобы исчезло навсегда из их чистых, но по-человечески слабых душ чувство тревоги. Чтобы появилась хоть какая-то определённость и уверенность в будущем.
- Как там встретят нас твои родные? – вздохнула Магда. – Ведь столько горя принесли им наши германские войска.
- Фашистские, милая, фашистские, - ответил Виктор. – Даже на фронте мы научились различать кровавых убийц нацистов и обманутых ими простых немцев. Наш народ никогда никому не мстил и не желал зла. И мы всегда с радостью принимали в свою большую семью добрых людей любой национальности. Всех, кто искал у нас защиты, кто хотел вступить в наше великое братство народов. Ведь СССР, Россия – это не только русские. Это Родина людей более ста национальностей.
- Может быть и так, - раздумчиво ответила женщина, - но это всё слова. А как будет на деле? Я за сына боюсь.
- Не бойся ничего, моя хорошая, - обнял её за плечи Коренев, - мы рядом, твои мужчины. Нам нечего бояться. Правда, Роман? А если серьёзно, то жить мы будем в Донбассе. Строили его всем миром, и многие строители так и остались навсегда на этой выжженной солнцем земле настоящим интернационалом. У нас и немцы есть, и татары… В общем, не беспокойся, теперь всё будет хорошо.
Магда улыбнулась облегчённо, поцеловала розовую щёчку льнущего к ней Ромашки. А в это время сильная крылатая машина, разрывая непослушные облака, сквозь дожди и туманы, сквозь ветра и непогоды - несла с таким трудом воссоединившиеся светлые души на восток. Туда, откуда испокон веков каждое утро появлялось на горизонте – одно на всех - наше великое могучее светило - символ жизни, символ тепла и радости.
Часть 1 смотрите: http://parnasse.ru/oldkonkurs/konkurs-yetot-den-vy-priblizhali-kak-mogli/proza/yetot-den-pobedy.html
[Скрыть]
Регистрационный номер 0290405 выдан для произведения:
Старший лейтенант танкист Виктор Коренев закончил войну в Берлине. Именно там 9-го мая 1945-го года он познакомился с немкой-красавицей по имени Магда. Они полюбили друг друга и решили пожениться, но особист воинской части обвинил Виктора в связи с вдовой врага. Полковник, боевой командир танкистов, посадил старшего лейтенанта под домашний арест, чтобы тот не наделал глупостей. А через несколько дней, согласно приказу, воинская часть покинула Берлин. Виктор писал своей любимой, однако письма не доходили до адресата - их не пропускала цензура.
1.
Три послевоенных года отдал Коренев армии, а, демобилизовавшись в звании капитана, вернулся домой, в разорённый войной Донбасс. Светлана – одноклассница, первая, неосознанная, почти детская его любовь - будто ждала возвращения нашего героя. Много выпало на её долю испытаний в суровые годы войны. Летом 1941-го по зову сердца пошла она на фронт вместе с санитарным батальоном. Выносила с поля боя раненых, но удача на войне не бывает бесконечной. Однажды осколок вражеской мины настиг бесстрашную санитарку. Истекая кровью, превозмогая боль, едва дотащила она умирающего бойца до своих окопов и тут же потеряла сознание. Рана у девушки оказалась серьёзной, заживала долго и мучительно. Поправившись, осталась она служить при госпитале, где и дождалась светлого дня Великой Победы.
Встретившись после войны, молодые люди не могли наговориться. Вспоминали детство, годы учёбы, погибших школьных товарищей. Но Виктор никогда и никому не рассказывал о красавице-немке - своей первой настоящей любви, которая теперь почему-то казалась далёкой и нереальной. Лишь неспокойными тёмными ночами являлась к нему во сне прекрасная Магда в виде обнажённого изуродованного трупа с бледным лицом и роскошными растрёпанными волосами. Вздрагивая всем телом, просыпался бравый воин, вытирал со лба холодный пот и вздыхал облегчённо, понимая, что это был всего лишь ужасный сон.
После свадьбы, один за другим, у молодожёнов родились двое чудесных мальчишек, которых все очень любили. Виктор работал на шахте, заочно учился в московском вузе, но оставшаяся в прошлом война никак не хотела отпускать его из своих цепких объятий. Нет, сам он был здоров, но вот Светлана… Произведя на свет второго малыша, она вдруг почувствовала себя плохо. Врачи пытались лечить её открывшиеся раны, но, видимо, так на роду было написано у несчастной женщины - спустя какое-то время она ушла в мир иной, оставив двух маленьких сыновей и безутешного мужа.
Можно себе представить, что испытал Виктор. Конечно, родители помогали ему во всём - сыновья были сыты и ухожены. Овдовевшему отцу оставалось лишь только трудиться на благо семьи и продолжать учёбу.
Говорят, что время лечит даже самые страшные душевные раны. Однако в случае с Кореневым это правило не сработало. Он не мог, да и не хотел искать новую подругу, которая для его детей могла стать мачехой в худшем смысле этого слова. Сколько свободных женщин было тогда! Лежали их мужья и женихи в холодной сырой земле, в могилах, разбросанных от Сталинграда до ненавистного, поверженного в прах Берлина. Но лишь одна из топтавших эту Землю красавиц волновала и влекла к себе Виктора. Это была немка, прекрасная Магда, о которой он с болью и нежностью вспоминал иногда, доставая её подарок - заветный серебряный медальон, внутри которого хранилась потускневшая от времени фотография. Коренев смотрел на милые сердцу черты оставшейся в полузабытом призрачном прошлом женщины, и ему становилось легче.
2.
Среди серых размеренных будней изредка мелькали яркие праздники, когда собирались вместе воины-победители. Пили, не чокаясь, за павших, за Победу, за своё фронтовое братство, вспоминали войну. Часто заходил Виктор к Петру, своему давнему корешу-однополчанину. Они дружили семьями до того, как умерла Светлана. И зная берлинскую историю Коренева, друг хранил её в глубокой тайне. Впрочем, тогда это считалось в порядке вещей.
Чужая семья – потёмки. Со временем Виктор понял, что жена фронтового товарища Татьяна была большой любительницей выпить и гульнуть от мужа налево. Но так было не всегда. Поначалу новобрачные любили друг друга. Родилась у них маленькая дочурка, появились приятные заботы, хлопоты. Однако с самого начала совместной жизни супруги не чурались спиртного. И постепенно, всё больше и больше, пагубная привычка затягивала слабовольную женщину в мутную глубину той самой трясины, которая поглотила не одну заблудшую душу. В отличие от сдержанного в этом отношении мужа, неверная его супруга стала пить по поводу и без повода неизвестно где и с кем.
Правду говорят в народе, что пьющая женщина – не хозяйка своему хозяйству. Вот и с Татьяной произошло нечто подобное. Приняв лишнего, она не могла противиться натиску разгорячённых винными парами собутыльников, каждый из которых почему-то считал подгулявшую женщину своей законной добычей. Поползли слухи, которые со временем дошли до ушей обманутого мужа. Но было поздно. Врачи сказали, что вылечить Татьяну от алкоголизма почти невозможно.
Жестокие разборки с драками только усугубили ситуацию. От безысходности Пётр запил. Приняв на грудь, он изводил неверную супругу язвительными замечаниями и скандалами, за которыми, как правило, следовали извинения, пьяные слёзы, откровенные признания и бесчисленные уговоры забыть прошлое с тем, чтобы начать новую жизнь. Но время шло, и всё оставалось по-прежнему. А когда родился второй ребёнок, ревнивый муж обвинил Татьяну в том, что это не его сын. Однако доказать что-либо в те далёкие времена было почти невозможно. И жизнь супругов превратилась в бесконечный циклически повторяющийся кошмар, усугубляемый новыми похождениями неверной супруги.
- Пойми ты, стерва, - сидя за столом и распаляя себя всё больше, кричал Пётр, - я фронтовик! Мне человека убить – что плюнуть! И если ты, подлая тварь, не остановишься, не убоишься мужа, то пеняй, подруга, на себя. Выпила ты последнее моё терпение. Нет мне больше покоя. А твоего ублюдка недоношенного я всё равно сдам в детдом, так и знай!..
Татьяна молчала, слушала мужа, чувствуя свою вину перед ним, и думала, что, по сути, возразить ей нечего. Потом шла в чулан, принимала очередную дозу успокоительного из заныканной там бутылочки и ложилась спать. Изредка, когда уж очень сильно доставал, отвечала своему некогда любимому человеку в том же скандальном тоне:
- Ты, превративший мою жизнь в сплошной кошмар, зачем ты меня мучаешь? Смерти моей желаешь? Поверь, изверг, не боюсь я больше ничего на этом свете. Да и на том – тоже. Лучше уж конец, чем такая жизнь с тобой! Пропади ты пропадом!
Понятно, что подобный накал страстей не мог продолжаться вечно. Разводиться? Не принято это было тогда. Ведь позорное клеймо разведёнки стало бы приговором не только для Татьяны, но и для её детей. Одно дело – если отец погиб на войне. И совсем другое – когда он ушёл от гулящей матери. «Ублюдок», «недоносок» - это не самые страшные клички, с помощью которых въедливые пацаны изводили опозоренных матерями сверстников.
Положение казалось безвыходным, и однажды поздним вечером вызванный Петром наряд милиции обнаружил бездыханное тело Татьяны, удавившейся в том самом чулане, где она прятала от супруга выпивку. Забрали обоих. Мужа в КПЗ, как подозреваемого, а жену – в морг. И когда через две недели отца семейства выпустили, наконец, на свободу, Виктор не узнал своего друга. Волосы его заметно поседели, движения стали медленными и плавными, а глаза горели, будто угли, настороженно наблюдая за окружающим враждебным миром из ввалившихся почерневших глазниц. Но больше всего Коренева поразило то, что Пётр отказался пить за упокой души ушедшей в лучший мир супруги.
- Понимаешь, - говорил он осипшим голосом вдвое медленнее обычного, - я не думал, что она решится на такое. Слышал, как она там хрипит в петле и не пришёл к ней на помощь. Если бы я тогда был трезвым… была бы жива моя Танюша…
Он налил себе в стакан из стоявшей на столе бутылки с настоящей «казённой» водкой, страшным по тем временам дефицитом, но выпить не смог – от одного духа спиртного его чуть не вывернуло наизнанку.
- Пей, легче станет, - негромко посоветовал друг.
- Нет, не могу. Танька на меня смотрит и не даёт... На фронте любого Фрица, не моргнув, мог убить, а тут... Не могу…
Лицо его исказила гримаса неподдельного страдания, на глаза навернулись слёзы, и крепкие плечи здорового сильного мужчины вдруг затряслись сначала медленно, а затем всё сильнее в такт страшным нечеловеческим рыданиям…
3.
Эта трагедия стала для Виктора последней каплей. Какой-то странный «тумблер» перещёлкнулся в его голове. Откуда-то издалека, со стороны, он вдруг увидел всю свою, по сути, недолгую, но наполненную спрессованными событиями жизнь и понял, что после всего случившегося он просто не может, не имеет права покорно плыть по течению этой бурной, непостоянной, зачастую жестокой жизненной реки.
Понял, что, как истинный горняк, он должен выбрать нужное направление и упорно долбить неподатливую каменистую породу до тех пор, пока не увидит в земных глубинах вожделенный жирный пласт блестящего антрацита – чёрного золота, как его называют шахтёры. Он должен ехать в Берлин. Должен увидеть красавицу Магду. В противном случае с ним может случиться нечто подобное тому, что произошло с несчастным Петром.
За годы учёбы Виктору часто приходилось бывать в Москве, встречаться там с друзьями. Он знал, что полковник, боевой командир, под началом которого они брали Берлин, не так давно был произведён в генералы и служил при штабе Верховного Главнокомандования. Вот через него бывший танкист и решил действовать.
Генеральский стол терялся в недрах просторного кабинета с большими окнами и высоченной дверью, предназначенной, похоже, для великанов. На дворе был май 1953-го. Знамёна у стены и парадный портрет Сталина во весь рост говорили о том, что хозяин кабинета не изменил своим идеалам даже после недавней кончины Вождя всех времён и народов.
- Ну, здравствуй, Коренев, - поднялся генерал навстречу однополчанину. – Пробивной ты человек. Продавить глухую оборону моих адъютантов – это не каждому дано.
- Оборону? – улыбнулся Виктор. – Это было не самое трудное. Ведь большая часть вашего окружения – наши общие сослуживцы-фронтовики. Рад вас видеть в добром здравии.
Они обнялись. Генерал достал откуда-то початую бутылку коньяка, стаканы. Но сам пить не стал, лишь пригубил немного. Молча выслушал невесёлую историю своего бывшего подчинённого и его необычную просьбу. Встал, прошёлся по кабинету.
- Выходит, не забыл ты свою берлинскую зазнобу? Пропуск, говоришь, тебе нужен? Увидеть её хочешь? А ты подумал о том, что без малого восемь лет прошло? Надеешься, что ждёт она тебя? Эх, не знаешь ты женщин! А сам-то, сам! Жениться успел, детей наплодить. Не понимаю я тебя, Коренев. Ведь сказочку себе выдумал. Скажешь, нет?
- Нет! - глухо ответил Виктор. - Не могу её забыть, и всё тут! Чувствую, верю, что ждёт.
Он протянул собеседнику заветный медальон, подарок прекрасной немки. Тот открыл, взглянул мельком на миниатюрную фотографию.
- Да, хороша… была. Только время не стоит на месте. Меняются люди, меняются обстоятельства. Весна сорок пятого осталась в прошлом. Какая она сейчас, насколько изменилась, помнит ли то, что было между вами? Никто не знает... А может быть, как в прошлый раз, отправить тебя под домашний арест, чтобы дурь из башки вылетела? Что молчишь?
Уловив в этих словах нотки раздражения и даже едва заметные искорки гнева, Коренев медленно отодвинул свой стул, затем встал рядом с ним навытяжку, будто на плацу. Взгляд его потемневших от обиды и тоски глаз поначалу бессистемно сверлил пустоту просторного помещения, а затем, будто в стену, упёрся в слегка прищуренные внимательные глаза генерала.
- Ладно, ладно. Я пошутил, - сказал хозяин кабинета, улыбнувшись, пытаясь разрядить обстановку. – Вижу, у тебя это серьёзно. Помогу, конечно. Не обижайся на старика. В общем, так. На днях ты получишь повестку из военкомата. Будешь призван на переподготовку в ГДР, в расположение Группы советских войск. Ну, а дальше – смотри сам, по обстоятельствам. Командира полковой разведки Светлова помнишь? Он сейчас в Германии главный ГРУшник - наши глаза и уши. Вы с ним, помню, дружны были. Вот через него и действуй. В случае чего - звони лично мне по спецсвязи.
4.
Группа советских войск в Восточной Германии – в то время это было государство в государстве со своей разветвлённой инфраструктурой, управлением, со своими законами. Множество военных городков, стрельбищ, полигонов – около трёх процентов территории страны. Миновав проходную, Виктор долго бродил среди казарм, спортивных площадок, строений, порой имевших вид достаточно древний, пока не нашёл, наконец, Николая Светлова – фронтового товарища, о котором ему говорил генерал. Посидели, выпили, вспомнили войну. Коренев рассказал об истинной цели своего приезда - о Магде, показал на карте, где она жила когда-то.
- Так, французская зона оккупации Берлина, - констатировал разведчик, – Это, конечно, лучше, чем английская… Ну да ладно, что-нибудь придумаем.
На следующий день под видом местных жителей, предъявив изготовленные накануне почти настоящие документы, друзья беспрепятственно пересекли линию разграничения с французской зоной. Николай весело подмигнул товарищу, но тот не заметил, думал о своём. Май 1953-го странным образом трансформировался для него в другой - далёкий, но светлый и желанный май сорок пятого года.
В памяти вдруг вспыхнул тот яркий день, когда они, победители, с восторгом праздновали здесь, на широких улицах Великого города свою не менее Великую Победу, которую не суждено было увидеть миллионам советских воинов, погибших за то, чтобы оставшиеся в живых герои свободно и счастливо жили на этой Земле. Стоя на задней площадке трамвая, Коренев, кажется, узнавал улицы, по которым они тогда на броне боевого танка - с песнями и восторженными криками – совершили свой победный круг по разбитым улицам поверженного в прах фашистского Берлина.
Воспоминания затягивали, но вот, будто покидая свою боевую тридцатьчетвёрку, Виктор спрыгнул с подножки трамвая и быстрым шагом, опережая товарища, вошёл, почти вбежал в открытые настежь двери старого домика, не раз мелькавшего в его тревожных послевоенных снах. Здесь некогда обитала сказочная волшебница, к которой он так стремился восемь долгих лет. Судьба разлучила их, но память по-прежнему хранила милые сердцу черты красавицы Магды. Что с ней? Насколько она изменилась теперь?
За барной стойкой стоял её отец, сильно сдавший, но всё ещё крепкий пожилой мужчина. Из открытого им краника по-прежнему текло в кружки посетителей отменное баварское пиво. Старик поднял голову и вопросительно посмотрел в широко открытые глаза задохнувшегося от быстрой ходьбы бравого танкиста, которого он никак не ожидал здесь увидеть. Поражённый явлением гостя из прошлого, хозяин дома замер в изумлении. Челюсть его непроизвольно отвисла, а весёлый пенный напиток, наполнив очередную кружку, с журчанием пролился через край.
- Где она? – чуть слышно выдохнул Коренев.
- Там! – с трудом обретя дар речи, кивнул отец красавицы в сторону лестницы, которая вела куда-то вверх.
Одним махом взлетев на второй этаж и распахнув настежь небольшую дверь, наш герой, наконец, увидел её. Магда сидела за столом рядом с мальчишкой, который что-то старательно выводил в тоненькой тетради. При виде гостя женщина заметно побледнела, бросила в его сторону быстрый взгляд голубых выразительных глаз, медленно встала, подошла к Виктору, взяла его за руку и как ни в чём не бывало сказала по-русски ровным спокойным голосом:
- Я знала, я верила, что ты вернёшься. Знакомься, это твой сын.
5.
Больших трудов стоило разведчику Светлову вечером оторвать друга от красавицы Магды, от сына, который в свои семь лет достаточно хорошо говорил по-русски. Мальчишка знал, что его отец был советским танкистом, гордился этим. В своё время родня настояла, чтобы ребёнка назвали немецким именем Рентгольд, но Виктор, обняв рукой парня, сказал, что будет звать его Ромой, Ромочкой, Ромашкой. Тот, немного дичась родного человека, согласился. Тем более что во всех документах он был записан Викторовичем. И этот факт лучше любых слов говорил о том, что его мать, действительно, любила и ждала своего бравого танкиста.
Магда и Виктор были на седьмом небе от счастья. И когда, наконец, проводив сына в школу, они остались вдвоём, то возобновившийся после многолетней паузы медовый месяц вскружил им головы с новой силой, будто и не было великого множества чёрных дней и ночей разлуки, ушедших в небытие и навсегда забытых обоими. Будто никогда не расставались рождённые друг для друга две половинки единого целого – он и она. Само время остановилось для двоих, которые выдержали столь длительное испытание разлукой и, будто две капельки-росинки, слились в одну с тем, чтобы никогда больше не расставаться.
Светлов ушёл по делам, но вернувшись вечером, направил восторженные романтические мысли влюблённых в практическое русло. Решили, что Магда с сыном поедут к Виктору в Донбасс с тем, чтобы жить там всем вместе одной большой семьёй. Рома был в восторге от предстоящей поездки, и только отец красавицы никак не соглашался отпустить их в далёкую загадочную Россию, где, как он считал, медведи бродят по улицам, а люди пьют водку стаканами. Жена его, мать Магды, умерла несколько лет назад, но родни было много, и пожилой мужчина не чувствовал себя одиноким. Договорившись обо всём, влюблённые, наконец, расстались. Однако Магда, не веря в то, что счастье вернулось к ней, будто Жар-птицу, никак не хотела выпускать его из рук. Горькие слёзы текли по её щекам в момент расставания с любимым. Плакала, всеми возможными способами пытаясь удержать своего милого Виктора.
6.
Никто не знает, как, каким образом человек предчувствует грядущую беду, но любящая женщина оказалась права. На следующее утро Коренева вызвал к себе начальник особого отдела военного городка. Ничего не подозревая, наш герой вошёл в кабинет и обомлел. За столом сидел тот, по чьей злой воле он некогда расстался с Магдой - особист Пёрышкин, который восемь лет назад, угрожая расправой, запретил ему не только жениться, но даже думать о прекрасной немке.
- Ага, старый знакомый, - вымолвил с издёвкой НКВД-шник. – Снова ты здесь. Честно говоря, не ожидал от тебя такой прыти. Не успел приехать, и сразу - шасть во французскую зону. Выходит, прав я был в сорок пятом. Зря тогда не отдал тебя под трибунал.
- Да при чём тут… Я приехал за своей невестой, и на этот раз не отступлю ни перед чем, не надейся.
- Молодец, складно поёшь! Только кто тебе поверит? – угрожающе произнёс особист. - Говори, на чью разведку работаешь? Где и когда был завербован? Какое у тебя задание? Кто твой связной? Она, эта немка? Отвечай!
От этих наглых и беспочвенных обвинений у Коренева перехватило дыхание. И Пёрышкин, заметив его замешательство, пытаясь дожать, расколоть боевого офицера, выскочил из-за стола, хотел схватить его за грудки, но вдруг увидел в глазах фронтовика нечто такое, что сразу охладило рвение профессиональной ищейки. Немного успокоившись, особист достал из сейфа две пачки писем:
- Смотри, герой-любовник! Вот твои послания к ней, а это то, что она писала тебе. Сложный шифр, ничего не скажешь, но наши люди над ним работают. И лучше будет, если ты сам всё расскажешь. Ну?..
Виктор посмотрел на свои письма, свёрнутые по фронтовой привычке треугольником, бросил взгляд на вскрытые чужими руками аккуратные голубенькие конвертики Магды, и ему вдруг стало больно до слёз от такой наглой бесцеремонности. Стало невыносимо гадко оттого, что это подобие человека в форме НКВД рылось в его мыслях, изложенных на бумаге, в нежных признаниях, в чувствах, о которых должны были знать только двое – он и она. Вдруг появилось неистребимое желание за это надругательство над любящими душами разорвать подлеца-особиста на части. Но наученный горьким опытом, Коренев с большим трудом взял себя в руки, смолчал, понимая, что спорить с хозяином кабинета смертельно опасно. Здесь можно было потерять не только свободу, но и саму жизнь.
Собственно, у Пёрышкина не было никаких улик, а подозрения, как говорится, к делу не пришьёшь. Поэтому он отпустил Виктора, запретив ему выходить за пределы военного городка, что само по себе было для нашего героя большой «дипломатической победой». Не теряя времени, Коренев отправился к Светлову, и уже через полчаса говорил по спецсвязи с Москвой, с Генеральным штабом.
- В общем, так, - выслушав своего протеже, ответил ему генерал, - Особисту мы тебя не отдадим. Большой Хозяин умер, а потому подходит к концу золотое время пёрышкиных. Сегодня вечером из Германии, с военного аэродрома в Москву вылетает самолёт. Я распоряжусь, чтобы ты, немка и твой сын были вывезены на нём в столицу. Документы оформим позже, а пока… Смотри, Коренев, не опаздывай. Это твой последний шанс.
Времени было в обрез. Поэтому Светлов собрался идти к Магде, а Виктору оставалось только ждать и надеяться на благополучный исход операции. В то время местным жителям разрешено было переходить из одного сектора Берлина в другой. Но чтобы не вызвать подозрений, надо было идти налегке, без объёмистых сумок и чемоданов. Как поведёт себя Рома? Что скажет отец Магды? Сможет ли она без вещей, без нарядов броситься в омут неизвестности за своим любимым? Виктор написал ей письмо, полное нежных слов и увещеваний. Но всё равно сомнения не давали ему покоя.
Правду говорят, что самое трудное в этой жизни – ждать и догонять. Не знаю, как насчёт догонять, но вот ждать… В тот светлый майский день напряжённые часы ожидания показались нашему герою вечностью. Но вот, наконец, ближе к вечеру разгорячённый быстрой ходьбой Светлов показался на пороге его комнаты:
- Ну и задал ты мне работёнку, - улыбнулся он другу. – Ничего, всё хорошо. Твои сейчас на аэродроме, а вот тебя в проходной могут задержать - наш общий друг об этом позаботился. Придётся боевому капитану Кореневу, будто солдату-срочнику, через забор в самоволку идти. Ладно, знаю я тут один лаз. Только и у меня будет к тебе очень большая просьба. Будешь в Москве - попроси генерала, чтобы защитил, не отдал меня на съедение Пёрышкину. А то ведь у него кругом сексоты, и, чувствую, придётся мне доказывать, что я не верблюжьего рода-племени. Смотри не забудь, иначе плохо мне здесь придётся.
7.
Военный самолёт набирал высоту. Трое беглецов сидели рядом, и под низкий ровный гул моторов хотелось им прижаться друг к другу, чтобы исчезло навсегда из их чистых, но по-человечески слабых душ чувство тревоги. Чтобы появилась хоть какая-то определённость и уверенность в будущем.
- Как там встретят нас твои родные? – вздохнула Магда. – Ведь столько горя принесли им наши германские войска.
- Фашистские, милая, фашистские, - ответил Виктор. – Даже на фронте мы научились различать кровавых убийц нацистов и обманутых ими простых немцев. Наш народ никогда никому не мстил и не желал зла. И мы всегда с радостью принимали в свою большую семью добрых людей любой национальности. Всех, кто искал у нас защиты, кто хотел вступить в наше великое братство народов. Ведь СССР, Россия – это не только русские. Это Родина людей более ста национальностей.
- Может быть и так, - раздумчиво ответила женщина, - но это всё слова. А как будет на деле? Я за сына боюсь.
- Не бойся ничего, моя хорошая, - обнял её за плечи Коренев, - мы рядом, твои мужчины. Нам нечего бояться. Правда, Роман? А если серьёзно, то жить мы будем в Донбассе. Строили его всем миром, и многие строители так и остались навсегда на этой выжженной солнцем земле настоящим интернационалом. У нас и немцы есть, и татары… В общем, не беспокойся, теперь всё будет хорошо.
Магда улыбнулась облегчённо, поцеловала розовую щёчку льнущего к ней Ромашки. А в это время сильная крылатая машина, разрывая непослушные облака, сквозь дожди и туманы, сквозь ветра и непогоды - несла с таким трудом воссоединившиеся светлые души на восток. Туда, откуда испокон веков каждое утро появлялось на горизонте – одно на всех - наше великое могучее светило - символ жизни, символ тепла и радости.
Старший лейтенант танкист Виктор Коренев закончил войну в Берлине. Именно там 9-го мая 1945-го года он познакомился с немкой-красавицей по имени Магда. Они полюбили друг друга и решили пожениться, но особист воинской части обвинил Виктора в связи с вдовой врага. Полковник, боевой командир танкистов, посадил старшего лейтенанта под домашний арест, чтобы тот не наделал глупостей. А через несколько дней, согласно приказу, воинская часть покинула Берлин. Виктор писал своей любимой, однако письма не доходили до адресата - их не пропускала цензура.
1.
Три послевоенных года отдал Коренев армии, а, демобилизовавшись в звании капитана, вернулся домой, в разорённый войной Донбасс. Светлана – одноклассница, первая, неосознанная, почти детская его любовь - будто ждала возвращения нашего героя. Много выпало на её долю испытаний в суровые годы войны. Летом 1941-го по зову сердца пошла она на фронт вместе с санитарным батальоном. Выносила с поля боя раненых, но удача на войне не бывает бесконечной. Однажды осколок вражеской мины настиг бесстрашную санитарку. Истекая кровью, превозмогая боль, едва дотащила она умирающего бойца до своих окопов и тут же потеряла сознание. Рана у девушки оказалась серьёзной, заживала долго и мучительно. Поправившись, осталась она служить при госпитале, где и дождалась светлого дня Великой Победы.
Встретившись после войны, молодые люди не могли наговориться. Вспоминали детство, годы учёбы, погибших школьных товарищей. Но Виктор никогда и никому не рассказывал о красавице-немке - своей первой настоящей любви, которая теперь почему-то казалась далёкой и нереальной. Лишь неспокойными тёмными ночами являлась к нему во сне прекрасная Магда в виде обнажённого изуродованного трупа с бледным лицом и роскошными растрёпанными волосами. Вздрагивая всем телом, просыпался бравый воин, вытирал со лба холодный пот и вздыхал облегчённо, понимая, что это был всего лишь ужасный сон.
После свадьбы, один за другим, у молодожёнов родились двое чудесных мальчишек, которых все очень любили. Виктор работал на шахте, заочно учился в московском вузе, но оставшаяся в прошлом война никак не хотела отпускать его из своих цепких объятий. Нет, сам он был здоров, но вот Светлана… Произведя на свет второго малыша, она вдруг почувствовала себя плохо. Врачи пытались лечить её открывшиеся раны, но, видимо, так на роду было написано у несчастной женщины - спустя какое-то время она ушла в мир иной, оставив двух маленьких сыновей и безутешного мужа.
Можно себе представить, что испытал Виктор. Конечно, родители помогали ему во всём - сыновья были сыты и ухожены. Овдовевшему отцу оставалось лишь только трудиться на благо семьи и продолжать учёбу.
Говорят, что время лечит даже самые страшные душевные раны. Однако в случае с Кореневым это правило не сработало. Он не мог, да и не хотел искать новую подругу, которая для его детей могла стать мачехой в худшем смысле этого слова. Сколько свободных женщин было тогда! Лежали их мужья и женихи в холодной сырой земле, в могилах, разбросанных от Сталинграда до ненавистного, поверженного в прах Берлина. Но лишь одна из топтавших эту Землю красавиц волновала и влекла к себе Виктора. Это была немка, прекрасная Магда, о которой он с болью и нежностью вспоминал иногда, доставая её подарок - заветный серебряный медальон, внутри которого хранилась потускневшая от времени фотография. Коренев смотрел на милые сердцу черты оставшейся в полузабытом призрачном прошлом женщины, и ему становилось легче.
2.
Среди серых размеренных будней изредка мелькали яркие праздники, когда собирались вместе воины-победители. Пили, не чокаясь, за павших, за Победу, за своё фронтовое братство, вспоминали войну. Часто заходил Виктор к Петру, своему давнему корешу-однополчанину. Они дружили семьями до того, как умерла Светлана. И зная берлинскую историю Коренева, друг хранил её в глубокой тайне. Впрочем, тогда это считалось в порядке вещей.
Чужая семья – потёмки. Со временем Виктор понял, что жена фронтового товарища Татьяна была большой любительницей выпить и гульнуть от мужа налево. Но так было не всегда. Поначалу новобрачные любили друг друга. Родилась у них маленькая дочурка, появились приятные заботы, хлопоты. Однако с самого начала совместной жизни супруги не чурались спиртного. И постепенно, всё больше и больше, пагубная привычка затягивала слабовольную женщину в мутную глубину той самой трясины, которая поглотила не одну заблудшую душу. В отличие от сдержанного в этом отношении мужа, неверная его супруга стала пить по поводу и без повода неизвестно где и с кем.
Правду говорят в народе, что пьющая женщина – не хозяйка своему хозяйству. Вот и с Татьяной произошло нечто подобное. Приняв лишнего, она не могла противиться натиску разгорячённых винными парами собутыльников, каждый из которых почему-то считал подгулявшую женщину своей законной добычей. Поползли слухи, которые со временем дошли до ушей обманутого мужа. Но было поздно. Врачи сказали, что вылечить Татьяну от алкоголизма почти невозможно.
Жестокие разборки с драками только усугубили ситуацию. От безысходности Пётр запил. Приняв на грудь, он изводил неверную супругу язвительными замечаниями и скандалами, за которыми, как правило, следовали извинения, пьяные слёзы, откровенные признания и бесчисленные уговоры забыть прошлое с тем, чтобы начать новую жизнь. Но время шло, и всё оставалось по-прежнему. А когда родился второй ребёнок, ревнивый муж обвинил Татьяну в том, что это не его сын. Однако доказать что-либо в те далёкие времена было почти невозможно. И жизнь супругов превратилась в бесконечный циклически повторяющийся кошмар, усугубляемый новыми похождениями неверной супруги.
- Пойми ты, стерва, - сидя за столом и распаляя себя всё больше, кричал Пётр, - я фронтовик! Мне человека убить – что плюнуть! И если ты, подлая тварь, не остановишься, не убоишься мужа, то пеняй, подруга, на себя. Выпила ты последнее моё терпение. Нет мне больше покоя. А твоего ублюдка недоношенного я всё равно сдам в детдом, так и знай!..
Татьяна молчала, слушала мужа, чувствуя свою вину перед ним, и думала, что, по сути, возразить ей нечего. Потом шла в чулан, принимала очередную дозу успокоительного из заныканной там бутылочки и ложилась спать. Изредка, когда уж очень сильно доставал, отвечала своему некогда любимому человеку в том же скандальном тоне:
- Ты, превративший мою жизнь в сплошной кошмар, зачем ты меня мучаешь? Смерти моей желаешь? Поверь, изверг, не боюсь я больше ничего на этом свете. Да и на том – тоже. Лучше уж конец, чем такая жизнь с тобой! Пропади ты пропадом!
Понятно, что подобный накал страстей не мог продолжаться вечно. Разводиться? Не принято это было тогда. Ведь позорное клеймо разведёнки стало бы приговором не только для Татьяны, но и для её детей. Одно дело – если отец погиб на войне. И совсем другое – когда он ушёл от гулящей матери. «Ублюдок», «недоносок» - это не самые страшные клички, с помощью которых въедливые пацаны изводили опозоренных матерями сверстников.
Положение казалось безвыходным, и однажды поздним вечером вызванный Петром наряд милиции обнаружил бездыханное тело Татьяны, удавившейся в том самом чулане, где она прятала от супруга выпивку. Забрали обоих. Мужа в КПЗ, как подозреваемого, а жену – в морг. И когда через две недели отца семейства выпустили, наконец, на свободу, Виктор не узнал своего друга. Волосы его заметно поседели, движения стали медленными и плавными, а глаза горели, будто угли, настороженно наблюдая за окружающим враждебным миром из ввалившихся почерневших глазниц. Но больше всего Коренева поразило то, что Пётр отказался пить за упокой души ушедшей в лучший мир супруги.
- Понимаешь, - говорил он осипшим голосом вдвое медленнее обычного, - я не думал, что она решится на такое. Слышал, как она там хрипит в петле и не пришёл к ней на помощь. Если бы я тогда был трезвым… была бы жива моя Танюша…
Он налил себе в стакан из стоявшей на столе бутылки с настоящей «казённой» водкой, страшным по тем временам дефицитом, но выпить не смог – от одного духа спиртного его чуть не вывернуло наизнанку.
- Пей, легче станет, - негромко посоветовал друг.
- Нет, не могу. Танька на меня смотрит и не даёт... На фронте любого Фрица, не моргнув, мог убить, а тут... Не могу…
Лицо его исказила гримаса неподдельного страдания, на глаза навернулись слёзы, и крепкие плечи здорового сильного мужчины вдруг затряслись сначала медленно, а затем всё сильнее в такт страшным нечеловеческим рыданиям…
3.
Эта трагедия стала для Виктора последней каплей. Какой-то странный «тумблер» перещёлкнулся в его голове. Откуда-то издалека, со стороны, он вдруг увидел всю свою, по сути, недолгую, но наполненную спрессованными событиями жизнь и понял, что после всего случившегося он просто не может, не имеет права покорно плыть по течению этой бурной, непостоянной, зачастую жестокой жизненной реки.
Понял, что, как истинный горняк, он должен выбрать нужное направление и упорно долбить неподатливую каменистую породу до тех пор, пока не увидит в земных глубинах вожделенный жирный пласт блестящего антрацита – чёрного золота, как его называют шахтёры. Он должен ехать в Берлин. Должен увидеть красавицу Магду. В противном случае с ним может случиться нечто подобное тому, что произошло с несчастным Петром.
За годы учёбы Виктору часто приходилось бывать в Москве, встречаться там с друзьями. Он знал, что полковник, боевой командир, под началом которого они брали Берлин, не так давно был произведён в генералы и служил при штабе Верховного Главнокомандования. Вот через него бывший танкист и решил действовать.
Генеральский стол терялся в недрах просторного кабинета с большими окнами и высоченной дверью, предназначенной, похоже, для великанов. На дворе был май 1953-го. Знамёна у стены и парадный портрет Сталина во весь рост говорили о том, что хозяин кабинета не изменил своим идеалам даже после недавней кончины Вождя всех времён и народов.
- Ну, здравствуй, Коренев, - поднялся генерал навстречу однополчанину. – Пробивной ты человек. Продавить глухую оборону моих адъютантов – это не каждому дано.
- Оборону? – улыбнулся Виктор. – Это было не самое трудное. Ведь большая часть вашего окружения – наши общие сослуживцы-фронтовики. Рад вас видеть в добром здравии.
Они обнялись. Генерал достал откуда-то початую бутылку коньяка, стаканы. Но сам пить не стал, лишь пригубил немного. Молча выслушал невесёлую историю своего бывшего подчинённого и его необычную просьбу. Встал, прошёлся по кабинету.
- Выходит, не забыл ты свою берлинскую зазнобу? Пропуск, говоришь, тебе нужен? Увидеть её хочешь? А ты подумал о том, что без малого восемь лет прошло? Надеешься, что ждёт она тебя? Эх, не знаешь ты женщин! А сам-то, сам! Жениться успел, детей наплодить. Не понимаю я тебя, Коренев. Ведь сказочку себе выдумал. Скажешь, нет?
- Нет! - глухо ответил Виктор. - Не могу её забыть, и всё тут! Чувствую, верю, что ждёт.
Он протянул собеседнику заветный медальон, подарок прекрасной немки. Тот открыл, взглянул мельком на миниатюрную фотографию.
- Да, хороша… была. Только время не стоит на месте. Меняются люди, меняются обстоятельства. Весна сорок пятого осталась в прошлом. Какая она сейчас, насколько изменилась, помнит ли то, что было между вами? Никто не знает... А может быть, как в прошлый раз, отправить тебя под домашний арест, чтобы дурь из башки вылетела? Что молчишь?
Уловив в этих словах нотки раздражения и даже едва заметные искорки гнева, Коренев медленно отодвинул свой стул, затем встал рядом с ним навытяжку, будто на плацу. Взгляд его потемневших от обиды и тоски глаз поначалу бессистемно сверлил пустоту просторного помещения, а затем, будто в стену, упёрся в слегка прищуренные внимательные глаза генерала.
- Ладно, ладно. Я пошутил, - сказал хозяин кабинета, улыбнувшись, пытаясь разрядить обстановку. – Вижу, у тебя это серьёзно. Помогу, конечно. Не обижайся на старика. В общем, так. На днях ты получишь повестку из военкомата. Будешь призван на переподготовку в ГДР, в расположение Группы советских войск. Ну, а дальше – смотри сам, по обстоятельствам. Командира полковой разведки Светлова помнишь? Он сейчас в Германии главный ГРУшник - наши глаза и уши. Вы с ним, помню, дружны были. Вот через него и действуй. В случае чего - звони лично мне по спецсвязи.
4.
Группа советских войск в Восточной Германии – в то время это было государство в государстве со своей разветвлённой инфраструктурой, управлением, со своими законами. Множество военных городков, стрельбищ, полигонов – около трёх процентов территории страны. Миновав проходную, Виктор долго бродил среди казарм, спортивных площадок, строений, порой имевших вид достаточно древний, пока не нашёл, наконец, Николая Светлова – фронтового товарища, о котором ему говорил генерал. Посидели, выпили, вспомнили войну. Коренев рассказал об истинной цели своего приезда - о Магде, показал на карте, где она жила когда-то.
- Так, французская зона оккупации Берлина, - констатировал разведчик, – Это, конечно, лучше, чем английская… Ну да ладно, что-нибудь придумаем.
На следующий день под видом местных жителей, предъявив изготовленные накануне почти настоящие документы, друзья беспрепятственно пересекли линию разграничения с французской зоной. Николай весело подмигнул товарищу, но тот не заметил, думал о своём. Май 1953-го странным образом трансформировался для него в другой - далёкий, но светлый и желанный май сорок пятого года.
В памяти вдруг вспыхнул тот яркий день, когда они, победители, с восторгом праздновали здесь, на широких улицах Великого города свою не менее Великую Победу, которую не суждено было увидеть миллионам советских воинов, погибших за то, чтобы оставшиеся в живых герои свободно и счастливо жили на этой Земле. Стоя на задней площадке трамвая, Коренев, кажется, узнавал улицы, по которым они тогда на броне боевого танка - с песнями и восторженными криками – совершили свой победный круг по разбитым улицам поверженного в прах фашистского Берлина.
Воспоминания затягивали, но вот, будто покидая свою боевую тридцатьчетвёрку, Виктор спрыгнул с подножки трамвая и быстрым шагом, опережая товарища, вошёл, почти вбежал в открытые настежь двери старого домика, не раз мелькавшего в его тревожных послевоенных снах. Здесь некогда обитала сказочная волшебница, к которой он так стремился восемь долгих лет. Судьба разлучила их, но память по-прежнему хранила милые сердцу черты красавицы Магды. Что с ней? Насколько она изменилась теперь?
За барной стойкой стоял её отец, сильно сдавший, но всё ещё крепкий пожилой мужчина. Из открытого им краника по-прежнему текло в кружки посетителей отменное баварское пиво. Старик поднял голову и вопросительно посмотрел в широко открытые глаза задохнувшегося от быстрой ходьбы бравого танкиста, которого он никак не ожидал здесь увидеть. Поражённый явлением гостя из прошлого, хозяин дома замер в изумлении. Челюсть его непроизвольно отвисла, а весёлый пенный напиток, наполнив очередную кружку, с журчанием пролился через край.
- Где она? – чуть слышно выдохнул Коренев.
- Там! – с трудом обретя дар речи, кивнул отец красавицы в сторону лестницы, которая вела куда-то вверх.
Одним махом взлетев на второй этаж и распахнув настежь небольшую дверь, наш герой, наконец, увидел её. Магда сидела за столом рядом с мальчишкой, который что-то старательно выводил в тоненькой тетради. При виде гостя женщина заметно побледнела, бросила в его сторону быстрый взгляд голубых выразительных глаз, медленно встала, подошла к Виктору, взяла его за руку и как ни в чём не бывало сказала по-русски ровным спокойным голосом:
- Я знала, я верила, что ты вернёшься. Знакомься, это твой сын.
5.
Больших трудов стоило разведчику Светлову вечером оторвать друга от красавицы Магды, от сына, который в свои семь лет достаточно хорошо говорил по-русски. Мальчишка знал, что его отец был советским танкистом, гордился этим. В своё время родня настояла, чтобы ребёнка назвали немецким именем Рентгольд, но Виктор, обняв рукой парня, сказал, что будет звать его Ромой, Ромочкой, Ромашкой. Тот, немного дичась родного человека, согласился. Тем более что во всех документах он был записан Викторовичем. И этот факт лучше любых слов говорил о том, что его мать, действительно, любила и ждала своего бравого танкиста.
Магда и Виктор были на седьмом небе от счастья. И когда, наконец, проводив сына в школу, они остались вдвоём, то возобновившийся после многолетней паузы медовый месяц вскружил им головы с новой силой, будто и не было великого множества чёрных дней и ночей разлуки, ушедших в небытие и навсегда забытых обоими. Будто никогда не расставались рождённые друг для друга две половинки единого целого – он и она. Само время остановилось для двоих, которые выдержали столь длительное испытание разлукой и, будто две капельки-росинки, слились в одну с тем, чтобы никогда больше не расставаться.
Светлов ушёл по делам, но вернувшись вечером, направил восторженные романтические мысли влюблённых в практическое русло. Решили, что Магда с сыном поедут к Виктору в Донбасс с тем, чтобы жить там всем вместе одной большой семьёй. Рома был в восторге от предстоящей поездки, и только отец красавицы никак не соглашался отпустить их в далёкую загадочную Россию, где, как он считал, медведи бродят по улицам, а люди пьют водку стаканами. Жена его, мать Магды, умерла несколько лет назад, но родни было много, и пожилой мужчина не чувствовал себя одиноким. Договорившись обо всём, влюблённые, наконец, расстались. Однако Магда, не веря в то, что счастье вернулось к ней, будто Жар-птицу, никак не хотела выпускать его из рук. Горькие слёзы текли по её щекам в момент расставания с любимым. Плакала, всеми возможными способами пытаясь удержать своего милого Виктора.
6.
Никто не знает, как, каким образом человек предчувствует грядущую беду, но любящая женщина оказалась права. На следующее утро Коренева вызвал к себе начальник особого отдела военного городка. Ничего не подозревая, наш герой вошёл в кабинет и обомлел. За столом сидел тот, по чьей злой воле он некогда расстался с Магдой - особист Пёрышкин, который восемь лет назад, угрожая расправой, запретил ему не только жениться, но даже думать о прекрасной немке.
- Ага, старый знакомый, - вымолвил с издёвкой НКВД-шник. – Снова ты здесь. Честно говоря, не ожидал от тебя такой прыти. Не успел приехать, и сразу - шасть во французскую зону. Выходит, прав я был в сорок пятом. Зря тогда не отдал тебя под трибунал.
- Да при чём тут… Я приехал за своей невестой, и на этот раз не отступлю ни перед чем, не надейся.
- Молодец, складно поёшь! Только кто тебе поверит? – угрожающе произнёс особист. - Говори, на чью разведку работаешь? Где и когда был завербован? Какое у тебя задание? Кто твой связной? Она, эта немка? Отвечай!
От этих наглых и беспочвенных обвинений у Коренева перехватило дыхание. И Пёрышкин, заметив его замешательство, пытаясь дожать, расколоть боевого офицера, выскочил из-за стола, хотел схватить его за грудки, но вдруг увидел в глазах фронтовика нечто такое, что сразу охладило рвение профессиональной ищейки. Немного успокоившись, особист достал из сейфа две пачки писем:
- Смотри, герой-любовник! Вот твои послания к ней, а это то, что она писала тебе. Сложный шифр, ничего не скажешь, но наши люди над ним работают. И лучше будет, если ты сам всё расскажешь. Ну?..
Виктор посмотрел на свои письма, свёрнутые по фронтовой привычке треугольником, бросил взгляд на вскрытые чужими руками аккуратные голубенькие конвертики Магды, и ему вдруг стало больно до слёз от такой наглой бесцеремонности. Стало невыносимо гадко оттого, что это подобие человека в форме НКВД рылось в его мыслях, изложенных на бумаге, в нежных признаниях, в чувствах, о которых должны были знать только двое – он и она. Вдруг появилось неистребимое желание за это надругательство над любящими душами разорвать подлеца-особиста на части. Но наученный горьким опытом, Коренев с большим трудом взял себя в руки, смолчал, понимая, что спорить с хозяином кабинета смертельно опасно. Здесь можно было потерять не только свободу, но и саму жизнь.
Собственно, у Пёрышкина не было никаких улик, а подозрения, как говорится, к делу не пришьёшь. Поэтому он отпустил Виктора, запретив ему выходить за пределы военного городка, что само по себе было для нашего героя большой «дипломатической победой». Не теряя времени, Коренев отправился к Светлову, и уже через полчаса говорил по спецсвязи с Москвой, с Генеральным штабом.
- В общем, так, - выслушав своего протеже, ответил ему генерал, - Особисту мы тебя не отдадим. Большой Хозяин умер, а потому подходит к концу золотое время пёрышкиных. Сегодня вечером из Германии, с военного аэродрома в Москву вылетает самолёт. Я распоряжусь, чтобы ты, немка и твой сын были вывезены на нём в столицу. Документы оформим позже, а пока… Смотри, Коренев, не опаздывай. Это твой последний шанс.
Времени было в обрез. Поэтому Светлов собрался идти к Магде, а Виктору оставалось только ждать и надеяться на благополучный исход операции. В то время местным жителям разрешено было переходить из одного сектора Берлина в другой. Но чтобы не вызвать подозрений, надо было идти налегке, без объёмистых сумок и чемоданов. Как поведёт себя Рома? Что скажет отец Магды? Сможет ли она без вещей, без нарядов броситься в омут неизвестности за своим любимым? Виктор написал ей письмо, полное нежных слов и увещеваний. Но всё равно сомнения не давали ему покоя.
Правду говорят, что самое трудное в этой жизни – ждать и догонять. Не знаю, как насчёт догонять, но вот ждать… В тот светлый майский день напряжённые часы ожидания показались нашему герою вечностью. Но вот, наконец, ближе к вечеру разгорячённый быстрой ходьбой Светлов показался на пороге его комнаты:
- Ну и задал ты мне работёнку, - улыбнулся он другу. – Ничего, всё хорошо. Твои сейчас на аэродроме, а вот тебя в проходной могут задержать - наш общий друг об этом позаботился. Придётся боевому капитану Кореневу, будто солдату-срочнику, через забор в самоволку идти. Ладно, знаю я тут один лаз. Только и у меня будет к тебе очень большая просьба. Будешь в Москве - попроси генерала, чтобы защитил, не отдал меня на съедение Пёрышкину. А то ведь у него кругом сексоты, и, чувствую, придётся мне доказывать, что я не верблюжьего рода-племени. Смотри не забудь, иначе плохо мне здесь придётся.
7.
Военный самолёт набирал высоту. Трое беглецов сидели рядом, и под низкий ровный гул моторов хотелось им прижаться друг к другу, чтобы исчезло навсегда из их чистых, но по-человечески слабых душ чувство тревоги. Чтобы появилась хоть какая-то определённость и уверенность в будущем.
- Как там встретят нас твои родные? – вздохнула Магда. – Ведь столько горя принесли им наши германские войска.
- Фашистские, милая, фашистские, - ответил Виктор. – Даже на фронте мы научились различать кровавых убийц нацистов и обманутых ими простых немцев. Наш народ никогда никому не мстил и не желал зла. И мы всегда с радостью принимали в свою большую семью добрых людей любой национальности. Всех, кто искал у нас защиты, кто хотел вступить в наше великое братство народов. Ведь СССР, Россия – это не только русские. Это Родина людей более ста национальностей.
- Может быть и так, - раздумчиво ответила женщина, - но это всё слова. А как будет на деле? Я за сына боюсь.
- Не бойся ничего, моя хорошая, - обнял её за плечи Коренев, - мы рядом, твои мужчины. Нам нечего бояться. Правда, Роман? А если серьёзно, то жить мы будем в Донбассе. Строили его всем миром, и многие строители так и остались навсегда на этой выжженной солнцем земле настоящим интернационалом. У нас и немцы есть, и татары… В общем, не беспокойся, теперь всё будет хорошо.
Магда улыбнулась облегчённо, поцеловала розовую щёчку льнущего к ней Ромашки. А в это время сильная крылатая машина, разрывая непослушные облака, сквозь дожди и туманы, сквозь ветра и непогоды - несла с таким трудом воссоединившиеся светлые души на восток. Туда, откуда испокон веков каждое утро появлялось на горизонте – одно на всех - наше великое могучее светило - символ жизни, символ тепла и радости.
Рейтинг: +6
402 просмотра
Комментарии (9)
Валерий Рыбалкин # 26 мая 2015 в 06:53 0 | ||
|
Денис Маркелов # 18 июня 2015 в 18:56 +1 | ||
|
Валерий Рыбалкин # 19 июня 2015 в 21:47 0 | ||
|
valerij reshetnik # 19 июня 2015 в 16:14 +1 | ||
|
Валерий Рыбалкин # 19 июня 2015 в 21:50 0 | ||
|
Антонида Саушкина # 3 июля 2015 в 21:23 +1 | ||
|
Валерий Рыбалкин # 3 июля 2015 в 21:37 0 | ||
|
Валерий Рыбалкин # 4 июля 2015 в 16:58 0 | ||
|