Полицейский пристав
был срочно вызван в дом хозяйки пекарни Аглаи Петровны Кукушкиной. Полная
высокая женщина рассказала, что их обокрала прислуга и скрылась с
драгоценностями.
- А что за драгоценности? Золотые, небось? С бриллиантами?!
– поинтересовался пристав.
-Ну, мы не заводчики, чтоб бриллианты носить!
Украшения в самом деле золотые и все – дочкины! А насчёт камней…
В это время
на пороге появилась дочь хозяйки – неказистая девица лет двадцати и тут же
вступила в разговор.
- Значит так. Серьги золотые с рубинами. Колье с
сапфирами, кольца … Ну, не знаю я, с какими камнями! Три кольца она украла!
-
Так. Так! – воскликнул пристав, записывая в свою тетрадь. А как звали вашу
прислугу?
- Августой её звали! А по-простому – Гутей.
- Ну, а документы вы
её видели? Рекомендации? – продолжал интересоваться участковый пристав.
- Не
было у неё ничего. Ни паспорта, ни рекомендаций! – ответила Аглая Петровна.
- Ладно, поедите со мной в участок! – обратился пристав к дочери хозяйки. –
А, впрочем, и вы, сударыня тоже!
В участке пристав достал фотографии и
выложил их перед Аглаей Петровной и её дочкой.
- Вот она, та девица! –
воскликнули обе, указав на одну фотографию.
- А, понятно, это известная
воровка, она даже сидела в тюрьме!
- Теперь тоже её надобно посадить, сколько
всего украла у моей девочки!
Пристав стал что-то писать.
- Глаза у неё
синие, волосы русые? Красивая, верно? – осведомился пристав.
- Да, уж,
недурна собой! – отозвалась г-жа Кукушкина, поймав злой взгляд дочери.
… В
течение нескольких дней Августа ходила по домам, желая устроиться прислугой.
Деньги у неё почти кончились (она продала только одно кольцо), остальные
украшения спрятала в платочке за пазухой. Её никуда не брали без паспорта. «
Берут только, когда срочно нужна прислуга или помогать на кухне некому» -
рассуждала Гутя, чувствуя лёгкое головокружение от голода.
Неожиданно она
подошла к двухэтажному особняку. К её удивлению, калитка оказалась незапертой.
Дверь ей открыла прислуга в фартуке и провела в зал, где в уютном кресле
расположилась хозяйка, ещё довольно молодая дама с открытым добрым лицом.
Девушка расплакалась, жалуясь, что у неё украли документы, и поэтому не берут на
работу. Хозяйка не особо придала значения её словам. Она понимала, что бедняжка
нуждается в работе, и она должна ей помочь.
- Сейчас сможешь на кухне
помогать, а через месяц горничная дочери уезжает в деревню, будешь Танюшку мою
обхаживать!
Впервые за много лет Гутя почувствовала себя в душевном тепле,
не такой одинокой.
– Да, что ты стоишь, бедное дитя? Наверное, и
голодная?
И хозяйка Любовь Георгиевна, и прислуга поражались, с каким
аппетитом Гутя набросилась на еду. Обе только переглядывались.
– Сколько
дней ты не ела? – поинтересовалась хозяйка. – Может, и сама со счёта сбилась?
Вот жизнь что делает с несчастными! Августу напоили, накормили, переодели и
отвели в комнату, отведённую ей для проживания, где находились две кровати. Одна
была предназначена для Татьяниной горничной, другая – для неё. Несчастная
девушка даже не почувствовала, как заснула.
Месяц работала Гутя на кухне.
Нарезала овощи, мыла кастрюли. Драила полы. Семья, в которую попала Августа, ей
нравилась. И Любовь Георгиевна, вдова генерала, и Татьяна, и младший брат Тани –
Коля – все по-доброму относились к Августе. Никто её не обижал. Потом, когда она
стала работать горничной Тани, впервые почувствовала за всю свою короткую жизнь
себя счастливой. Августе нравилось медленно расчёсывать длинные волосы Татьяны,
заплетать их в косу, помогать умываться. Таня, хотя и была генеральской дочерью,
не была избалована, высокомерна, не то, что Кукушкины.
А Кукушкины частенько
наведывались в полицейский участок, где им отвечали, что их прислуга-воровка как
в воду канула – нигде её не найти!
Как-то Татьяна, приоткрыв дверь комнаты
матери, поинтересовалась, может ли та с ней поговорить.
- Заходи, любимая !
– отозвалась Любовь Георгиевна. Татьяна вошла и устроилась возле матери. Мать
сначала не почувствовала, что дочь взволнована.
- Маменька! – проговорила
Татьяна. – Я хочу поговорить с вами о своей новой горничной!
- Ты не довольна
Августой? – удивилась Любовь Георгиевна.
- Не в том дело… Я довольна ею! Она
славная и исполнительная. Я даже не знаю, с чего начать… В общем, когда мы
вместе смотрелись в зеркало, и она меня причёсывала, я заметила, что мы очень
похожи! Просто она худенькая, неухоженная! Маменька, с чего бы это?! Ну, такое
сходство? Вы разве не замечали? У Любови Георгиевны забилось сердце. –
-Ну,
те же синие глаза. И цвет волос. И черты лица. – проговорила Татьяна. Даже Коля
обратил внимание.
Любовь Георгиевна несколько дней присматривалась к Августе,
а потом пригласила для разговора в гостиную. Гутя показалась в дверном
проёме.
- Иди ко мне, бедное дитя! Расскажи, пожалуйста, о себе, о своей
жизни!
Гутя побледнела.
- Кто были твои родители? Живы ли они? Как
случилось, что ты работаешь прислугой? Словом, всё, что ты о себе помнишь!
Гутя присела на край дивана и поджала губы. Любовь Георгиевна поняла,
что девушка не намерена ей открываться, что придётся из неё вытягивать слова.
Ещё хозяйка заметила, что Гутя дрожит.
- Ну, родителей я своих не помню…
Только приёмных… Злые они были! Часто морили голодом. Спала в холодном чулане.
Били меня. В 13 лет убежала от них. С тех пор у людей работаю. А что
случилось?! – с тревогой в голосе поинтересовалась девушка. Любовь Георгиевна
сама была взволнована.
- А как фамилия твоих приёмных родителей?
- Белых.
Точно Белых.
- А батюшку как звали?
- Белых Пётр Степанович.
- Стало
быть ты Белых Августа Петровна?
- Ничуть нет. Они почему-то даже метрики при
рождении на меня не сделали. Странно всё это… Где они меня взяли такую, без
документов?! Я спрашивала у них, в чём я была, когда подбросили? Они отвечали,
что голая. Может, поэтому и в школу не отдали, что документов не было.
- Ну,
если честным путём ты к ним попала, всё равно документы должны были сделать! –
заметила Любовь Георгиевна.
Гутя больше всего боялась, что хозяйка узнает о
её пристрастии к воровству и выгонит.
Да ещё она за воровство в тюрьме
сидела. Но Любовь Георгиевна больше ни о чём её не расспрашивала.
… Когда двадцать лет назад
молоденькая Любаша Савельева собиралась рожать, муж её, тогда капитан, должен
как назло срочно уехать по службе. Мама, жившая в другом городе, тоже не смогла
приехать из-за болезни сестры. Повитуха оказалась уже немолодой женщиной,
громкоголосой и не очень приятной. Как было принято, она удалила всех слуг в
дальнюю комнату и на кухню, открыла настежь ворота и все двери, и со словами:
«Помогай, бог, трудиться!» предстала перед корчившейся от болей Любашей. Через
час Люба родила. – Кто? – спросила она повитуху охрипшим от криков
голосом.
- Девочка у вас! – ответила та. На какое-то время роженица потеряла
сознание, а когда пришла в себя почувствовала вновь страшную боль и детский
крик.
- Что, я опять кого-то родила?! Второго ребёнка?! – закричала Любаша.
Она была слишком молода и неопытна, чтобы подозревать тогда эту повитуху.
Сейчас всё выглядело иначе. Кто-то из семьи или знакомых Белых находился возле
ворот или даже входной двери, и повитухе ничего не стоило вынести и отдать
ребёнка. Наверное, ей хорошо заплатили!
Муж хотел ещё дочь, чтобы назвать её
Любовью в честь матери, но она потом родила Колю. Любовь Георгиевна заплакала.
На следующий день никому не сказав ни слова она отправилась к той повивальной
бабке. Она помнила, где та жила. «Воровка несчастная! Она похитила моего
новорожденного ребёнка, мою девочку. Мои груди переполнялись молоком, а родной
ребёнок где-то голодал! За что?!» - негодовала в душе Любовь Георгиевна. Она
почувствовала дурноту и остановилась. Какая-то дама довела её к скамейке. «Нет,
я должна собрать силы и добраться до неё!». … Через час она стучалась в
небольшой неказистый домик на окраине города.
Худая, высокая женщина,
открывшая ей дверь, стала пятиться назад.
- Наконец-то я нашла тебя!
Наконец-то раскрылась правда! Ты не повитуха! Ты – воровка! Пойдёшь под суд,
тварь несчастная!
Когда повитухе некуда было отступать, она спряталась под
стол, накрытым длинной скатертью.
- Под столом ты, под столом! Как
нашкодившая кошка! Всё равно я до тебя доберусь! – кричала Любовь Георгиевна. –
Попробуй только не подтвердить те показания, что тебе предъявят! Ответь мне, ты
дочурку мою продала в семью Белых?!
- Да! Да! - из-под стола отвечала
повивальная бабка.
- Будь ты проклята!
Любовь Георгиевна вышла из дома.
Она наняла извозчика и поехала в полицию. Едва открыв дверь в это суровое
учреждение, Любовь Георгиевна оказалась в «объятиях» г-жи Кукушкиной, её дочери
и какого-то полицейского чина.
- Ваша дочь служила у меня прислугой! Она
известная воровка и обокрала меня!
Любовь Георгиевна почувствовала дурноту.
«Где она?» - выдохнула. Любовь Георгиевна.
- Вот! Вот! Полюбуйтесь! За
решёткой!
- Маменька! Это я, Таня! Меня на улице эта дама с дочкой схватили
за воротник и притащили сюда! Я ничего не понимаю! Они называют меня Августой и
кричат, что я украла у них драгоценности! Тут явное недоразумение! Я – Савельева
Татьяна Николаевна, дочь генерала, и никогда не была прислугой! Неужели это
…
- Тихо! – приказала ей мать. – А вам я всё верну! Ждите меня тут! – сказала
она Кукушкиным.
Если не украшениями, то деньгами. Заплачу вдвойне, только
заберите своё заявление!
Придя домой, Любовь Георгиевна обратилась к Гуте:
«Наша Татьяна в полицейском участке! Её твои Кукушкины схватили на улице и
приволокли туда. Обвиняют в краже драгоценностей. Ты ничего не хочешь мне
сказать?!»
Гутя заплакала и призналась во всём. Она сказала, что все
драгоценности в сохранности, что она успела продать только одно кольцо. Потом
она стала одеваться.
- Куда ты? – поинтересовалась Любовь Георгиевна.
- В
полицейский участок! Я должна там находиться вместо Татьяны!
- Подожди! –
неожиданно Любовь Георгиевна обняла её и прижала к себе, покрывая лицо
поцелуями. Августа ничего не могла понять.
- Что с вами?! – прошептала
она.
- Никуда ты не пойдёшь! Ты такая же мне дочь, как и Таня! Я совсем
недавно узнала об этом! А Белых тебя купили для работы по дому, я поняла
это!
Верни мне оставшиеся украшения, а я передам их Кукушкиным. А за кольцо
заплачу. Гутя принесла завёрнутые в платочек драгоценности.
Любовь Георгиевна
поспешила в полицейский участок, где её уже на пороге ждали Кукушкины.
Рассчитавшись с ними и видя, что они забрали заявление, Любовь Георгиевна
поспешила к Татьяне, которую за это время избила огромная проститутка. У
девушки были синяки на лице и на теле. Сердце матери наполнилось жалостью. «А
родись Таня второй, а не первой, мыкалась бы она, как Августа! И ещё
неизвестно, кем бы стала!» - терзалась Любовь Георгиевна.
Дома она
рассказала дочкам их историю. Девушки плакали. «Всё, ты теперь не горничная, ты
моя сестра! И Татьяна расцеловала Августу.
Они все три сидели, обнявшись,
когда в столовую вошёл Коля. Сначала он не понял ничего.
- Коля, наша сестра
нашлась! – сообщила Таня
-Видишь, как хорошо! – проговорил Коля, застыв на
месте. Потом подошёл и обнял Августу... Повитуха умерла, не дожив до суда. То ли
совесть её замучила, то ли страх перед тюрьмой не дал жить.
Августе изменили
имя . Она стала Любовью Николаевной Савельевой.
Молодые люди, ухаживавшие за
сёстрами Савельевыми, знали, что они близнецы. Но многих из них удивляло, что
Люба выглядела старше, что у глаз её уже появились морщинки и что она чаще, чем
сестра, бывает грустна и задумчива…
[Скрыть]Регистрационный номер 0224327 выдан для произведения:
ДЕЙСТВИЕ РАССКАЗА ПРОИСХОДИТ В XIX в.
Полицейский пристав
был срочно вызван в дом хозяйки пекарни Аглаи Петровны Кукушкиной. Полная
высокая женщина рассказала, что их обокрала прислуга и скрылась с
драгоценностями.
- А что за драгоценности? Золотые, небось? С бриллиантами?!
– поинтересовался пристав.
-Ну, мы не заводчики, чтоб бриллианты носить!
Украшения в самом деле золотые и все – дочкины! А насчёт камней…
В это время
на пороге появилась дочь хозяйки – неказистая девица лет двадцати и тут же
вступила в разговор.
- Значит так. Серьги золотые с рубинами. Колье с
сапфирами, кольца … Ну, не знаю я, с какими камнями! Три кольца она украла!
-
Так. Так! – воскликнул пристав, записывая в свою тетрадь. А как звали вашу
прислугу?
- Августой её звали! А по-простому – Гутей.
- Ну, а документы вы
её видели? Рекомендации? – продолжал интересоваться участковый пристав.
- Не
было у неё ничего. Ни паспорта, ни рекомендаций! – ответила Аглая Петровна.
- Ладно, поедите со мной в участок! – обратился пристав к дочери хозяйки. –
А, впрочем, и вы, сударыня тоже!
В участке пристав достал фотографии и
выложил их перед Аглаей Петровной и её дочкой.
- Вот она, та девица! –
воскликнули обе, указав на одну фотографию.
- А, понятно, это известная
воровка, она даже сидела в тюрьме!
- Теперь тоже её надобно посадить, сколько
всего украла у моей девочки!
Пристав стал что-то писать.
- Глаза у неё
синие, волосы русые? Красивая, верно? – осведомился пристав.
- Да, уж,
недурна собой! – отозвалась г-жа Кукушкина, поймав злой взгляд дочери.
… В
течение нескольких дней Августа ходила по домам, желая устроиться прислугой.
Деньги у неё почти кончились (она продала только одно кольцо), остальные
украшения спрятала в платочке за пазухой. Её никуда не брали без паспорта. «
Берут только, когда срочно нужна прислуга или помогать на кухне некому» -
рассуждала Гутя, чувствуя лёгкое головокружение от голода.
Неожиданно она
подошла к двухэтажному особняку. К её удивлению, калитка оказалась незапертой.
Дверь ей открыла прислуга в фартуке и провела в зал, где в уютном кресле
расположилась хозяйка, ещё довольно молодая дама с открытым добрым лицом.
Девушка расплакалась, жалуясь, что у неё украли документы, и поэтому не берут на
работу. Хозяйка не особо придала значения её словам. Она понимала, что бедняжка
нуждается в работе, и она должна ей помочь.
- Сейчас сможешь на кухне
помогать, а через месяц горничная дочери уезжает в деревню, будешь Танюшку мою
обхаживать!
Впервые за много лет Гутя почувствовала себя в душевном тепле,
не такой одинокой.
– Да, что ты стоишь, бедное дитя? Наверное, и
голодная?
И хозяйка Любовь Георгиевна, и прислуга поражались, с каким
аппетитом Гутя набросилась на еду. Обе только переглядывались.
– Сколько
дней ты не ела? – поинтересовалась хозяйка. – Может, и сама со счёта сбилась?
Вот жизнь что делает с несчастными! Августу напоили, накормили, переодели и
отвели в комнату, отведённую ей для проживания, где находились две кровати. Одна
была предназначена для Татьяниной горничной, другая – для неё. Несчастная
девушка даже не почувствовала, как заснула.
Месяц работала Гутя на кухне.
Нарезала овощи, мыла кастрюли. Драила полы. Семья, в которую попала Августа, ей
нравилась. И Любовь Георгиевна, вдова генерала, и Татьяна, и младший брат Тани –
Коля – все по-доброму относились к Августе. Никто её не обижал. Потом, когда она
стала работать горничной Тани, впервые почувствовала за всю свою короткую жизнь
себя счастливой. Августе нравилось медленно расчёсывать длинные волосы Татьяны,
заплетать их в косу, помогать умываться. Таня, хотя и была генеральской дочерью,
не была избалована, высокомерна, не то, что Кукушкины.
А Кукушкины частенько
наведывались в полицейский участок, где им отвечали, что их прислуга-воровка как
в воду канула – нигде её не найти!
Как-то Татьяна, приоткрыв дверь комнаты
матери, поинтересовалась, может ли та с ней поговорить.
- Заходи, любимая !
– отозвалась Любовь Георгиевна. Татьяна вошла и устроилась возле матери. Мать
сначала не почувствовала, что дочь взволнована.
- Маменька! – проговорила
Татьяна. – Я хочу поговорить с вами о своей новой горничной!
- Ты не довольна
Августой? – удивилась Любовь Георгиевна.
- Не в том дело… Я довольна ею! Она
славная и исполнительная. Я даже не знаю, с чего начать… В общем, когда мы
вместе смотрелись в зеркало, и она меня причёсывала, я заметила, что мы очень
похожи! Просто она худенькая, неухоженная! Маменька, с чего бы это?! Ну, такое
сходство? Вы разве не замечали? У Любови Георгиевны забилось сердце. –
-Ну,
те же синие глаза. И цвет волос. И черты лица. – проговорила Татьяна. Даже Коля
обратил внимание.
Любовь Георгиевна несколько дней присматривалась к Августе,
а потом пригласила для разговора в гостиную. Гутя показалась в дверном
проёме.
- Иди ко мне, бедное дитя! Расскажи, пожалуйста, о себе, о своей
жизни!
Гутя побледнела.
- Кто были твои родители? Живы ли они? Как
случилось, что ты работаешь прислугой? Словом, всё, что ты о себе помнишь!
Гутя присела на край дивана и поджала губы. Любовь Георгиевна поняла,
что девушка не намерена ей открываться, что придётся из неё вытягивать слова.
Ещё хозяйка заметила, что Гутя дрожит.
- Ну, родителей я своих не помню…
Только приёмных… Злые они были! Часто морили голодом. Спала в холодном чулане.
Били меня. В 13 лет убежала от них. С тех пор у людей работаю. А что
случилось?! – с тревогой в голосе поинтересовалась девушка. Любовь Георгиевна
сама была взволнована.
- А как фамилия твоих приёмных родителей?
- Белых.
Точно Белых.
- А батюшку как звали?
- Белых Пётр Степанович.
- Стало
быть ты Белых Августа Петровна?
- Ничуть нет. Они почему-то даже метрики при
рождении на меня не сделали. Странно всё это… Где они меня взяли такую, без
документов?! Я спрашивала у них, в чём я была, когда подбросили? Они отвечали,
что голая. Может, поэтому и в школу не отдали, что документов не было.
- Ну,
если честным путём ты к ним попала, всё равно документы должны были сделать! –
заметила Любовь Георгиевна.
Гутя больше всего боялась, что хозяйка узнает о
её пристрастии к воровству и выгонит.
Да ещё она за воровство в тюрьме
сидела. Но Любовь Георгиевна больше ни о чём её не расспрашивала.
… Когда двадцать лет назад
молоденькая Любаша Савельева собиралась рожать, муж её, тогда капитан, должен
как назло срочно уехать по службе. Мама, жившая в другом городе, тоже не смогла
приехать из-за болезни сестры. Повитуха оказалась уже немолодой женщиной,
громкоголосой и не очень приятной. Как было принято, она удалила всех слуг в
дальнюю комнату и на кухню, открыла настежь ворота и все двери, и со словами:
«Помогай, бог, трудиться!» предстала перед корчившейся от болей Любашей. Через
час Люба родила. – Кто? – спросила она повитуху охрипшим от криков
голосом.
- Девочка у вас! – ответила та. На какое-то время роженица потеряла
сознание, а когда пришла в себя почувствовала вновь страшную боль и детский
крик.
- Что, я опять кого-то родила?! Второго ребёнка?! – закричала Любаша.
Она была слишком молода и неопытна, чтобы подозревать тогда эту повитуху.
Сейчас всё выглядело иначе. Кто-то из семьи или знакомых Белых находился возле
ворот или даже входной двери, и повитухе ничего не стоило вынести и отдать
ребёнка. Наверное, ей хорошо заплатили!
Муж хотел ещё дочь, чтобы назвать её
Любовью в честь матери, но она потом родила Колю. Любовь Георгиевна заплакала.
На следующий день никому не сказав ни слова она отправилась к той повивальной
бабке. Она помнила, где та жила. «Воровка несчастная! Она похитила моего
новорожденного ребёнка, мою девочку. Мои груди переполнялись молоком, а родной
ребёнок где-то голодал! За что?!» - негодовала в душе Любовь Георгиевна. Она
почувствовала дурноту и остановилась. Какая-то дама довела её к скамейке. «Нет,
я должна собрать силы и добраться до неё!». … Через час она стучалась в
небольшой неказистый домик на окраине города.
Худая, высокая женщина,
открывшая ей дверь, стала пятиться назад.
- Наконец-то я нашла тебя!
Наконец-то раскрылась правда! Ты не повитуха! Ты – воровка! Пойдёшь под суд,
тварь несчастная!
Когда повитухе некуда было отступать, она спряталась под
стол, накрытым длинной скатертью.
- Под столом ты, под столом! Как
нашкодившая кошка! Всё равно я до тебя доберусь! – кричала Любовь Георгиевна. –
Попробуй только не подтвердить те показания, что тебе предъявят! Ответь мне, ты
дочурку мою продала в семью Белых?!
- Да! Да! - из-под стола отвечала
повивальная бабка.
- Будь ты проклята!
Любовь Георгиевна вышла из дома.
Она наняла извозчика и поехала в полицию. Едва открыв дверь в это суровое
учреждение, Любовь Георгиевна оказалась в «объятиях» г-жи Кукушкиной, её дочери
и какого-то полицейского чина.
- Ваша дочь служила у меня прислугой! Она
известная воровка и обокрала меня!
Любовь Георгиевна почувствовала дурноту.
«Где она?» - выдохнула. Любовь Георгиевна.
- Вот! Вот! Полюбуйтесь! За
решёткой!
- Маменька! Это я, Таня! Меня на улице эта дама с дочкой схватили
за воротник и притащили сюда! Я ничего не понимаю! Они называют меня Августой и
кричат, что я украла у них драгоценности! Тут явное недоразумение! Я – Савельева
Татьяна Николаевна, дочь генерала, и никогда не была прислугой! Неужели это
…
- Тихо! – приказала ей мать. – А вам я всё верну! Ждите меня тут! – сказала
она Кукушкиным.
Если не украшениями, то деньгами. Заплачу вдвойне, только
заберите своё заявление!
Придя домой, Любовь Георгиевна обратилась к Гуте:
«Наша Татьяна в полицейском участке! Её твои Кукушкины схватили на улице и
приволокли туда. Обвиняют в краже драгоценностей. Ты ничего не хочешь мне
сказать?!»
Гутя заплакала и призналась во всём. Она сказала, что все
драгоценности в сохранности, что она успела продать только одно кольцо. Потом
она стала одеваться.
- Куда ты? – поинтересовалась Любовь Георгиевна.
- В
полицейский участок! Я должна там находиться вместо Татьяны!
- Подожди! –
неожиданно Любовь Георгиевна обняла её и прижала к себе, покрывая лицо
поцелуями. Августа ничего не могла понять.
- Что с вами?! – прошептала
она.
- Никуда ты не пойдёшь! Ты такая же мне дочь, как и Таня! Я совсем
недавно узнала об этом! А Белых тебя купили для работы по дому, я поняла
это!
Верни мне оставшиеся украшения, а я передам их Кукушкиным. А за кольцо
заплачу. Гутя принесла завёрнутые в платочек драгоценности.
Любовь Георгиевна
поспешила в полицейский участок, где её уже на пороге ждали Кукушкины.
Рассчитавшись с ними и видя, что они забрали заявление, Любовь Георгиевна
поспешила к Татьяне, которую за это время избила огромная проститутка. У
девушки были синяки на лице и на теле. Сердце матери наполнилось жалостью. «А
родись Таня второй, а не первой, мыкалась бы она, как Августа! И ещё
неизвестно, кем бы стала!» - терзалась Любовь Георгиевна.
Дома она
рассказала дочкам их историю. Девушки плакали. «Всё, ты теперь не горничная, ты
моя сестра! И Татьяна расцеловала Августу.
Они все три сидели, обнявшись,
когда в столовую вошёл Коля. Сначала он не понял ничего.
- Коля, наша сестра
нашлась! – сообщила Таня
-Видишь, как хорошо! – проговорил Коля, застыв на
месте. Потом подошёл и обнял Августу... Повитуха умерла, не дожив до суда. То ли
совесть её замучила, то ли страх перед тюрьмой не дал жить.
Августе изменили
имя . Она стала Любовью Николаевной Савельевой.
Молодые люди, ухаживавшие за
сёстрами Савельевыми, знали, что они близнецы. Но многих из них удивляло, что
Люба выглядела старше, что у глаз её уже появились морщинки и что она чаще, чем
сестра, бывает грустна и задумчива…
Ой, Милочка, какой интересный сюжет!! Мне очень понравился рассказ. Увлекательный!! Спасибо тебе, дорогая!! Написала на "отлично"!! Обнимаю с тёплышком!!