Новый 1963 год Володя Сурков встречал в компании своих подчинённых, там он и познакомился с Юлей, к которой спешил сейчас с желанием, не столько поздравить, остаться с ней на ночь, раз вчера она объявила его своим женихом – мало ли не срастётся семья в интимной жизни. В подарок Володя выбрал, как полагалось к этому дню, букет красных тюльпанов. Технолог саратовского завода технического стекла до этого дарил матери лишь духи «Красная Москва», весьма вонючего свойства, поэтому поступил как повелела ему мода. В переулке, за полквартала до невесты, Володя столкнулся со статной школьницей, одетой в грязно-фиолетовую форму с наброшенным на плечи дрянным пальтишком. Лицо, грудь, выпирающая вызывающе, и раскосый наглючий взгляд вынудили его остановиться, с сожалением подумать о встрече с невзрачной Юлей, до которой рукой подать.
-Ну?
-Девочка, а сколько годков тебе, какого ты года?
-Уточняю для тугодумов: уже девушка, шестнадцати лет, и явно тебе понравилась. Ага?
-…
-Язык отнялся, парниша. Дак шагай мимо – робких не привечаю.
-Хмм, — впервые тридцатилетний с хвостиком мужчина услыхал от школьницы обращение на «ты», – значит, возраст сексуальной легитимности настал. А то я кандалов испугался.
-Легитимности? Что это такое и с чем его едят, — ещё дольше прищурилась фигуристая школьница.
-Теперь хоть целуй, хоть обнимай тебя – меня не заарестуют. Врубилась, «девушка»?!
-Я юридических университетов не заканчивала и мудреных слов через ухо не пропускаю. А что ты знаешь про этот праздник, коль ты такой умный.
-Во даёшь! – тыканье школьницы ему уже нравилось.
-Ну?
-Баранки гну. Ну, женщин поздравляют, ну, мужья полы моют за них. Ха, но ты не жена… — окончательно смутился взрослый технолог.
-Слушай меня здесь. Пятьдесят три года назад на международной конференции женщин-социалисток, где-то в Скандидавии, Клара Цеткин… знаешь такую?
-Читал, слышал. Лепечи далее.
-Не груби, парниша! Она и обозначила эту дату: восьмое марта. Через несколько лет уже в Европе стали праздновать этот день. Дарят, мужчина, дамам полевые цветы, а не эти суровые тюльпаны. Уела?
-Насмерть! Бери меня под руку, да застегни пальто хотя бы на верхнюю пуговицу.
Так Ленуся – как она представилась – и поступила, а Володя благостно повёл её, почему-то, в противоположном направлении от дома невесты. Да, невесты, так как имя её сразу из головы кавалера выветрилось и, по всей видимости, навсегда. Долго ли, коротко ли, только прохожие могли подметить время, которое привело их к первому поцелую, но люди, которые прохожие, за ними же не шли и за руками Володи не следили. Да и если бы и следили, то не почуяли бы придыхание взволнованного мужчины, тихое, слегка свистящее, возбуждённое тоже. Нет, даже умудрённые прохожие этого возбуждения не поняли бы, не ощутили. Но всё знала, ощущала и слышала Ленуся, поскольку она его и вызывала, неопытно, но целеустремлённо и настойчиво, хотя Володя этого не знал, не ведал. После поцелуя, пожалуй, третьего произошло, что не в сказке сказать, ни пером описать, да и не стоит описывать их первый грубый интим в подъезде случайном, хотя бы из-за того, что секс этот был грубым. Да и скоротечным, пожалуй. Чтобы избежать недомолвок и неясного окончания этого рассказа, замечу, что дальнейшие постельные сцены развивались, именно, развиваясь, без стандартов, присущих многим семьям.
[Скрыть]Регистрационный номер 0377488 выдан для произведения:Новый 1963 год Володя Сурков встречал в компании своих подчинённых, там он и познакомился с Юлей, к которой спешил сейчас с желанием, не столько поздравить, остаться с ней на ночь, раз вчера она объявила его своим женихом – мало ли не срастётся семья в интимной жизни. В подарок Володя выбрал, как полагалось к этому дню, букет красных тюльпанов. Технолог саратовского завода технического стекла до этого дарил матери лишь духи «Красная Москва», весьма вонючего свойства, поэтому поступил как повелела ему мода. В переулке, за полквартала до невесты, Володя столкнулся со статной школьницей, одетой в грязно-фиолетовую форму с наброшенным на плечи дрянным пальтишком. Лицо, грудь, выпирающая вызывающе, и раскосый наглючий взгляд вынудили его остановиться, с сожалением подумать о встрече с невзрачной Юлей, до которой рукой подать.
-Ну?
-Девочка, а сколько годков тебе, какого ты года?
-Уточняю для тугодумов: уже девушка, шестнадцати лет, и явно тебе понравилась. Ага?
-…
-Язык отнялся, парниша. Дак шагай мимо – робких не привечаю.
-Хмм, — впервые тридцатилетний с хвостиком мужчина услыхал от школьницы обращение на «ты», – значит, возраст сексуальной легитимности настал. А то я кандалов испугался.
-Легитимности? Что это такое и с чем его едят, — ещё дольше прищурилась фигуристая школьница.
-Теперь хоть целуй, хоть обнимай тебя – меня не заарестуют. Врубилась, «девушка»?!
-Я юридических университетов не заканчивала и мудреных слов через ухо не пропускаю. А что ты знаешь про этот праздник, коль ты такой умный.
-Во даёшь! – тыканье школьницы ему уже нравилось.
-Ну?
-Баранки гну. Ну, женщин поздравляют, ну, мужья полы моют за них. Ха, но ты не жена… — окончательно смутился взрослый технолог.
-Слушай меня здесь. Пятьдесят три года назад на международной конференции женщин-социалисток, где-то в Скандидавии, Клара Цеткин… знаешь такую?
-Читал, слышал. Лепечи далее.
-Не груби, парниша! Она и обозначила эту дату: восьмое марта. Через несколько лет уже в Европе стали праздновать этот день. Дарят, мужчина, дамам полевые цветы, а не эти суровые тюльпаны. Уела?
-Насмерть! Бери меня под руку, да застегни пальто хотя бы на верхнюю пуговицу.
Так Ленуся – как она представилась – и поступила, а Володя благостно повёл её, почему-то, в противоположном направлении от дома невесты. Да, невесты, так как имя её сразу из головы кавалера выветрилось и, по всей видимости, навсегда. Долго ли, коротко ли, только прохожие могли подметить время, которое привело их к первому поцелую, но люди, которые прохожие, за ними же не шли и за руками Володи не следили. Да и если бы и следили, то не почуяли бы придыхание взволнованного мужчины, тихое, слегка свистящее, возбуждённое тоже. Нет, даже умудрённые прохожие этого возбуждения не поняли бы, не ощутили. Но всё знала, ощущала и слышала Ленуся, поскольку она его и вызывала, неопытно, но целеустремлённо и настойчиво, хотя Володя этого не знал, не ведал. После поцелуя, пожалуй, третьего произошло, что не в сказке сказать, ни пером описать, да и не стоит описывать их первый грубый интим в подъезде случайном, хотя бы из-за того, что секс этот был грубым. Да и скоротечным, пожалуй. Чтобы избежать недомолвок и неясного окончания этого рассказа, замечу, что дальнейшие постельные сцены развивались, именно, развиваясь, без стандартов, присущих многим семьям.