Великий Шаман

            Солнце освещает всю пустошь Равьеры, словно бы нежит эту безжизненную землю, а её жители отвечают солнцу горячей преданностью и любовью. С первыми лучами поднимаются они в новый тяжёлый день, а в дни большой удачи возносят почести солнцу, разжигают костры в его честь и устраивают пляски.
            Жителям Равьеры стоило бы ненавидеть коварное солнце – выжгло оно почти все плодородные земли, превратило когда-то цветущую землю в настоящую пустошь, пожухла даже трава, стала серовато-жёлтой, болезненной, иссохли многие русла рек… жизнь стала тяжела, а всё равно Равьера почитает солнце и верит: оно смилуется над ними! – так сказал Савва – Великий Шаман – первый из тех, кто вкусил мудрость солнца.
            Савва уже три поколения нет на свете, а его пророчество живёт в пустоши Равьеры и дарит надежду его жителям, вот и  просыпаются они с первыми лучами, вступают в новый день, веру в благодать грядущую в сердце своём неся.
            Правит пустошью Равьеры Великий Шаман. Это великая честь и первая кара, потому что нельзя отречься   от этой чести, нельзя её передать, и пусть волю Шамана нельзя оспорить, несет он ответственность перед всей Равьерой. Шаман, чувствуя свой уход, выбирает, кому из жителей передаст он своё великое дело, кому теперь надлежит распределять пищу, исцелять, встречать жизнь и смерть жителей, кому поклоняться солнцу.
            Когда изо дня в день нехватка пищи, а твой дом – серая земля, закон соблюдать очень сложно. Закон теряет свой смысл и сила – единственное благо. А первая сила у Великого Шамана – он напрямую связан с солнцем, толкует его волю, ведет народ Равьеры, хранит подобие мира.
            Сегодня Солнце явило знак действующему Великому Шаману Деяну и толкование этого знака ему лично не нравилось.
***
            Деян был уже стар по меркам жителей Равьеры, проживающих в среднем около тридцати-сорока лет при удачных обстоятельствах. Да и как прожить больше, когда пищи мало, и то немногое, что удаётся взрастить на суровой земле, сурово делится? Охотой одною не прокормиться, как и рыбалкой, но привычен народ, смиряется со своей участью, не возмущается, когда Великий Шаман делит пищу каждое утро и вечер.
            Равьера несет в себе болезненность. Здесь нет улыбок – одна серость! И серость эта пожирает жизнь. Если ты не заболел, не умер в случайности суровой жизни и дожил до сорока лет – ты счастливый человек!
            А Деяну было пятьдесят пять. Из этих пятидесяти пяти лет тридцать он был Великим Шаманом, избранным предыдущим, уже ушедшим в землю, истлевшим в ней. Жизнь Шамана подразумевает то, что он не будет заниматься собирательством и охотой, но на плечах его будет тяжелая ответственность и печальная участь власти – и за эти тридцать лет Деян измучился так, что уже почти молил солнце о смерти.
            И в третий раз он получал от солнца знак скорейшего ее приближения, и в третий раз холодный ужас охватывал всё его существо, признанное всеми жителями Равьеры мудрым – чтобы уйти достойно, нужно передать свою власть и свой долг. Но кому? Кого обречь в страшное бремя, а самое главное, как донести то, что понял сам Деян совсем недавно, но побоялся исполнить, не полагаясь уже на свое тело и дух?
            Да, Деян, каждый день возносивший мольбы к Солнцу, что должно было сжалиться над Равьерой по пророчеству Савва, давно подозревал неточность, если не сказать даже несбыточность этой мольбы. Он не мог заставить себя представить как вдруг серый край Равьеры снова зацветет  и зазеленеет, как говорят было в прежние, самые далекие времена; как вернутся бурные потоки рек; появятся певчие птицы и будет много всякого зверья.
            Деян не верил в это с самого детства, но молчал, понимая внутренним и страшным, совсем недетским умом, что всё походит на прекрасную сказку, не больше. Но он молчал детство, не выказывая и малейшего недоверия, молчал в юности, и когда старый Шаман выбирал себе преемника, обходя всех жителей кругом, вглядываясь в глаза каждого, тоже не верил. И когда старый Шаман вдруг встал против него, внимательно глядя в глаза, Деян впервые почувствовал как трудно ему сдержаться – он закусил губу до крови, сжал руки в кулаки, совсем даже не чувствуя боли и не выдержал взгляда Шамана, потупился, про себя надеясь, что тот поймет его сомнение.
            И в ту же минуту Шаман коснулся его груди, отмечая своим преемником.
            Это было жестокое издевательство. Деян попытался поверить, просиживал над текстами из числа тех, что уцелели, день и ночь, обучаясь великому мастерству исцеления и гадания. Но все ритуалы, обряды и те суды, что был он вынужден чинить, не принесли ему никакой веры. Его губы шептали чужие слова молитву к солнцу, а ум знал: солнце останется глухим.
            И к тяжести уходящих лет добавилась вина. А после и четкое осознание: чтобы спасти народ Равьеры, нужно увести его прочь от пустоши.
            Но человек труслив. Человек, привыкший жить в почтении и не бросившийся в видимый мятеж ни разу, труслив вдвойне. Деян оттягивал этот момент и оттягивал, а потом махнул рукою совсем, решив, что к исходу своей жизни, когда солнце явит ему свой знак о скорой кончине, передаст эту боль и это бремя кому-нибудь другому и тот, более молодой и решительный уведет народ Равьеры прочь, отыщет дивный край.
            Но солнце явило свой знак в третий раз и торопило с выбором. А выбор оказался очень сложен.
***
            Деян считал, что преемником в таком важном деле должен быть человек молодой. Требовалось заставить народ совершить передвижение прочь от пустоши куда-нибудь к югу и найти новое место, а для этого нужно и время и сила. Но для этого требовался и опыт, и терпение – да и слабого выбрать никак нельзя – сгинет весь народ.
            И кто? Кто?
            Деян жадно вглядывался в лица, сосредоточенно жующие вечернюю и утреннюю порцию суровой пищи, всматривался в глаза, обращавшиеся к солнцу, и искал. И все жители знали, кого он ищет, и терпеливо ждали его воли.
            А Деян мучился. Из молодых жителей пустоши он мог назвать всего трёх, кто мог выделяться среди своих. И в каждом было что-то, что не позволяло Деяну выбрать окончательно.
            Вук – потомок великих охотников, молодой, скорый на всякий труд и удачливый на поиск пищи, высокий и сильный – был первым претендентом. Но Деян научился смотреть в будущее и видел, что Вук успешен только здесь, в суровости. Уведи его в светлый и зеленый край, и он захворает и сдаст позиции, и всякая его сила, удачливость станет злобой и завистью. Он привык быть первым и сильным, а в новом краю сила должна иметь важное, но не ведущее значение.
            И всё же – ему под силу было бы переубедить народ Равьеры, если бы кто-то убедил самого Вука нарушить древнюю веру в снисхождение солнца и увести всех от пустоши. А Вук упрям -  Так размышляет о нём Великий шаман Деян.
            Второй – Горан  - человек хитрый. Юркий, прославленный собирательством, всегда быстрый на выдумку – как кувшин залатать, как плоды земли от вредных червей защитить, да как землянку половчее поставить, чтобы пол гнилью не пошёл. Да только отворачивает от выбора в его пользу Деяна одно: взгляд Горана. Не бывает такого взгляда у людей, лишь у змей. Словно бы добрый, а веры к нему у Деяна нет.
            Такой бы увел народ хитростью, а там… стал бы царем над ним, как в книгах древних. А жители Равьеры с самого своего прихода поклялись царей не держать и покоряться  лишь Великому Шаману и древним обрядам, традициям и воле солнца.
            За свободой ушли люди Равьеры!
            А третий – тихий, задумчивый, словно не от мира сего – Тиян. Всё тянет его бродить по земле и пустоши касаться руками, словно говорит он с нею или ищет чего. Взгляд светлый, сердце доброе – всегда покладист и вежлив, порцию свою уступит тому, кто менее другого получил за день, да благодарностей за это ждать не станет.
            Но выживет ли такой в сложном деле?
            Страдает Деян. Солнце ясно явило три знака и четвертого уж ждать не стоит – придет смерть, а с нею что? Погибель жителям Равьеры? Нет, долг надо выполнить, надо решиться и надо выбрать.
            И задумывает Деян. Сходит солнце, погружается пустошь в сумрак, устало разбредаются люди, а тут же шепот: Великий Шаман вызвал к себе Вука! Посмеиваются люди, думают – выбор-то верным кажется – всем известно, что Деян стар.
***
            А Вук будто бы ждал – смотрит он гордо, хоть и почтительно держится, но чувствует скорейшую перемену, думается ему, что угадал он волю Великого Шамана. А Деян мягко улыбается, велит сесть и спрашивает:
-Есть ли в тебе гнев?
-Во мне? – возмущается Вук, желает он показать Великому Шаману, как мысль сама оскорбительна ему, но вдруг вспоминается и укором встаёт перед мысленным взором картина: прекрасная Илия пробегает мимо него, вернувшегося с удачной охоты, бросается в слезах и в мольбах на колени пред раненым Милуном – охотником весьма средним и даже неуклюжим. И ужасная горечь, смешанная с яростью охватывает сердце Вука, чернит ему ум и хочется ему разбить голову Милуну о камень, лишь бы не смотрела на него Илия, лишь бы на одного Вука взор свой обращала и лишь его одного видела!
            Вук прячет взор, краснеет, но признаёт:
-Есть, Великий Шаман. Я признаю это.
            Деян качает головою, но не с осуждением, а даже с удивлением – не ожидал он честного признания!
-А что станешь делать, если власть моя к тебе перейдет?
            Вук, не удержавшись, смотрит на Деяна, нервно сглатывает и осипшим голосом отвечает:
-Стал защищать бы слабых, исцелял бы больных, старых окружил бы почетом и перевел бы на тихие работы.
-Нет тут тихих,- напоминает Деян. – Всё в тяжести одной. Повсюду пустошь.
-Прости, Великий Шаман,- Вук почти шепчет, отчаянно робеет он перед Деяном,- но не пустошью Равьеры мир закончен.
-В пророчество Савва не веришь?- Деян даже в лице меняется в изумлении. Не он один не верит! Не один! А казалось, что Вук – образец традиционного уклада!
-Я его не слышал, - признает Вук,- но здесь – погибель. Добывать еду все сложнее. Делить же те крохи… нет, это невыносимо для меня.
            Нечего сказать на это Деяну. Ему самому невыносимо, но нужно – так велит долг. Но видит теперь Великий Шаман, что обманулся он в Вуке, и не таким оказался юноша, как представлялось ему.
-Ступай,- с неохотой велит Деян – на сердце его мутная хмарь.
***
            Вновь шепот по землянкам Равьеры: Великий Шаман вызвал к себе Горана, а Вука ни с чем вернул! Неужели Горан?
            Горан держится удивлённо, но с достоинством.
-Есть ли в тебе гордыня? – спрашивает Деян.
-Её нет только в глупцах,- отвечает Горан, - только глупец и неспособный к какому-то делу не желает стать лучшим. Гордыня – грех солнца, но всякий человек грешен, и не всякий человек обращает грех пользой.
            Деян морщится. Как человеку ему неприятен Горан, как Великому Шаману – логичен. Но человек – ничто, а Великий Шаман – это путь.
-Умеешь ли ты обуздать свои чувства? – продолжает Великий Шаман, а человек внутри этой могущественной оболочки молит беззвучно о глупом ответе.
            Но Горан спокоен и пожимает плечами:
-Умею лучше многих.
-А что станешь делать, если власть мою примешь?
-Соберу всех жителей и дам им выбор – идти ли со мною на погибель, а может и на  удачу, или оставаться здесь. Здесь пустошь, нет пищи и от вида серой земли вечная тоска. но я дам выбор. Если есть те, кто хочет остаться здесь, пусть остаются – свободен дух человека. Но иных поведу я вперед к неизвестному, и солнце, смилостивившись над нами, даст нам новый приют.
            Выбор… как неприятно слышать это Деяну. Он сам должен сделать первый и самый важный выбор, который затронет каждого. А ему этого выбора не дали, его просто выбрали, не спросив желания и сердца.
            И теперь он сам должен поступить также и взять на себя ответственность за многих, ответственность, что растянется за ним в вечности. Впрочем, ему интересен тот момент, что уже второй из трех кандидатов говорит об уходе, а ему-то чудилось, что лишь он желает этого и дошел до неизбежности!
-А пророчество Савва? – это последняя надежда и защита.
-Будет новое, - Горан спокоен. Он верит в свои силы и потому держится нагло.
-Ступай! – его Деян прогоняет с криком, так не полагается Великому Шаману, но хочется быть иногда человеком.
***
            Третий слух совсем тревожен: Тиян! Его в Великие Шаманы? Не хочет спорить народ Равьеры с волей Великого Шамана, но тень недовольства появляется в голосах.
            А Тиян испуган.
-Меня? Не хотите же вы выбрать меня?
-Отвечай на мои вопросы, - напоминает Великий Шаман, - как станешь поступать ты, если власть моя в руки твои придет?
-Я?.. – Тиян и не думал об этом прежде, он растерян, но собирается все же с духом,- я буду защитником. Я буду возносить мольбы солнцу и небу, буду покровительствовать милосердию и стану проводником добродетели…
            Морщится Деян – слова пусты и ничего не значат.
-Уведешь ли ты народ Равьеры из пустоши?
-А пророчество Савва?- пугается еще больше Тиян и вдруг мрачнеет, шепотом спрашивает,- оно – ложь?
-Уже три поколения мертв Савва. Его пророчество живет и мешает жить. У нас нет возможностей терпеть дальше пустошь. С каждым годом рождается все меньше детей, многие слегли в прошлом сезоне с лихорадкой и мольбами тут не поможешь. Сможешь ли ты, Тиян, вести народ?
            Тиян сереет, словно сам подхватил ту лихорадку, что буйствовала в прошлом сезоне и отвечает отрывисто, нервно:
-Прошу вас! Не надо!
            Деян вздыхает с облегчением. Решение приходит к нему.
***
            Горан, Тиян и Вук смотрят в изумлении на своего Шамана – прежде не бывало такого в Равьере волнения! Ждут у землянки Великого Шамана жители, переговариваются, шумят, спорят. Больше склоняются к Вуку, но есть и те, кто отстаивает Горана и даже Тияна. А они стоят перед Деяном и ждут его воли, скрывая нервность.
-В каждом из вас, - Деян готовился, но нервничает он больше даже, чем его возможные преемники, - есть добродетель, необходимая нашему народу, но есть и нечто, что помешает эту добродетель привести в нужную форму. Каждый из нас должен заботиться о народе Равьеры, и все мы должны объединиться, чтобы вернуть мир и покой ее жителям. И я, ваш Великий Шаман, спрашиваю, готовы ли вы пойти на жертвы, чтобы обеспечить процветание народу?
-Готов, Великий Шаман! – Горан усмехается.
-Да, - просто отвечает Вук.
            Тиян кивает – слишком много чувства в нём и он не в состоянии выразить этого. Пройдут года, и он проклянёт этот день, столкнувшись с предательством Горана, и сам будет вынужден предавать  в ответ, растеряет всякую мечтательность и всякую веру. Останется лишь слепая ярость, в припадке которой он будет проклинать этот день.
            Но прежде пройдут годы.
-Я считаю вас самыми достойными представителями народа. Ум, сила и добродетель… вы объединяете это, а значит, вам выпадает великая, но горькая доля – вести народ.
-Втроем?- уточняет Вук. – Великий Шаман, но как это возможно?
-Будь вас двое, меж вами началось бы соперничество. Но вас трое. Вы должны сдержать друг друга. Вы втроем понесете мои обязанности. Вук поведет народ, Тиян станет судить и исцелять его, а Горан проповедовать людям и внушать им надежду в трудном пути к новой жизни.
            Это казалось Деяну верным решением. Он не отдавал никому одному своего тяжелого груза, а распределял его так, как казалось ему справедливым. Справедливость сгорит быстро, когда Вук услышит кусок проповеди Горана и поймёт, что тот все его заслуги приписывает своим мольбам к солнцу, а не удали или силе Вука. Бешеная ярость обожжет тогда сердце, но Тиян удержит:
-Опомнись, брат!
            И Вук не причинит вреда Горану, а много позже скажет с горечью Тияну, когда Горан обратит свой ум и хитрость для усиления своей власти:
-Напрасно ты остановил мой гнев!
            Но это будет еще нескоро. Пока они стоят втроем перед Великим Шаманом, преисполненные праведного чувства и гордые своей участью. И ни в ком из них нет тени сомнений, лишь уверенность и долг.
            Такой долг позволит Вуку говорить с народом, как с единым человеком и убедит его идти следом.
            Такой долг даст Тияну возможность быть милосердным в самых спорных вопросах строения нового мира измученного ожиданием народа.
            И такой же долг будет терзать Горана, спрашивая: почему думают оба его названных брата о текущем благе и не смотрят вперед? Со всех сторон новую общину будут теснить, а мягкость тройного правления растянет каждое решение до невозможной лености и решит стремительности. Он пойдет к Вуку и будет просить дисциплины, но не будет услышан. Направится к Тияну и не найдет понимания. И тогда решит действовать сам, принимая клеймо предателя.
-Подлец! Земляной червь! – даже Тиян выйдет из себя и будет в ярости, узнав об отвращении народа от себя,- это ты, змей! Это все твой гнилой язык!
-Это будущее! – возразит устало Горан, обернется к Вуку,- что считаешь ты?
-Оставьте! – взмолится он,- надоело! Будь проклят тот день!..
            Но солнце еще не встало столько раз, чтобы осветить этот час, полный печали.
-Вы пройдете этот путь втроем! – Деян верит в это так, как никогда и ни во что не верил. – Согласны ли вы принять мою волю?
-Ваша воля, Великий Шаман,- Горан серьезнеет.
-Да,-  просто отзывается Вук.
            Тиян молча кивает. И Деян счастливо оглядывает славную троицу, зная, что через несколько часов его солнце в последний раз зайдет, и унесет его тяжелую, трудную жизнь, а он отметит свой конец славный продолжением дела.
            Деян искренне верит в это. Солнце не являет ему правды, не показывает и знака, не дает и намека, может быть, жалея своего старого и измученного жреца, а, может быть, оно и вовсе не интересуется людскими серыми жизнями.
 
 
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2022

Регистрационный номер №0505226

от 11 апреля 2022

[Скрыть] Регистрационный номер 0505226 выдан для произведения:             Солнце освещает всю пустошь Равьеры, словно бы нежит эту безжизненную землю, а её жители отвечают солнцу горячей преданностью и любовью. С первыми лучами поднимаются они в новый тяжёлый день, а в дни большой удачи возносят почести солнцу, разжигают костры в его честь и устраивают пляски.
            Жителям Равьеры стоило бы ненавидеть коварное солнце – выжгло оно почти все плодородные земли, превратило когда-то цветущую землю в настоящую пустошь, пожухла даже трава, стала серовато-жёлтой, болезненной, иссохли многие русла рек… жизнь стала тяжела, а всё равно Равьера почитает солнце и верит: оно смилуется над ними! – так сказал Савва – Великий Шаман – первый из тех, кто вкусил мудрость солнца.
            Савва уже три поколения нет на свете, а его пророчество живёт в пустоши Равьеры и дарит надежду его жителям, вот и  просыпаются они с первыми лучами, вступают в новый день, веру в благодать грядущую в сердце своём неся.
            Правит пустошью Равьеры Великий Шаман. Это великая честь и первая кара, потому что нельзя отречься   от этой чести, нельзя её передать, и пусть волю Шамана нельзя оспорить, несет он ответственность перед всей Равьерой. Шаман, чувствуя свой уход, выбирает, кому из жителей передаст он своё великое дело, кому теперь надлежит распределять пищу, исцелять, встречать жизнь и смерть жителей, кому поклоняться солнцу.
            Когда изо дня в день нехватка пищи, а твой дом – серая земля, закон соблюдать очень сложно. Закон теряет свой смысл и сила – единственное благо. А первая сила у Великого Шамана – он напрямую связан с солнцем, толкует его волю, ведет народ Равьеры, хранит подобие мира.
            Сегодня Солнце явило знак действующему Великому Шаману Деяну и толкование этого знака ему лично не нравилось.
***
            Деян был уже стар по меркам жителей Равьеры, проживающих в среднем около тридцати-сорока лет при удачных обстоятельствах. Да и как прожить больше, когда пищи мало, и то немногое, что удаётся взрастить на суровой земле, сурово делится? Охотой одною не прокормиться, как и рыбалкой, но привычен народ, смиряется со своей участью, не возмущается, когда Великий Шаман делит пищу каждое утро и вечер.
            Равьера несет в себе болезненность. Здесь нет улыбок – одна серость! И серость эта пожирает жизнь. Если ты не заболел, не умер в случайности суровой жизни и дожил до сорока лет – ты счастливый человек!
            А Деяну было пятьдесят пять. Из этих пятидесяти пяти лет тридцать он был Великим Шаманом, избранным предыдущим, уже ушедшим в землю, истлевшим в ней. Жизнь Шамана подразумевает то, что он не будет заниматься собирательством и охотой, но на плечах его будет тяжелая ответственность и печальная участь власти – и за эти тридцать лет Деян измучился так, что уже почти молил солнце о смерти.
            И в третий раз он получал от солнца знак скорейшего ее приближения, и в третий раз холодный ужас охватывал всё его существо, признанное всеми жителями Равьеры мудрым – чтобы уйти достойно, нужно передать свою власть и свой долг. Но кому? Кого обречь в страшное бремя, а самое главное, как донести то, что понял сам Деян совсем недавно, но побоялся исполнить, не полагаясь уже на свое тело и дух?
            Да, Деян, каждый день возносивший мольбы к Солнцу, что должно было сжалиться над Равьерой по пророчеству Савва, давно подозревал неточность, если не сказать даже несбыточность этой мольбы. Он не мог заставить себя представить как вдруг серый край Равьеры снова зацветет  и зазеленеет, как говорят было в прежние, самые далекие времена; как вернутся бурные потоки рек; появятся певчие птицы и будет много всякого зверья.
            Деян не верил в это с самого детства, но молчал, понимая внутренним и страшным, совсем недетским умом, что всё походит на прекрасную сказку, не больше. Но он молчал детство, не выказывая и малейшего недоверия, молчал в юности, и когда старый Шаман выбирал себе преемника, обходя всех жителей кругом, вглядываясь в глаза каждого, тоже не верил. И когда старый Шаман вдруг встал против него, внимательно глядя в глаза, Деян впервые почувствовал как трудно ему сдержаться – он закусил губу до крови, сжал руки в кулаки, совсем даже не чувствуя боли и не выдержал взгляда Шамана, потупился, про себя надеясь, что тот поймет его сомнение.
            И в ту же минуту Шаман коснулся его груди, отмечая своим преемником.
            Это было жестокое издевательство. Деян попытался поверить, просиживал над текстами из числа тех, что уцелели, день и ночь, обучаясь великому мастерству исцеления и гадания. Но все ритуалы, обряды и те суды, что был он вынужден чинить, не принесли ему никакой веры. Его губы шептали чужие слова молитву к солнцу, а ум знал: солнце останется глухим.
            И к тяжести уходящих лет добавилась вина. А после и четкое осознание: чтобы спасти народ Равьеры, нужно увести его прочь от пустоши.
            Но человек труслив. Человек, привыкший жить в почтении и не бросившийся в видимый мятеж ни разу, труслив вдвойне. Деян оттягивал этот момент и оттягивал, а потом махнул рукою совсем, решив, что к исходу своей жизни, когда солнце явит ему свой знак о скорой кончине, передаст эту боль и это бремя кому-нибудь другому и тот, более молодой и решительный уведет народ Равьеры прочь, отыщет дивный край.
            Но солнце явило свой знак в третий раз и торопило с выбором. А выбор оказался очень сложен.
***
            Деян считал, что преемником в таком важном деле должен быть человек молодой. Требовалось заставить народ совершить передвижение прочь от пустоши куда-нибудь к югу и найти новое место, а для этого нужно и время и сила. Но для этого требовался и опыт, и терпение – да и слабого выбрать никак нельзя – сгинет весь народ.
            И кто? Кто?
            Деян жадно вглядывался в лица, сосредоточенно жующие вечернюю и утреннюю порцию суровой пищи, всматривался в глаза, обращавшиеся к солнцу, и искал. И все жители знали, кого он ищет, и терпеливо ждали его воли.
            А Деян мучился. Из молодых жителей пустоши он мог назвать всего трёх, кто мог выделяться среди своих. И в каждом было что-то, что не позволяло Деяну выбрать окончательно.
            Вук – потомок великих охотников, молодой, скорый на всякий труд и удачливый на поиск пищи, высокий и сильный – был первым претендентом. Но Деян научился смотреть в будущее и видел, что Вук успешен только здесь, в суровости. Уведи его в светлый и зеленый край, и он захворает и сдаст позиции, и всякая его сила, удачливость станет злобой и завистью. Он привык быть первым и сильным, а в новом краю сила должна иметь важное, но не ведущее значение.
            И всё же – ему под силу было бы переубедить народ Равьеры, если бы кто-то убедил самого Вука нарушить древнюю веру в снисхождение солнца и увести всех от пустоши. А Вук упрям -  Так размышляет о нём Великий шаман Деян.
            Второй – Горан  - человек хитрый. Юркий, прославленный собирательством, всегда быстрый на выдумку – как кувшин залатать, как плоды земли от вредных червей защитить, да как землянку половчее поставить, чтобы пол гнилью не пошёл. Да только отворачивает от выбора в его пользу Деяна одно: взгляд Горана. Не бывает такого взгляда у людей, лишь у змей. Словно бы добрый, а веры к нему у Деяна нет.
            Такой бы увел народ хитростью, а там… стал бы царем над ним, как в книгах древних. А жители Равьеры с самого своего прихода поклялись царей не держать и покоряться  лишь Великому Шаману и древним обрядам, традициям и воле солнца.
            За свободой ушли люди Равьеры!
            А третий – тихий, задумчивый, словно не от мира сего – Тиян. Всё тянет его бродить по земле и пустоши касаться руками, словно говорит он с нею или ищет чего. Взгляд светлый, сердце доброе – всегда покладист и вежлив, порцию свою уступит тому, кто менее другого получил за день, да благодарностей за это ждать не станет.
            Но выживет ли такой в сложном деле?
            Страдает Деян. Солнце ясно явило три знака и четвертого уж ждать не стоит – придет смерть, а с нею что? Погибель жителям Равьеры? Нет, долг надо выполнить, надо решиться и надо выбрать.
            И задумывает Деян. Сходит солнце, погружается пустошь в сумрак, устало разбредаются люди, а тут же шепот: Великий Шаман вызвал к себе Вука! Посмеиваются люди, думают – выбор-то верным кажется – всем известно, что Деян стар.
***
            А Вук будто бы ждал – смотрит он гордо, хоть и почтительно держится, но чувствует скорейшую перемену, думается ему, что угадал он волю Великого Шамана. А Деян мягко улыбается, велит сесть и спрашивает:
-Есть ли в тебе гнев?
-Во мне? – возмущается Вук, желает он показать Великому Шаману, как мысль сама оскорбительна ему, но вдруг вспоминается и укором встаёт перед мысленным взором картина: прекрасная Илия пробегает мимо него, вернувшегося с удачной охоты, бросается в слезах и в мольбах на колени пред раненым Милуном – охотником весьма средним и даже неуклюжим. И ужасная горечь, смешанная с яростью охватывает сердце Вука, чернит ему ум и хочется ему разбить голову Милуну о камень, лишь бы не смотрела на него Илия, лишь бы на одного Вука взор свой обращала и лишь его одного видела!
            Вук прячет взор, краснеет, но признаёт:
-Есть, Великий Шаман. Я признаю это.
            Деян качает головою, но не с осуждением, а даже с удивлением – не ожидал он честного признания!
-А что станешь делать, если власть моя к тебе перейдет?
            Вук, не удержавшись, смотрит на Деяна, нервно сглатывает и осипшим голосом отвечает:
-Стал защищать бы слабых, исцелял бы больных, старых окружил бы почетом и перевел бы на тихие работы.
-Нет тут тихих,- напоминает Деян. – Всё в тяжести одной. Повсюду пустошь.
-Прости, Великий Шаман,- Вук почти шепчет, отчаянно робеет он перед Деяном,- но не пустошью Равьеры мир закончен.
-В пророчество Савва не веришь?- Деян даже в лице меняется в изумлении. Не он один не верит! Не один! А казалось, что Вук – образец традиционного уклада!
-Я его не слышал, - признает Вук,- но здесь – погибель. Добывать еду все сложнее. Делить же те крохи… нет, это невыносимо для меня.
            Нечего сказать на это Деяну. Ему самому невыносимо, но нужно – так велит долг. Но видит теперь Великий Шаман, что обманулся он в Вуке, и не таким оказался юноша, как представлялось ему.
-Ступай,- с неохотой велит Деян – на сердце его мутная хмарь.
***
            Вновь шепот по землянкам Равьеры: Великий Шаман вызвал к себе Горана, а Вука ни с чем вернул! Неужели Горан?
            Горан держится удивлённо, но с достоинством.
-Есть ли в тебе гордыня? – спрашивает Деян.
-Её нет только в глупцах,- отвечает Горан, - только глупец и неспособный к какому-то делу не желает стать лучшим. Гордыня – грех солнца, но всякий человек грешен, и не всякий человек обращает грех пользой.
            Деян морщится. Как человеку ему неприятен Горан, как Великому Шаману – логичен. Но человек – ничто, а Великий Шаман – это путь.
-Умеешь ли ты обуздать свои чувства? – продолжает Великий Шаман, а человек внутри этой могущественной оболочки молит беззвучно о глупом ответе.
            Но Горан спокоен и пожимает плечами:
-Умею лучше многих.
-А что станешь делать, если власть мою примешь?
-Соберу всех жителей и дам им выбор – идти ли со мною на погибель, а может и на  удачу, или оставаться здесь. Здесь пустошь, нет пищи и от вида серой земли вечная тоска. но я дам выбор. Если есть те, кто хочет остаться здесь, пусть остаются – свободен дух человека. Но иных поведу я вперед к неизвестному, и солнце, смилостивившись над нами, даст нам новый приют.
            Выбор… как неприятно слышать это Деяну. Он сам должен сделать первый и самый важный выбор, который затронет каждого. А ему этого выбора не дали, его просто выбрали, не спросив желания и сердца.
            И теперь он сам должен поступить также и взять на себя ответственность за многих, ответственность, что растянется за ним в вечности. Впрочем, ему интересен тот момент, что уже второй из трех кандидатов говорит об уходе, а ему-то чудилось, что лишь он желает этого и дошел до неизбежности!
-А пророчество Савва? – это последняя надежда и защита.
-Будет новое, - Горан спокоен. Он верит в свои силы и потому держится нагло.
-Ступай! – его Деян прогоняет с криком, так не полагается Великому Шаману, но хочется быть иногда человеком.
***
            Третий слух совсем тревожен: Тиян! Его в Великие Шаманы? Не хочет спорить народ Равьеры с волей Великого Шамана, но тень недовольства появляется в голосах.
            А Тиян испуган.
-Меня? Не хотите же вы выбрать меня?
-Отвечай на мои вопросы, - напоминает Великий Шаман, - как станешь поступать ты, если власть моя в руки твои придет?
-Я?.. – Тиян и не думал об этом прежде, он растерян, но собирается все же с духом,- я буду защитником. Я буду возносить мольбы солнцу и небу, буду покровительствовать милосердию и стану проводником добродетели…
            Морщится Деян – слова пусты и ничего не значат.
-Уведешь ли ты народ Равьеры из пустоши?
-А пророчество Савва?- пугается еще больше Тиян и вдруг мрачнеет, шепотом спрашивает,- оно – ложь?
-Уже три поколения мертв Савва. Его пророчество живет и мешает жить. У нас нет возможностей терпеть дальше пустошь. С каждым годом рождается все меньше детей, многие слегли в прошлом сезоне с лихорадкой и мольбами тут не поможешь. Сможешь ли ты, Тиян, вести народ?
            Тиян сереет, словно сам подхватил ту лихорадку, что буйствовала в прошлом сезоне и отвечает отрывисто, нервно:
-Прошу вас! Не надо!
            Деян вздыхает с облегчением. Решение приходит к нему.
***
            Горан, Тиян и Вук смотрят в изумлении на своего Шамана – прежде не бывало такого в Равьере волнения! Ждут у землянки Великого Шамана жители, переговариваются, шумят, спорят. Больше склоняются к Вуку, но есть и те, кто отстаивает Горана и даже Тияна. А они стоят перед Деяном и ждут его воли, скрывая нервность.
-В каждом из вас, - Деян готовился, но нервничает он больше даже, чем его возможные преемники, - есть добродетель, необходимая нашему народу, но есть и нечто, что помешает эту добродетель привести в нужную форму. Каждый из нас должен заботиться о народе Равьеры, и все мы должны объединиться, чтобы вернуть мир и покой ее жителям. И я, ваш Великий Шаман, спрашиваю, готовы ли вы пойти на жертвы, чтобы обеспечить процветание народу?
-Готов, Великий Шаман! – Горан усмехается.
-Да, - просто отвечает Вук.
            Тиян кивает – слишком много чувства в нём и он не в состоянии выразить этого. Пройдут года, и он проклянёт этот день, столкнувшись с предательством Горана, и сам будет вынужден предавать  в ответ, растеряет всякую мечтательность и всякую веру. Останется лишь слепая ярость, в припадке которой он будет проклинать этот день.
            Но прежде пройдут годы.
-Я считаю вас самыми достойными представителями народа. Ум, сила и добродетель… вы объединяете это, а значит, вам выпадает великая, но горькая доля – вести народ.
-Втроем?- уточняет Вук. – Великий Шаман, но как это возможно?
-Будь вас двое, меж вами началось бы соперничество. Но вас трое. Вы должны сдержать друг друга. Вы втроем понесете мои обязанности. Вук поведет народ, Тиян станет судить и исцелять его, а Горан проповедовать людям и внушать им надежду в трудном пути к новой жизни.
            Это казалось Деяну верным решением. Он не отдавал никому одному своего тяжелого груза, а распределял его так, как казалось ему справедливым. Справедливость сгорит быстро, когда Вук услышит кусок проповеди Горана и поймёт, что тот все его заслуги приписывает своим мольбам к солнцу, а не удали или силе Вука. Бешеная ярость обожжет тогда сердце, но Тиян удержит:
-Опомнись, брат!
            И Вук не причинит вреда Горану, а много позже скажет с горечью Тияну, когда Горан обратит свой ум и хитрость для усиления своей власти:
-Напрасно ты остановил мой гнев!
            Но это будет еще нескоро. Пока они стоят втроем перед Великим Шаманом, преисполненные праведного чувства и гордые своей участью. И ни в ком из них нет тени сомнений, лишь уверенность и долг.
            Такой долг позволит Вуку говорить с народом, как с единым человеком и убедит его идти следом.
            Такой долг даст Тияну возможность быть милосердным в самых спорных вопросах строения нового мира измученного ожиданием народа.
            И такой же долг будет терзать Горана, спрашивая: почему думают оба его названных брата о текущем благе и не смотрят вперед? Со всех сторон новую общину будут теснить, а мягкость тройного правления растянет каждое решение до невозможной лености и решит стремительности. Он пойдет к Вуку и будет просить дисциплины, но не будет услышан. Направится к Тияну и не найдет понимания. И тогда решит действовать сам, принимая клеймо предателя.
-Подлец! Земляной червь! – даже Тиян выйдет из себя и будет в ярости, узнав об отвращении народа от себя,- это ты, змей! Это все твой гнилой язык!
-Это будущее! – возразит устало Горан, обернется к Вуку,- что считаешь ты?
-Оставьте! – взмолится он,- надоело! Будь проклят тот день!..
            Но солнце еще не встало столько раз, чтобы осветить этот час, полный печали.
-Вы пройдете этот путь втроем! – Деян верит в это так, как никогда и ни во что не верил. – Согласны ли вы принять мою волю?
-Ваша воля, Великий Шаман,- Горан серьезнеет.
-Да,-  просто отзывается Вук.
            Тиян молча кивает. И Деян счастливо оглядывает славную троицу, зная, что через несколько часов его солнце в последний раз зайдет, и унесет его тяжелую, трудную жизнь, а он отметит свой конец славный продолжением дела.
            Деян искренне верит в это. Солнце не являет ему правды, не показывает и знака, не дает и намека, может быть, жалея своего старого и измученного жреца, а, может быть, оно и вовсе не интересуется людскими серыми жизнями.
 
 
 
 
 

 

Худшее решение

Поэт