Последнее десятилетие жизни Марка Исаевича, когда он, по слабости здоровья, стал уже заметно меньше двигаться, пришлось на, так называемое, Возрождение национального самосознания. Когда люди, прожившие всю свою жизнь советскими, носившие в детстве пионерский галстук, в юности комсомольский, а в зрелости - партийный билет, исправно посещавшие собрания и писавшие рефераты по истории КПСС и диалектическому материализму, вдруг, неожиданно, сами не заметив как, стали русскими людьми. Это превращение Савла в Павла настолько ошарашило их, что они, на какое-то время, перестали понимать азбучные истины, что приводило к комичным ситуациям.
Марк Исаевич возвращался домой через импровизированный парк, праотцом которого был пустырь, весь в ямах и кучах битого кирпича, на месте снесенных давным-давно домов.
В 1970-е годы там собирались построить целый квартал, но, по какой-то причине, не построили. Все это забросили так внезапно, что даже мусор не разгребли. Люди ходить через пустырь опасались, поскольку среди обломков запросто можно было переломать ноги, да, к тому же, в заброшенных подвалах ютились какие-то темные личности, слышались разговоры, ругань, смех...
Шли годы и за четверть века пустырь полностью зарос буйной растительностью. Бурьян по-колено скрыл и кучи мусора и зияющие дыры бывших подвальных окон. Кустарник, никем не саженный, создал причудливые куртины, а высокие березы осенили все это склоненными ветвями. Сам собою создался неплохой парк, где, не решаясь заходить вглубь, по закраинам вечерами собирались пьянчужки, подальше от своих ругачих жен, да молодежь обжималась по недальним кустам. Лет десять-пятнадцать все это тихо-мирно существовало, как вдруг новая метла, решила вымести мусор и устроить тут детский парк. Традиционный, для этой страны, замах на рубль, завершился, не менее традиционным, ударом на копейку. Через бывший пустырь положили три дорожки, старательно обойдя все, заросшие кустами холмы строительного мусора, и поставили несколько скамеек. Вопреки разуму, окрестные жители, сразу же стали называть это место парком.
День был солнечный, припекало. Хотя воздух был еще не так горяч, но Марку Исаевичу с его больным сердцем было тяжело идти и он задумал присесть и отдохнуть. Одна лавочка была сломана, на другой в шахматы играли два пенсионера, окружённые плотной толпой болельщиков, так что на неё не то, чтобы сесть, а подойти-то было страшно. Но вот последняя, самая дальняя, лавочка манила к себе. С одного ее края сидели три соседки-пенсионерки, с жаром обсуждавшие какой-то насущный вопрос между собой. Другой же ее край был совершенно свободен, потому что на него падала тень от соседнего дерева. Пожилые женщины, кровь которых уже давно остыла, не хотели мерзнуть, а пристроились греть свои старые кости на солнцепеке.
Марк Исаевич сел с самого краешка, да так тихо, так аккуратно, что старушки, увлеченные беседой, даже не заметили его появления и продолжали обсуждать свои проблемы. Марк Исаевич не прислушивался к тому, о чем они говорили, просто до него долетали отдельные слова, которым он не придавал никакого значения. Его всегда выгодно отличало умение, не слышать, не видеть и не замечать того, что ему было неинтересно.
Неожиданно, в разговоре пенсионерок произошел такой всплеск эмоций, что одна из них даже вскочила с лавочки, размахалась руками, завертела головой и тут-то заметила Марка Исаевича. Это придало ей силы, поскольку в вопросе, который они обсуждали, мнения разделились, но пенсионерок было трое. Две были за, а она - против, оказавшись, таким образом, в меньшинстве. Марк Исаевич был для неё последней надеждой. Если он поддержит, то будет, по крайней мере, ничья, а не поражение. Поэтому старушка решила привлечь Марка Исаевича к разговору.
Какой вопрос она задала Марку Исаевичу, он не расслышал. Да это и не важно - может быть о переименование Ленинграда в Петербург, а может быть ещё какая-нибудь глупость. Суть не в этом. Марк Исаевич не хотела ввязываться в эти бабьи бредни и сделал вид, будто бы не расслышал вопроса. Тогда женщина с еще большей настойчивостью обратилась к Марку Исаевичу и тому ничего не оставалось делать, как ответить, поскольку порядочность не позволяла ему просто повернуться и уйти. Поэтому, пропустив вопрос мимо ушей и, не желая задумываться над ним, Марк Исаевич флегматично ответил: мне всё равно. Такой ответ убил старушку наповал. Даже если бы Марк Исаевич встал не на ее сторону, ей было бы легче. По крайней мере, он проявил бы хоть какой-то интерес к проблеме. Значит проблема была стоящая! И может быть даже она сама, уважая мнение Марка Исаевича, изменила бы свою позицию по этому вопросу. А здесь - полное безразличие. Бедная женщина взвилась и стала наседать на Марка Исаевича, требуя чтобы он ответил: да или нет.
Марк Исаевич так устал и так хотел отдохнуть на этой лавочке, что наверное бы даже сказал, или да, или нет, если бы знал о чем его спрашивают. Но вопроса он как раз и не слышал, а его разум не позволял ответить, не задумавшись над ответом. Поэтому он ещё раз сказал: мне всё равно. Такой ответ соседок не удовлетворил. Поэтому женщина еще раз обратилась к Марку Исаевичу, но уже, то, что называется, с пристрастием, пытаясь надавить на его национальную гордость:
- Вас это должно волновать! Марк Исаевич! Вы ведь русский человек! - с воодушевлением сказала, скорее даже выкрикнула, она и... замолчала, осекшись реакции Марка Исаевича. Он резко поднял голову, глаза его блеснули озорным блеском, а лицо, дотоле тоскливое и не выражавшее никаких чувств, ожило. Посмотрев на неё пристальным взором, Марк Исаевич ответил вопросом на вопрос:
Помочь сайту
Поздравления
