Ульрих

            Его Величество король Ульрих очень боялся предательства и заговора в своём окружении. Поводов к этому, у него, конечно, было очень много, но главный был родом из детства. Всё дело в том, что отец Ульриха – Светлейший Король умер от неожиданной болезни, и по всем законам Ульрих должен был официально занять престол при регентстве своей матери и Высшего Совета. Но законы оказались слабы, чтобы удержать бешеные амбиции брата короля – Стригура, который все годы проклинал свою теневую позицию и издевательскую близость, но всё-таки невозможность короны.
            Стригур словно бы выжидал смерти брата, и едва объявили по королевству долгий почтительный траур, принялся за дело. Нет, не так. За дело он принялся ещё раньше, осторожно наводя мосты к самым знаковым людям королевства и прощупывая почву: кто будет с ним, а кто против.
            Воспользовавшись ослаблением трона на время похорон и траурных шествий, Стригур обрушился со всей стремительностью на овдовевшую Королеву и на юного наследника Ульриха – Ульрих ясно видел и по сей день в ночных кошмарах как снова и снова приходится ему бежать с матерью и ещё парой верных людей по родному же замку, как приходится переодеваться в карете, трястись при приближении патруля…
            Он помнил контраст между прежней роскошной жизнью в замке, когда одно появление его вызывало умиление у придворных и нищетой, в которой ему пришлось побыть некоторое время – недолго, на самом деле,  всего около трёх месяцев, пока Королева ждала поддержки от уже своей семьи и оставшихся верных людей. Но даже этого «недолго» Ульриху хватило, чтобы навсегда ужаснуться и измениться. Тогда он научился бояться собственной тени, в любую минуту, казалось, в их лачугу войдут посланники Стригура, задача которых проста – убить всякого соперника на пути к прекрасной королевской власти.
            Стригур правил мало. его триумф завершился самым позорным падением, когда к королевской границе подошли родовые армии Королевы, сумевшей допроситься помощи в прежде родных своих землях, и когда в столице вспыхнули умело подогретые бунты. Стригуру ничего не оставалось, кроме позорного бегства.
            Но что бегство! Что значит эта победа, когда ей предшествовали ужасные, полные страха события? Приходилось бежать, приходилось бояться, терять верных людей, терять надежду и биться, казалось, в совершенно безнадёжном деле. И Ульрих, ставший, наконец, законным королём, и Королева, ставшая регентом, понимали это. Они пережили слишком многое, чтобы вернуться к власти, и это не могло оставить их прежними.
            Королева, бывшая при муже своём тихой и добродетельной, не участвовавшей в политических интригах и державшаяся тенью, ожесточилась и никому не верила. Добродетель покинула её, не выдержав напряжения, и Королева стала постоянным членом Высшего Королевского Совета.
            Помня же урок судьбы, она не желала снисходить до милосердия и настояла на том, чтобы люди, присягнувшие Стригуру, не были прощены. Это был верный с точки зрения односторонней логики ход,  напрасно высший совет умолял Королеву простить некоторых предателей из числа богатых и знатных, нужных королевству людей. Заступничество не помогло, а самые говорливые потеряли головы следом на площади.
            А мятежного Стригура по распоряжению Королевы просто повесили на городской площади, как простолюдина, да он и стал простолюдином – Королева лишила его, его жену, их детей и детей их детей всех титулов без права восстановления – бессрочно.
            Но на одной расправе она не остановилась.
            События прошлого заставили её внимательнее приглядеться к сыну. Королева увидела то, что должна была увидеть, но чего не могла замечать как любящая мать. А дело было в том, что Ульрих  был болезненным и довольно балованным ребёнком. Это годилось для короля правящего, но не годилось для короля, который был в скитаниях. Опасаясь же повторения всех трудностей, Королева желала подготовить сына к грядущим предательствам, в наступлении которых не сомневалась.
            Она распорядилась обучить его стойкости через суровое солдатское воспитание. В этот момент Мать в ней бунтовала, но Королева главенствовала и понимала справедливость своего решения. Юный король должен был быть крепок телом и духом, должен уметь спать на земле, подвернув под голову лишь грубый плащ, должен уметь выдерживать сильные дожди в лёгком рубахе, уметь находить путь из глубин тёмного леса и прочее, прочее…
            Ульрих обзавёлся с тех пор парой шрамов, но ни разу Королева не пожалела его, не обняла и даже слова не сказала доброго. И это Ульрих ещё бы простил, но она не остановилась на одной телесной муштре.
            Королева, столкнувшаяся с жестоким предательством, не хотела допускать того, чтобы Ульрих также пережил его, и поэтому учила его двум вещям: недоверию и беспощадности.
-Будь беспощаден к каждому, кто посмеет лишь косо взглянуть на тебя, кто посмеет хотя бы возразить тебе! – учила она, и Ульрих кивал, желая, чтобы Королева, наконец, замолкла. Но её слова куда-то уходили в глубину его сознания и отпечатывались там, пусть пока и не пылали непреложной истиной, но они жили, существовали!
-У тебя нет друзей. Ты не можешь никому верить. Верь только себе! – этот второй урок Королева вбивала в голову сыну каждый день. Как-то Ульрих не выдержал и спросил:
-И тебе не верить, матушка? Не верить твоим урокам, не верить твоим словам?
            Королева смутилась впервые за долгие последние годы. Как Мать она обиделась до ужаса, как Королева возгордилась рассудительностью сына и после недолгой борьбы Королева снова одержала верх:
-Не верь мне, верь себе. Ты сам был в наших скитаниях. Ты сам помнишь нашу нищету и ту пустую похлебку, которая была единственной пищей на день. Разве не помнишь? Верь этому!
            Ульрих сдался. Он был молод и остроумно отвечать не умел. Да и как бы он умел, если это умение приходит исключительно из дружеских компаний, или, хотя бы, приятельствований, от которых он был огорожен стараниями Королевы? Стоило ему только перекинуться тёплым словом с каким-нибудь виконтом или молодым герцогом, как Королева узнавала об этом и в самый короткий срок, найдя своего сына, напоминала:
-Не верь! Никому нельзя верить, никому! Они все подбираются к твоей власти, они все хотят её заполучить…
            Бедная женщина не выдержала того предательства и так не оправилась от него. ей пришлось стать сильной, но это окончательно доломало её, ведь бывают такие люди, которым нельзя становиться сильными, которые к этому не расположены и не выдерживают такой ноши, слабеют и травятся навязчивым безумием.
            Бедная Королева желала только добра своему сыну, не понимая, как давит на него одним своим присутствием и как губит всю его жизнь. Откуда ей было знать в ослеплении чувств, с каким облегчением Ульрих встретил известие о её смерти?
            Ему стало легче дышать и он, гонимый в течение последних десяти лет жизни её тенью, впервые почувствовал себя свободным.
***
            Сначала Ульрих принялся постигать все запретные прежде радости. Замок превратился в кипение жизни, закрутились балы, выезды на охоту, появилась подле короля непременная компания весельчаков из числа знатных юношей, славных кутил, известных на всю столицу и даже за её пределами.
            Ульрих доверял всем, был щедр, уверенный в том, что если будет таким, то никто и никогда не пойдёт против него. ему нравилось восхищение, которое он читал в глазах своих друзей, своих поданных и он был готов на многое, чтобы это восхищение было и дальше. Восхищение лучше призраков унылой прежней жизни и Ульрих отдавался новому со всей страстью.
            Первый тревожный след появился через полгода после ухода Королевы, когда один из советников короны заговорил с Ульрихом:
-Ваше Величество, траур по вашей матери закончился неделю назад, мы были бы рады увидеть вас на нашем заседании – накопилось много вопросов, которые не терпят отлагательств.
            Ульрих задумался. Он понимал, что быть королём – это долг, но сейчас ему не хотелось работать, и он с раздражением спросил:
-Разве дела моего королевства не могут подождать своего короля? Я так устал в последнее время. Я имею право посетить охоту?
            Был бы советник глуп, то спросил бы от чего устал король, но советник не был идиотом и спросил другое:
-Но как же принимать нас безотлагательные решения?
            Ульрих снова подумал, оглядывая советника. Его он хорошо знал – это был один из немногих людей, который сохранил преданность ему и его матери. Надёжный человек!
-Вы будете моим голосом, пока я не отдохну! – беспечно решил Ульрих и сам рассмеялся вдруг, довольный своим решением.
            Много ли найдётся королевских советников, которые откажутся от такой безграничной власти? Этот не отказался. Кивнул, с почтением склонился, благодаря за доверие, но Ульриху уже не было до этого дела.
            Второй тревожный след возник ещё через месяц. Уже другой советник пришёл к Ульриху жаловаться на первого. Ульрих хватился вдруг, что так ни разу и не посетил заседания своих министров и даже устыдился этого. Но времени на собственный стыд уже не было. Он попытался честно разобрать дело о споре меж двух советников, но вдруг вспомнил, что сегодня его ждет забавнейшее приключение – ему предлагали его вечные приятели-кутилы переодеться в простолюдина и посетить такой переулок, куда добродетельный горожанин постесняется заглянуть.
            И представлять безграничные возможности такого визита Ульриху было интереснее, чем разбирать спор двух унылых министров. Словом, король решил так:
-Теперь вы, мой друг, будете моим голосом в совете. Распорядитесь о приказе, я подпишу.
            Пока советник хлопал глазами, довольный и раздосадованный одновременно, Ульрих уже унёсся переодеваться, гонимый весельем, которое прочно жило в его сердце, мстя за непрожитые радости последних лет.
            Третий след настиг Ульриха быстро. В простолюдинском костюме Ульрих вышел со своей свитой дружков на улицы города и встретил вдруг нищету, серость, уныние…а ещё речи, крамольные, отвратительные речи, обвиняющие его, короля!
-А сам лишь кутит!
-Куда ему до наших бед!
-Пусть пляшет пока может. Да по нашим костям…
            Идти куда-то расхотелось, Ульрих повернул в замок, сорвал с ненавистью свой костюм простолюдина и под удивлённые взгляды приятелей, что-то им рыкнув, впервые за семь месяцев отправился на заседание совета.
            На заседании он узнал, что дела идут плохо, что советники грызутся меж собою, а управлять могут не так уж и качественно и хорошо, как это представлялось Ульриху. Они подняли налоги, не озаботились поставками зерна в срок, не смогли отстроить заново Сторожевую Цитадель, словом, предали доверие Ульриха.
            И когда он понял об этом, то слова, которые вдалбливала ему мать в течение последних лет, слова, которые канули куда-то глубоко, вдруг запылали и отравили его яростью: они все хотят посягнуть на его власть! Они все предатели и мятежники!
            Когда-то Ульрих думал, что никогда не будет жесток с людьми так, как была жестока Королева. но теперь, видя за министрами вину, король был скор на расправу. Без всякой жалости он распорядился обезглавить виновных в разорении королевства и нанял новых, проверенных им, верных людей на эти места.
            Народ испуганно притих. Имена новых ему были хорошо известны – ближайшие друзья Ульриха, которым он с таким рвением доверял.
            Ульрих притих ненадолго. Но к концу года разразилась новая буря: король казнил казначея. А дело всё было в том, что казначей пожаловался Ульриху на большие растраты короны и непрозрачно намекнул на нечистоплотность новых советников Ульриха.
            «Мама была права – они все захотят рассорить меня с моими верными людьми!» - пронеслось яростно в уме Ульриха, и он велел казнить казначея за клевету на тех, кому доверял.
***
            В том, что мама была права, когда говорила о том, что никому нельзя верить, Ульрих убеждался всё больше и больше. Ему хотелось верить своим друзьям, но он и сам знал за ними растраты и жестокости, которые они, обалдев от королевского покровительства, позволяли себе вытворять со случайными прохожими.
            Ульрих расправился с ними с большим сожалением. Но он не смог долго выносить одиночества и вскоре женился.
            Жена казалась ему потрясающей, понимающей, верной и преданной. Он смягчался. Видя её богобоязненность, и наслаждался тем почтением, которое она ему оказывала, хоть и  равными были они по крови. Ульрих поверил, позволил себе поверить в то, что ей он сможет доверять все, что только сможет доверить, что она, как и его мать, последует за ним и в изгнание, если придётся…
            Но прежняя жизнь кутилы оставила незаживающие следы. Одна из соблазнённых им девиц принадлежала к знатному роду и, оказавшись брошенной королём, не выдержав позора, бросилась в море. Её отец выжидал долго и дождался часа мести. Он знал натуру короля и понимал, что даже малого следа, малого недоверия хватит, чтобы пошатнуть его расположение к жене.
            Пара ложных писем, случайная оплошность самой королевы в невольно добром взгляде на одного из рыцарей Ульриха и полетела голова рыцаря, а сама королева оказалась выслана с позором домой – убить её Ульрих не мог, не его она была подданной.
            После этого предательства, Ульрих ожесточился ещё сильнее. Теперь он был беспощаден и слова матери о том, что все кругом желают добраться до его власти, а его самого уничтожить, обретали новый, извращённый смысл в его мозгу. Мысли пульсировали, жгли, не давали ему спать, не давали ему есть, и снова пропало веселье из замка, снова поселилась уныла мрачность, сбежать от которой не было более средства.
            Ульрих же, убедившись в правоте матери, стал бояться, как и она боялась всегда, заговора. Подозрительность исказила последние светлые мысли.
***
            По королевству преследовали памфлетистов. По королевству преследовали карикатуристов, бродячих музыкантов и просто бродяг. Повсюду были дознаватели короля, с которыми он надеялся вымести всех заговорщиков. И народ стал больше молчать.
            Вернее, молчал он на улицах, но что улицы? Не на них зарождается история. Она зарождается в маленьких трактирах и кабаках, где люди кто шепотом, а кто вполголоса обмениваются тревожными мыслями. История зарождается в коридорах замка, куда бегут, скрываясь от дознания, советники и министры, чтобы перемолвиться словом, ведь терпеть такое невыносимо…
            Невозможно молчать. Невозможно смотреть с почтением. Кто-то срывается раз за разом, кто-то обвинён по чьей-то клевете, а королю докладывают:
-Ещё три заговорщика!
-Ещё четыре, ваше величество!
            Дознаватели становятся властью. Они решают, кому жить, а кому умереть. Они грызутся меж собою за право быть главнее и быть страшнее. Ульрих же, получая новые и новые имена заговорщиков, боится и свирепеет всё больше: как далеко ещё ведут нити заговора? Сколько расплодилось изменников! Мама была права – все кругом желают его власти! Благо, Ульрих спохватился, благо, он выметет всю измену прочь, изгонит и покарает всякого, у кого хотя бы мысль чёрная была…
            С королевством всё меньше земель хотят иметь дело. Конечно, положение удобное, но король с больными идеями о всеобщем заговоре – это не совсем подходящий союзник и всё больше земель дипломатично молчат, сплетая новые варианты обхода королевства на пути своих кораблей и караванов.
            А дознаватели доносят:
-Это всё происки врагов, ваше величество!
-Да как же с ними справиться! – в бешенстве срывается Ульрих и вдруг впадает в настоящие рыдания. Он устал, он хочет, чтобы весь этот кошмар остановился и кто-то решил за него. мама всегда разбиралась за него, и, выходит, была во всём права? Ему не хотелось и всё ещё не хочется в это верить, но обстоятельства складываются сами, выражая её правоту в самой грубой манере.
            Заговорщики, заговорщики…дознаватели находят новых, каждый день кого-то арестовывают и каждый день кого-то казнят. И это, конечно, развязывает руки тем, кто готов действовать на самом деле.
***
            Заговор плетётся не на улицах. Заговор исходит из коридоров замка, где министры, полководцы и знатные придворные понимают общую проблему: срок каждого сочтён. Нечего более противопоставить подступающей смерти и как бы не любили они короля – жизнь милее.
            В глухоте ночи слова звучат особенно страшно – люди в коридорах знают, как нужно заботиться об истории. Знают, что народу нужен новый король, а не правление советников, большая часть которых ныне – дознаватели.
            Звучит в глухоте ночи имя: Стригур.
-Так казнён…- справедливо замечает кто-то, но осекается, понимая, куда клонит одно упоминание этого имени.
-А дети? Всё королевская кровь!
            Быстро находят, скрываясь от дознавателей, уцелевшего в нищете сына Стригура – человека мрачного и растерянного от визита знатных гостей. В ту же ночь в коридорах замка зловещий шепот: свершим! Свершим!
            А Ульрих давно не может крепко спать – ему чудится, что заговорщики подступили уже к его постели и заносят нож над его горлом. Он вскрикивает, просыпается по обыкновению и тотчас же требует к себе главу дознавателей с отчетом.
            И тот утешает уже привычно:
-Ловим, ваше величество! Работы ещё много, но мы справимся.
-Никого не упустить, никого…- глаза Ульриха горят странным блеском.
            Глава дознавателей замечает это и выходит в коридор, знакомый ему, к заговорщикам:
-Надо действовать. Он безумен.
            Глава дознавателей не упивается своей властью. Он знает, что всякая власть временная и куда лучше вовремя перейти на сторону победителей. Но по-человечески ему жаль несчастного короля.
            А Ульрих забывается кратким сном, когда снова видит видение: к нему крадутся заговорщики…
            Он открывает глаза, рвётся из постели, но десяток сильных рук в едином порыве укладывает его с силой в постель, напрасно бьётся король – против толпы не вырвать и руки ему и вся разница между болезненными видениями Ульриха в том, что ему чудилось, что его зарежут, а тут ему на лицо уложили подушку.
            Лёгкие распирает от боли, горло жжёт каким-то горьким огнём, во рту вкус крови, а в угасающем сознании одна мысль – мысль упрямая и досадная: «мама была права, они все…все!»
            И более нет Ульриха. Нет короля. А заговорщики расходятся в молчании – теперь они связаны этой ночью до самого своего конца, который наступит, неизменно наступит – и им это известно, для них с приходом на трон сына Стригура, ибо тот не позволит оставаться в близости к себе тем людям, что были свидетелями его ничтожества.
 
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2022

Регистрационный номер №0507035

от 14 июня 2022

[Скрыть] Регистрационный номер 0507035 выдан для произведения:             Его Величество король Ульрих очень боялся предательства и заговора в своём окружении. Поводов к этому, у него, конечно, было очень много, но главный был родом из детства. Всё дело в том, что отец Ульриха – Светлейший Король умер от неожиданной болезни, и по всем законам Ульрих должен был официально занять престол при регентстве своей матери и Высшего Совета. Но законы оказались слабы, чтобы удержать бешеные амбиции брата короля – Стригура, который все годы проклинал свою теневую позицию и издевательскую близость, но всё-таки невозможность короны.
            Стригур словно бы выжидал смерти брата, и едва объявили по королевству долгий почтительный траур, принялся за дело. Нет, не так. За дело он принялся ещё раньше, осторожно наводя мосты к самым знаковым людям королевства и прощупывая почву: кто будет с ним, а кто против.
            Воспользовавшись ослаблением трона на время похорон и траурных шествий, Стригур обрушился со всей стремительностью на овдовевшую Королеву и на юного наследника Ульриха – Ульрих ясно видел и по сей день в ночных кошмарах как снова и снова приходится ему бежать с матерью и ещё парой верных людей по родному же замку, как приходится переодеваться в карете, трястись при приближении патруля…
            Он помнил контраст между прежней роскошной жизнью в замке, когда одно появление его вызывало умиление у придворных и нищетой, в которой ему пришлось побыть некоторое время – недолго, на самом деле,  всего около трёх месяцев, пока Королева ждала поддержки от уже своей семьи и оставшихся верных людей. Но даже этого «недолго» Ульриху хватило, чтобы навсегда ужаснуться и измениться. Тогда он научился бояться собственной тени, в любую минуту, казалось, в их лачугу войдут посланники Стригура, задача которых проста – убить всякого соперника на пути к прекрасной королевской власти.
            Стригур правил мало. его триумф завершился самым позорным падением, когда к королевской границе подошли родовые армии Королевы, сумевшей допроситься помощи в прежде родных своих землях, и когда в столице вспыхнули умело подогретые бунты. Стригуру ничего не оставалось, кроме позорного бегства.
            Но что бегство! Что значит эта победа, когда ей предшествовали ужасные, полные страха события? Приходилось бежать, приходилось бояться, терять верных людей, терять надежду и биться, казалось, в совершенно безнадёжном деле. И Ульрих, ставший, наконец, законным королём, и Королева, ставшая регентом, понимали это. Они пережили слишком многое, чтобы вернуться к власти, и это не могло оставить их прежними.
            Королева, бывшая при муже своём тихой и добродетельной, не участвовавшей в политических интригах и державшаяся тенью, ожесточилась и никому не верила. Добродетель покинула её, не выдержав напряжения, и Королева стала постоянным членом Высшего Королевского Совета.
            Помня же урок судьбы, она не желала снисходить до милосердия и настояла на том, чтобы люди, присягнувшие Стригуру, не были прощены. Это был верный с точки зрения односторонней логики ход,  напрасно высший совет умолял Королеву простить некоторых предателей из числа богатых и знатных, нужных королевству людей. Заступничество не помогло, а самые говорливые потеряли головы следом на площади.
            А мятежного Стригура по распоряжению Королевы просто повесили на городской площади, как простолюдина, да он и стал простолюдином – Королева лишила его, его жену, их детей и детей их детей всех титулов без права восстановления – бессрочно.
            Но на одной расправе она не остановилась.
            События прошлого заставили её внимательнее приглядеться к сыну. Королева увидела то, что должна была увидеть, но чего не могла замечать как любящая мать. А дело было в том, что Ульрих  был болезненным и довольно балованным ребёнком. Это годилось для короля правящего, но не годилось для короля, который был в скитаниях. Опасаясь же повторения всех трудностей, Королева желала подготовить сына к грядущим предательствам, в наступлении которых не сомневалась.
            Она распорядилась обучить его стойкости через суровое солдатское воспитание. В этот момент Мать в ней бунтовала, но Королева главенствовала и понимала справедливость своего решения. Юный король должен был быть крепок телом и духом, должен уметь спать на земле, подвернув под голову лишь грубый плащ, должен уметь выдерживать сильные дожди в лёгком рубахе, уметь находить путь из глубин тёмного леса и прочее, прочее…
            Ульрих обзавёлся с тех пор парой шрамов, но ни разу Королева не пожалела его, не обняла и даже слова не сказала доброго. И это Ульрих ещё бы простил, но она не остановилась на одной телесной муштре.
            Королева, столкнувшаяся с жестоким предательством, не хотела допускать того, чтобы Ульрих также пережил его, и поэтому учила его двум вещям: недоверию и беспощадности.
-Будь беспощаден к каждому, кто посмеет лишь косо взглянуть на тебя, кто посмеет хотя бы возразить тебе! – учила она, и Ульрих кивал, желая, чтобы Королева, наконец, замолкла. Но её слова куда-то уходили в глубину его сознания и отпечатывались там, пусть пока и не пылали непреложной истиной, но они жили, существовали!
-У тебя нет друзей. Ты не можешь никому верить. Верь только себе! – этот второй урок Королева вбивала в голову сыну каждый день. Как-то Ульрих не выдержал и спросил:
-И тебе не верить, матушка? Не верить твоим урокам, не верить твоим словам?
            Королева смутилась впервые за долгие последние годы. Как Мать она обиделась до ужаса, как Королева возгордилась рассудительностью сына и после недолгой борьбы Королева снова одержала верх:
-Не верь мне, верь себе. Ты сам был в наших скитаниях. Ты сам помнишь нашу нищету и ту пустую похлебку, которая была единственной пищей на день. Разве не помнишь? Верь этому!
            Ульрих сдался. Он был молод и остроумно отвечать не умел. Да и как бы он умел, если это умение приходит исключительно из дружеских компаний, или, хотя бы, приятельствований, от которых он был огорожен стараниями Королевы? Стоило ему только перекинуться тёплым словом с каким-нибудь виконтом или молодым герцогом, как Королева узнавала об этом и в самый короткий срок, найдя своего сына, напоминала:
-Не верь! Никому нельзя верить, никому! Они все подбираются к твоей власти, они все хотят её заполучить…
            Бедная женщина не выдержала того предательства и так не оправилась от него. ей пришлось стать сильной, но это окончательно доломало её, ведь бывают такие люди, которым нельзя становиться сильными, которые к этому не расположены и не выдерживают такой ноши, слабеют и травятся навязчивым безумием.
            Бедная Королева желала только добра своему сыну, не понимая, как давит на него одним своим присутствием и как губит всю его жизнь. Откуда ей было знать в ослеплении чувств, с каким облегчением Ульрих встретил известие о её смерти?
            Ему стало легче дышать и он, гонимый в течение последних десяти лет жизни её тенью, впервые почувствовал себя свободным.
***
            Сначала Ульрих принялся постигать все запретные прежде радости. Замок превратился в кипение жизни, закрутились балы, выезды на охоту, появилась подле короля непременная компания весельчаков из числа знатных юношей, славных кутил, известных на всю столицу и даже за её пределами.
            Ульрих доверял всем, был щедр, уверенный в том, что если будет таким, то никто и никогда не пойдёт против него. ему нравилось восхищение, которое он читал в глазах своих друзей, своих поданных и он был готов на многое, чтобы это восхищение было и дальше. Восхищение лучше призраков унылой прежней жизни и Ульрих отдавался новому со всей страстью.
            Первый тревожный след появился через полгода после ухода Королевы, когда один из советников короны заговорил с Ульрихом:
-Ваше Величество, траур по вашей матери закончился неделю назад, мы были бы рады увидеть вас на нашем заседании – накопилось много вопросов, которые не терпят отлагательств.
            Ульрих задумался. Он понимал, что быть королём – это долг, но сейчас ему не хотелось работать, и он с раздражением спросил:
-Разве дела моего королевства не могут подождать своего короля? Я так устал в последнее время. Я имею право посетить охоту?
            Был бы советник глуп, то спросил бы от чего устал король, но советник не был идиотом и спросил другое:
-Но как же принимать нас безотлагательные решения?
            Ульрих снова подумал, оглядывая советника. Его он хорошо знал – это был один из немногих людей, который сохранил преданность ему и его матери. Надёжный человек!
-Вы будете моим голосом, пока я не отдохну! – беспечно решил Ульрих и сам рассмеялся вдруг, довольный своим решением.
            Много ли найдётся королевских советников, которые откажутся от такой безграничной власти? Этот не отказался. Кивнул, с почтением склонился, благодаря за доверие, но Ульриху уже не было до этого дела.
            Второй тревожный след возник ещё через месяц. Уже другой советник пришёл к Ульриху жаловаться на первого. Ульрих хватился вдруг, что так ни разу и не посетил заседания своих министров и даже устыдился этого. Но времени на собственный стыд уже не было. Он попытался честно разобрать дело о споре меж двух советников, но вдруг вспомнил, что сегодня его ждет забавнейшее приключение – ему предлагали его вечные приятели-кутилы переодеться в простолюдина и посетить такой переулок, куда добродетельный горожанин постесняется заглянуть.
            И представлять безграничные возможности такого визита Ульриху было интереснее, чем разбирать спор двух унылых министров. Словом, король решил так:
-Теперь вы, мой друг, будете моим голосом в совете. Распорядитесь о приказе, я подпишу.
            Пока советник хлопал глазами, довольный и раздосадованный одновременно, Ульрих уже унёсся переодеваться, гонимый весельем, которое прочно жило в его сердце, мстя за непрожитые радости последних лет.
            Третий след настиг Ульриха быстро. В простолюдинском костюме Ульрих вышел со своей свитой дружков на улицы города и встретил вдруг нищету, серость, уныние…а ещё речи, крамольные, отвратительные речи, обвиняющие его, короля!
-А сам лишь кутит!
-Куда ему до наших бед!
-Пусть пляшет пока может. Да по нашим костям…
            Идти куда-то расхотелось, Ульрих повернул в замок, сорвал с ненавистью свой костюм простолюдина и под удивлённые взгляды приятелей, что-то им рыкнув, впервые за семь месяцев отправился на заседание совета.
            На заседании он узнал, что дела идут плохо, что советники грызутся меж собою, а управлять могут не так уж и качественно и хорошо, как это представлялось Ульриху. Они подняли налоги, не озаботились поставками зерна в срок, не смогли отстроить заново Сторожевую Цитадель, словом, предали доверие Ульриха.
            И когда он понял об этом, то слова, которые вдалбливала ему мать в течение последних лет, слова, которые канули куда-то глубоко, вдруг запылали и отравили его яростью: они все хотят посягнуть на его власть! Они все предатели и мятежники!
            Когда-то Ульрих думал, что никогда не будет жесток с людьми так, как была жестока Королева. но теперь, видя за министрами вину, король был скор на расправу. Без всякой жалости он распорядился обезглавить виновных в разорении королевства и нанял новых, проверенных им, верных людей на эти места.
            Народ испуганно притих. Имена новых ему были хорошо известны – ближайшие друзья Ульриха, которым он с таким рвением доверял.
            Ульрих притих ненадолго. Но к концу года разразилась новая буря: король казнил казначея. А дело всё было в том, что казначей пожаловался Ульриху на большие растраты короны и непрозрачно намекнул на нечистоплотность новых советников Ульриха.
            «Мама была права – они все захотят рассорить меня с моими верными людьми!» - пронеслось яростно в уме Ульриха, и он велел казнить казначея за клевету на тех, кому доверял.
***
            В том, что мама была права, когда говорила о том, что никому нельзя верить, Ульрих убеждался всё больше и больше. Ему хотелось верить своим друзьям, но он и сам знал за ними растраты и жестокости, которые они, обалдев от королевского покровительства, позволяли себе вытворять со случайными прохожими.
            Ульрих расправился с ними с большим сожалением. Но он не смог долго выносить одиночества и вскоре женился.
            Жена казалась ему потрясающей, понимающей, верной и преданной. Он смягчался. Видя её богобоязненность, и наслаждался тем почтением, которое она ему оказывала, хоть и  равными были они по крови. Ульрих поверил, позволил себе поверить в то, что ей он сможет доверять все, что только сможет доверить, что она, как и его мать, последует за ним и в изгнание, если придётся…
            Но прежняя жизнь кутилы оставила незаживающие следы. Одна из соблазнённых им девиц принадлежала к знатному роду и, оказавшись брошенной королём, не выдержав позора, бросилась в море. Её отец выжидал долго и дождался часа мести. Он знал натуру короля и понимал, что даже малого следа, малого недоверия хватит, чтобы пошатнуть его расположение к жене.
            Пара ложных писем, случайная оплошность самой королевы в невольно добром взгляде на одного из рыцарей Ульриха и полетела голова рыцаря, а сама королева оказалась выслана с позором домой – убить её Ульрих не мог, не его она была подданной.
            После этого предательства, Ульрих ожесточился ещё сильнее. Теперь он был беспощаден и слова матери о том, что все кругом желают добраться до его власти, а его самого уничтожить, обретали новый, извращённый смысл в его мозгу. Мысли пульсировали, жгли, не давали ему спать, не давали ему есть, и снова пропало веселье из замка, снова поселилась уныла мрачность, сбежать от которой не было более средства.
            Ульрих же, убедившись в правоте матери, стал бояться, как и она боялась всегда, заговора. Подозрительность исказила последние светлые мысли.
***
            По королевству преследовали памфлетистов. По королевству преследовали карикатуристов, бродячих музыкантов и просто бродяг. Повсюду были дознаватели короля, с которыми он надеялся вымести всех заговорщиков. И народ стал больше молчать.
            Вернее, молчал он на улицах, но что улицы? Не на них зарождается история. Она зарождается в маленьких трактирах и кабаках, где люди кто шепотом, а кто вполголоса обмениваются тревожными мыслями. История зарождается в коридорах замка, куда бегут, скрываясь от дознания, советники и министры, чтобы перемолвиться словом, ведь терпеть такое невыносимо…
            Невозможно молчать. Невозможно смотреть с почтением. Кто-то срывается раз за разом, кто-то обвинён по чьей-то клевете, а королю докладывают:
-Ещё три заговорщика!
-Ещё четыре, ваше величество!
            Дознаватели становятся властью. Они решают, кому жить, а кому умереть. Они грызутся меж собою за право быть главнее и быть страшнее. Ульрих же, получая новые и новые имена заговорщиков, боится и свирепеет всё больше: как далеко ещё ведут нити заговора? Сколько расплодилось изменников! Мама была права – все кругом желают его власти! Благо, Ульрих спохватился, благо, он выметет всю измену прочь, изгонит и покарает всякого, у кого хотя бы мысль чёрная была…
            С королевством всё меньше земель хотят иметь дело. Конечно, положение удобное, но король с больными идеями о всеобщем заговоре – это не совсем подходящий союзник и всё больше земель дипломатично молчат, сплетая новые варианты обхода королевства на пути своих кораблей и караванов.
            А дознаватели доносят:
-Это всё происки врагов, ваше величество!
-Да как же с ними справиться! – в бешенстве срывается Ульрих и вдруг впадает в настоящие рыдания. Он устал, он хочет, чтобы весь этот кошмар остановился и кто-то решил за него. мама всегда разбиралась за него, и, выходит, была во всём права? Ему не хотелось и всё ещё не хочется в это верить, но обстоятельства складываются сами, выражая её правоту в самой грубой манере.
            Заговорщики, заговорщики…дознаватели находят новых, каждый день кого-то арестовывают и каждый день кого-то казнят. И это, конечно, развязывает руки тем, кто готов действовать на самом деле.
***
            Заговор плетётся не на улицах. Заговор исходит из коридоров замка, где министры, полководцы и знатные придворные понимают общую проблему: срок каждого сочтён. Нечего более противопоставить подступающей смерти и как бы не любили они короля – жизнь милее.
            В глухоте ночи слова звучат особенно страшно – люди в коридорах знают, как нужно заботиться об истории. Знают, что народу нужен новый король, а не правление советников, большая часть которых ныне – дознаватели.
            Звучит в глухоте ночи имя: Стригур.
-Так казнён…- справедливо замечает кто-то, но осекается, понимая, куда клонит одно упоминание этого имени.
-А дети? Всё королевская кровь!
            Быстро находят, скрываясь от дознавателей, уцелевшего в нищете сына Стригура – человека мрачного и растерянного от визита знатных гостей. В ту же ночь в коридорах замка зловещий шепот: свершим! Свершим!
            А Ульрих давно не может крепко спать – ему чудится, что заговорщики подступили уже к его постели и заносят нож над его горлом. Он вскрикивает, просыпается по обыкновению и тотчас же требует к себе главу дознавателей с отчетом.
            И тот утешает уже привычно:
-Ловим, ваше величество! Работы ещё много, но мы справимся.
-Никого не упустить, никого…- глаза Ульриха горят странным блеском.
            Глава дознавателей замечает это и выходит в коридор, знакомый ему, к заговорщикам:
-Надо действовать. Он безумен.
            Глава дознавателей не упивается своей властью. Он знает, что всякая власть временная и куда лучше вовремя перейти на сторону победителей. Но по-человечески ему жаль несчастного короля.
            А Ульрих забывается кратким сном, когда снова видит видение: к нему крадутся заговорщики…
            Он открывает глаза, рвётся из постели, но десяток сильных рук в едином порыве укладывает его с силой в постель, напрасно бьётся король – против толпы не вырвать и руки ему и вся разница между болезненными видениями Ульриха в том, что ему чудилось, что его зарежут, а тут ему на лицо уложили подушку.
            Лёгкие распирает от боли, горло жжёт каким-то горьким огнём, во рту вкус крови, а в угасающем сознании одна мысль – мысль упрямая и досадная: «мама была права, они все…все!»
            И более нет Ульриха. Нет короля. А заговорщики расходятся в молчании – теперь они связаны этой ночью до самого своего конца, который наступит, неизменно наступит – и им это известно, для них с приходом на трон сына Стригура, ибо тот не позволит оставаться в близости к себе тем людям, что были свидетелями его ничтожества.
 
 
 
 

 

Прошлая жизнь

Возмездие