Учителей принято вспоминать с чувством благодарности, особенно первых. Так, по крайней мере, нас учили в школе. Есть даже песня такая старинная - «Школьный вальс» - ее еще родители мои пели: «Учительница первая моя…» Больше не помню ни строчки. А сколько современных песен с такой фразой? Немало, и ведь это не просто так.
Я, повзрослев и вылетев из родного гнезда, надолго и с удовольствием забыла о своей первой школьной наставнице. Впрочем, я не совсем повзрослела на тот момент, да и учительница была не совсем первая. Дело в том, что в свои семнадцать я хоть и поступила в институт, но, как сейчас понимаю, в житейском плане долго оставалась дурой (ох, боюсь, что это не совсем верно – говорить об этом факте в прошедшем времени). Даже мой первый студенческий друг сказал: «Аленка, ты не от мира сего. Тебя что, в кадушке выращивали? Явно из нее не выпускали, только поливали, чтоб росла». А учительница не совсем первая, потому что у самой первой я проучилась месяца полтора, и даже не помню, как ее звали.
В первый класс я пошла, когда мы жили в крупном областном центре. При этом была счастлива и страшно гордилась, что стала школьницей. Первый храм науки меня не разочаровал. Все было интересно, красиво, учительница – сама доброта и забота. Но случилось так, что нашей семье пришлось переехать в небольшой украинский городок, по роду деятельности отца. В те времена не очень спрашивали специалистов, хотят ли они работать в том или ином месте, партия сказала - надо.
И вот – первое утро в другой школе, первый урок. Перед звонком, помню, меня и маму, приведшую меня туда, неприятно поразил раздраженный тон Марии Ильиничны, моей учительницы первой ступени обучения – с первого по третий класс включительно.
- У меня тридцать девять детей в классе, еще и вы! Мой первый «А» – самый лучший! Она хоть как у вас, соображает? Ладно, идите, звонок уже…
А затем мне пришлось поражаться и удивляться уже без мамы. Первым буквально шоком было то, что в самом начале урока Мария Ильинична (я уже успела ее рассмотреть – полная пожилая женщина с иссиня-черными волосами, аккуратно уложенными в красивую прическу, губы накрашены ярко-красной помадой, в красивом строгом костюме) подскочила ко мне, схватила мой учебник и хлопнула им что есть силы о парту.
- Кто тебя учил так?! Ты видишь, как у других?! Немедленно приведи все в порядок!
Она еще что-то кричала, но я была настолько ошеломлена, что не смогла понять сразу, чего от меня хотят. Оказывается, учебник принято было в этом классе класть на край парты по-другому, не так, как меня научили раньше.
Потом мальчик читал вслух текст – домашнее задание, и вместо слова «сон» прочитал «нос». И опять – очень громкий крик Марии Ильиничны. И так почти в течение всего урока. Помню, удивило меня и то, что дети все это воспринимали как должное, никто не удивлялся. Вероятно, привыкли. Кстати, улыбающуюся Марию Ильиничну я не помню совершенно. И еще одно удивление испытала я на этом первом уроке в новой школе. По тексту букваря педагогиня громко обращалась к классу:
Это тоже был шок для меня. Я знала в свои семь лет, что это недопустимое произношение в русском языке.
Кажется, только к концу первой четверти я сумела справиться со своим временным отупением вследствие резкой перемены методики обучения, и спустя некоторое время Мария Ильинична поняла, что я никак не испорчу показатели успеваемости класса.
Вскоре, несмотря на то, что особой милости я так и не почувствовала, стала хорошисткой, а потом и отличницей. Однако обучение на протяжении всех трех лет наш педагог вела сурово, крики и брань мы слышали постоянно, нередкими были и всякого рода унижения, например, она заставляла получивших двойки ходить по рядам и показывать развернутые тетради с этими оценками. Исключением в этом были человек семь любимчиков, чьи родители находили время и силы помогать Марии Ильиничне в ее всевозможных реформах и начинаниях, для чего еженедельно собирали с родителей деньги. Так, окна нашего класса были украшены шикарными какими-то тройными шторами, на парты тоже были сшиты чехлы (чтоб не пачкались), возле доски висели полотенца и полотенчики для вытирания рук, цветочных горшков – не счесть… К праздникам на родительские же деньги шились нам всевозможные костюмы: для танцев, для шествий в праздничных колоннах, для «монтажей» - патриотических концертных выступлений.
Особенно запомнилась мне Мария Ильинична своим благоговейным отношением к Коммунистической партии и Владимиру Ильичу Ленину. Уже тогда, с первого по третий класс, мы, малыши-октябрята, чувствовали на себе мощное идеологическое воспитание. От нашего уже второго «А» Мария Ильинична написала письмо какому-то актеру, который сыграл в каком-то фильме Ленина, а когда пришел ответ… Я это вижу как сейчас: Мария Ильинична достает трясущимися руками письмо из конверта и говорит: «Видите, на какой бумаге написано? Совершенно необыкновенная бумага!..» Далее текст, что-то идеологическое, что мы должны хорошо учиться. Потом Мария Ильинична говорит: «Представьте, что Ленин входит в наш класс… Как бы он был рад!..» Помню хорошо, что не испытала почему-то никакого благоговейного трепета…
Будучи уже в старших классах, мы с подругой Наташей вспоминали нашу первую учительницу и со смехом, и с обидой. Вроде уже девушки, взрослые почти, но обида на какие-то мелкие унижения прочно держалась в памяти. Мы вспоминали, что тогда, в начальных классах, нам даже в голову не приходило возмутиться или пожаловаться родителям на какие-то действия первого нашего педагога. Заповедь «Учитель всегда прав» действовала четко.
И вот я уже пишу диплом, я уже замужем. И по-прежнему не очень взрослая, так как почему-то рассказываю мужу, посчитав это своим святым долгом, все, что происходило в моей жизни до встречи с ним. В том числе и о своей первой учительнице. Муж, уже молодой специалист, выслушав мой очередной, может, двадцатый по счету рассказ о «злодеяниях» Марии Ильиничны, отрывисто произносит: «Адрес! Быстро говори адрес! Я поеду и зарублю ее топором, как Раскольников старушку! Я уже не могу это слышать!» А потом, уже серьезно, рассказывает мне о своей первой наставнице. Оказывается, она была еще круче, ужас-то какой! Она заставляла мальчиков стричься почти налысо, иногда била их указкой, иногда – головой о парту… При этом мой супруг вспоминал о своем первом педагоге с теплой улыбкой, с благодарностью. Тогда я не могла этого понять. Если честно, до сих пор не могу понять, что это – «да правильно делала».
А сейчас, когда прошло столько лет, я понимаю, что закончила на «отлично» третий класс и получила неплохую базу для дальнейшей учебы не благодаря своим выдающимся способностям, но вследствие стараний Марии Ильиничны, благодаря ее труду педагога. И может, правы те психологи (психиатры тоже), которые утверждают, что многие учителя, проработавшие двадцать-тридцать и более лет в школе, имеют начальную стадию такого заболевания, как шизофрения, как бы страшно это ни звучало? Теперь, когда сама имею почти восьмилетний преподавательский стаж, я понимаю, какой это нелегкий и ответственный труд. А учитель начальных классов – вообще профессия особая.
Изменилось время, изменились люди, а спорных вопросов в образовании не стало меньше. И пусть не во всем была права наша Мария Ильинична и ей подобные, но еще раз хочется сказать ей и всем учителям спасибо за их нелегкий и порой неблагодарный труд.
[Скрыть]Регистрационный номер 0114965 выдан для произведения:
Учителей принято вспоминать с чувством благодарности, особенно первых. Так, по крайней мере, нас учили в школе. Есть даже песня такая старинная - «Школьный вальс» - ее еще родители мои пели: «Учительница первая моя…» Больше не помню ни строчки. А сколько современных песен с такой фразой? Немало, и ведь это не просто так.
Я, повзрослев и вылетев из родного гнезда, надолго и с удовольствием забыла о своей первой школьной наставнице. Впрочем, я не совсем повзрослела на тот момент, да и учительница была не совсем первая. Дело в том, что в свои семнадцать я хоть и поступила в институт, но, как сейчас понимаю, в житейском плане долго оставалась дурой (ох, боюсь, что это не совсем верно – говорить об этом факте в прошедшем времени). Даже мой первый студенческий друг сказал: «Аленка, ты не от мира сего. Тебя что, в кадушке выращивали? Явно из нее не выпускали, только поливали, чтоб росла». А учительница не совсем первая, потому что у самой первой я проучилась месяца полтора, и даже не помню, как ее звали.
В первый класс я пошла, когда мы жили в крупном областном центре. При этом была счастлива и страшно гордилась, что стала школьницей. Первый храм науки меня не разочаровал. Все было интересно, красиво, учительница – сама доброта и забота. Но случилось так, что нашей семье пришлось переехать в небольшой украинский городок, по роду деятельности отца. В те времена не очень спрашивали специалистов, хотят ли они работать в том или ином месте, партия сказала - надо.
И вот – первое утро в другой школе, первый урок. Перед звонком, помню, меня и маму, приведшую меня туда, неприятно поразил раздраженный тон Марии Ильиничны, моей учительницы первой ступени обучения – с первого по третий класс включительно.
- У меня тридцать девять детей в классе, еще и вы! Мой первый «А» – самый лучший! Она хоть как у вас, соображает? Ладно, идите, звонок уже…
А затем мне пришлось поражаться и удивляться уже без мамы. Первым буквально шоком было то, что в самом начале урока Мария Ильинична (я уже успела ее рассмотреть – полная пожилая женщина с иссиня-черными волосами, аккуратно уложенными в красивую прическу, губы накрашены ярко-красной помадой, в красивом строгом костюме) подскочила ко мне, схватила мой учебник и хлопнула им что есть силы о парту.
- Кто тебя учил так?! Ты видишь, как у других?! Немедленно приведи все в порядок!
Она еще что-то кричала, но я была настолько ошеломлена, что не смогла понять сразу, чего от меня хотят. Оказывается, учебник принято было в этом классе класть на край парты по-другому, не так, как меня научили раньше.
Потом мальчик читал вслух текст – домашнее задание, и вместо слова «сон» прочитал «нос». И опять – очень громкий крик Марии Ильиничны. И так почти в течение всего урока. Помню, удивило меня и то, что дети все это воспринимали как должное, никто не удивлялся. Вероятно, привыкли. Кстати, улыбающуюся Марию Ильиничну я не помню совершенно. И еще одно удивление испытала я на этом первом уроке в новой школе. По тексту букваря педагогиня громко обращалась к классу:
Это тоже был шок для меня. Я знала в свои семь лет, что это недопустимое произношение в русском языке.
Кажется, только к концу первой четверти я сумела справиться со своим временным отупением вследствие резкой перемены методики обучения, и спустя некоторое время Мария Ильинична поняла, что я никак не испорчу показатели успеваемости класса.
Вскоре, несмотря на то, что особой милости я так и не почувствовала, стала хорошисткой, а потом и отличницей. Однако обучение на протяжении всех трех лет наш педагог вела сурово, крики и брань мы слышали постоянно, нередкими были и всякого рода унижения, например, она заставляла получивших двойки ходить по рядам и показывать развернутые тетради с этими оценками. Исключением в этом были человек семь любимчиков, чьи родители находили время и силы помогать Марии Ильиничне в ее всевозможных реформах и начинаниях, для чего еженедельно собирали с родителей деньги. Так, окна нашего класса были украшены шикарными какими-то тройными шторами, на парты тоже были сшиты чехлы (чтоб не пачкались), возле доски висели полотенца и полотенчики для вытирания рук, цветочных горшков – не счесть… К праздникам на родительские же деньги шились нам всевозможные костюмы: для танцев, для шествий в праздничных колоннах, для «монтажей» - патриотических концертных выступлений.
Особенно запомнилась мне Мария Ильинична своим благоговейным отношением к Коммунистической партии и Владимиру Ильичу Ленину. Уже тогда, с первого по третий класс, мы, малыши-октябрята, чувствовали на себе мощное идеологическое воспитание. От нашего уже второго «А» Мария Ильинична написала письмо какому-то актеру, который сыграл в каком-то фильме Ленина, а когда пришел ответ… Я это вижу как сейчас: Мария Ильинична достает трясущимися руками письмо из конверта и говорит: «Видите, на какой бумаге написано? Совершенно необыкновенная бумага!..» Далее текст, что-то идеологическое, что мы должны хорошо учиться. Потом Мария Ильинична говорит: «Представьте, что Ленин входит в наш класс… Как бы он был рад!..» Помню хорошо, что не испытала почему-то никакого благоговейного трепета…
Будучи уже в старших классах, мы с подругой Наташей вспоминали нашу первую учительницу и со смехом, и с обидой. Вроде уже девушки, взрослые почти, но обида на какие-то мелкие унижения прочно держалась в памяти. Мы вспоминали, что тогда, в начальных классах, нам даже в голову не приходило возмутиться или пожаловаться родителям на какие-то действия первого нашего педагога. Заповедь «Учитель всегда прав» действовала четко.
И вот я уже пишу диплом, я уже замужем. И по-прежнему не очень взрослая, так как почему-то рассказываю мужу, посчитав это своим святым долгом, все, что происходило в моей жизни до встречи с ним. В том числе и о своей первой учительнице. Муж, уже молодой специалист, выслушав мой очередной, может, двадцатый по счету рассказ о «злодеяниях» Марии Ильиничны, отрывисто произносит: «Адрес! Быстро говори адрес! Я поеду и зарублю ее топором, как Раскольников старушку! Я уже не могу это слышать!» А потом, уже серьезно, рассказывает мне о своей первой наставнице. Оказывается, она была еще круче, ужас-то какой! Она заставляла мальчиков стричься почти налысо, иногда била их указкой, иногда – головой о парту… При этом мой супруг вспоминал о своем первом педагоге с теплой улыбкой, с благодарностью. Тогда я не могла этого понять. Если честно, до сих пор не могу понять, что это – «да правильно делала».
А сейчас, когда прошло столько лет, я понимаю, что закончила на «отлично» третий класс и получила неплохую базу для дальнейшей учебы не благодаря своим выдающимся способностям, но вследствие стараний Марии Ильиничны, благодаря ее труду педагога. И может, правы те психологи (психиатры тоже), которые утверждают, что многие учителя, проработавшие двадцать-тридцать и более лет в школе, имеют начальную стадию такого заболевания, как шизофрения, как бы страшно это ни звучало? Теперь, когда сама имею почти восьмилетний преподавательский стаж, я понимаю, какой это нелегкий и ответственный труд. А учитель начальных классов – вообще профессия особая.
Изменилось время, изменились люди, а спорных вопросов в образовании не стало меньше. И пусть не во всем была права наша Мария Ильинична и ей подобные, но еще раз хочется сказать ей и всем учителям спасибо за их нелегкий и порой неблагодарный труд.
КАК ХОРОШО ВЫ НАПИСАЛИ!! Я помню первую учительницу, ее звали Мария Семеновна. Она оставила только хорошие воспоминания о себе. В старших классах мы ее поздравляли с праздниками.
Строгость должна присутствовать всегда.Иначе нельзя.И обижаться на это не стоит.У нас тоже были строгие учителя,но я к ним ничего,кроме уважения и благодарности, не испытываю,хотя не был ,как сейчас говорят дети-"ботаном"),скорее-наоборот...)
Благодарю за прочтение и отзыв, Юрий. Согласна насчет строгости! Но все-таки первая ступень обучения /1-3 классы/ требует от учителя определенных навыков и душевности, учитель начальных классов, цитирую из своего же рассказа, - профессия особая. /У меня здесь выставлен рассказ "История одного урока", там как раз насчет строгости к детям постарше, которая непременно должна быть ))))/.
Как всегда..написано классно! Вот почему ты ленишься писать?..)) А учителя, ну не знаю, они наверное разные и это нормально. Просто я помню в наше.."ранешнее" время было все как то индивидуально. И несмотря на большие по теперяшним меркам классы, учителя находили время для каждого ученика. Не требуя при этом дополнительной оплаты... Респект Нина!
Спасибо за отзыв, Игорь! Точно, учителя все и всегда разные, и это интересней, чем если бы преподавали роботы! )))) А насчет твоего очередного совета не лениться…/ Приятно, что уж там, когда Мастер такое говорит./ «Щас спою!», ей Богу. Ой, то есть напишу…
Я, как всегда, склонна к философии. Первая учительница учит писать и читать, от этого люди взрослеют, познают много миров. у кого то есть любимая буква. У меня этой любимой буквой была буква Е. Я её тщательно прописывала на промокашке. Именно с первой буквой кончается детство земное и начинается человеческое взросление. Поэтому первая учительница всегда связана с открытием мозга. И если больше напряжения она даёт, тем развитей наша мозговая программа. У меня была очень хорошая первая учительница Евгения Степановна и я ей благодарна за душевность.
Как всегда, Валентина, из ваших комментариев я узнаю что-то новое и интересное. И искренне рада за вас, что первая учительница оказалась душевным человеком. Благодарю за комментарий.
Текст сочетает беспощадность фактуры и внутреннюю теплоту. Никакой патоки, никаких дежурных комплиментов, ничего из разряда того, что «полагается говорить» учителям, даже про неизбежный сдвиг упомянуто, когда люди на протяжении десятилетий общаются с теми, кто знает гораздо меньше их («эффект Бога» — очень страшная штука). И вместе с тем тепло всё сказано. Хорошим слогом и в очередной раз повторюсь — тепло. С трезвым юмором и мудростью.
Тоже помню свою первую учительницу - Надежда Семеновна! Мне кажется, первый учитель, как первая любовь, никогда не забываются! Никаких ужасов с нами не происходило.)))) Ну, иногда, она била мальчишек указкой по голове!)))) Неужели это правда, что ты написала про учителей с большим стажем? Наша учительница была молодой специалист, наш класс был у нее первый и последний. Выпустив нас в среднюю школу, она тут же уехала из нашего маленького городка! Может, поэтому, и не злобствовала. Или я просто забыла!))) Нина, мне нравится твой слог! Читается легко и интересно! Спасибо!
А я помню, была у нас вначальных классах учительница пения (имя сокрыто для меня туманом памяти), которая говорила не "музыка", а "мЮзыка", и я каждый раз вздрагивала. Вроде, не раздражало, но... что-то со мной не то делалось, когда я это слышала. Мюзыка, А-а-а-а.