Summertime
SUMMERTIME
Что может
быть лучше этого морозного зимнего утра в деревне? Глаза чуть щурятся от редких
снежинок, солнце играет в белых клубах печного дыма, свежевыпавший снег
аппетитно хрустит под ногами, и впереди целый день. Сегодня - особенный. И я
знаю – почему.
Дорожки пока
не чищены и вряд ли скоро до них дойдут руки. Я стою на верхней ступеньке
крыльца и обозреваю аллею. Хотя, конечно, что это за аллея? Раньше тут был
яблоневый сад, а теперь через него пролегла дорожка. Но, мне приятно думать, что это именно аллея, а значит, тривиальный
поход к свинарнику превращается в прогулку – прогулку по аллее. Совсем по
другому звучит – согласитесь. Мне, как городскому жителю просто необходимо
создать некую субкультуру на отведенной территории. Иначе весь быт, к которому
деревенские привыкают с малых ногтей, превратится в обузу и, в конце концов,
станет противен. Вот потому я и придумываю нечто, можно сказать, обрастаю
ритуалами, вкладываю совсем новый смысл во вполне обыденные вещи и, в
результате все-таки врастаю своими хилыми городскими корнями в новую для меня
жизнь.
Кстати,
слово свинарник никак не подходит для ладного бревенчатого домика и совсем не
согласуется с обычными представлениями о нем. Потому, что внутри всегда чисто,
а запах, если и есть, то именно запах, а не вонь. Как назвать это сооружение я пока не
придумал, но так даже лучше – будущее название наверняка появится неспроста и
станет началом чего-то большего. Может – нового ритуала.
Между тем, с
веток деревьев то и дело срываются небольшие комочки легкого пушистого снега, и
мне совсем не хочется уворачиваться от них по дороге. Гораздо лучше
почувствовать ритм, впитать его в себя и, уже потом двинуться вперед без
ускорений и остановок – плавно и естественно.
Итак: иии –
раз, иии – раз, иии – раз… Еще медленнее… Вот, теперь правильно. Но, одного
ритма недостаточно. Мне нужны мелодия и голос. Что я слышу…? Конечно… «Порги и
Бесс», Гершвин и бесподобный Луи вместе
с Эллой*:
- Summertime… Эта жизнь так прекрасна.
Губы
невольно растягиваются в улыбке: как здорово и загадочно – летняя колыбельная
обретает мистический и почти сакральный смысл. Потому, что я знаю, что будет
дальше.
Как хорошо,
что во мне появилось это настроение. Действительно: теперь все мои прошлые
неудачи, вся суета, беготня, визг и, главное, страх - дикий, животный страх
становятся просто неуместными, а возможный поход к соседу за помощью и вовсе нелепым. Зачем все это, если жизнь так прекрасна?
Однако три
десятка шагов уже пройдены, а я все еще не готов. Самое время продолжить один
из самых любимых ритуалов. Еще в доме, после чашки кофе я наугад составил смесь
из трех сортов табака, и, с помощью хитроумной машинки изготовил две сигареты.
Небольшая пауза, первая затяжка и ароматный, чуть сладковатый дым смешивается
со свежим морозным воздухом, а я закрываю в блаженстве глаза и все, что
существует вокруг, исчезает.
- Summertime … Нет причин для тревоги.
Действительно,
нет причин для тревоги, нет волнения, нет ожидания возможной неудачи и, самое
главное, страха. Нет ничего. Только:
- Summertime …
Я слишком
хорошо помню, как было. Истошный визг, сгрудившиеся малыши, их мать, закрывшая
телом своих детей и я – тоже испуганный, дикий, исходящий на адреналин, с ножом
в руке, и с безуспешными попытками поймать хоть кого-нибудь.
Мы долго потом отходили от этого ужаса. Делали
робкие попытки забыть прошлое и снова сблизиться. И нам удалось. А я осознал
свои ошибки, раскаялся и понял – как надо.
Две недели
назад я выбрал тебя и дал имя – Малыш. И мы начали учиться. А сегодня сдаем
экзамен, и я уверен – сдадим на «отлично». Я, как обычно зайду к вам, покажу
пустые, безо всякого оружия ладони, а вы броситесь ко мне всей радостной
гурьбой. Потом, я наполню ваши кормушки и, пока вы будете заняты делом, займусь
уборкой. Вы станете толкаться и негромко переругиваться. Я принесу вам свежей
соломы, постелю ее в дальнем углу и встану около двери. Ты, Малыш, как всегда
управишься первым, подойдешь ко мне и поднимешь свою забавную мордочку. Тогда я
достану из кармана ватника сложенный вчетверо мешок, положу его на пол и чуть
приоткрою. Ты принюхаешься, смешно морща свой пятачок, и деловито засеменишь
внутрь. Потому, что там тебя ждет подарок.
Две недели
мы разучивали эту игру. Две недели у нас все получалось. Получится и сегодня,
хотя сегодня все будет взаправду.
Сигарета уже
кончилась, а я еще не готов. Но, у меня есть вторая, и она даст мне возможность
продолжить.
Я аккуратно
возьму тебя на руки и выйду на улицу. Никто ничего не заметит и не поднимет
шум. Мы дойдем до массивного, обитого нержавеющей сталью разделочного стола, на
котором лежит изящный, почти
декоративный стилет. Матовое треугольное жало и удобная рукоятка. У него
сегодня дебют. Я положу мешок на землю и возьму стилет в правую руку. Потом
нащупаю твою левую лопатку и прицелюсь. Во мне не будет страха. Только холодная
сосредоточенность и осознание важности происходящего. Мне будет легко, потому,
что я не буду видеть твоих глаз, и не буду слышать твоего дыхания. Рука вдруг
одеревенеет напрягшимися мускулами, сделает короткое точное движение, и я сразу
разожму пальцы.
- Summertime … Малыш, спи спокойно, спи не плачь.
Не надо
брезгливо отворачиваться и изображать негодование. Не надо делать вид, что для
вас любое мясо так и растет в виде
аккуратных стейков, а все коровы, свиньи и овцы существуют только в
декоративных целях. Я не поверю.
Потом,
поднимусь с колен и пойду в дом, чтобы сразу вернуться с ножом и двумя
небольшими мисками. Выну обмякшее тело из мешка и сделаю глубокий надрез на шее. Кровь брызнет, окропляя снег алыми каплями, и
потечет ровной струей. Сначала в одну, а потом в другую миску.
Я никогда не
забываю о тебе, мой Гард. Но сейчас сделаю вид, что только вспомнил и поманю.
Одним движением головы. Я знаю, что ни один мой жест не ускользнет от твоего
внимания, и ты подойдешь. Степенно и с достоинством. И в твоих глазах я увижу
главное.
Во всем мире
нет ничего большего, чем собачье сердце. Во всем мире нет ничего более
настоящего, чем любовь собаки к человеку. Особенно, если это «кавказец».
Впрочем, насчет породы мне могут возразить и я не стану спорить. В этом вопросе
у каждого своя правда.
Я поставлю
перед тобой миску, ты понюхаешь, нервно облизнешься и посмотришь на меня. Я
никогда тебя не обманывал и, все же, если не услышишь заветного слова, не
будешь считать себя самым несчастным в мире псом. Но ты услышишь:
- Можно, - и
в доли секунды выпьешь все, до последней капли. А потом попытаешься лизнуть
меня в ухо, привалишься ко мне всем своим почти стокилограммовым весом и будешь
мелко подрагивать тем местом, которое у других называется хвостом.
Все
правильно, мой защитник. Мой телохранитель. Ты готов отдать за меня свою жизнь
а, я должен делиться с тобой всем. Даже таким деликатесом, как свежая кровь.
И тут самое
время вспомнить, что мой завтрак даже не начинался. Я насыплю во вторую миску
немного соли и мелкопорезанный сушеный укроп. Больше ничего не надо. Пока будет вариться вторая порция кофе, душистая
трава успеет вспомнить жаркое лето и поделится своим ароматом. Разогретая
сковородка сначала возмущенно зашипит, а потом успокоится и займется
приготовлением самого чудесного на свете блюда. Тот, кто хоть раз в жизни
пробовал жареную кровь, меня поймет. А кто не поймет, может до конца своих дней
оставаться в неведении. Мне все равно.
Потом позвоню,
чтобы узнать, когда приедут гости. И, начну торопиться, и вернусь к тебе, Малыш. У
меня уже все готово: паяльная лампа, специальный скребок и вертел. Я избавлю
тебя от всего лишнего, сделаю красивым и натру благовониями. Там будут травы,
смешанные с маслом (обычным и оливковым) и корица, и уксус, и, конечно,
мускатный орех. Не надо экономить на маринаде, поэтому красное вино будет
обязательно испанским. Впрочем, хорошие рецепты сейчас знают все.
А еще надо
заняться печкой. И этой, и той, что в бане. И постепенно устану. Ведь я, хоть и
молодой, но пенсионер. Пенсионер, который на старости лет окончательно
пресытился городом и приехал сюда, чтобы обрести гармонию и прожить остаток лет
в простых и понятных заботах, но не преуспел и начал окружать себя
всевозможными процедурами и ритуалами.
Кстати,
Малыш, я бы на твоем месте обрадовался. Теперь ты станешь частью меня. А мой
мир значительно интересней и богаче твоего. Я обязательно выпью сегодня за твое
новое рождение.
-
Summertime… Однажды утром ты выпорхнешь гордо с
песней и, взмахнув крылом, в небо синее взлетишь.
Да, здорово
я все придумал. И пофилософствовать успел, и поэстетствоать, и даже тост
поминальный сказать. Картинки, и те в голове появились. Словно в кино. Точно.
Вот, чего мне хочется: темный зал, мягкое кресло, попкорн и пиво. А на экране,
кто-то очень похожий на меня делает всю грязную работу. Надо же, как удобно.
Можно даже слезу пустить ненароком. От полноты чувств.
Но, сеанс
закончен, а я все еще не готов. И, не буду готов, черт возьми! Потому, что
передо мной весы. На одной чаше твоя жизнь, Малыш, а что на второй? Что там
лежит такое тяжелое? Мое обещание гостям накормить вкусненьким? Бред. Это
обещание ничего не весит. Тогда что? Страх? А чего я боюсь? Убить тебя? Да, а
что еще? Боюсь, что не смогу? Тоже да. Но, причем здесь страх? Чтобы я ни
сделал, он все равно не исчезнет. Страх вообще нельзя победить или уничтожить.
С ним можно только научиться жить, не позволяя командовать, и все. Тогда, в чем
же дело, наконец?! Может в том, что для меня все это окажется слишком легко?
Может, я боюсь того, что через пять минут забуду о тебе, Малыш? Ведь тогда я
сам окажусь не тем, кем представлял себя всю жизнь. Нет, все не то, но уже
близко. Да, я начинаю понимать… Дело не во мне. Ты для меня просто забавный
зверек. Игрушка. А игрушки иногда ломаются, и мы находим замену, и не видим в
этом никакой трагедии…. Дело в тебе. В том, как ты относишься ко мне. В твоем
доверии, в любви, наконец. Ни мешок, ни кусочек морковки тебе не нужны. Они
нужны мне. Ты и так с удовольствием пойдешь на руки. И даже холодная сталь
стилета не смутит тебя. Потому, что ты считаешь меня своим другом. Своим
старшим братом. Потому, что ты веришь – я не могу причинить тебе вреда.
И теперь мне
тошно от всего этого. От своей беспомощности и нелепости всей ситуации. Но, я
же взрослый, сильный и уверенный в себе мужик. Тогда откуда взялось это
сопливое, рефлексирующее бесполое существо?
Как же я
попал в эту ловушку? Какие демоны повредили мой разум, когда я решил сделать
тебя по-настоящему ручным, очеловечил и позволил полюбить себя? А теперь они
сторожат, следят за каждым шагом и не выпустят, пока не получат дань. Пока я не
принесу им жертву. Твою жизнь, Малыш.
Да, я люблю
свою собаку, но у нас договор. Гард мой сторож, телохранитель, а я хозяин. Мы
одинаково полезны и нужны друг другу. А какой договор может быть между
человеком и свиньей? Какая польза от тебя, Малыш?
Я просто
попал в ловушку. В зависимость от тебя, твоей доверчивости и, может быть,
любви. Но, я не собираюсь продолжать в том же духе, потому, что это глупо и
противоестественно. Я человек. Я хищник. Я живу, поедая мясо своих жертв. И это
правильно. Значит надо просто найти в себе силы и пройти весь путь до конца.
Конечно,
можно позвать соседа и он сделает все быстро и без сантиментов. Потом возьмет
свою плату и уйдет. Но, что я куплю за эту бутылку водки? У меня нет ответа. Я
просто окажусь еще большим слабаком, чем думаю и все. Нет, я должен сам. Так
будет, по крайней мере, честно.
Передо мной
дверь. Сейчас я возьмусь за ручку и толкну ее….
* * *
Летняя пора,
она ведь наступила? Или уже осень? Может быть. Я теперь не очень слежу за
такими мелочами. Потому, что мне еще видится, то морозное утро. Видится так,
будто мне только предстоит пережить и его, и все, что было дальше.
Конечно, я
помню: и шумную компанию, и обильный стол, и то, что для меня внезапно исчезли
запахи, а потом вкус и мир стал серым и
безликим. А ночью организм изрыгнул из себя все, что было съедено и выпито,
затрясся в ознобе, заполыхал жаром, потом еще и еще. И так без остановки.
Когда я
более-менее пришел в себя, то первым делом раздал соседям всю свою живность и
неожиданно получил в благодарность неимоверный запас крепкого алкоголя. Это
спасло. Желудок перестал принимать в себя что-то, кроме воды и самогона. Сколько
так продолжалось я не помню, но постепенно все пришло в норму. Так бывает
всегда и со всеми: однажды все возвращается на круги своя, и это первая из
истин, которую я сумел усвоить.
А теперь,
днем я стою на верхней ступеньке крыльца в то самое морозное утро и придумываю
поводы, чтобы отсрочить неизбежное, а ночью вижу сны. Точнее один сон, но в
разных декорациях. В прошлый раз это было строгое классическое здание с большим
крыльцом, обрамленным белыми колоннами, а сегодня – некое подобие ампира с
нелепыми гнутыми балконами и кроваво-красными перилами. А потом появилась, нет,
возникла она. Как всегда – ожидаемо, но внезапно. Я бросился к ней и, не доходя
нескольких шагов заговорил. Не помню точно, что было в этот раз, но и неважно.
Мне, как всегда, было необходимо привлечь ее внимание, заинтересовать
парадоксальностью своих суждений и удержать подле себя как можно дольше.
Я не знаю,
как она выглядит. Может, меняет образы, может моя память каждый раз дает мне
подножку, но это тоже неважно, потому, что она – Бог. И помню я только
полуулыбку и ироничный взгляд.
Я спотыкаюсь
об него, замолкаю в недоумении, а она отвечает:
- Не стоит
так стараться, я знаю тебя наизусть.
- Но,
почему? – пытаюсь возразить я.
- А это одна
из тех истин, которые тебе только предстоит усвоить. Оказывается, может быть
интересно и с тем, кого знаешь, как свои пять пальцев.
И тогда я
решаюсь, набираю воздух и открываю рот, чтобы узнать, как ее зовут, но вместо
этого в сотый раз задаю вопрос:
- Ты придешь
еще?
Она всегда
отвечала утвердительно, одним кивком головы, но сегодня просто исчезла.
И теперь я
стал взрослым и больше не могу рассчитывать на чудесное ожидание праздника,
которое доступно только детям.
Да, я помню,
что когда-то был ребенком и одновременно – Богом. Я не задавался глупыми
вопросами, на которые нет ответов. Я творил собственную Вселенную, потому, что
мог это делать. Я еще не успел построить вокруг себя забор из нелепых правил и
ограничений.
И сейчас,
даже сейчас остался тем же самым, но теперь мне нужно осознание. Нужно просто
осознать себя Богом и узнать ее имя. Больше ничего. Но, с осознанием я
справлюсь сам, а вот имя? Как я могу стать равным ей, если она знает, как меня
зовут, а я – нет?
Блаженны
нищие духом. Они тоже однажды осознали себя Богами и усвоили все возможные и
невозможные истины, а потом забыли за ненадобностью и теперь проживают свои
бесчисленные жизни в простых понятных заботах. Оберегая собственные Вселенные
от потрясений и катаклизмов. Я вижу их. Чувствую. Стремлюсь стать таким, как
они.
Потому, что
я и есть – образ и подобие. Потому, что я сам – Бог.
И когда я
сумею осознать себя, мне будут подвластны и пространство и время. И то зимнее
утро пройдет совсем иначе. Мне не придется искать решение там, где его нет. Сам
выбор перестанет существовать. Мой Малыш сможет принять любой облик: сына,
брата, легкого пушистого облака или такого же Бога, как я.
Я
обязательно стану тем, кем был с самого рождения. Единственно, чего мне не
хватает – это имени.
Я должен
узнать имя Бога.
"Summertime” – летняя пора. Ария из оперы «Порги
и Бесс». Джордж Гершвин 1935г. Классическое исполнение Элла Фитцжеральд и Луи
Армстронг. Эквиритмический перевод Марат Джумагазиев.
SUMMERTIME
Что может
быть лучше этого морозного зимнего утра в деревне? Глаза чуть щурятся от редких
снежинок, солнце играет в белых клубах печного дыма, свежевыпавший снег
аппетитно хрустит под ногами, и впереди целый день. Сегодня - особенный. И я
знаю – почему.
Дорожки пока
не чищены и вряд ли скоро до них дойдут руки. Я стою на верхней ступеньке
крыльца и обозреваю аллею. Хотя, конечно, что это за аллея? Раньше тут был
яблоневый сад, а теперь через него пролегла дорожка. Но, мне приятно думать, что это именно аллея, а значит, тривиальный
поход к свинарнику превращается в прогулку – прогулку по аллее. Совсем по
другому звучит – согласитесь. Мне, как городскому жителю просто необходимо
создать некую субкультуру на отведенной территории. Иначе весь быт, к которому
деревенские привыкают с малых ногтей, превратится в обузу и, в конце концов,
станет противен. Вот потому я и придумываю нечто, можно сказать, обрастаю
ритуалами, вкладываю совсем новый смысл во вполне обыденные вещи и, в
результате все-таки врастаю своими хилыми городскими корнями в новую для меня
жизнь.
Кстати,
слово свинарник никак не подходит для ладного бревенчатого домика и совсем не
согласуется с обычными представлениями о нем. Потому, что внутри всегда чисто,
а запах, если и есть, то именно запах, а не вонь. Как назвать это сооружение я пока не
придумал, но так даже лучше – будущее название наверняка появится неспроста и
станет началом чего-то большего. Может – нового ритуала.
Между тем, с
веток деревьев то и дело срываются небольшие комочки легкого пушистого снега, и
мне совсем не хочется уворачиваться от них по дороге. Гораздо лучше
почувствовать ритм, впитать его в себя и, уже потом двинуться вперед без
ускорений и остановок – плавно и естественно.
Итак: иии –
раз, иии – раз, иии – раз… Еще медленнее… Вот, теперь правильно. Но, одного
ритма недостаточно. Мне нужны мелодия и голос. Что я слышу…? Конечно… «Порги и
Бесс», Гершвин и бесподобный Луи вместе
с Эллой*:
- Summertime… Эта жизнь так прекрасна.
Губы
невольно растягиваются в улыбке: как здорово и загадочно – летняя колыбельная
обретает мистический и почти сакральный смысл. Потому, что я знаю, что будет
дальше.
Как хорошо,
что во мне появилось это настроение. Действительно: теперь все мои прошлые
неудачи, вся суета, беготня, визг и, главное, страх - дикий, животный страх
становятся просто неуместными, а возможный поход к соседу за помощью и вовсе нелепым. Зачем все это, если жизнь так прекрасна?
Однако три
десятка шагов уже пройдены, а я все еще не готов. Самое время продолжить один
из самых любимых ритуалов. Еще в доме, после чашки кофе я наугад составил смесь
из трех сортов табака, и, с помощью хитроумной машинки изготовил две сигареты.
Небольшая пауза, первая затяжка и ароматный, чуть сладковатый дым смешивается
со свежим морозным воздухом, а я закрываю в блаженстве глаза и все, что
существует вокруг, исчезает.
- Summertime … Нет причин для тревоги.
Действительно,
нет причин для тревоги, нет волнения, нет ожидания возможной неудачи и, самое
главное, страха. Нет ничего. Только:
- Summertime …
Я слишком
хорошо помню, как было. Истошный визг, сгрудившиеся малыши, их мать, закрывшая
телом своих детей и я – тоже испуганный, дикий, исходящий на адреналин, с ножом
в руке, и с безуспешными попытками поймать хоть кого-нибудь.
Мы долго потом отходили от этого ужаса. Делали
робкие попытки забыть прошлое и снова сблизиться. И нам удалось. А я осознал
свои ошибки, раскаялся и понял – как надо.
Две недели
назад я выбрал тебя и дал имя – Малыш. И мы начали учиться. А сегодня сдаем
экзамен, и я уверен – сдадим на «отлично». Я, как обычно зайду к вам, покажу
пустые, безо всякого оружия ладони, а вы броситесь ко мне всей радостной
гурьбой. Потом, я наполню ваши кормушки и, пока вы будете заняты делом, займусь
уборкой. Вы станете толкаться и негромко переругиваться. Я принесу вам свежей
соломы, постелю ее в дальнем углу и встану около двери. Ты, Малыш, как всегда
управишься первым, подойдешь ко мне и поднимешь свою забавную мордочку. Тогда я
достану из кармана ватника сложенный вчетверо мешок, положу его на пол и чуть
приоткрою. Ты принюхаешься, смешно морща свой пятачок, и деловито засеменишь
внутрь. Потому, что там тебя ждет подарок.
Две недели
мы разучивали эту игру. Две недели у нас все получалось. Получится и сегодня,
хотя сегодня все будет взаправду.
Сигарета уже
кончилась, а я еще не готов. Но, у меня есть вторая, и она даст мне возможность
продолжить.
Я аккуратно
возьму тебя на руки и выйду на улицу. Никто ничего не заметит и не поднимет
шум. Мы дойдем до массивного, обитого нержавеющей сталью разделочного стола, на
котором лежит изящный, почти
декоративный стилет. Матовое треугольное жало и удобная рукоятка. У него
сегодня дебют. Я положу мешок на землю и возьму стилет в правую руку. Потом
нащупаю твою левую лопатку и прицелюсь. Во мне не будет страха. Только холодная
сосредоточенность и осознание важности происходящего. Мне будет легко, потому,
что я не буду видеть твоих глаз, и не буду слышать твоего дыхания. Рука вдруг
одеревенеет напрягшимися мускулами, сделает короткое точное движение, и я сразу
разожму пальцы.
- Summertime … Малыш, спи спокойно, спи не плачь.
Не надо
брезгливо отворачиваться и изображать негодование. Не надо делать вид, что для
вас любое мясо так и растет в виде
аккуратных стейков, а все коровы, свиньи и овцы существуют только в
декоративных целях. Я не поверю.
Потом,
поднимусь с колен и пойду в дом, чтобы сразу вернуться с ножом и двумя
небольшими мисками. Выну обмякшее тело из мешка и сделаю глубокий надрез на шее. Кровь брызнет, окропляя снег алыми каплями, и
потечет ровной струей. Сначала в одну, а потом в другую миску.
Я никогда не
забываю о тебе, мой Гард. Но сейчас сделаю вид, что только вспомнил и поманю.
Одним движением головы. Я знаю, что ни один мой жест не ускользнет от твоего
внимания, и ты подойдешь. Степенно и с достоинством. И в твоих глазах я увижу
главное.
Во всем мире
нет ничего большего, чем собачье сердце. Во всем мире нет ничего более
настоящего, чем любовь собаки к человеку. Особенно, если это «кавказец».
Впрочем, насчет породы мне могут возразить и я не стану спорить. В этом вопросе
у каждого своя правда.
Я поставлю
перед тобой миску, ты понюхаешь, нервно облизнешься и посмотришь на меня. Я
никогда тебя не обманывал и, все же, если не услышишь заветного слова, не
будешь считать себя самым несчастным в мире псом. Но ты услышишь:
- Можно, - и
в доли секунды выпьешь все, до последней капли. А потом попытаешься лизнуть
меня в ухо, привалишься ко мне всем своим почти стокилограммовым весом и будешь
мелко подрагивать тем местом, которое у других называется хвостом.
Все
правильно, мой защитник. Мой телохранитель. Ты готов отдать за меня свою жизнь
а, я должен делиться с тобой всем. Даже таким деликатесом, как свежая кровь.
И тут самое
время вспомнить, что мой завтрак даже не начинался. Я насыплю во вторую миску
немного соли и мелкопорезанный сушеный укроп. Больше ничего не надо. Пока будет вариться вторая порция кофе, душистая
трава успеет вспомнить жаркое лето и поделится своим ароматом. Разогретая
сковородка сначала возмущенно зашипит, а потом успокоится и займется
приготовлением самого чудесного на свете блюда. Тот, кто хоть раз в жизни
пробовал жареную кровь, меня поймет. А кто не поймет, может до конца своих дней
оставаться в неведении. Мне все равно.
Потом позвоню,
чтобы узнать, когда приедут гости. И, начну торопиться, и вернусь к тебе, Малыш. У
меня уже все готово: паяльная лампа, специальный скребок и вертел. Я избавлю
тебя от всего лишнего, сделаю красивым и натру благовониями. Там будут травы,
смешанные с маслом (обычным и оливковым) и корица, и уксус, и, конечно,
мускатный орех. Не надо экономить на маринаде, поэтому красное вино будет
обязательно испанским. Впрочем, хорошие рецепты сейчас знают все.
А еще надо
заняться печкой. И этой, и той, что в бане. И постепенно устану. Ведь я, хоть и
молодой, но пенсионер. Пенсионер, который на старости лет окончательно
пресытился городом и приехал сюда, чтобы обрести гармонию и прожить остаток лет
в простых и понятных заботах, но не преуспел и начал окружать себя
всевозможными процедурами и ритуалами.
Кстати,
Малыш, я бы на твоем месте обрадовался. Теперь ты станешь частью меня. А мой
мир значительно интересней и богаче твоего. Я обязательно выпью сегодня за твое
новое рождение.
-
Summertime… Однажды утром ты выпорхнешь гордо с
песней и, взмахнув крылом, в небо синее взлетишь.
Да, здорово
я все придумал. И пофилософствовать успел, и поэстетствоать, и даже тост
поминальный сказать. Картинки, и те в голове появились. Словно в кино. Точно.
Вот, чего мне хочется: темный зал, мягкое кресло, попкорн и пиво. А на экране,
кто-то очень похожий на меня делает всю грязную работу. Надо же, как удобно.
Можно даже слезу пустить ненароком. От полноты чувств.
Но, сеанс
закончен, а я все еще не готов. И, не буду готов, черт возьми! Потому, что
передо мной весы. На одной чаше твоя жизнь, Малыш, а что на второй? Что там
лежит такое тяжелое? Мое обещание гостям накормить вкусненьким? Бред. Это
обещание ничего не весит. Тогда что? Страх? А чего я боюсь? Убить тебя? Да, а
что еще? Боюсь, что не смогу? Тоже да. Но, причем здесь страх? Чтобы я ни
сделал, он все равно не исчезнет. Страх вообще нельзя победить или уничтожить.
С ним можно только научиться жить, не позволяя командовать, и все. Тогда, в чем
же дело, наконец?! Может в том, что для меня все это окажется слишком легко?
Может, я боюсь того, что через пять минут забуду о тебе, Малыш? Ведь тогда я
сам окажусь не тем, кем представлял себя всю жизнь. Нет, все не то, но уже
близко. Да, я начинаю понимать… Дело не во мне. Ты для меня просто забавный
зверек. Игрушка. А игрушки иногда ломаются, и мы находим замену, и не видим в
этом никакой трагедии…. Дело в тебе. В том, как ты относишься ко мне. В твоем
доверии, в любви, наконец. Ни мешок, ни кусочек морковки тебе не нужны. Они
нужны мне. Ты и так с удовольствием пойдешь на руки. И даже холодная сталь
стилета не смутит тебя. Потому, что ты считаешь меня своим другом. Своим
старшим братом. Потому, что ты веришь – я не могу причинить тебе вреда.
И теперь мне
тошно от всего этого. От своей беспомощности и нелепости всей ситуации. Но, я
же взрослый, сильный и уверенный в себе мужик. Тогда откуда взялось это
сопливое, рефлексирующее бесполое существо?
Как же я
попал в эту ловушку? Какие демоны повредили мой разум, когда я решил сделать
тебя по-настоящему ручным, очеловечил и позволил полюбить себя? А теперь они
сторожат, следят за каждым шагом и не выпустят, пока не получат дань. Пока я не
принесу им жертву. Твою жизнь, Малыш.
Да, я люблю
свою собаку, но у нас договор. Гард мой сторож, телохранитель, а я хозяин. Мы
одинаково полезны и нужны друг другу. А какой договор может быть между
человеком и свиньей? Какая польза от тебя, Малыш?
Я просто
попал в ловушку. В зависимость от тебя, твоей доверчивости и, может быть,
любви. Но, я не собираюсь продолжать в том же духе, потому, что это глупо и
противоестественно. Я человек. Я хищник. Я живу, поедая мясо своих жертв. И это
правильно. Значит надо просто найти в себе силы и пройти весь путь до конца.
Конечно,
можно позвать соседа и он сделает все быстро и без сантиментов. Потом возьмет
свою плату и уйдет. Но, что я куплю за эту бутылку водки? У меня нет ответа. Я
просто окажусь еще большим слабаком, чем думаю и все. Нет, я должен сам. Так
будет, по крайней мере, честно.
Передо мной
дверь. Сейчас я возьмусь за ручку и толкну ее….
* * *
Летняя пора,
она ведь наступила? Или уже осень? Может быть. Я теперь не очень слежу за
такими мелочами. Потому, что мне еще видится, то морозное утро. Видится так,
будто мне только предстоит пережить и его, и все, что было дальше.
Конечно, я
помню: и шумную компанию, и обильный стол, и то, что для меня внезапно исчезли
запахи, а потом вкус и мир стал серым и
безликим. А ночью организм изрыгнул из себя все, что было съедено и выпито,
затрясся в ознобе, заполыхал жаром, потом еще и еще. И так без остановки.
Когда я
более-менее пришел в себя, то первым делом раздал соседям всю свою живность и
неожиданно получил в благодарность неимоверный запас крепкого алкоголя. Это
спасло. Желудок перестал принимать в себя что-то, кроме воды и самогона. Сколько
так продолжалось я не помню, но постепенно все пришло в норму. Так бывает
всегда и со всеми: однажды все возвращается на круги своя, и это первая из
истин, которую я сумел усвоить.
А теперь,
днем я стою на верхней ступеньке крыльца в то самое морозное утро и придумываю
поводы, чтобы отсрочить неизбежное, а ночью вижу сны. Точнее один сон, но в
разных декорациях. В прошлый раз это было строгое классическое здание с большим
крыльцом, обрамленным белыми колоннами, а сегодня – некое подобие ампира с
нелепыми гнутыми балконами и кроваво-красными перилами. А потом появилась, нет,
возникла она. Как всегда – ожидаемо, но внезапно. Я бросился к ней и, не доходя
нескольких шагов заговорил. Не помню точно, что было в этот раз, но и неважно.
Мне, как всегда, было необходимо привлечь ее внимание, заинтересовать
парадоксальностью своих суждений и удержать подле себя как можно дольше.
Я не знаю,
как она выглядит. Может, меняет образы, может моя память каждый раз дает мне
подножку, но это тоже неважно, потому, что она – Бог. И помню я только
полуулыбку и ироничный взгляд.
Я спотыкаюсь
об него, замолкаю в недоумении, а она отвечает:
- Не стоит
так стараться, я знаю тебя наизусть.
- Но,
почему? – пытаюсь возразить я.
- А это одна
из тех истин, которые тебе только предстоит усвоить. Оказывается, может быть
интересно и с тем, кого знаешь, как свои пять пальцев.
И тогда я
решаюсь, набираю воздух и открываю рот, чтобы узнать, как ее зовут, но вместо
этого в сотый раз задаю вопрос:
- Ты придешь
еще?
Она всегда
отвечала утвердительно, одним кивком головы, но сегодня просто исчезла.
И теперь я
стал взрослым и больше не могу рассчитывать на чудесное ожидание праздника,
которое доступно только детям.
Да, я помню,
что когда-то был ребенком и одновременно – Богом. Я не задавался глупыми
вопросами, на которые нет ответов. Я творил собственную Вселенную, потому, что
мог это делать. Я еще не успел построить вокруг себя забор из нелепых правил и
ограничений.
И сейчас,
даже сейчас остался тем же самым, но теперь мне нужно осознание. Нужно просто
осознать себя Богом и узнать ее имя. Больше ничего. Но, с осознанием я
справлюсь сам, а вот имя? Как я могу стать равным ей, если она знает, как меня
зовут, а я – нет?
Блаженны
нищие духом. Они тоже однажды осознали себя Богами и усвоили все возможные и
невозможные истины, а потом забыли за ненадобностью и теперь проживают свои
бесчисленные жизни в простых понятных заботах. Оберегая собственные Вселенные
от потрясений и катаклизмов. Я вижу их. Чувствую. Стремлюсь стать таким, как
они.
Потому, что
я и есть – образ и подобие. Потому, что я сам – Бог.
И когда я
сумею осознать себя, мне будут подвластны и пространство и время. И то зимнее
утро пройдет совсем иначе. Мне не придется искать решение там, где его нет. Сам
выбор перестанет существовать. Мой Малыш сможет принять любой облик: сына,
брата, легкого пушистого облака или такого же Бога, как я.
Я
обязательно стану тем, кем был с самого рождения. Единственно, чего мне не
хватает – это имени.
Я должен
узнать имя Бога.
"Summertime” – летняя пора. Ария из оперы «Порги
и Бесс». Джордж Гершвин 1935г. Классическое исполнение Элла Фитцжеральд и Луи
Армстронг. Эквиритмический перевод Марат Джумагазиев.