[Скрыть]
Регистрационный номер 0423163 выдан для произведения:
Сам того не ведая он заставлял её чувствовать себя полноценной. Любимой. Когда они были вместе, её мир пел. Волшебная песня души. Музыка, льющаяся прямо из глубины Сердца. С ним она хотела жить, кричать от радости и улыбаться. Ей хотелось Жить… боже, когда в последний раз она чувствовала что-то подобное? Ответ прост: никогда. Она заходила с ним все дальше и дальше. Все глубже погружалась в себя. Открывалась ему, открывалась себе. Она уже открывала себя. Но сейчас в этом искреннем чувстве она открывала себя себе заново. Невероятно. Она уже и не думала, что способна на это.
Они были счастливы, и, казалось, весь мир счастлив с ними. Весь мир соглашался с их чистым чувством.
Солнце светило им во всю свою светлую мощь. Добросовестно. Чтобы ничто не смело омрачить их радость. Трава горела для них зеленью, была такой сочной, что казалось сказочным ковром. Тропы, уводили их в неведомые дали. Птицы пели им гимны хрупкой нежности. Небо, глубиной своей заставляющее их поверить в бесконечность. Оно отворяло перед ними свои глубины, как посредник ведя их своей мудростью в бесконечную вечность.
И с ним все было так же. Он тоже ее любил. Его душа ликовала вместе с ней, танцевала тот же танец любви и свободы.
Она забыла с ним все на свете. Все мысли улетели, и не желали больше возвращаться. Все мысли, в которых не было Его.
Все, что когда-то огорчало их, омрачало их жизнь, все тяжелые думы и мысли остались там, где были, прошлое было забыто. Они оба согласились с собой, что все, что было "до" – неважно. Важно только Сейчас. Все, что они потеряли, стало казаться таким ничтожным по сравнению с тем, что они приобрели.
Все ее горести были оставлены в прошлом. Она благодарила за всё свои горести. Если за это счастье нужно было заплатить такую цену, то я счастлива, что заплатила ее - думала она. Она научилась благодарить за все. И за хорошее, и особенно за плохое.
Он улыбался.
Он улыбался Ей.
Она ждала этих чутких улыбок. Он обнимал ее своей улыбкой. Обещал тепло.
Она отвечала ему своей робкой улыбкой.
Она спрашивала себя «не сон?». Подходила к нему иногда, неловко касаясь, и убеждала себя «не сон». Она касалась его, заглядывала в глаза, а он улыбался ей. Не сон. Он здесь. С ней. Рядом. "Не сон.."
Она поверила ему. Себе. И счастью. Впустила в свою душу. И ликовала. Пела.
Он ушел.
Ее солнце ушло. Скрылось за хребтом гор.
Он покинул ее. Ее солнечный Лучик. Ее Рассказчик. Он ведь смешил ее до колик в животе. Когда еще она так смеялась. А как она его смешила.. как он смеялся, хохотал. И был таким счастливым.
Он ушел.
И кто-то стер все звезды с неба. Оставил только черный тент, натянутый над миром. Безликий. Как раньше он казался ей бездонным? Небо. Куда делась твоя глубина? Ей теперь казалось, что мир как будто кто-то черным саваном окутал. И это не небо, это тьма. Она напоминала ей горе. Теперь эта Тьма стала ее другом. Ее лучшим другом. Она одна понимала каково ей. Она одна впитывала ее испуг.
Он ушел.
Ей осталась только застывшая мира картина. Мир больше не вертелся. Ее мир. Ей осталась только земля, которая когда-то вертелась под их синхронными шагами, а теперь раскрыла свои объятия для него, и приняла его в себя. Он ушел.
Она ушла вместе с ним.
Осталось только оболочка. Которая ходит, моргает, двигает своими членами, делает какие-то странные ненужные вещи. Над которой потешаются дети, и в которую они же кидают камнями. Она – сумасшедшая для них. Им забавно. Кого волнует, что с ней на самом деле.. не. так. Кто-то сморит Вглубь? Когда-нибудь? Или судит только по поверхности?
Она ходит на рынок. Иногда. Приходится. Она не может умереть. От голода. Не знает сама - почему. Наверное инстинкт человеческого тела сильнее душевной боли. Она ходит туда, и собирает за собой толпу провожающих. Этих детей. Таких злых и безжалостных. Откуда в них только это? Столько злости и ненависти? Они ведь еще так юны. Они кричат ей. «Ведьма,» - кричат они. «Ах ты тварь» - с трудом разбирала она знакомые из другой жизни слова, впивающиеся в уши, словно когти, голодные клещи, но все равно не вызывающие ничего, кроме эха. Пустоты. Ей все равно. «Сумасшедшая старуха». «Старуха» - вяло удивляется она. «Всего 35»
Хотя она старуха. И правда старуха. Кожа ее сморщилась. Впали чудесные глаза… какая разница сколько тебе лет, если Жизнь УЖЕ покинула тебя? Если сердце разорвано болью, как может оно еще биться? Есть старики, которым второй век, но они молоды в душе. Не старики совсем. Ничем она не сможет изменить теперь себя и свою жизнь. И незачем…
«Эй, ты» - кричат какие-то голоса. «Говорят ты убила своего мужа?»
На этот раз они зашли еще дальше. Думала она. Это снова те подростки. Марк. Она знала его. За что он так ненавидел ее?
***
- Марк, да ешь ты уже. Сколько можно в окно пялиться. Что там такого можно увидеть?
- Ты меня слышишь?
- Опять с друзьями эту бедную женщину мучили? Хватит. Ей и так досталось.
- Она ведьма. Я ее ненавижу.
- Почему?
- Не знаю. Ненавижу и все.
Марк быстро заталкивал еду в рот.
- С ней что-то не так, мама. Вы такие странные все. Ей все сходит с рук. Вспомни, как они приехали. Такие счастливые были. Нам как понравились всем. Помнишь? Все хотели с ними подружиться еще. А теперь он умер. А она выглядит, как ведьма. Она сошла с ума, я тебе точно говорю. Я после того случая разговаривал с ней. Пришел к ней домой, хотел может утешить, или просто хотя бы поддержку оказать. А она такое несла, мама. У меня аж мурашки по коже. Про детей что-то толи мертвых, которых у нее похитили, про любовь какую-то выстраданную. Я ушел тогда и ничего не понял, а потом стал в газетах искать и нашел что за последние 3 года у нас пропали трое детей маленьких. Может это она, тварина, убила его и похитила детей? Ты помнишь, какой он был славный? Помнишь, как он по дереву меня вырезать научил. Дрова нам рубить помогал. А теперь его нет. И никто не знает, что случилось. Это она его убила. И похитила детей.
- Да что ты несешь?! Марк, ты сам сошел с ума, такое придумать!
- Я не придумываю, а сопоставляю факты. Всем насрать, а мне нет. И я докопаюсь до истины.
- Мне эта твоя справедливость уже поперек горла стоит. Если есть что сказать против неё, иди в полицию и обвиняй. А если нет- молчи.
- Будут доказательства – пойду. Я не собираюсь голословить на нее. Ее и так все не любят.
- Марк, она такая стала от горя, неужели не понимаешь?
- Может и от горя, а может она просто сошла с ума, и сама не ведает, что творит.
- Марк, главное будь осторожен.
- Буду, мама
- И справедлив
- Само собой. Это же я
***
Она забыла, как спать. И зачем? Какое глупое занятие, не нужно ей оно. Совершенно. Вместо снов она рисовала его. Вела с ним беседы. Распивала чай. Иногда она чувствовала его. Он рядом, и удивлялась своим мыслям. И улыбалась им. Он опять ее смешил. Она любила его. Ей так не хватало его. Как больно. Жестокая жизнь. Потом она перестала его рисовать. Разозлилась на него, и убрала на чердак.
Те дети ненавидели ее. Кидали камни… как ей не хватало собственных детей. Их нерожденных детей. Какими они могли бы быть? С какими родились бы глазами? Какие задавали бы любопытные вопросы? Какими были бы их улыбки? Она представляла, и в конце концов решилась выразить свое воображение на бумаге. Ей не хватало Грез. Что грезы? Она ведь может их увидеть! Она принялась их рисовать. Не получалось, рисовала сотни. Да все не те. Нет не такие у него глаза, нет не такие руки.. А взгляд? Мои сын не так бы на меня смотрел, о боже, как это жестоко! Никогда не узнать их… никогда. Она стала рисовать еще усердней, и у нее вдруг стало получаться. Он был рядом с ней, когда она рисовала. Стоял у ее плеча. Его картина. А дети? Со временем она полюбила и свои картины. И стали пить они чай одной семьей. Теперь она уже смеялась их вопросам. И хохотала, умиляясь им: «Мама, мамочка, а почему ты меня так сильно любишь?" – спрашивали у нее безмолвные глаза картин. «Ну как почему? Потому что ты мой ребенок,» - посмеивалась она, отвечая сыну, которого нет. «Ну а если бы я не был твой ребенок?» - интересовались недвигающиеся губы. «Ну а кто же ты мой? Олененок?» и хихикала.
А потом приходила в себя. И опять на чердак все картины.
Все наброски рвала и жгла.
Ненавидела себя, чувствовала перед ними вину. Как она могла от них отказаться? Отречься от них? Унести на чердак. Шла за ними, забирала с собой. Просила прощенья. Они так нуждались в ней. Она могла прочитать это по их глазам. Она вязала им вещички. Все яркие, розовые,, голубые, бирюза… никаких мрачных тонов! Ее дети будут носить только Свет, яркий свет. Ему – теплые носки и свитер. Она уже знала, кто из них что любит. Например какой кофе по утрам. Ей хотелось, чтобы ее дети подросли. Но она сдерживала себя, не рисуя их. Еще не время. Они еще маленькие. Пусть растут как нормальные дети.
Она забыла как спать. Она жила с ними теперь и боялась потерять даже миг. Она снова смеялась с ними, хохотала, умилялась. Огорчалась порой их проделкам. Она снова немного жила.
Иногда сознание прояснялось, и становилось понятно, что боже, она сходит с ума, это лишь выдумки. «пусть». «я согласна». Лучше жить так, чем не жить вообще. Умереть она не могла – не теперь.