Деревня. И осень, конец
сентября. И седина не только на висках. И вечер. И закат, раздробивший небо в
кровь. И глинтвейн на террасе. И теплота старенького пледа. И треск иглы по
пластинке. И джаз, джаз, джаз. Плетёное кресло. И берёзы, превратившие изумруд
своих листьев в золото. А за ними поле, вспаханное заранее, перед зимой. А ещё
дальше другое поле с жухлой травой и увядшими давно цветами. А перед террасой
просёлочная дорога, не асфальтированная, нет, просто утрамбованная за века. А
за ней как раз и стоят те берёзы, превратившие изумруд своих листьев в золото.
И снова джаз. И ветер ещё не холодный гоняет упавшие листья по деревне. А я
здесь один. Кто-то продал свой дом кому-то и уехал в город, а тому надоело
ездить по разбитой дороге несколько часов, и он забросил своё хозяйство. Кто-то
просто умер, а детям некогда ухаживать за усадьбой – работа, дети, бег по
кругу. В итоге только мой дом и стоит, три окна по лицу, целый и невредимый.
Здесь прошли мои детство, часть юности, и теперь здесь проходит моя старость. А
взрослость по некоторым причинам провёл я в областном городе, где была и первая
любовь, и приобретение профессии, и свадьба и дети. Семья осталась там, а я
вернулся назад. Здесь хорошо. Здесь чувствуется присутствие Бога. Он тут во
всём: и в небе, и в пении птиц, и в дожде, и в снеге, и в шуршании листьев –
везде. И церковь, заброшенная вдалеке, приближает к Богу, почему-то, сильнее,
чем действующие храмы. Я не хочу в город. Там материальные ценности преобладают
над духовными. Там пластмассовые сердца замурованы в тела людей. И души там
гниют в свинцовых гробах грудных клеток. Там мало осталось живых. Почти все
забродили в стеклянных аквариумах бутиков. Деньги, деньги, деньги. И больше нет
интересов. Серая масса, вот что осталось от многих некогда живых людей. Они
перевариваются в желудках городов и тухнут между небоскрёбов в мегаполисах. Мне
жаль их. И я не хочу также. Даже Богу там, мне кажется, нет места. Потому что
тесно и не уютно среди бетона, разврата и денег. Там глохнут от гула машин и не
слышат Его голос. И огромные торговые центры прессуют и отодвигают церкви в
сторону. И поганые люди с утра идут не на службу, а за одеждой. Я видел всё,
как построили большой магазин рядом с храмом, и теперь из-за рекламы, постоянно
льющейся из стен этого отвратительного места, не слышно звона колоколов. Мне
больно. Очень больно смотреть на потерянную молодёжь, для которой важнее тряпки
и акции, а не иконы. А ради чего они живут? Они молятся на бренды. И им, почти
всем, не важны Богородица и молитвы. Они поют и слушают мерзость, они не знают
своей истории. Они потеряны. И я не хочу всё это видеть. И тянет блевать при
виде того, что пропагандируют центральные телеканалы. Телевизор превратился в
оружие, которое убивает остатки индивидуальности. И нет теперь у многих людей
вкуса. Плохо мне от этого. От неверия и лжи. И меня страшно раздражают все эти
политические интриги. Кругом одна грязь. И они все тонут в ней, а я не хочу. И
поэтому новая осень. И я в деревне, где Бог. И мне хорошо и неважно, что сейчас
скажет тот, кто читает эти строки. Да, я считаю, что нет ничего важнее любви и
веры. И нет ничего прекраснее природы и искусства. Настоящего искусства, не
того, которое сыплется из радио и телевизоров, а того, которое от сердца для души,
а не для денег. Мне хочется жить и верить, и любить. Дождь. И глинтвейн остыл.
И пластинка закончилась. Но всё также тепло в плену пледа в кресле с прекрасной
книгой. И стемнело. И накрыло сном. И только голос Бога, и Его взгляд здесь. И
мне тепло. И мне снова пять лет. И я счастлив. И руки бабушки, и строгий окрик
дедушки, и мама вместе с, пока ещё живым, папой. И друзья. И так хорошо и
беззаботно. И ночь. И звёзды. И луна на небе. Спасибо тебе Господи за жизнь.
Спаси и сохрани!
Помочь сайту
Поздравления
