Префект острова Лесбос Чиннис улеглась после сытного ужина почитать египетский манускрипт, но ползуще по телу, слегка и упоительно, пошла истома, крутые бёдра расслабились, грудь потеряла форму, и она погрузилась в эрл, как в гейзерную ванну. Поначалу тьма сознания заблистала всеми фиолетовыми оттенками, заискрилась красно-бурыми блёсками и тело пошло, пошло наливаться соком: сосцы, бледно-розовые, набухли, воспряли, ладони стали холодеть, лицо заиграло румянцем, предчувствие счастья наполнило душу. Дом из известняка стал расширяться, наполняться светом, стремиться к звёздам. Ракушечник на стенах зримо растворился в гладь, потолок вкрадчиво реализовался в полусферу – вот он полупрозрачный, чуть-чуть и уже воздушный, миг, ещё миг и стал, вообще прозрачным. Стены поплыли сизыми разводами в гладкий мрамор, мгновение и они уже зеркала невиданной чистоты, пол же и так мраморный пошёл крекелёрами, то коричневыми, то палевыми, смыкаясь у дверного проёма во вкрадчиво летящую дорожку к полной луне. Чиннис привстала – тело легче лебяжего пуха, грудь невесомая объёмом с треть локтя приподнялась, раздалась в томящую грусть, ступни перестали ощущать несомое тело, русая, спутанная копна волос зашелковилась и распласталась на округлые плечи, лаская их и грудь, пышащую желанием, ноздри хищно и демонически задвигались, чуя запах своих выделений и знойный бриз мужского апофеоза. Чу! Это же он! Засранец-матрос с полиса Лариса, которого она проспала семнадцать лет назад после бурной весенней любви, чтобы потом, на протяжении стольких лет, не ощущать мужчину даже на расстоянии двух локтей. Стой, мерзавец! Ох-ох, зачем я так, ведь он плывёт, идёт, стремится ко мне, а во взгляде его похоть, разврат и масса желаний. Взял на руки. Чего же там, я же вешу не больше маисовой лепёшки. Несёт на ложе. Целует, кусает грудь – о! счастье! Я на спине – он целует меня всю, всю-всю! Вот его губы коснулись моего очага желаний, щекоча бородой внутренние бёдра. Стой, стой! Я сейчас закричу. Нет-нет! Продолжай! Пусть я взорвусь во счастие и погибну вместе с этим гнусным миром навсегда. Стоп, Чиннис! А с чего ты взяла, что этот мир так уж плох, и что этот оргазм должен стать последним?! Нет! Жить, жить, жить! Прикую своего засранца к ложу, и чтобы дальше чаши для нечистот не отходил от меня. Вот, идиотка, размечталась, разве можно человека заставить любить себя. Любовь должна быть свободной, желанной как родниковая вода, и любовь свою тоже нужно любить, даже более, чем я любила своего матроса. На этой мысли Чиннис резво и всецело проснулась, потрогала грудь: ух! какая красота! Чу…. Кто это крутит локон моих волос на макушке…. Ха! Это он! Мой дорогой, ненаглядный, желанный. Ох, как он жаждет меня, ох! как мечтает! Теперь бы не растерять ничего из сна-эрла в реале. Да какая разница, милый, что ты приехал лишь на лето, ведь эти месяцы стократ величественнее и дольше будут, чем минувшие семнадцать лет. Целуй, целуй! И я тебя не забуду.
Помочь сайту
Поздравления
