Сон

Мне приснился сон. Это был странный сон. Трудно передать словами и осмыслить то, что мне приснилось. От таких снов можно не проснуться, от них можно сойти с ума. Он не был страшным – это был прекрасный сон. Сон – мечта. Сон – смерть. Сон – жизнь. Я понимала, что такие сны редко снятся людям. Я думала мне придётся самой справляться с ним, ведь он не может присниться просто так. Такие сны нужны для того, чтобы человек мог правильно распорядится своей жизнью. Но ведь это просто сон, мало ли что может присниться. Глупо верить снам. Ерунда всё это. Подумаешь, приснилось. Надо просто выбросить это из головы. Надо жить, как все люди. Жить сегодняшним днём, ради родных, любимых. Надо любить, радоваться жизни, не унывать. Есть просто жизнь. Мы живём один раз, а сон – это сон. Никакого отношения к жизни он не имеет. Конечно, хорошо, что людям снятся такие сны. И я хочу увидеть его ещё раз, пусть даже ценой жизни, пусть даже ценой разума. Я мечтаю о нём, и знаю, что он никогда мне больше не приснится. Господи, если ты есть, спасибо тебе за мой сон. Но если есть такие сны, значит, бог тоже есть.

Я листаю альбом по искусству. Давно я его не открывала. Где я, а где искусство? Моя жизнь далека от него. Я никогда не жила искусством, не любила его исступлённо и безмерно, оно и неудивительно, редко встречаются люди одержимые подлинным, высоким искусством. Сон изменил мою жизнь. Вернее, она уже изменилась до сна. Всё осталось в ней, как было, но жизнь изменилась. Как говорят, сон в руку. Что заставляет нас чувствовать так невероятно сильно? Откуда приходит видение, того, что раньше было скрыто? Какая сила даёт нам способность мыслить так глубоко и ясно? Я это просто я, или я это ещё что-то, что дано мне от Бога или от дьявола или от кого? Мы знаем себя. Мы знаем, что мы можем, а что нет. А может, мы ничего не знаем? Какая сила заставляет меня хотеть знать?

Я вижу свой сон на рисунке, написанном почти пятьсот лет назад. Это мой сон. Я его сразу узнала. Художнику приснился мой сон, или мне приснился его сон – это не важно. Всё в нём моё. Художник осмыслил его и нарисовал во всей полноте, красоте, во всей мудрости его. Он нарисовал скрытый смысл сна, саму его сущность. Он нигде не солгал. Может быть, ему хотелось нарисовать лучше или что-то изменить в этом сне, но художник рисовал свой рисунок для меня. Он рисовал для человека, которому приснится его сон. Он знал, что от него можно не проснуться, можно свихнуться, он знал, что такие сны не снятся просто так. Художник понимал, что мне будет очень трудно, и он мне помог. Конечно, ему и в голову не приходило, что его рисунок окажется в моём доме через почти пятьсот лет. Он не мог себе представить, что будет по всему миру множество репродукций с его рисунка. Он не знал, что искусствоведы будут писать о нём научные статьи. Художник был одиноким, больным и несчастным человеком. Он, конечно, понимал, что, вряд ли, сохранится эта жалкая бумажка, на которой нарисован его сон, и действительно не так уж много сохранилось его рисунков. И всё равно он рисовал свой рисунок для меня, только для меня. Более того, всё, что он рисовал, он рисовал для меня и таких, как я, тех, кому дано видеть его сны. Он надеялся, пусть и слабо, на то, что я увижу, когда-нибудь всё то, что он сделал.

Я пишу стихотворение о моём сне. Сон меня будет мучить, если я не расскажу о нём. Он будет стоять перед глазами, как наважденье. Как наважденье будет стоять перед глазами и рисунок, написанный художником для меня. Я должна осмыслить, то, что произошло со мной и оставить мой прекрасный сон тому, кому он приснится. Я должна передать его во всей красоте и полноте. Я должна передать то одухотворённое и прекрасное, что было в нём. Я должна передать то кощунственное и ужасное, что тоже было в нём. Художник не испугался, он не лицемерил, он рисовал то, что было, он не имел права исказить мой и свой сон, иначе я не смогла бы узнать его. И я тоже не имею права ничего исправить или исказить в этом его и моём сне.
Мне говорят, стихи не должны быть пафосными, они не должны быть слишком красивыми – всё это плохо для поэзии, символы вредят стихам, так как символы часто банальны и затасканы, стихи не должны быть умны, так как в них будет мало поэзии, мне говорят, что необходимые, нужные мне слова – это штампы. Поэзия должна быть почти безликой, то есть сдержанной, и должна пережёвываться, как жвачка. Мне много чего говорят, а иногда говорят действительно нужные и важные вещи. Но не всегда я могу изменить то, что есть, потому что тот, кто увидит мой сон, его не узнает, а это значит, что все написанное мной, я написала зря. Если я искажу смысл моего сна, если я изменю хоть слово тот, кто видит мои сны, никогда не поймет, зачем я это сделала. Поэты лицемерят, когда говорят, что пишут для себя, поэты не лгут, когда говорят, что пишут для читателей. Я пишу для того, кто видит мои сны. Я пишу не на потребу сегодняшнего дня. Я пишу не о своей личной жизни. Нет. Я пишу о том, что лежит глубже моей личной жизни и гораздо глубже меня самой. Я не верю, что все мои стихи будут напечатаны, я не верю, что будут они жить столетия, я не верю в славу и известность, но я всё равно пишу для того кто видит мои сны. Я надеюсь, что тот, кому приснится мой сон, листая книгу через сотни лет, вдруг застынет над моим стихотворением и узнает его сразу. И он увидит, что я нигде не солгала, что я не исказила его прекрасного сна. Он поймёт, что всё, что я писала, я писала для него. Тот художник, который ещё не родился, прочитает моё стихотворение и откроет альбом по искусству, найдёт рисунок, поразивший меня, и будет потрясён тем, как удивительно прекрасна, бывает жизнь, что дарит нам такие сны. Он поймёт, что есть не только обычное существование, что он не может жить как все обыденной жизнью, потому что этот сон и есть его подлинная жизнь.
07. 02.06 г.
Напечатан в журнале «Сфинкс».