ГлавнаяПрозаМалые формыРассказы → Сомнамбула. Стилизация 2.

Сомнамбула. Стилизация 2.

15 августа 2014 - Сергей Чернец
Стилизация 2.
Сомнамбула. 
Вместо эпиграфа: 
«Существует огромная разница между: 1) прекрасным, свободным, ничем не омраченным миром природы, таким спокойным, тихим и непостижимым, и 2) нашей повседневной суетой, с её скорбными тревогами, переживаниями и спорами…».    
«Описание цветка с любовью к природе - гораздо более заключает в себе гражданского чувства, чем обличение взяточничества, ибо тут соприкосновение с природой, с любовью к природе». (Достоевский).
Просыпаясь, видим мы остатки снов. Сонный мозг совсем отказывается от обыкновенных мыслей, туманится и удерживает одни только сказочные, фантастические образы. Эти образы имеют такое удобство, что как-то сами собою, без всяких хлопот со стороны думающего, - зарождаются в мозгу. И, неожиданно, сами собою же - стоит только хорошенько тряхнуть головой - исчезают бесследно. Да и все кругом, не сразу располагает к обыкновенным мыслям: теплая постель и холодный, подразумевающийся, пол. Отсюда, - хочется полежать….
Из сна-воспоминания.
Направо темнеют холмы и овраги - это край, высокий конец нашей деревни, затерянной среди лесов. Налево всё небо над горизонтом залито багровым заревом - восходящее солнце, невидимое за густым лесом, окрашивает вершины высоких елей, стоящих ровным строем сразу за опушкой. И трудно сразу понять смысл этого зарева. Был ли это далекий пожар, или, действительно, собирается восходить солнышко, его не видно. Вот такая была особенность утренней зари в нашей деревеньке, с претензионным названием «Старая».
Постепенно, даль становиться видна, как днем и её нежная лилово-розовая окраска пропадает. Тогда и поля за оврагами теряются, пропадают, в утренней дымке тумана. Словно укрывшись одеялом, даль скрывается в этом белом мареве.
По весне, ночи напролет щелкают и щебечут в кустарниках ивняка вдоль оврагов птицы, и поют соловьи, выдавая свои невообразимые трели. А под утро, в туман, вдруг, всё смолкает, - ожидая первых лучей Солнца, готового этот туман разогнать, согревая сонную природу. Это затишье завораживает своей таинственностью. Вот, только что, даже когда небо над лесом с востока окрашивалось - щебет птиц, соловьиные трели, стрекот кузнечиков доносился со всех сторон. Но, вдруг, природа замирала вся на некоторое время. И только-только из-за высоких елей блеснул луч солнца и быстро осветил окрестности - сразу, и гомон, гвалт, шум и шевеление словно вырывалось из плена. Перекликались птицы на подлеске опушки, перелетая с ветки на ветку, с березки на березку. Вороны, каркая, летели куда-то по делам. За ними и галки добавляли свои голоса, прыгая по веткам. А в березняке затрещали сороки-соседки, разговаривая-разбираясь в своих житейских делах.
День начинался весело. Природа не знает грусти. 
И человек, грустивший сонно у костра - тоже просыпается окончательно и оптимистично настроенный идет за сухими дровишками, чтобы разжечь костер и согреться. В туманное утро всегда чуточку веет прохладой. Тем более у реки.

(Отступление) Природа и искусство - это две составляющие, - как материал и творение. Сопрягая творение и материал - мир создал красоту. Даже красоте надобно помогать: даже прекрасное предстанет уродством, ежели не будет украшено искусством. Ибо оно удаляет изъяны и полирует достоинства, и недостатки обращает в красивое.
Природа бросает нас на произвол судьбы - стоит прибегнуть к искусству! Без него и превосходная натура останется несовершенной.

Деревня расположилась на пологом спуске к реке. И не у моста же рыбачить, где движение, где люди ходят. И решили мы идти к дальним омутам. Под вечер в субботу и вышли. Там, за лесом, река поворачивала и образовала большие ямы-омута, с круговоротами воды возле упавших в воду деревьев.
Места те были отменные и не только ради рыбалки. Та с высокого холма видна была вся долина реки. И наша деревенька проглядывалась. Этот холм почему-то выделялся во всей нашей равнинной местности. И лес тут, на холме, рос хлипкий, низенький - одни осинки да березки. А всё дело в том, что холм был не земляной. Это была гора каменная и из нее брали камень-песчаник для строительства фундаментов домов со всех окрестных деревень. Интересно было проходить мимо карьера-разработки камня, сейчас уже заброшенного.
Не очень высоко - метров на 5 или 8 поднималась стена, словно выложенная пластами камней. Вся история Земли была видна. Миллионы лет назад тут, вероятно, было море-океан, и ракушки отмирали и падали на дно, образуя все эти пласты и превращаясь в камень.
Но чтобы дойти до реки, нам пришлось преодолеть бурелом - беспорядочно сваленные ураганами деревья. И ветер всегда здесь завывал в вершинах вновь выросших деревьев. Поэтому «холм» этот считался древним мистическим местом. Раньше тут проводились языческие обряды. Но мы проходили с другой стороны и на древнее капище не попадали.
Дорога петляла, потому что обходила вырванные корни елей и сосен. В этих ямах, под корнями были видны лёжки зверей: будто натасканные специально кучи сухих листьев и травы, примятые так, что видно было, как лежал тут кто-то из зверей. Где примято небольшое пятно - тут мог быть заяц или, наоборот лисица. А где продавлено большое место - мог залегать и медведь. Мы знали дорогу и срезали её повороты и петли, проходя по девственному лесу на спуск с холма. Вот и наблюдали звериные лёжки.
Только сойдя с горы, вышли мы вновь на широкую тропу, на дорогу к реке. И лес тут, в низине, был гуще, и будто бы потемнело сразу. Высокие кроны деревьев загораживали нам закатное солнце. К реке мы вышли уже в полных сумерках. Солнце было уже за горой и за лесом.

На песчаном берегу сразу собрали костер и поставили котелок с водой кипятить, заваривать чай. Чай травяной - из смородиновых листов с цветками смородины, растущей в изобилии по берегу реки. Начались приготовления к рыбалке.
Успел я в сумерках наладить «закидушки» свои и поставил их на ночь. Ночная ловля рыбы иногда тоже бывала успешной. Года два назад мы тут сома поймали, большого…. И в этот раз я закинул далеко в омут хорошо отлаженную снасть с толстой леской, с явным расчетом.

После чая, друг мой, назовем его Митрич, решил спать и стал устраиваться возле костра. Он скептически относился к закидушкам моим и колокольчикам. Он был заядлый спиннингист, даже в соревнованиях участвовал по спортивному рыболовству. И ходил он вдоль реки и вверх и вниз по течению, обследуя все коряги и ямки. А я же, как страстный рыболов-любитель, сижу с поплавочными удочками на заранее выбранном месте. Но вот понравились мне закидушки-донки. Колокольчики звенят, подвешенные на натянутой леске, сообщая о поклевке. И я даже литературу соответствующую прочитал. В нашей библиотеке, в разделе «Сельское хозяйство», был еще подраздел «Рыбоводство», а среди этих книг о разведении рыбы в прудах были книжки про любительское рыболовство. И там же, в книжках о рыбалке, я вычитал, что можно ловить ночью. «Ночная ловля леща» - к примеру, так и называлась одна маленькая брошюра.



Так вот, пока я возился на берегу, закидывая свои закидушки, - мой Митрич уже сходил за лапником, за еловыми ветками. Он передвинул костер в сторону, а лапник постелил на нагретый горячий песок. Я подошел и прогревал замерзшие холодные руки, протягивая их к костру. Митрич полулежал на согретом лапнике, закуривая сигарету.
- Вот и будешь тут всю ночь ходить, как это - лунатик! - говорил Митрич, выдыхая дым после первой затяжки.
- А это болезнь такая, - сомнамбулизм - называется. - констатировал он в конце, «блеснув» познаниями.
Я пока молчал в ответ, отворачиваясь от дыма костра. Крутил головой в стороны, потирал руки и вновь протягивал их к огню, приятно согревающему. Весенняя вода была очень холодная, да и похолодало к вечеру. Это в середине мая: вроде, когда черёмуха цветет, то и заморозки бывают. Весной всегда так….
- А как же «ловля леща по ночам»? - напомнил я Митричу. Ему я тоже давал почитать такую книжку.
- Ха! Там про зимнюю рыбалку было. - помнил Митрич. - А ты думаешь, рыбы по ночам что - не спят? - 
- Ну, не знаю, - ответил я без юмора на улыбку Митрича.
- Не будет ночью рыбалки тебе. Все про сома того вспоминаешь(?!) - напомнил мне Митрич старую рыбалку - И то, тот сом под утро попался. Так что брось. Устраивайся вот. Я тебе и лапник принес. - и показал мне Митрич место устеленное лапником рядом с собой. Мы прилегли ногами к реке. Митрич смотрел на костер. А я смотрел на звезды, лежа на спине. Приятно грело спину, тепло проходило сквозь лапник от горячего песка.
- А смотри как интересно получается: сом, и «сом-намбула», - сказал я вслух, после некоторого молчания. - Вдруг, он не спит. Вдруг, по ночам он лазит по дну и ищет добычу себе, а? - обращался я к Митричу.
- Да ну! И то: сома надо на лягушку ловить, а у тебя что - черви!?! - сказал он скептически в ответ.
- Ага! Вот я сейчас попробую поймать лягушку. - и я стал подниматься.
- Её надо наверное «придавить» немного. Сом же «падаль» любит - мертвечину?! - спросил я совета у Митрича.
- Вот ты пристал - «сомнамбула». - шевельнулся Митрич, уже было устроившись спать и накрывшись снятой курткой. - Ну, придави чуть, чтоб не совсем сдохла сразу. Иди, лови своего «сом-намбулу», а я спать буду, не мешай! - и Митрич прикрылся своей курточкой с головой.

Так я оставил Митрича у костра, а сам пошел налаживать снасть на сома, - на своего «сом-намбулу». Поймать лягушку было не трудно, тут же на берегу реки. И вскоре снасть была успешно закинута в омуток, ближе к его середине. 
Рыба все-таки не спала. Из четырех моих закидушек «срабатывали» две постоянно. Только тихонько позвякивали колокольчики, и я вскакивал от своего «созерцания» красот природы и ночного неба. Ловилась в основном мелочь: ерши чаще всего болтались на крючках. Но поймались и несколько хороших голавлей и подлещиков на ту закидушку, которая была закинута на стремнину, на переходе переката в яму.
И, вдруг, «основная», на сома снасть, подала «сигнал». Вероятно было уже за полночь: «Вот он, - «сом-намбула», и попался», - подумал я, уже приготовившись вываживать крупную рыбу.
Сом был. И, вываживая его я провозился долго, было сильное сопротивление, несколько раз я в воду заходил, боясь, что порвет леску от натуги.
Услышал всплески и Митрич, - он прибежал ко мне и держал на изготовке подсачек, который нам и не понадобился. Сом бы не влез в него. Вымотавшись, за 10-15 минут сопротивления, сом будто действительно уснувший, сонный, спокойно позволил подтянуть себя к песчаному берегу. Митрич увидел огромных размеров рыбину и вошел в воду сбоку от сома; он подхватил его руками около жабер и вынес подальше на берег и бросил на песок. Только тут сом начал прыгать и изгибаться. Мне пришлось взять подвернувшуюся палку и ударить его по голове, чтобы окончательно успокоить.
Дома мы узнали что сом, наш «сом-намбула», весил 7 килограммов и длина его около двух метров с хвостом….
Конец.

© Copyright: Сергей Чернец, 2014

Регистрационный номер №0232929

от 15 августа 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0232929 выдан для произведения: Стилизация 2.
Сомнамбула. 
Вместо эпиграфа: 
«Существует огромная разница между: 1) прекрасным, свободным, ничем не омраченным миром природы, таким спокойным, тихим и непостижимым, и 2) нашей повседневной суетой, с её скорбными тревогами, переживаниями и спорами…».    
«Описание цветка с любовью к природе - гораздо более заключает в себе гражданского чувства, чем обличение взяточничества, ибо тут соприкосновение с природой, с любовью к природе». (Достоевский).
Просыпаясь, видим мы остатки снов. Сонный мозг совсем отказывается от обыкновенных мыслей, туманится и удерживает одни только сказочные, фантастические образы. Эти образы имеют такое удобство, что как-то сами собою, без всяких хлопот со стороны думающего, - зарождаются в мозгу. И, неожиданно, сами собою же - стоит только хорошенько тряхнуть головой - исчезают бесследно. Да и все кругом, не сразу располагает к обыкновенным мыслям: теплая постель и холодный, подразумевающийся, пол. Отсюда, - хочется полежать….
Из сна-воспоминания.
Направо темнеют холмы и овраги - это край, высокий конец нашей деревни, затерянной среди лесов. Налево всё небо над горизонтом залито багровым заревом - восходящее солнце, невидимое за густым лесом, окрашивает вершины высоких елей, стоящих ровным строем сразу за опушкой. И трудно сразу понять смысл этого зарева. Был ли это далекий пожар, или, действительно, собирается восходить солнышко, его не видно. Вот такая была особенность утренней зари в нашей деревеньке, с претензионным названием «Старая».
Постепенно, даль становиться видна, как днем и её нежная лилово-розовая окраска пропадает. Тогда и поля за оврагами теряются, пропадают, в утренней дымке тумана. Словно укрывшись одеялом, даль скрывается в этом белом мареве.
По весне, ночи напролет щелкают и щебечут в кустарниках ивняка вдоль оврагов птицы, и поют соловьи, выдавая свои невообразимые трели. А под утро, в туман, вдруг, всё смолкает, - ожидая первых лучей Солнца, готового этот туман разогнать, согревая сонную природу. Это затишье завораживает своей таинственностью. Вот, только что, даже когда небо над лесом с востока окрашивалось - щебет птиц, соловьиные трели, стрекот кузнечиков доносился со всех сторон. Но, вдруг, природа замирала вся на некоторое время. И только-только из-за высоких елей блеснул луч солнца и быстро осветил окрестности - сразу, и гомон, гвалт, шум и шевеление словно вырывалось из плена. Перекликались птицы на подлеске опушки, перелетая с ветки на ветку, с березки на березку. Вороны, каркая, летели куда-то по делам. За ними и галки добавляли свои голоса, прыгая по веткам. А в березняке затрещали сороки-соседки, разговаривая-разбираясь в своих житейских делах.
День начинался весело. Природа не знает грусти. 
И человек, грустивший сонно у костра - тоже просыпается окончательно и оптимистично настроенный идет за сухими дровишками, чтобы разжечь костер и согреться. В туманное утро всегда чуточку веет прохладой. Тем более у реки.

(Отступление) Природа и искусство - это две составляющие, - как материал и творение. Сопрягая творение и материал - мир создал красоту. Даже красоте надобно помогать: даже прекрасное предстанет уродством, ежели не будет украшено искусством. Ибо оно удаляет изъяны и полирует достоинства, и недостатки обращает в красивое.
Природа бросает нас на произвол судьбы - стоит прибегнуть к искусству! Без него и превосходная натура останется несовершенной.

Деревня расположилась на пологом спуске к реке. И не у моста же рыбачить, где движение, где люди ходят. И решили мы идти к дальним омутам. Под вечер в субботу и вышли. Там, за лесом, река поворачивала и образовала большие ямы-омута, с круговоротами воды возле упавших в воду деревьев.
Места те были отменные и не только ради рыбалки. Та с высокого холма видна была вся долина реки. И наша деревенька проглядывалась. Этот холм почему-то выделялся во всей нашей равнинной местности. И лес тут, на холме, рос хлипкий, низенький - одни осинки да березки. А всё дело в том, что холм был не земляной. Это была гора каменная и из нее брали камень-песчаник для строительства фундаментов домов со всех окрестных деревень. Интересно было проходить мимо карьера-разработки камня, сейчас уже заброшенного.
Не очень высоко - метров на 5 или 8 поднималась стена, словно выложенная пластами камней. Вся история Земли была видна. Миллионы лет назад тут, вероятно, было море-океан, и ракушки отмирали и падали на дно, образуя все эти пласты и превращаясь в камень.
Но чтобы дойти до реки, нам пришлось преодолеть бурелом - беспорядочно сваленные ураганами деревья. И ветер всегда здесь завывал в вершинах вновь выросших деревьев. Поэтому «холм» этот считался древним мистическим местом. Раньше тут проводились языческие обряды. Но мы проходили с другой стороны и на древнее капище не попадали.
Дорога петляла, потому что обходила вырванные корни елей и сосен. В этих ямах, под корнями были видны лёжки зверей: будто натасканные специально кучи сухих листьев и травы, примятые так, что видно было, как лежал тут кто-то из зверей. Где примято небольшое пятно - тут мог быть заяц или, наоборот лисица. А где продавлено большое место - мог залегать и медведь. Мы знали дорогу и срезали её повороты и петли, проходя по девственному лесу на спуск с холма. Вот и наблюдали звериные лёжки.
Только сойдя с горы, вышли мы вновь на широкую тропу, на дорогу к реке. И лес тут, в низине, был гуще, и будто бы потемнело сразу. Высокие кроны деревьев загораживали нам закатное солнце. К реке мы вышли уже в полных сумерках. Солнце было уже за горой и за лесом.

На песчаном берегу сразу собрали костер и поставили котелок с водой кипятить, заваривать чай. Чай травяной - из смородиновых листов с цветками смородины, растущей в изобилии по берегу реки. Начались приготовления к рыбалке.
Успел я в сумерках наладить «закидушки» свои и поставил их на ночь. Ночная ловля рыбы иногда тоже бывала успешной. Года два назад мы тут сома поймали, большого…. И в этот раз я закинул далеко в омут хорошо отлаженную снасть с толстой леской, с явным расчетом.

После чая, друг мой, назовем его Митрич, решил спать и стал устраиваться возле костра. Он скептически относился к закидушкам моим и колокольчикам. Он был заядлый спиннингист, даже в соревнованиях участвовал по спортивному рыболовству. И ходил он вдоль реки и вверх и вниз по течению, обследуя все коряги и ямки. А я же, как страстный рыболов-любитель, сижу с поплавочными удочками на заранее выбранном месте. Но вот понравились мне закидушки-донки. Колокольчики звенят, подвешенные на натянутой леске, сообщая о поклевке. И я даже литературу соответствующую прочитал. В нашей библиотеке, в разделе «Сельское хозяйство», был еще подраздел «Рыбоводство», а среди этих книг о разведении рыбы в прудах были книжки про любительское рыболовство. И там же, в книжках о рыбалке, я вычитал, что можно ловить ночью. «Ночная ловля леща» - к примеру, так и называлась одна маленькая брошюра.



Так вот, пока я возился на берегу, закидывая свои закидушки, - мой Митрич уже сходил за лапником, за еловыми ветками. Он передвинул костер в сторону, а лапник постелил на нагретый горячий песок. Я подошел и прогревал замерзшие холодные руки, протягивая их к костру. Митрич полулежал на согретом лапнике, закуривая сигарету.
- Вот и будешь тут всю ночь ходить, как это - лунатик! - говорил Митрич, выдыхая дым после первой затяжки.
- А это болезнь такая, - сомнамбулизм - называется. - констатировал он в конце, «блеснув» познаниями.
Я пока молчал в ответ, отворачиваясь от дыма костра. Крутил головой в стороны, потирал руки и вновь протягивал их к огню, приятно согревающему. Весенняя вода была очень холодная, да и похолодало к вечеру. Это в середине мая: вроде, когда черёмуха цветет, то и заморозки бывают. Весной всегда так….
- А как же «ловля леща по ночам»? - напомнил я Митричу. Ему я тоже давал почитать такую книжку.
- Ха! Там про зимнюю рыбалку было. - помнил Митрич. - А ты думаешь, рыбы по ночам что - не спят? - 
- Ну, не знаю, - ответил я без юмора на улыбку Митрича.
- Не будет ночью рыбалки тебе. Все про сома того вспоминаешь(?!) - напомнил мне Митрич старую рыбалку - И то, тот сом под утро попался. Так что брось. Устраивайся вот. Я тебе и лапник принес. - и показал мне Митрич место устеленное лапником рядом с собой. Мы прилегли ногами к реке. Митрич смотрел на костер. А я смотрел на звезды, лежа на спине. Приятно грело спину, тепло проходило сквозь лапник от горячего песка.
- А смотри как интересно получается: сом, и «сом-намбула», - сказал я вслух, после некоторого молчания. - Вдруг, он не спит. Вдруг, по ночам он лазит по дну и ищет добычу себе, а? - обращался я к Митричу.
- Да ну! И то: сома надо на лягушку ловить, а у тебя что - черви!?! - сказал он скептически в ответ.
- Ага! Вот я сейчас попробую поймать лягушку. - и я стал подниматься.
- Её надо наверное «придавить» немного. Сом же «падаль» любит - мертвечину?! - спросил я совета у Митрича.
- Вот ты пристал - «сомнамбула». - шевельнулся Митрич, уже было устроившись спать и накрывшись снятой курткой. - Ну, придави чуть, чтоб не совсем сдохла сразу. Иди, лови своего «сом-намбулу», а я спать буду, не мешай! - и Митрич прикрылся своей курточкой с головой.

Так я оставил Митрича у костра, а сам пошел налаживать снасть на сома, - на своего «сом-намбулу». Поймать лягушку было не трудно, тут же на берегу реки. И вскоре снасть была успешно закинута в омуток, ближе к его середине. 
Рыба все-таки не спала. Из четырех моих закидушек «срабатывали» две постоянно. Только тихонько позвякивали колокольчики, и я вскакивал от своего «созерцания» красот природы и ночного неба. Ловилась в основном мелочь: ерши чаще всего болтались на крючках. Но поймались и несколько хороших голавлей и подлещиков на ту закидушку, которая была закинута на стремнину, на переходе переката в яму.
И, вдруг, «основная», на сома снасть, подала «сигнал». Вероятно было уже за полночь: «Вот он, - «сом-намбула», и попался», - подумал я, уже приготовившись вываживать крупную рыбу.
Сом был. И, вываживая его я провозился долго, было сильное сопротивление, несколько раз я в воду заходил, боясь, что порвет леску от натуги.
Услышал всплески и Митрич, - он прибежал ко мне и держал на изготовке подсачек, который нам и не понадобился. Сом бы не влез в него. Вымотавшись, за 10-15 минут сопротивления, сом будто действительно уснувший, сонный, спокойно позволил подтянуть себя к песчаному берегу. Митрич увидел огромных размеров рыбину и вошел в воду сбоку от сома; он подхватил его руками около жабер и вынес подальше на берег и бросил на песок. Только тут сом начал прыгать и изгибаться. Мне пришлось взять подвернувшуюся палку и ударить его по голове, чтобы окончательно успокоить.
Дома мы узнали что сом, наш «сом-намбула», весил 7 килограммов и длина его около двух метров с хвостом….
Конец.
 
Рейтинг: 0 389 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!