Семья Чжунсин

Феникс заколки, обещающий вхождение в семью Императора, — подделка. Нарисованная учтивая улыбка евнуха — подделка. Нежно-травяной, девичий цвет ханьфу служанки — подделка. Скромная одежда не изменит у глаз гостьи лукавый разрез век, не усмирит наглость взгляда.  Ми поклонилась, но ее поклон — насмешка, а значит тоже подделка. По спине Чжунсин пробежали мурашки, и она решила — гнев, потому что не хотела признать — страх.

Евнух удалился караулить за дверь. Конечно же, он подслушает каждое слово и при случае припомнит Чжунсин, с кем и о чем тайно говорила императорская наложница.

— Всегда хотела поглядеть на женщину, выброшенную на обочину жизни.

Вдруг насмешка вернет Чжунсин самообладание?

— Всегда хотела посмотреть на женщину, карабкающуюся в клетку, — тут же ответила, не смутившись, ведьма Ми и села в кресло, как на трон. Она правила в комнате. Ведьма бы правила под любой крышей, будь то дом бедняка, умоляющего спасти заболевшего ребенка, или дворец Сына Неба, где привыкли повелевать.

— Вы боитесь меня, потому нападаете. Есть и другой способ действовать. Вы боитесь меня, значит, у меня есть сила, неподвластная вам. С сильными выгодней дружить, чем враждовать. Начнем нашу дружбу с того, что мы похожи. Я сама выбрала жизнь ведьмы, чтобы перестать быть бессильной женщиной. Вы сами выбираете путь Императрицы, а государыня восходит над природой женщины и мужчины. Я нашла счастье на вершине магов, горе Куньлунь. Вы видит  счастье в восхождении на вершину владык, гору Тайшань. Вам требуется моя волшебная поддержка, потому что вы не сумеете победить в мире дворцов и тел. Мне требуются ваши деньги и покровительство, в них отказывают в мире облаков и духов.

— Если ты так сильна, как говоришь, то зачем тебе  деньги?

— У меня есть сын, и пока он всего лишь человек. Человеку нужен кров и еда, и я хочу дать сыну безбедность и защиту — через вас. Хорошая основа для дружбы, не так ли? Долгие годы я буду заботиться от исполнении вашей мечты.

—  Что вы знаете о моей мечте?

— Она сбудется. Вы станете единственной для Императора. Он забудет имена прежних жен и возвысит вас до короны. Император будет ждать наследника только от Чжунсин и получит здорового сына. Правда, есть одна мелочь. Трещина, от которой может развалиться мост. Брешь, в которую постарается угодить стрела. Так как мы стали подругами, я расскажу вам о маленьком секрете. Вы связываетесь не только со мной, но и с волей Небес, потому что Император — Сын Неба. Вы должны заплатить и Небесам. 

— Как?

— Верностью Императору. Верностью без изъяна, без червоточинки, до последнего вздоха. Отступитесь хоть раз — не собрать осколки разбитой чаши дома. Вы утратите мандат на права Императрицы. Но вы и сейчас видите в мечтах, как воссоединитесь с сыном Неба. Разве можно помыслить, что ваше сердце однажды дрогнет и предаст Его Величество? 

— Предать того, на ком держится твой дом, — глупо.

— Тогда решено. Золото денег я поменяю на золото одежд Императрицы. Не заскучайте внутри клетки.

Император открыл глаза, и в стране наступило утро. Так прокричит евнух, ему завторит другой на расстоянии восьмидесяти одного шага, потом третий, четвертый... Цепочка возгласов вырвется за ворота Золотого Дворца и оборвется. Ни бедняки, ни дворяне не подхватят радостную весть, не замолкнут в почтении утренние птицы, ветер не отнесет слов в каждый дом Империи. Жизнь Императора мало кого волнует. В молодости Его Величество ликовал, как солнце, с каждым восходом. Внутреннее светило быстро угасло под тяжестью участи правителя. Что такое корона? Золотой металл, вызывающий алчность. Вокруг Императора, облаченного в дорогие одежды, собрались жадные волки. Главный в стае, Левый Министр, показал клыки сразу:

— Мой Император — священный камень Империи, а не река, управляющая жизнью людей. Смиритесь и проживите счастливую жизнь, оставив все беспокойство покорным слугам.

Медовые глаза, дынно-сладкая улыбка, а нотки в голосе — от холодного северного ветра. Матерый зверь всего лишь прикусил Императору рукав, а Его Величество уже пропитался липким слабодушием. Насквозь. Годы шли, он наблюдал за Министром,  ежедневно преклоняющим колени в фальшивых поклонах. Страх Император креп деревом, закрывшим землю корнями. Министр — страшный человек, переманивший в стаю каждого обитателя Дворца. Министр — враг, но древний меч божественных предков пылился в гробнице вместе с решимостью императорского рода.

Император не хотел просыпаться в таком мире. Он запер двери век, и в единственном безопасном месте, своих мыслях, поведал всеслышащему Небу о драгоценной мечте. Пусть  сын будет сильным! Пусть разгонит стервятников и вепрей прочь от трона! Выдерет из волчьей пасти жезл власти! Пусть превзойдет отца во всем.

И в туманной дрёме Императора, в мутном сне с Небес явилась женщина. Нефритовая  кожа, одежда из живых змей, обвивающих зеленоватые бедра и груди, заколка в виде чудовищной птицы и раздвоенный язык, бьющий по красным губам. Она выкатила на ладони мерцающий  кристалл, золотистый с багровой каймой, и вымолвила:

— Так выглядит душа настоящего Императора. Отыщи женщину, твердую духом, и она выносит желанного наследника. Семнадцать лет не говори сыну ни одного доброго слова, отбирай все то, чем захочет владеть он, и Небо откликнется на твой призыв — Великое  Сокровенное подарит стране Императора, достойного зваться Сыном Неба!

И слабый правитель поклялся ведьме, что выполнит все точь-в-точь. 

Император тоже подделка. Ему бы учителем или монахом быть, а не страной править. Бесполезный, слабовольный, бессильный. Превратившись в его жену, Чжунсин не могла смириться с участью второй половины дурака. Злость наливалась в ней отравленным плодом. Утонченное лицо сохраняло лучезарную улыбку при встречах с Императором. Да, пение птиц по утрам умиротворяет, Ваше Величество. Да, чай из Юннани, преподнесенный Левым Министром, имеет чудесный аромат. Да, мне нездоровиться, и врач говорит про печень... Не злюсь ли я на кого-то, если вредная ци накопилась в печени? Ах, у меня есть нерасторопная служанка, но когда вы рядом, я забываю о всех невзгодах, Ваше Величество. Такое счастье, быть супругой Сына Неба! Чжунсин ворковала, Император принимал ярость за любовь. 

Любовь досталась другому. Он рос каждый час в чреве Чжунсин, толкал ее изнутри, показывая требовательный нрав. Тяжесть короны уходила, уступая тяжести округлившегося живота. Пусть муж — жалкое подобие Императора, бумажная кукла в руках министров, дряблый добряк, не сумевший передать Чжунсин сильное царство, но этот малыш вытеснит слабака с золоченого престола. Уж Чжунсин постарается, научит мальчика, как нужно воевать. Император не должен быть воином, он должен быть вором и убийцей. Не оставлять следов и свидетелей. Не доверять и не выпускать. Иметь три лица, шесть сердец и сотню рук.    Ах, как хотелось бы видеть мальчика взрослым поскорее! Пока он как спящий тигр, ждущий первого испытания — ярким светом земного мира, дарящего людям только борьбу.

Левый Министр Тань Юй никогда не торопился. Он выбрал образ неспешной лавины, неотвратимого бедствия, неизлечимой болезни, и у иных евнухов дрожали колени, когда «третий» человек в государстве проходил мимо. Впрочем, одна рука жестока, а другая щедро отсыпает золотые монеты. Страх гонит, а выгода притягивает.

Пожилой раздобревший евнух, старший при Императрице Чжунсин, уходил с отяжеленными рукавами чаще других, и, когда он освобождался от господина Левого Министра,  улыбка была искренней. Евнух умел довольствоваться малым, Министр не скупился, оплачивая  скромные труды глаз, ушей и рта.

— Она заплатила какой—-то ведьме по молодости, чтобы привлечь внимание Найсиня? — Тань Юй звал Императора по имени, без всякого почтения, как простого человека. — И он увидел Императрицу на следующий день, и  из-за чар влюбился с первого взгляда? Чушь! Эта женщина не очарует только скопца. Если она захотела стать Императрицей, то у Найсиня не было шансов. Какова! Глазом поведет — захочется с жизнью расстаться. Уйдешь  от нее — и уже мечтаешь вернуться.

Чжунсин не обрадовалась визиту Тань Юя. Министр часто заходил к Императрице, и охрана как воду в рот набирала, пропуская Тань Юя в покои. Он спрашивал о здоровье Ее Величества,  а потом рассказывал о делах государства. Чжунсин поджимала губы, скучающе обмахивалась веером или  рассматривала цвет чая, крутила в руках цветок или перебирала четки. Министр не верил, иначе зачем бы снова повторял игру? Министр — опасней зверя. Чжунсин натравила бы на волка гончих, если бы не сын, Иньмоу. Пока Император слаб, бесстыдные министры дочиста вылизывают тарелки Тань Юя. Как ни противен волчий оскал, как ни пугает жестокий нрав, люди следуют за тем, кто громче воет. Сила мерещится им в мерзкой песне зверя. А еще они почитают вековые традиции. Традиция — слабая женщина, и Чжунсин знала: ей не одолеть Тань Юя, не стать опорой в глазах генералов и надеждой в глазах министров. Только сын вернет Империи законного правителя, а жизнь принца висит на волоске, ведь в доме — волк. Глаза его горят. 

Рот Чжунсин чопорно выбрасывал слова, свидетельствующие о глупости Императрицы. Кожа тонка, как у юной девушки, и не заметить, что лицо служит лишь маской. Левый Министр мог бы обрадоваться, узнай, что августейшая особа пристально наблюдает за каждым жестом врага, за каждой морщинкой сорока лет. Чжунсин могла бы нарисовать портрет Тань Юя с точностью большей, чем портрет Императора. 

Что же сообщил облик волка притворяющейся Императрице? Левый Министр спешил —  обрывисты берега речи, а в груди хлещется наводнение. Левый Министр затаивает дыхание, когда Императрица отворачивает лицо. Левый Министр следит за кончиками пальцев Чжунсин, и выражение лица мягко, как если бы он наслаждался ивовым пейзажем. Подлец влюблен, и весна в крови —  обоюдоострый меч. Набросится или сослужит добрую службу? Императрица походила на статую из слоновой кости, но внутри она содрогалась, как почва в огненных горах — вот он, вкус власти! Императрица —  судьба Тань Юя.

— Знаете ли вы, что означает эта алая одежда? — многолетняя выдержка Левого Министра дала трещины, когда взгляд Императрицы стал прямым.

— Огонь, который поддерживает Небо Императора.

— Огонь?

— Его второе имя — Верность, — правда в устах Чжунсин была неприятна Тань Юю, хотя кому, как не Левому Министру знать о всех своих прегрешениях перед короной — и гордиться ими. Тань Юй мягко улыбнулся. Цветок наконец показал шипы, придающие особое очарование.

— Не только. Красный — цвет силы. Чиновник должен переплавить человеческую суть: пристрастность и усталость.

— Императрица тоже вне земного круга, — отгородилась Чжунсин.

— Императрица была женщиной, а чиновник — мужчиной. И Императрица, и чиновник заботятся о создании потомства. У меня есть сыновья — живое доказательство моей мужественности. У вас есть наследник Императора — живое доказательство вашей женственности.

— Что вы пытаетесь мне сказать?  Я не понимаю, — рассмеялась Чжунсин, понимая все.

— Ношение масок заставляет чувства обостряться. Императрица становится богиней женщин, чиновник — богом мужчин.

— Бог мужчин — Император, и только он.

— Нет, Император — Сын Неба, а мужчины и женщины — заложники земных путей.

—Тогда вам должно быть известно, что ни один мужчина земли не может тягаться с Сыном Неба. Вам не хватает чистоты, Левый Министр, — Чжунсин дважды хлопнула в ладоши, зовя служанок и заканчивая аудиенцию. Тань Юй поклонился, и его движения родились из искренности.

— Могу ли я очиститься?

— Вы? Едва волк превратится в агнца.

Левый Министр ликовал, услышав отказ. Нет, он не ошибался в Чжунсин ни на миг. Ему стоило стереть с лица земли Императрицу-мать, погубить прежнего Императора и подавить волю нынешнего. Всё ради того, чтобы в момент расцвета Чжунсин оказаться рядом с ней. 

Стреляй, когда уверен в цели. Ветер беспокойно трепал оперение стрелы, торопил отпустить в полет. Острие отражало яркий свет гневного солнца. Даже слуги зашептались: «Когда же Его Высочество выстрелит?». Иньмоу удерживал древко в пальцах. Охота — больше чем охота. Добыча, замершая в кустах, — больше, чем зверь. Иньмоу не хотел убивать дичь, ведь царская кухня и так ломится от яств. Он хотел убить врага, чтобы тот не догадался о смерти. Сегодня дичь — Император. И в прошлый раз сыном Неба была птица, и в позапрошлый — лань, и раньше — другие земные твари. Иньмоу спустил тетиву только тогда, когда отчетливо увидел перед собой отца. Слуги с радостными воплями поднесли ему подстреленную тварь, но воображение Его Высочества нарисовало вместо крови зверя кровь человека. 

Его ненависть  давно угнездилась в сердце проклятым ястребом. Он печально кричала над выжженной равниной сыновьей почтительности. Иньмоу мечтал лишь о том дне, когда корона окажется на его голове, а кара — не неба, а небесного внука,  — обрубит жизненную нить нынешнего Императора. 

Левый Министр, как всегда, бесцеремонно ворвался в покои Императрицы, и только потом заиграл в почтение. Слепой музыкант следовал за ним, но разве Чжунсин могла наслаждаться музыкой, когда волк того гляди сорвется, защелкнет капкан челюстей на шее. Знала бы она, что доля Императрицы — доля невольницы, не связывалась бы с ведьмой. Но узнай Чжунсин, каким красивым и сильным вырастет ее сын, все равно бы повторила проторила дорогу к золотой горе императоров.

Министр велел слепцу играть погромче, а сам подсел к Чжунсин. Щеки Императрицы побагровели от ярости: как смеет! Но Тань Юй даже пальцем к ней не притронулся. Достал из рукава бумагу и закрытую тушечницу с кистью, отгородил Императрицу от себя этими «сокровищами ученого» и приложил палец к губам. Скорым почерком Тань Юй начал переписку с Чжунсин.

«Моя Императрица. Эту бумагу — сожжем. Я знал, что Вы выжидаете удобного случая.  Каждый купленный Вами человек — мой человек».

«Как поступите, Левый Министр?»

«Я признаюсь вам в любви — снова».

«Я снова откажу вам».

«Это не имеет значения. Вы знаете, что говорят о Наследном Принце? Он хорош в науках и воинском искусстве, а еще —  жесток на охоте. Иньмоу пошел в мать. Если бы Императрица была мужчиной, мы бы утратили свое влияние. Император жесток с сыном, и тот не получил его доброго характера. Звереныш, которого нельзя допускать до престола. Он погрузит страну в хаос».

«Он отберет у министров власть».

«Верно читаете, моя Императрица».

«Еще я читаю, что ты стал стар, Левый министр. Ты таишься за музыкой и бумажными словами, а значит, с твоей головы скоро собьют шапку, а следом и голову».

«Вы мудры, моя Императрица. Я расскажу вам сегодня о своей мечте. Я всегда стремился защитить нашу Империю. Разве мог это прежний Император? Разве мог это Найсинь? Я взял на себя бремя власти, чтобы сохранить страну в целости. И мне повезло. Ваш сын — тот правитель, что станет Тигром Империи. Я пришел не угрожать, я пришел выразить восхищение — женщиной, подарившей мне достойного преемника».

«Вы не хотите передать Империю своему сыну?»

«Он не имеет таланта к управлению. А ваш сын — имеет все. Но есть две угрозы: его лишат жизни или меня лишат жизни. Я поддержу ваш мятеж против Найсиня и министров. Это и есть мое признание в любви к вам».

«А как же вы сам?»

«Я скормлю себя молодому Тигру».

Пепел Тань Юй забрал с собой. Он ликовал: теперь его объединяет с Императрицей огонь! Левый Министр вспомнил давние слова Чжунсин  о том, что огонь — верность. Заговорщиков нить судьбы связывает прочнее уз любовников.

В третью стражу тени разлетелись из дворца. Ни одна черепичная чешуйка не звякнула под легкими ногами, ни один камень не перекатился с места. Бесшумно убийцы приблизились к жертвам, и острые иглы вонзились в точки на шеях, перебивая поток живой энергии раз и навсегда. Левый Министр сделал свой ход.

Императорский дворец был осквернен кровью, черной в ночи. Алые перья отличали выживших так же, как и мокрые клинки, отправившие тайных слуг министров к господам — в  страну Желтых Источников. Императрица сделала свой ход.

Двери опочивальни Сына Неба с грохотом раскрылись. Наследный Принц с копьем наперевес ворвался в покои, запретные для оружия. Иньмоу ожидал увидеть отца испуганным, едва приодевшимся после неприятного пробуждения, но Император поразил сына: в черном монашеском наряде он обривал голову. Лицо Найсиня сияло  умиротворенностью.

— Не успел. Хотел передать тебе указ руки в руки. На столе лежит.

Иньмоу поднял со стола свиток с печатью Сына Неба. Чернила еще не подсохли и поблескивали темными слезами.

— Сегодня тебе исполняется семнадцать лет. По-настоящему семнадцать, хотя отпразднуешь через несколько дней. Я поклялся, что до этого дня буду скрывать свою любовь к тебе.

— Почему? — голос Наследного Принца дрожал.

— Меня растили в любви, потому мой характер слаб. Я не гожусь в Императоры. Но стране нужен настоящий правитель: сильный, дерзкий, решительный, хваткий. Я сделал все, чтоб развить в тебе эти качества, остальное подарила Чжунсин.

— Я... 

Последняя прядь упала вниз, и Найсинь встал на колени перед Иньмоу.

— Отныне Вы — мой Император. А я  — убит Вашим копьем.

— Нет, это я убит. Я чуть было не совершил ужасное дело. Я чуть было не убил собственного отца, — Иньмоу быстро вытер глаза рукавом.

— Его больше нет. Но, когда я добьюсь сана, получу наконец-то свою страну духа, мой Император может вспомнить: все люди друг другу родственники, и на горе Ми живет  один монах. Он может побыть отцом во время беседы.

— Я буду приходить к вам.

Иньмоу отставил копье в сторону и впервые в жизни обнял отца.

Императрица мерзла и куталась в измявшуюся накидку. Казалось, даже зеркало уже подернулось инеем и искажает зримое. На самом деле старость ворвалась к Чжунсин: слепая старуха обступала обитель господина Поднебесной, но едва Императрицу-мать сослали в Холодный дворец, седина навсегда обелила голову, будто покрыла монашеским покрывалом.  Три служанки последовали за госпожой, но расторопностью не отличались. Затворницей заставлял ее жить сын, теперь называвшийся сыном Неба. Брошенная Чжунсин влачила жалкое существование, и огонь души погас: предательство Иньмоу изъяло пламя из сердца матери. Часто она бередила прошлое, перебирая мысленно слова беседы с сыном.

— Мать Наша, Нам стало известно, кто какую роль сыграл в заговоре. Мы благодарны за помощь, но видим преступление против государства в ваших действиях. Потому своей волей Мы лишаем вас сана Императрицы и права зваться Нашей матерью. Из доброго расположения к вам, Мы заменяем рабство на ссылку в Холодный дворец, где вы и проведете свои дни в замаливании грехов.

— Иньмоу, что за грехи? За что ты осуждаешь меня? — рыдала Чжунсин.

— Ты предала своего мужа. Ты связалась с Левым Министром, нашим врагом, и Нам даже думать мерзко о порочной связи.

— Это ложь... Я никогда...

— Вы никогда не плели интриг, чтобы свергнуть Императора Найсиня? Мы не можем позволить грешнице жить рядом. Вы одним существованием пятнаете Поднебесную.

— Как же ты жесток, мой сын, —отозвалась на несправедливый приговор Чжунсин. — Я поступлю согласно воле Императора.

Подчиняться — удел подданного. Чжунсин угасала, сдавшись. В отражении блекли краски.

— Как же ты мог поступить так со мной, Тань Юй? — бывшая Императрица говорила в пустоту. —  Ведь знал, что так все выйдет. Против  моей воли навеки связал наши имена. Гнилая голова! Ты погиб, чтобы я умирала с мыслями о тебе.

Редкие хлопки разбили тишину. На раме круглого окна сидела ведьма Ми, ничуть не изменившаяся за прошедшие годы. Змеи свивались на ханьфу служанки зеленым живым поясом, ногти зеленели нефритовыми пластинами.

— Я предупреждала.

— Я осталась верной Императору. Настоящему.

— Ты поклялась одному человеку, а перекинулась к другому.

— Ты пришла посмеяться надо мной?

— Нет. Продолжить нашу беседу. Ты помнишь, как я называла тебя подругой? И как предостерегала против клетки? Если бы ты задумалась хоть на миг, на что тратишь жизнь, все могло сложиться иначе. Смотри! Я сохранила молодость и пребуду такой во веки веков. Я свободна, и надо мной не властны ни министры, ни императоры. Ты была в плену ложной мечты. Душа хотела свободы, которая и есть высшая власть. Но ты свернула не туда.

— Что сделано, того не вернуть.

— Согласие с поражением и есть поражение. Но разве ты сдалась?

— Мой сын предал меня. Небо отвернулось от меня.

—Так забудь о сыне, завоевавшем крылья. Сейчас подходящее время для полета Чжунсин, — ведьма протянула вперед ладонь, и знакомая заколка с фениксом поблескивала золотым сиянием. — Это твой огонь. Если раскроешь для него грудь, то все земные печали отступят от тебя. Чжунсин поднимется в небо свободы.

— Почему ты помогаешь мне?

— Есть случайные связи земли, а есть братья и сестра по небу. Чжунсин — сестра Ми.

Новый император проснулся. Сегодня — новый день для больших и малых дел. Чтобы люди волновались, услышав крик евнухов о бодрствовании владыки, нужно постоянно напоминать о себе. День Императора —  его жизнь. Смерть Императора — ночь. Пока длится день Иньмоу, его называют тираном. Когда придет ночь Иньмоу, его запомнят, как Сына Неба.