Ему было 25 лет, когда Педро ПиАо решился на самоубийство. Хватило трех стаканчиков кашасы*, чтобы прийти к такому выводу – окончательному и бесповоротному. С него довольно! Пора было кончать с этим жалким прозябанием, которое только называется жизнью. До этого момента он стойко преодолевал все испытания, которые преподносила ему судьба. С самого детства он был обречен на рабский труд, унижения и нищету. И он мирился с этой жизнью – как смиряются с маленьким, но неизбежным неудобством, вроде попавшего в ботинок камешка. Вся ничтожность и бессмысленность его прошлой жизни была именно такого свойства: если убрать неизбежные трудности, человек теряет не только свое лицо, но и как бы часть своего существа, изначально обреченного на немилости судьбы. Однако даже в такой пустыне беспросветного прозябания у него был свой маленький оазис: Розинья… Она была прекрасна! Вся округа завидовала Педро Пиао, когда он женился на этой восхитительной мулатке, равной которой не было на всем белом свете. Она была красива - как актриса из сериала, как фотомодель на снимках из глянцевых журналов. Она была украшением его жизни, и все окружающие думали, что с нею Педро не может быть несчастливым. Но теперь все изменилось…
В забегаловку вошел брат Педро – МануЭ Пиао. К этому моменту Педро уже причащался к четвертому стаканчику – то есть первому после самоубийства.
- Привет, братишка!
Педро даже не ответил. И сразу сообщил старшему брату о своем решении:
- Я должен покончить с собой…
Мануэ подумал, что это шутка, но, посмотрев на брата, понял, что тот говорит вполне серьезно.
- Но… с чего это вдруг?
- Розинья…
- Что – Розинья?
- Она мне изменила…
Мануэ Пиао не мог поверить собственным ушам. Розинья – сама скромность и верность - изменила? Нет, такого просто не могло быть!
- Ты уверен?
Педро промолчал. Сделал еще глоток, и этого было достаточно, чтобы убедиться в правдивости его слов.
- Тогда чего ты сидишь? Иди и врежь ей по физиономии! Выгони из дома! Эта шлюха… - но Педро остановил поток его слов одним только взглядом:
- Не смей так говорить о ней!
Мануэ замолчал. Потом сказал:
- Да, но если она тебе изменила…
- Не по свой воле… Она любит меня!
Мануэ обхватил голову руками: его братишка – рогоносец! Этого еще не хватало!
- Не по своей воле… - повторил Педро.
- Кто этот мерзавец?
- С`ор** Томас, хозяин тошниловки на набережной.
- Этот старикашка? Ну, тогда иди к нему и прирежь ублюдка! Правда на твоей стороне! Ты смоешь с себя пятно рогоносца и больше не будешь посмешищем для всех. Иди, братишка! Я с тобой! Можешь на меня рассчитывать…
- Никуда мы не пойдем… С`ор Томас дал денег на операцию Карлиньо…
Мануэ собрал свои расползавшиеся мысли в пучок. Вспомнил, что у Карлиньо была какая-то редкая болезнь, и ему сделали операцию. Никто не знал, где Педро достал денег, чтобы спасти жизнь своего ребенка. А если бы его не прооперировали, он бы умер… А, теперь понятно: это Розинья! Это она появилась в больнице, когда доктора уже собирались выписывать мальчика домой. Но не потому, что тот был здоров, а потому, что нужно было освободить место для другого пациента. Доктора просили Педро, чтобы он обратился к каким-нибудь «светилам», которые на самом деле были «темнилами», когда пришла Розинья и сказала, что достала деньги. Якобы выиграла в лотерею… Карлиньо остался в больнице на операцию, чтобы излечиться от болезни, которой не положено болеть людям бедным. Потом он пошел на поправку, и вся семья была счастлива…
Мануэ закончил собирать свои мысли. Теперь ему стало понятно, что Розинья совершила такой поступок исключительно из-за любви к своему ребенку, поэтому осуждать ее нельзя. Мануэ не понимал поведения Розиньи, но принимал это как данность.
- И что теперь? Если она сделала это ради Карлиньо, то ее можно простить. Главное, чтобы это не повторилось.
- Но она продолжает!..
- Продолжает – что?
- Встречаться с с`ором Томасом…
Мануэ Пиао готов был взорваться. Он готов был закричать во весь голос, что его брат – рогоносец, но Педро неожиданно продолжил:
- Так нужно. Карлиньо пьет лекарства, а они очень дОроги…
Мануэ задумался: да, так нужно. Если не принимать лекарства, Карлиньо может умереть. Так нужно. Если уж начали, то надо идти до конца. По крайней мере, до тех пор, пока не появится возможность лечиться более дешевыми средствами. Мануэ не понимал, но принимал.
- Прости, братишка, но я скажу прямо: твои рожки будут расти день ото дня, пока не заветвятся…
Педро посмотрел на старшего брата и решительно произнес:
- А вот этого ты не дождешься!
- Как это? Что ты можешь сделать?
- Я умру!
Да, это настоящий поступок настоящего мужчины! Если Педро умрет, Розинья может спокойно встречаться с с`ором Томасом, а Карлиньо будет спасен. И братишка избежит славы рогоносца, и Розинью никто не будет называть потаскухой за то, что она изменила своему мужу со стариком. Это был выход…
- Теперь я понимаю, брат. Все становится на свои места. Самоубийство!.. Не лучшее, конечно, средство, но если нет другого…
- Я тоже долго над этим думал. И вот пришла пора действий...
- Когда?
- Этого я пока не знаю.
- Может, завтра?
- Завтра не получится. Надо посмотреть на Карлиньо… парень уже гоняет мяч! Или ты думаешь, что будет правильнее пропустить эту игру? – глаза Педро заблестели, он глотнул тростникового напитка с таким удовольствием, что его можно было принять за самого счастливого в мире человека, и добавил: - Нет, такой матч пропустить нельзя!
- Тогда послезавтра?
Глаза Педро сразу потухли. Он задумался, сделал еще один глоток… А-а, черт побери, у него же послезавтра зарплата!
- Ну, так что ты решил?
- Тем более не могу. Что же я, подарю свои кровные денежки этому скряге-патрону? Пойду и получу то, что мне причитается. Потом напьюсь. Имею я такое право?..
- Хорошо, братишка. Мне пора идти. Можешь быть уверен, что твою тайну никто не узнает. И насчет рогов, и насчет самоубийства тоже… А ты уже знаешь, каким способом убьешь себя?
- Знаю. Осталось только определиться с датой… - ответил Педро и сделал последний глоток. Или предпоследний. Посидел еще какое-то время за столом, продумывая окончательные детали неотвратимой развязки. Вспомнил, что в четверг нужно сходить на крестины сына Квинтино , который был его другом детства и умел закатывать веселые вечеринки…
2.
Команда Карлиньо играла как надо. А его сын забил гол! Ему уже дали прозвище – маленький Гарринча***! Разумеется, Педро Пиао был в полном восторге. Крестины в доме Квинтино, за день до самоубийства, тоже прошли «на ура». Однако на следующий день Педро не стал накладывать на себя руки: нужно было срочно навестить больную бабушку. Потом оказалось, что болеет другая бабушка – мать его отца. Пришлось идти к ней в субботу. А в воскресенье играла его любимая футбольная команда – и снова он перенес день окончательных расчетов с жизнью. Так и продолжалось: каждый раз ему приходилось мириться с компромиссами, запретами или находилось что-то, что было делом чести. Ему даже пришлось изменить свои планы: он решил не вешаться, а принять какой-нибудь яд, так как смерть от яда была не столь мучительна и почти почетна. Напоследок Педро решил шикануть и позволил себе купить самый дорогой яд, который не оставлял следов. Разумеется, он примет его потом, после дня рождения тетушки Лолиты. Он и так уже столько ждал, что пара-тройка дней погоды не сделают. Да и с Розиньей надо как следует покувыркаться, чтобы было что вспоминать потом, в Раю…
Однажды во вторник, уже довольно поздно, у Мануэ Пиао зазвонил телефон:
- Алло!..
- Мануэ? Это я… Розинья.
- А-а, ты? Узнал…
Розинья плакала в трубку и сквозь всхлипы сообщила:
- Мануэ, твой брат умер…
Мануэ собрал мысли в пучок. Ага, понятно: самоубийство! Братишка столько раз говорил об этом, столько раз по столько, что это уже как-то подзабылось.
- Я знаю, - ответил он. – Все-таки наложил на себя руки?
- Наложил на себя руки? Нашел время для шуток, Мануэ!
- А разве он не кончил жизнь самоубийством? Тогда отчего он умер?
Розинья на том конце провода снова всхлипнула.
- Что поделаешь, Мануэ, мы ведь тоже старые… Это жизнь. Скоро и мы с тобой покинем этот мир… Отчего он умер? Да от старости!..
Мануэ Пиао как молнией расшибло. Придя в себя, он сначала глянул на календарь, висевший на стене, потом посмотрелся в зеркало. Только тогда он заметил, что лицо его избороздили глубокие морщины, а волосы стали белыми. Такими белыми, как снег…
·* Кашаса – водка из сахарного тростника.
·* * Сеньор.
·*** Гарринча – знаменитый бразильский футболист, игравший в 60-х годах.
[Скрыть]Регистрационный номер 0033513 выдан для произведения:
Жозе Д`Ассунсао Баррос (Бразилия)
(перевод с португальского)
1.
Ему было 25 лет, когда Педро ПиАо решился на самоубийство. Хватило трех стаканчиков кашасы*, чтобы прийти к такому выводу – окончательному и бесповоротному. С него довольно! Пора было кончать с этим жалким прозябанием, которое только называется жизнью. До этого момента он стойко преодолевал все испытания, которые преподносила ему судьба. С самого детства он был обречен на рабский труд, унижения и нищету. И он мирился с этой жизнью – как смиряются с маленьким, но неизбежным неудобством, вроде попавшего в ботинок камешка. Вся ничтожность и бессмысленность его прошлой жизни была именно такого свойства: если убрать неизбежные трудности, человек теряет не только свое лицо, но и как бы часть своего существа, изначально обреченного на немилости судьбы. Однако даже в такой пустыне беспросветного прозябания у него был свой маленький оазис: Розинья… Она была прекрасна! Вся округа завидовала Педро Пиао, когда он женился на этой восхитительной мулатке, равной которой не было на всем белом свете. Она была красива - как актриса из сериала, как фотомодель на снимках из глянцевых журналов. Она была украшением его жизни, и все окружающие думали, что с нею Педро не может быть несчастливым. Но теперь все изменилось…
В забегаловку вошел брат Педро – МануЭ Пиао. К этому моменту Педро уже причащался к четвертому стаканчику – то есть первому после самоубийства.
- Привет, братишка!
Педро даже не ответил. И сразу сообщил старшему брату о своем решении:
- Я должен покончить с собой…
Мануэ подумал, что это шутка, но, посмотрев на брата, понял, что тот говорит вполне серьезно.
- Но… с чего это вдруг?
- Розинья…
- Что – Розинья?
- Она мне изменила…
Мануэ Пиао не мог поверить собственным ушам. Розинья – сама скромность и верность - изменила? Нет, такого просто не могло быть!
- Ты уверен?
Педро промолчал. Сделал еще глоток, и этого было достаточно, чтобы убедиться в правдивости его слов.
- Тогда чего ты сидишь? Иди и врежь ей по физиономии! Выгони из дома! Эта шлюха… - но Педро остановил поток его слов одним только взглядом:
- Не смей так говорить о ней!
Мануэ замолчал. Потом сказал:
- Да, но если она тебе изменила…
- Не по свой воле… Она любит меня!
Мануэ обхватил голову руками: его братишка – рогоносец! Этого еще не хватало!
- Не по своей воле… - повторил Педро.
- Кто этот мерзавец?
- С`ор** Томас, хозяин тошниловки на набережной.
- Этот старикашка? Ну, тогда иди к нему и прирежь ублюдка! Правда на твоей стороне! Ты смоешь с себя пятно рогоносца и больше не будешь посмешищем для всех. Иди, братишка! Я с тобой! Можешь на меня рассчитывать…
- Никуда мы не пойдем… С`ор Томас дал денег на операцию Карлиньо…
Мануэ собрал свои расползавшиеся мысли в пучок. Вспомнил, что у Карлиньо была какая-то редкая болезнь, и ему сделали операцию. Никто не знал, где Педро достал денег, чтобы спасти жизнь своего ребенка. А если бы его не прооперировали, он бы умер… А, теперь понятно: это Розинья! Это она появилась в больнице, когда доктора уже собирались выписывать мальчика домой. Но не потому, что тот был здоров, а потому, что нужно было освободить место для другого пациента. Доктора просили Педро, чтобы он обратился к каким-нибудь «светилам», которые на самом деле были «темнилами», когда пришла Розинья и сказала, что достала деньги. Якобы выиграла в лотерею… Карлиньо остался в больнице на операцию, чтобы излечиться от болезни, которой не положено болеть людям бедным. Потом он пошел на поправку, и вся семья была счастлива…
Мануэ закончил собирать свои мысли. Теперь ему стало понятно, что Розинья совершила такой поступок исключительно из-за любви к своему ребенку, поэтому осуждать ее нельзя. Мануэ не понимал поведения Розиньи, но принимал это как данность.
- И что теперь? Если она сделала это ради Карлиньо, то ее можно простить. Главное, чтобы это не повторилось.
- Но она продолжает!..
- Продолжает – что?
- Встречаться с с`ором Томасом…
Мануэ Пиао готов был взорваться. Он готов был закричать во весь голос, что его брат – рогоносец, но Педро неожиданно продолжил:
- Так нужно. Карлиньо пьет лекарства, а они очень дОроги…
Мануэ задумался: да, так нужно. Если не принимать лекарства, Карлиньо может умереть. Так нужно. Если уж начали, то надо идти до конца. По крайней мере, до тех пор, пока не появится возможность лечиться более дешевыми средствами. Мануэ не понимал, но принимал.
- Прости, братишка, но я скажу прямо: твои рожки будут расти день ото дня, пока не заветвятся…
Педро посмотрел на старшего брата и решительно произнес:
- А вот этого ты не дождешься!
- Как это? Что ты можешь сделать?
- Я умру!
Да, это настоящий поступок настоящего мужчины! Если Педро умрет, Розинья может спокойно встречаться с с`ором Томасом, а Карлиньо будет спасен. И братишка избежит славы рогоносца, и Розинью никто не будет называть потаскухой за то, что она изменила своему мужу со стариком. Это был выход…
- Теперь я понимаю, брат. Все становится на свои места. Самоубийство!.. Не лучшее, конечно, средство, но если нет другого…
- Я тоже долго над этим думал. И вот пришла пора действий...
- Когда?
- Этого я пока не знаю.
- Может, завтра?
- Завтра не получится. Надо посмотреть на Карлиньо… парень уже гоняет мяч! Или ты думаешь, что будет правильнее пропустить эту игру? – глаза Педро заблестели, он глотнул тростникового напитка с таким удовольствием, что его можно было принять за самого счастливого в мире человека, и добавил: - Нет, такой матч пропустить нельзя!
- Тогда послезавтра?
Глаза Педро сразу потухли. Он задумался, сделал еще один глоток… А-а, черт побери, у него же послезавтра зарплата!
- Ну, так что ты решил?
- Тем более не могу. Что же я, подарю свои кровные денежки этому скряге-патрону? Пойду и получу то, что мне причитается. Потом напьюсь. Имею я такое право?..
- Хорошо, братишка. Мне пора идти. Можешь быть уверен, что твою тайну никто не узнает. И насчет рогов, и насчет самоубийства тоже… А ты уже знаешь, каким способом убьешь себя?
- Знаю. Осталось только определиться с датой… - ответил Педро и сделал последний глоток. Или предпоследний. Посидел еще какое-то время за столом, продумывая окончательные детали неотвратимой развязки. Вспомнил, что в четверг нужно сходить на крестины сына Квинтино , который был его другом детства и умел закатывать веселые вечеринки…
2.
Команда Карлиньо играла как надо. А его сын забил гол! Ему уже дали прозвище – маленький Гарринча***! Разумеется, Педро Пиао был в полном восторге. Крестины в доме Квинтино, за день до самоубийства, тоже прошли «на ура». Однако на следующий день Педро не стал накладывать на себя руки: нужно было срочно навестить больную бабушку. Потом оказалось, что болеет другая бабушка – мать его отца. Пришлось идти к ней в субботу. А в воскресенье играла его любимая футбольная команда – и снова он перенес день окончательных расчетов с жизнью. Так и продолжалось: каждый раз ему приходилось мириться с компромиссами, запретами или находилось что-то, что было делом чести. Ему даже пришлось изменить свои планы: он решил не вешаться, а принять какой-нибудь яд, так как смерть от яда была не столь мучительна и почти почетна. Напоследок Педро решил шикануть и позволил себе купить самый дорогой яд, который не оставлял следов. Разумеется, он примет его потом, после дня рождения тетушки Лолиты. Он и так уже столько ждал, что пара-тройка дней погоды не сделают. Да и с Розиньей надо как следует покувыркаться, чтобы было что вспоминать потом, в Раю…
Однажды во вторник, уже довольно поздно, у Мануэ Пиао зазвонил телефон:
- Алло!..
- Мануэ? Это я… Розинья.
- А-а, ты? Узнал…
Розинья плакала в трубку и сквозь всхлипы сообщила:
- Мануэ, твой брат умер…
Мануэ собрал мысли в пучок. Ага, понятно: самоубийство! Братишка столько раз говорил об этом, столько раз по столько, что это уже как-то подзабылось.
- Я знаю, - ответил он. – Все-таки наложил на себя руки?
- Наложил на себя руки? Нашел время для шуток, Мануэ!
- А разве он не кончил жизнь самоубийством? Тогда отчего он умер?
Розинья на том конце провода снова всхлипнула.
- Что поделаешь, Мануэ, мы ведь тоже старые… Это жизнь. Скоро и мы с тобой покинем этот мир… Отчего он умер? Да от старости!..
Мануэ Пиао как молнией расшибло. Придя в себя, он сначала глянул на календарь, висевший на стене, потом посмотрелся в зеркало. Только тогда он заметил, что лицо его избороздили глубокие морщины, а волосы стали белыми. Такими белыми, как снег…
·* Кашаса – водка из сахарного тростника.
·* * Сеньор.
·*** Гарринча – знаменитый бразильский футболист, игравший в 60-х годах.
Мне бы так не написать о чужой стране. Люблю Бразилию, хоть и не был там никогда. Страна - точь-в-точь наша Россия: богатств - немеряно, а люди живут так же бедно, как у нас. Там больше 2 млн. русских. И имена: Иван, Борис, Ольга. Братушки наши!
Я у Барроса перевел целую книгу - что-то около 30 рассказов. Этот - самый короткий. Длинные произведения читают мало. Мы с ним 10 лет переписывались - простыми письмами, а потом как-то порастерялись. Наверное, он сменил место жительства, т.к. письма не доходят.
Да его Маргарита, чесслово. Я только перевел. Готовил публикацию его книги "Обратная сторона дерева арара" в фонде В.Высоцкого, а фонд крякнул. Учредители оказались жуликами. Видимо, получили под имя Владимира Семеновича хорошие гранты, ну и... дальше, как это обычно бывает в нашей стране. Ничего святого не осталось у людей...
Как бы да... У них там машины на древесном спирту ездят, представляешь? Во гады! Нам бы сюда парочку танкеров под завязку... То-то был бы праздник у народа! А еще бразильцы похмеляются - как мы. А еще работать не шибко любят - как мы. Э-э, да что там! Все люди - братья. Как бы так.
Просто здорово читается, на профессиональном уровне! Вы бы могли заниматься переводами худ. книг, хотя зачем? Вы и свои неплохо пишите. Спасибо, пойду ещё что-нибудь ваше почитаю...
Спасибо, Ира! Я и есть (был) переводчик-синхронист 1-го ранга. В советское время - 4 руб. 70 коп. за один час. В переводе - почти две бутылки "Столичной" - той самой, заветной, что с винтовой крышкой... И-эх, были времена - прошли, былинные...