Виктор поднял голову и слабый стон сорвался с его окоченевших губ. В дали не мерцал огонек. «Нет! Нет! этого не может быть! – успокаивал он себя. – Наверное, просто сбился с пути и ползу в другую сторону!» Превозмогая боль в позвоночнике, он огляделся по сторонам. Взгляд не споткнулся об огонек. «Вот и все! – застучало в висках. – Кто-то просто нажал на выключатель или задул свечу, не ведая, что огонек в окошке для него, Виктора, единственный ориентир в промерзшей метельной ночи».
Ужас сковал тело и мысли. Далекий огонек согревал тоненькую, хрупкую, как первый ледок, надежду на спасение. Она давала силы жить, двигаться. Он понимал, - добраться до жилья, у него шансов нет. Огонек был единственным стимулом в борьбе за жизнь. Он бы полз, сопротивлялся смерти каждой клеточкой и принял бы ее, в неравной схватке с ней. А теперь? Он просто умрет жалким биологическим существом. Какая мука ждать смерть, когда от ужаса цепенеет душа, а сердце готово выскочить горлом.
«Мама! Мамочка! Я летаю во сне! Разбегусь, руки раскину и лечу. Как это здорово, мамочка! Мама, мамочка, я умею летать!» Он босоного бегает по коммунальной квартире, раскинув руки.
«Это хорошо, сыночек, значит растешь. Вырастешь, полюбишь небо и станешь летчиком!» – Мать присела на скрипучею кровать, устало положила на колени руки, розовые от стирки.
«Когда же я вырасту, мамочка?» – Он подбегает к косяку, где мать каждый месяц делает черточку. Приподнявшись на цыпочки, смотрит на заветную черту, до которой ему нужно вырасти, чтобы стать взрослым. До нее еще, ох, как далеко.
«Скоро, сыночек, скоро. Вон ты у меня уже, какой помощничек!» – Мать склонилась над корытом.
Нет, он больше не будет ждать. Он уже умеет летать. Крыша сарая. Высоко! Но страха нет. Главное, пошире раскинуть руки и побольше набрать в щеки воздуха.
«Мама, мамочка, зачем же ты волосы в муку выпачкала? Меня ругаешь, когда я не умываюсь, а сама!» В носу защипало, хочется потереть его, но гипсовый панцирь не позволяет шевельнуться.
«Вымою, сыночек, вымою. Ты только поправляйся. Врач говорит, что внутренности у тебя целехонькие, а руки и ребра срастутся, заживут, как на кошке». Мать с почерневшим лицом, красными глазами и разбухшим носом тихо плачет, сидя на кровати у него в ногах.
«Мамочка, не надо плакать. Я должен был полететь. Мне высоты не хватило. Дядя Вася из соседней палаты говорит, что с крыши дома надо прыгать. Только парашют надо достать. Мамочка, ты мне сошьешь парашют из простыни?»
«Ой, сыночек, сыночек!» – мать упала лицом ему в колени и долго сквозь слезы о чем-то просила дяденьку Господа…
Виктор поднял голову. Пурга перестала бросать в лицо раскаленную соль. Устала, наверное, беситься и спряталась под белое покрывало. Стало холодно. Он хотел приподняться, но резкая боль в позвоночнике вдавила его в снег. «Пить, пить!» – застонал он и увидел голубую ленту реки.
«Кто переплывет речку, тот заслужит мой поцелуй! Ну, герои! Слабо!» - Ирина встала. Природа в хорошем настроении, наверное, была, когда Ирина появилась на свет. Одарила ее всем грациозным и прекрасным. У Виктора кружилась голова, и сердце ломало грудную клетку, когда он смотрел на нее. Два года назад, когда она переступила порог его седьмого «А» класса, он сразу втюрился в нее. Что только не делал, чтобы привлечь ее внимание. Однажды прыгнул со второго этажа за косынкой, выпавшей у нее из рук. «Дурак!» – сказала она ему, когда он вернулся из больницы. Долго не разговаривал с ней, пока не понял, что этим наказывает только себя.
«Ты, что, Ирина, перегрелась на солнце?»
«Да у нее точно замкнуло!»
«Кому жить-то надоело?»
«Тут надо быть о-го-го, чтобы осилить!»
Реплики только подлили масла в огонь.
«Слабо, значит! Тогда я сама этот ручеек переплыву!» – Ирина подошла к воде.
Господи! Да за ее поцелуй он не только эту лужу перемахнет, но и океан осилит. И он кинулся в реку. Ему кричали что-то вслед, уговаривали вернуться, чем-то грозили. Наверное, и Ирина, опомнившись, кричала, чтоб он не дурил, что она пошутила. Но он этого не слышал. Он плыл и плыл, не чувствуя усталости. Ему казалось, что вода сама его несет. И он переплыл. И Ирина, радуясь, что он остался жив, целовала его, приговаривая: «Дурачок ты мой! Родной ты мой!».
Когда страсти чуточку улеглись, к нему подошел тренер областной команды по плаванию.
«Ну, ты силен, паря! Где тренируешься? У кого?»
«Я сам по себе!»
«Если есть желание, приходи к нам, будем рады такому пополнению!»
Почему не прийти, пришел. Через полгода тренер дыхнул ему в лицо кефирной отрыжкой: «Ну, ты и шутник. Если не можешь, уходи! Если можешь, то плавай! Я же видел, как ты реку перемахнул. Мировым рекордом, как пить дать, ее осчастливил. А здесь что? Вода другая?»
«Вода везде одинаковая. Но она сказала – поцелую, и у меня выросли крылья. А после ваших - расцелую! - у меня кроме усов, почему-то больше ничего не растет.».
«Пошел вон!»…
Виктор с трудом поднял голову. Огонек тускло мерцал в дали. Он всматривается. В кухне горит свет. Мать суетится у плиты.
«Ма, меня приняли! Приняли, говорю!»
«Куда, сыночек, приняли?» – затаила дыхание мать.
«Куда, куда! С парашютом прыгать буду!» – Он быстро прошел в свою комнату, чтобы не видеть слез матери.
«Не бойся. Главное в низ не смотри. Думай, что со стула прыгаешь» - наставлял его Володька Брызгалов, с которым он подружился в аэроклубе. Виктору не ведом страх. Он прыгает в пространство и наслаждается свободным падением.
Через год тренер подозвал его после очередного прыжка. «Ну, Витек, если дела и дальше так пойдут, поедешь защищать честь клуба, а там, думаю, и за область постоишь!».
Виктор так обрадовался этой новости, что в этот же вечер поделился ею с Володькой, который год назад говорил ему: «Вот лет через пяток, Витек, научишься, как я, тогда и о соревнованиях мечтать не вредно будет!». А он через год всех обошел! Володька улыбнулся и сказал: «Молоток!». Извинился и ушел, сославшись на дела, хотя до разговора обещал пойти с ним в бассейн.
Через неделю при очередном прыжке у Виктора что-то случилось с парашютом. Раскрылся он практически перед самым приземлением. Шесть переломов и сотрясение головного мозга навсегда закрыли ему двери в парашютный спорт. Ему намекали, что это Володька руку приложил, но Виктор не слушал, не хотел слушать. Возможно, и Брызгалов покопался в парашюте. Но разве он, Виктор, не подло поступил по отношению к Брызгалову? Пять лет тот готовился к соревнованиям, передал Виктору все лучшее, что сам умел, а он перекрыл ему кислород к славе. Не появился Виктор больше в аэроклубе. Не злорадствовал, когда прочитал в газете, что чемпионом области стал не Брызгалов…
Кто-то тормошит его за куртку. Виктор приоткрыл глаза. «Волк!», - обожгла мысль, но почему не впивается в горло?
«Что там, Альфа?» – услышал он далекий голос и провалился в черную пустоту…
«Надежды никакой нет, Валентина Семеновна! Понимаете, никакой! Хотя, бывают чудеса! Но, я не могу вам ничего обещать! Не имею права чем-то обнадежить».
Виктор приподнял свинцовые веки и увидел Валентину рядом с человеком в белом халате. «Вот и хорошо, - подумал он. – Она рядом, значит, все будет хорошо. Все будет спок».
«Вы меня, доктор, не совсем правильно поняли. Он жил у меня, но официально мы не расписаны. Я не могу его к себе взять. У меня люди бывают. Солидные люди. И потом.… Нет, не могу! Поймите меня правильно!
«Хорошо, но мы его все одно рано или поздно выпишем! Вы тогда хоть позаботьтесь о том, чтобы пристроить его куда-нибудь поприличнее. Право же, он этого стоит! Удивительный у него организм! Другой на его месте, давно бы Богу душу отдал!».
«Я подумаю, доктор, подумаю! Документы его и бумаги разные там вот, в чемоданчике. Прописан он в каком-то общежитии. Была у него квартира, осталась после смерти матери. Так он ее отдал какому-то другу или тренеру, который согласился тренировать его на дельтаплане. Я уговаривала, а он все отшучивался. Вот и дошутился!».
«Но, Валентина Семеновна!».
«Все, доктор, все. До свидание! А вернее, прощайте!».
Виктор попытался открыть глаза и что-то возразить, но кто-то положил ему на грудь каменную плиту – не вдохнуть, не выдохнуть. Наверное, оно и правильно. Что можно было возразить этой красивой женщине, которую он любил. Любил больше всего на свете. Ему порой казалось, что больше, чем даже небо.
Проснувшись ночью, он улыбнулся в черную пустоту, и еле слышно прошептал: «Мама, мамочка! Я умею летать, мамочка! Я прилечу к тебе сегодня, мамочка! Главное шире раскинуть руки, и побольше набрать в щеки воздуха!».
Помочь сайту
Поздравления
