Ракеты над городом

***
   Люди шли на восток. Нескончаемым потоком тянулись они по шоссе, оставив – навсегда ли? – обжитые места, своё имущество, захватив самое необходимо, вернее лишь то, что  можно было взять с собой в этой спешке, суматохе и неразберихе, царивших с первых дней войны.
   Люди шли под палящим июльским солнцем, уставшие и голодные. Казалось, вот-вот их покинут последние силы. Но,  невзирая ни на что, люди упрямо шли и шли вперёд. В большинстве это были женщины, старики и дети. Те же, кто что по каким-то причинам уйти не смогли или не захотели, остались там, где грохотала канонада, куда нет-нет, да и поворачивали свои головы люди в надежде, что сейчас этот кошмар кончится и можно будет вернуться к своему привычному мирному ритму жизни. Но все прекрасно понимали, что если бы это было так, то незачем сейчас было идти. Да что там иди! Просто убегать от ничем неудержимого врага, который лишил всех самого дорогого, что у них было. И люди шли.
  Машин не было. Да и откуда им взяться, если встретившиеся на пути солдаты, идущие на запад, туда, откуда эти люди бежали, и те были без транспорта.
  На какой-то миг люди остановились и замерли, провожая пристальными глазами таких же измученных соплеменников, только одетых в военную форму, перетянутые шинелями-скатками, с винтовками за плечами.
  Солдаты – а их было значительно меньше, чем беженцев – шли с опущенными глазами, как бы чувствуя себя виноватыми перед этими  людьми, своими матерями и детьми, лишившимися крова. А стыдиться было нечего. Солдаты шли умирать, чтобы своей смертью ещё на один миг дать время другим подготовиться к разгрому врага, дать время тем же беженцам уйти подальше от опасности.
   Люди, мимо которых проходили военные, тут же продолжали своё движение. Им уже не было дела до солдат, до их близкой смерти. Они думали о себе, о своей безопасности и опять шли на восток.
  И только один человек меньше всего думал в эту минуту про себя. Его можно было бы отнести к беженцам, так как одет он был в такую же грязную запылённую одежду, как можно было бы с таким же успехом отнести к солдатам, так как шёл он в ту же сторону, что и они. Он сидел в придорожных кустах, ожидая, когда опустеет шоссе, и курил папиросу. Он не боялся быть замеченным, хотя и не стремился к этому. Понимал, что сейчас никому до него нет дела. И даже когда два паренька по малой нужде сбежали прямо на него, не испугался. Он улыбнулся этим мальчишкам самой обаятельной улыбкой, и те, ничего не заподозрив, сделав своё нехитрое дело, побежали догонять родителей. Он не испугался, а только приятно удивился своей ошибке и тогда, когда вдруг неожиданно  для него прозвучало сзади:
   - Извините, товарищ. Попрошу предъявить  ваши документы.
   Он увидел лейтенанта и окруживших его трёх солдат, из-за спин которых выглядывали любопытные лица тех самых мальчишек. Не спеша, очевидно, обдумывая как ему поступить в данной ситуации, он потушил папиросу о каблук ботинка, также не спеша встал и нехотя полез в боковой карман пиджака. Но тут же его остановил властный голос лейтенанты.
   - Руки! Поднимите руки, товарищ!
    В этом только что произнесённом слове «товарищ» было столько ненависти и злобы, что он понял, не подними сейчас руки и его жизнь закончится здесь вот, у дорого с беженцами.
    - Обыскать, - приказал лейтенант, а когда стоявший ближе всех к нему солдат извлёк из кармана задержанного пистолет и ракетницу, как-то даже облегчённо вздохнул, как будто до этого сомневался, кто находится перед ним.
   - По законам военного времени…
   И вдруг лейтенант поперхнулся собственной фразой. С его уст слетело не уставное и, казалось, не совсем у местное в данной ситуации:
   - Лёшка! Ты?!
   - Как видишь. А я уж думал, что ты так, за здорово живёшь, отправишь на тот свет старого приятеля.
   - Да тебя сразу и не узнать. Мы, поди, лет шесть не виделись. Ты-то как здесь очутился? Впрочем, подожди,  -  лейтенант обернулся к солдатам:
   - Верните товарищу оружие и скажите сержанту, чтобы продолжал движение. Я вас догоню. – И мальчишкам:
   - Спасибо, ребята. Это свой. Бегите, а то матери наверняка волнуются.
   Ребятам же не хотелось верить, что подозрительный человек, ими обнаруженный вовсе не шпион. И они ещё некоторое время так пристально смотрели на лейтенанта, что тому вдруг показалось: они сейчас ко всему ещё попросятся  идти с ним бить фашистов. К счастью, этого не произошло, и лейтенант смог вернуться к разговору с человеком, которого он чуть было не застрелил.
   - Считай, Лёшка, что тебе сегодня крупно повезло. Окажись на моём месте кто другой, не сносить тебе головы. Документов у тебя наверняка нет.
   - Есть у меня документы, но не такие,  как ты бы хотел. И ты, Саша, не обижайся, но я их тебе показывать не буду. И вот ещё что. Ты там здорово обо мне не распространяйся, скажи, ушел, мол, с беженцами. А повезло мне, Саша, сегодня уже второй раз. Первый, когда обстреляли мою машину, и она загорелась, а я остался жив. Значит, должно повезти и в третий. Мне никак нельзя умирать раньше времени. Кстати, о времени. Ты иди, догоняй своих. Вас не так уж и много, а вам предстоит продержаться до семнадцати ноль-ноль.
   - Значит, и ты туда, если знаешь, какой приказ я получил, - не то спросил, не то просто сказал лейтенант. – Но хоть какое звание у тебя теперь, ты мне сказать можешь?
   - Какая разница. Ты иди, Саша, времени у меня меньше твоего.
    Они молча посмотрели друг на друга. Им не надо было слов, они и так понимали, что всего не скажешь и обо всём, о чём хотелось бы, не поговоришь. Они так же молча обнялись, и тот, кого называли Сашей, пошёл догонять ушедших солдат, а тот, кого называли Лёшкой, опять сел и закурил.
   Да, он должен жить. Ему никак нельзя было умирать, не выполнив задания. И он должен ещё до прихода немцев прибыть в этот едва обозначенный на карте городок, за который  сейчас, возможно, уже идёт бой и к которому спешат на подкрепление эти солдаты по шоссе, получившие приказ любой ценой сдерживать натиск врага до семнадцати ноль-ноль. Они, измученные солнцем и дорогой, и не знают даже, что ради вот этого, курящего сейчас папиросу человека, все до единого сложат головы. Да разве только ради него одного? Ради Родины своей, наконец. Это их прямая обязанность – не пустить врага на свою землю. А если уж пустили, то этот городок сдадут не раньше семнадцати ноль-ноль, как сказано в их приказе.  Он тоже получил приказ. Правда,  не совсем такой,  как у его друга.  И он должен  во что бы то ни стало до указанного времени попасть в этот злополучный городок и сделать то, для чего его и послали.  С машиной, бесспорно,  успел бы. Но теперь, когда времени остаётся всё меньше, ему надо пройти без малого десять километров. И он должен успеть. Успеет. Потому что пойдёт не по петляющему шоссе, а прямиком через степь. 

***
   Наскоро попрощавшись с другом, даже толком не поговорив с ним, лейтенант Александр Назаров вышел на шоссе и быстрым шагом стал догонять колонну.
   Он всё никак не мог поверить, что вот только что говорил с Алексеем Васильевым, с которым когда-то сидел за одной партой в школе, гонял голубей по крышам домов, мечтал. Да. Мечтал, хотя их мечтам не суждено было сбыться.
   Они с Лёшкой мечтали о небе, о таких же перелётах, какие выполнял Чкалов. Они просто бредили авиацией. Но время распределило всё по-своему. Сашу Назарова по путёвке комсомола направили в пехотное училище, а Лёшку Васильева, тоже по путёвке, как одного из лучших комсомольцев – на работу в органы НКВД. Потом его следы затерялись. Но всё же Саша знал, в основном из писем матери, что у Лёшки Васильева всё идёт хорошо, что он на удивление быстро продвигается по службе.
  Не знай всего этого, вряд ли бы лейтенант Назаров просто так отпустил бы его, пусть даже и старого друга…
   - Зря вы всё-таки его отпустили, товарищ лейтенант, - прервал размышления Назарова сержант. – Он вам хоть и друг, но наверняка дезертир. Его надо было бы шлёпнуть.
   - Отставить разговоры, - обозлился лейтенант. – Если хочешь знать, это он может нас с тобой шлёпнуть.- Назарову показалось, что его слова не подействовали должным образом на сержанта, и он со злобой добавил: 
   - И шлёпнет, если не успеем придти вовремя. Шире шаг!
   И без того идущие быстро солдаты прибавили шаг. Им что? Им приказано идти, и они идут. Прикажут стрелять, они будут стрелять. Пошлют в самое пекло – пойдут. На то они и солдаты. Вся тяжесть войны во все времена ложилась на плечи солдат. И он, лейтенант Назаров, в сущности такой же солдат, как его подчинённые, сержанты и рядовые.
   - Товарищ лейтенант, самолёты! – прокричал сержант.
   - Воздух! – сразу же подал команду Назаров. И все бросились с шоссе врассыпную.
   Вот оно, их боевое крещение. Глупо, конечно, быть обстрелянным с по-прежнему любимого тобой неба, когда не состоянии  что-либо предпринять и противопоставить врагу. Единственное, что можно сделать, чтобы остаться жить – зарыться с головой в землю.
   К их счастью, пилоты  самолётов  даже не обратили внимания  на эту разметавшуюся по степи горстку бойцов. Какое им дело до них? Они летели бомбить более важные объекты, и расходовать боеприпасы на солдат, которых и так сотрут с лица земли их танки, они просто не хотели.
   Солдаты поднимались с земли, ещё не веря, что всё так благополучно для них обошлось.
   - Братцы, у кого вода есть?
   - Что, в горле от страха пересохло?
   - Да нет, портки простирнуть.
   Они ещё шутили. А минуту назад сама смерть  показывала им своё тупоносое обличье с крестами на крыльях.
   - Выходи строиться! – пронеслось над головами. И, отряхивая гимнастёрки, все стали спешно подниматься на шоссе.
   А лейтенант Назаров вдруг вспомнил Лёшку Васильева. Почему он не пошёл с ними, если у них одна дорога? Он что-то говорил о времени. Значит, тоже спешил. А ну-ка… Лейтенант открыл планшетку и посмотрел на карту. Так и есть. Лёшка пошёл по степи – так к городу ближе. Но он или не имел карты или просто ошибся. Сворачивать нужно было не там, где они встретились, а именно здесь, где их напугали вражеские самолёты. Свернув здесь, они выигрывают четыре километра, тогда как  Лёшка только два. Но не беда. Лёшка всё равно успеет. Такой уж он человек. Одно только не понятно, что ему делать в городе, который вот-вот займут немецкие войска. Эх, увидеть бы его ещё раз да поговорить по-человечески. Возможно, Лёшку специально направили в этот город, чтобы остаться там работать при фашистах в подполье. Кто знает…  Но у него, лейтенанта Назарова, другая задача. И он тоже должен выполнить её в указанный срок. Поэтому не стоит отвлекать себя посторонними мыслями. Лучше будет, если они сейчас свернут и пойдут степью прямо к цели.
   - Слушай мою команду! 

***
   Казалось, всё было продумано до мелочей.  Вновь созданная группа из трёх чекистов, сформированная специально для диверсионно-разведывательной работы в тылу врага, прошла ускоренный недельный курс обучения и теперь ждала отправки за линию фронта. Ожидание было для всех тягостным.  Однако приказа о начале операции,  с  чьей-то лёгкой руки получившей название «Мститель», всё не поступало.
   Никто из чекистов не знал, да и не мог знать, что их задержка была вызвана с неожиданно изменившимися координатами   предполагаемой выброски. Дело в том, что старший группы был родом из тех мест. И хотя сам он оттуда давно уехал и там жила только его сестра с мужем, всё же не исключена возможность любой случайности. Менять же этого человека, безукоризненно владеющего немецким языком, было уже поздно, и если быть до конца честным, то и не кем. А заранее обрекать группу на провал, тем самым срывая тщательно подготовленную операцию, командование не имело права.
   Именно поэтому сотрудника НКВД Алексея Васильева направили в город, в который вот-вот должны были зайти немцы.
   Но не всегда получается так, как кем-то задумано. Уже два часа шёл бой в самом городе.
   Фашисты не понимали, почему с таким ожесточением дерутся русские за каждую улицу, за каждый дом. Они так никогда и не поймут русский характер. Как не поймут и того, почему лейтенант Красной Армии Александр Назаров, неполных тридцати лет отроду, поднимая своих бойцов, оставшихся без единого патрона, в последнюю в их жизни атаку, первым шагнёт под автоматную очередь.
   Бои шли на центральных улицах города. А на окраине в это время встретились два человека. Оба были одеты в поношенную гражданскую одежду, хотя с первого взгляда можно  было определить у них солдатскую выправку. 
   - Вы случайно не меня ждёте? – спросил подошедший. – Я от деда Егора.
   - Который помер в прошлом году?
   - Нет, три дня назад. 
   Они пожали друг другу руки как старые знакомые, хотя и виделись  первый раз в жизни.
   - Я вас давно жду. Вы опоздали на два часа.
   - Машину разбомбило, пришлось добираться пешком. Вы один?
   - Да. Наши помогают сдерживать оборону. Мне же приказано встретить вас и оказать помощь, какая потребуется.
   - Мне нужно попасть на Заводскую улицу. Знаете, где это?
   - Знать-то знаю, но боюсь, что это уже невозможно, - развёл руками говоривший. – Там немцы.
   - Мать твою, - выругался пришедший, – всё-таки опоздал. Вот что. Во что бы то ни стало я должен попасть туда. Иначе нет смысла моего пребывания  здесь. Вам ясно, товарищ?..
   - Захар. Зовите меня так. Я не на много вас старше.
   - Ну, а меня зовут Алексеем. Считай, что познакомились. Так вот думайте, товарищ Захар, как нам лучше и главное быстро попасть на Заводскую улицу.
   - Я вот и думаю, что если мы даже туда попадём, то обратно уже никогда не выберемся.
   Захар Руднев считался одним из самых толковых и перспективных сотрудников местного отдела НКВД. Именно поэтому его и оставили для встречи человека, о котором было известно только то. Что он прибудет для выполнения какого-то ответственного спецзадания.  Руднев, как и другие сотрудники, посвященные в это, был на вышестоящее руководство в обиде.  Выходило, что им не доверяют, если присылают человека  «сверху». А они бы давно сходили на эту самую Заводскую улицу и сделали что там надо. А теперь думай вот как туда попасть, если фашисты уже в центре города. Он сам видел.
   - Есть тут у меня одна мыслишка, - сказал Руднев. – Только в сложившейся обстановке я гарантировать ничего не могу. Мы тут недавно ловили одного, так он, подлец, знаешь, как ушёл?
   В это время где-то совсем рядом прозвучала автоматная очередь. Они оба вздрогнули от неожиданности и повернули головы назад, на выстрелы, одновременно вынимая из карманов оружие. На их лицах застыл немой вопрос – неужели это всё? Однако они никого не увидели – ни немцев, ни своих.  Выстрелы же больше не повторялись.
   - Пока ещё есть время, надо что-то срочно предпринимать, - быстро произнёс Алексей В его голосе слышалось лёгкое волнение. – Какая там у тебя мыслишка, выкладывай.
  Он незаметно для себя перешёл на «ты», но это уже не играло ни какой роли. 

***
   Лейтенант Назаров умирал. Он лежал с прострелянной грудью на спине в самом начале Заводской улицы и смотрел в небо. У него ещё был один, последний патрон в пистолете, оставленный специально для себя. Но  он пока не спешил использовать его по назначению. Он ещё хоте в последний раз налюбоваться этим бесконечно голубым небом, в которое ему уже никогда не суждено будет подняться. Небо по-прежнему манило его к себе. И будь у него хоть какие-нибудь крылья, он, весь израненный, поднялся бы сейчас высоко-высоко и парил бы там словно птица.
   Боли он не чувствовал. По телу его приятной истомой растекалось тепло. И было даже чуточку приятно лежать вот так, без движения, никем не тревожимым. Не надо отдавать бессмысленные команды, посылая людей на явную погибель.  Не надо слышать свист пуль и разрывы гранат. Ничего этого ему уже не нужно…
   Вдруг Саша услышал рядом с собой какой-то непонятный металлический звук, и  увидел, как два человека,  воровато озираясь, вылазили из канализационного люка.
Они находились к нему спиной, и Саша не мог видеть их лица. Но когда те, осматриваясь, чтобы определить место своего нахождении, повернули головы в его сторону, Саша увидел – или это ему  только показалось – Лёшку Васильева и рядом с ним незнакомого человека с пистолетом в руке. Ну вот и встретились, как он и мечтал, а вот поговорить вряд ли удастся. Лёшка не заметил его, а если и заметил, то, видимо, посчитал убитым. Саша хотел крикнуть, позвать друга, даже набрал воздух в лёгкие. Но вместо звука в груди что-то заклокотало, забулькало, а изо рта пошла кровь. Вот он и конец. Вот и не пригодился последний патрон, который с пользой можно было бы выпустить по врагу.
   Но он ещё был жив. Он ещё слышал. Слышал звук подъехавшего мотоцикла и грозное, властное, не привычное «Хальт!». И Саша, собрав все свои силы, поднял пистолет на это «хальт» - он когда-то тренировался стрелять на звук – и нажал на спусковой крючок.
   Одиноко прозвучал выстрел. И тут же автоматная очередь навсегда оставила лежать лейтенанта Назарова на ещё не совсем остывшем бетоне.
  Им хватило одной этой секунды, когда немец отвлёкся, стреляя в распластанное на земле тело  офицера,  чтобы успеть заскочить  за угол дома, а оттуда через забор в соседний двор, где вражеские пули уже не настигали их.
   Кто он, этот славный человек, спасший им жизнь? Знать бы, навеки сохранили бы в памяти его имя. 

***
   Захар Руднев хорошо знал свой город. Он здесь родился и вырос. Отсюда добровольцем ушёл в Красную Армию. Сюда после очередного ранения вернулся  совсем.
   Да, он знал и любил свой город. Здесь он познакомился с Катей Вороновой, которая впоследствии стала его женой и родила ему  двух чудесных девочек. Где они теперь? Куда их забросит лихая година этой проклятой войны, заставляя скитаться по необъятной русской земле вдали от родных мест.
  Захар Руднев хорошо знал город. Поэтому они без труда отыскали нужный Алексею Васильеву дом.
  Дом был старый, срубленный из дерева. Срубленный добротно. Он ничем не выделялся  среди таких же домов Заводской улицы, некогда бывшей началом города, а затем постепенно переместившейся чуть ли не в центр. Старые постройки не носили, считая их историей города.
  Дом был заперт на замок. Ставни закрыты и заколочены. И по всему было видно, что хозяева покинули его заблаговременно. Васильев даже знал день и час, когда это произошло.
   - Захар, тут такое дело. Тебе лучше не входить со мной в дом. Мы в таком положении, что всякое может случиться. Пойми меня правильно.
   Они сорвали замок, и Алексей вошёл в дом. Он мог с закрытыми глазами пройти весь этот путь, так как знал расположение комнат, хотя и никогда до этого момента здесь не был.
  Солнечные лучи через щели в ставнях,  проникая в дом, созвали полумрак, позволяющий свободно ориентироваться в доме. Алексей сразу же прошёл в нужную ему комнату и осмотрелся.
   Вот оно, ради чего он находится здесь. На стене над аккуратно заправленной постелью висело несколько фотографий, среди которых выделялся портрет молодого человека в красноармейской форме, в будённовке. Васильев знал этого человека лично, знал, где тот сейчас находится и где будет находиться, как только его последняя фотография навсегда исчезнет из этого дома.
         Васильев снял фотографию со стены.  Немного подумав, сорвал и остальные.  Сложив их в кучу прямо на полу, поджёг все вместе. Когда последние языки пламени исчезли, Алексей растоптал пепел ногой и улыбнулся. Вот и всё. Теперь он может со спокойной совестью возвращаться назад. Если, конечно, сможет.
   И как бы в ответ на его мысли на улице зазвучали выстрелы. Дверь распахнулась и в комнату, припадая на левую ногу, оставляя за собой тоненькую дорожку из крови, вбежал Руднев:
   - Немцы!
   Они выскочили во двор, ещё надеясь на благоприятный исход этой неожиданной и совсем не нужной встречи. Но что можно было сделать двумя пистолетами против десятка автоматов?
   И всё же они отстреливались, спрятавшись за сложенные во дворе штабеля дров.
   Один из фашистов, чтобы не тратить даром времени на этих неизвестно  откуда взявшихся на их пути людей, метнул за поленницу дров гранату.
   Алексей упал, пронзённый осколком в грудь. Он тоже, как и его школьный товарищ, увидел небо. Но он не любовался им. Он сразу вспомнил Сашу Назарова и явственно увидел его лицо таким, каким оно было несколько часов назад, когда тот произнёс свою фразу: «по законам военного времени…» И ещё он увидел красноармейца, держащего в своих руках его, Алексея Васильева, пистолет и ракетницу.
   - Захар, Захар, - позвал он.
   Рудневу повезло больше. Граната не причинила ему особого вреда, так как он находился поодаль от Васильева и к тому же успел спрятаться за выступ сложенных дров. Он склонился над товарищем.
   - Захар, тут у меня в кармане ракетница и патроны. Возьми. Нужно подать сигнал нашим. Сначала два красных, затем один зелёный. Запомни: два красных, один зелёный. И ещё. В плен нам никак нельзя, Захар. Ты понял меня?
   Он не договорил. Рядом с ними разорвалась ещё одна граната, и Захара Руднева отшвырнуло взрывной волной в сторону. Он упал, увлекая за собой вереницу дров, некогда аккуратно сложенную хозяевами.
   - Готовы,  -  сказал подошедший немецкий офицер. – Их всего-то было двое. Зря только время теряли. 

***
   В семнадцать ноль-ноль город пал.  Фашистская Германия, повсеместно встречая на своём пути сопротивление, продолжала своё победоносное шествие по стране первого в мире социалистического государства. А над оккупированным городом в это время взмыли вверх одна за другой, как символ мужества и героизма, как символ непобедимости советских людей, три ракеты – две красных и зелёная.
     И только после этого было дано разрешение на проведение операции «Мститель».

(г. Минеральные Воды, 1990 г.)