Про одну ошибку

            Элеонора ничем его вслух не укоряла, но одно её присутствие уже раздражало Мальта и напоминало ему о том, какую ошибку он совершил и как долго ему теперь придётся за эту ошибку платить.
            А начиналось всё из лучших побуждений!
            Он – молодой дознаватель земли Маары, пусть работающий в провинции, а не в столице, горел искренним желанием уничтожить всякое преступление и незаконность, верил в закон и торжество справедливости, и мечтал об очередном повышении.
            Мальт был лучшим учеником, потом лучшим среди младших помощников Коллегии Дознания, затем – лучшим помощником курирующего его дознавателя, и в конце концов сделался младшим дознавателем. и пусть до главы Коллегии, пусть даже и провинциальной ещё было очень далеко, Мальт мечтал, что достигнет этого. А там, как знать, может и в саму столицу призовут – любят там прибрать к рукам талант и упорство.
            Но прошло полгода, потом год, полтора…должность Мальта так и оставалась в младших дознавателях, а амбиции, болезненные, ядовитые, те, что имеют обыкновение душить завистью ко всякому чужому успеху, жгли всё сильнее.
            Повышения не было.
            Мальт держался искренностью, трудолюбием, рвался до переработок и из кожи вон лез, лишь бы его заметили. Его замечали, хвалили, выписывали ему все большее и большее жалование в награду, но не повышали.
            Неизвестно сколько бы он ещё мучился неизвестностью, но один из старых дознавателей, тех, что всю жизнь отдали Коллегии и теперь доживали последние годы в своих должностях, не желая с них сходить, признался однажды на невысказанный, но вполне угадывающийся вопрос Мальта:
-Повысили бы тебя давно, коль женат бы ты был!
            Мальт даже моргнул. Он думал, что причина таится в чем угодно другом. В те дни Мальт ещё был молод, наивен и не был интриганом, заговорщиком и взяточником – это всё пришло к нему позже. И тогда он еще не смог понять – где связь между его женитьбой и повышением.
            Но старый дознаватель разъяснил с усмешкой:
-Хороший дознаватель должен быть под контролем Коллегии, а ты один и один. А ну если уйдешь? Или предашь? А когда семья есть, так уже с места вмиг не вскочишь.
            Мальт задумался. Сначала ему показалось, что слова старого дознавателя – это только шутка, желание понасмешничать над соратником. Но потом он стал припоминать всех, с кем работал и пришёл к неутешительному выводу: в странной закономерности те, кто был даже хуже Мальта в делах, но имел семью, получал повышение.
            это начинало обретать смысл.
            Проблема была в одном – Мальт имел ледяной разум, его не привлекало ничего, кроме должностей и власти. А тут – жениться! И на ком, спрашивается?
            Если бы эта задача встала ещё в годы, когда Мальт был самым младшим помощником, то тогда он бы просто растерялся и отказался бы от пугающей его затеи. Но некоторое время Мальт в Коллегии провел, и если в нём оставалась теперь в большом количестве и добродетель и вера в справедливость, то что-то всё-таки в нем изменилось и сделало его чуть циничнее.
            Мальт трезво взглянул на ситуацию и понял одно: ему нужна полностью невзрачная, зависимая от него женщина, лучше сирота, бесприданница, которая от бедности будет готова на постоянный уступок и не будет ничего требовать от него.
            Вскоре такая нашлась.
            Мальт тогда как раз вёл допрос одного из торговцев, что незаконно ввозил в Маару запрещенные грузы с соседнего острова вместе с тем, что было разрешено. Не первый, конечно. И не последний это был случай в Мааре, но всё-таки, наказание оставалось суровым – полная конфискация имущества преступника в пользу казны и смертная казнь.
            Пока Мальт контролировал опечатывание имущества попавшегося торговца, успел заметить тонкую дрожащую от страха перед дознавателями и своим собственным будущим девушку. Это была Элеонора.
            Отец готовил для нее светлое будущее. Овдовевший, имел в ее лице лишь одну отраду своей жизни и не щадил себя. В итоге – зарвался, пожадничал и проиграл, когда его выдали его же матросы, с которыми он не пожелал делиться. По итогу – любящий отец на эшафоте, а дочь осталась без всяких средств, имущества и с клеймом дочери преступника для тех, кто будет помнить ее отца.
            Мальт много таких видел. Потерянные жены, матери, дочери, дети… они все одинаково метались, боялись и проклинали так подставивших их людей. Некоторые не выдерживали и сами губили себя, иные пытались честно трудиться, но больше шли побираться.
            Мальт не медлил. Вскоре Элеонора получила без всяких ухаживаний очень лаконичное предложение.
            Элеонора была молода, совершенно одна, без средств и будущего. Конечно, она знала, кто был дознавателем ее отца, но отца уже не было, а Элеонора оставалась. И, возможно, это был для нее единственный выход.
            Она попыталась найти слабое место, не зная, хочет ли, чтобы ее разубедили или же нет:
-Я дочь преступника. Это повредит вашей карьере…
            Мальт только усмехнулся и повторил свое предложение во второй раз. Элеонора поняла, что третьего повтора уже не будет и согласилась.
            Меньше, чем через два дня Мальт принес ей новые бумаги – там значилось имя Элеоноры, но было указано совсем другое происхождение – Мальт сам вел дело ее отца и поработал тайком над делом, стерев из него упоминания о наследнице.
            Расчет оказался верен. Элеонору, никак не застигнутую в деле, измененную бумагами, нельзя было угадать. А те дознаватели, с которыми Мальт опечатывал имущество ее отца очень скоро по странному стечению обстоятельств, получили ссылки на рудники и тюремные сроки. Но Элеонора об этом уже не узнала.
            Через два месяца Мальт и Элеонора стали мужем и женой, и еще через две недели Мальт получил повышение.
***
            Элеонора боялась его. Она понимала – ему принадлежит вся ее жизнь. Ожидала всяких ужасов, и даже как-то удивилась, получив абсолютное безразличие.
            Мальту было все равно, есть она или нет. он едва-едва заговаривал с нею и мог не произнести и слова за несколько дней. Рано уходил на службу, поздно возвращался.
            Элеонора даже подобиделась. Молодость брала своё, и она, понимая, что ей, похоже, ничего от Мальта дурного ждать не следует, попыталась даже его покорить – не то наперекор его упрямому равнодушию, не то чтобы доказать что-то самой себе, а может быть и просто от скуки – друзей у нее не было, работать нужды тоже не было. чем заняться?
            Элеонора занялась домом. Мальт возвращался в уют и тепло, его ждали восхитительные горячие ужины. И…
-Спасибо, вкусно, - отзывался он, едва ли удостаивая Элеонору взглядом. А то и вовсе отказывался, не объясняя причин.
            Элеонора все больше и больше чувствовала себя птицей в клетке. Мальт ей ничего не запрещал, она могла делать все, что угодно, но ей ничего не хотелось делать. Зачем, если до нее в целом мире никому не было дела?
            Она предприняла попытку завести друзей среди лавочниц, но те, едва услышав имя ее мужа, стали отвратительно и тошнотворно заискивать перед нею. И даже Элеонора, далекая от службы Мальта, поняла – его бояться до ужаса.
            Но он возвращался усталым человеком. Равнодушным, холодным, но не был похож на того, кого можно было бы бояться.
            Элеонора предприняла попытку заговаривать с ним сама и как-то спросила о службе. Впервые за пару дней Мальт тогда удостоил ее взглядом, и впервые с дня свадьбы взгляд его был долог:
-Тебе зачем?
-Ты мой муж, - Элеонора смутилась, - я бы… если можно…
-Нельзя! – отрезал Мальт, но добавил мягче, глядя на ее испуг, - это слишком мрачное и грязное дело. Не стоит тебе знать. Мы уничтожаем преступников, караем за нарушение закона – довольствуйся этим знанием.
            Самая длинная фраза за все время брака. Элеонора кивнула, понимая, и в другой раз попыталась заговорить о другом, но Мальт отмолчался.
***
            Мальт не понимал, почему Элеоноре требуется его внимание. Он дал ей свободу действий, где не требовалось никаких отчетов, так почему она стала липнуть? В конце концов, ему бы такую свободу! Но нет, чем выше должность, тем меньше законности и справедливости – это Мальт уже понял. От его представлений и мечтаний мало что осталось, если вообще осталось.
            Он увидел грязь и сам был замаран. По протекции высших чинов, министров и самого короля приходилось отпускать и прощать, не замечать преступлений, приходилось карать за то, что не должно быть наказано, приходилось изворачивать слова, менять документы, подкладывать улики и уличать через провокации…
            Мальт возвращался измотанный, а тут Элеонора! И она была так чиста взглядом и сердцем, так трогательна, что его воротило от нее и от себя. Он уже проклинал день их знакомства, день их свадьбы.
            Она не укоряла его словом за равнодушие, но укоряла одним своим присутствием. Мальт знал, что сам виноват во всем, что на Элеоноре нет вины, и всё же… ненавидел.
            А Элеонора всё пыталась наладить отношения, никак не умея понять, что нечего было налаживать, что Мальту нужно было лишь формальное существо, безмолвное, незаметное, и всё! Не нужно ему было ни заботы, ни нежности, ни расспросов, ни присутствия.
            Он уступил лишь однажды – два года спустя от их брака, когда вернулся домой раньше и лег, как с самой первой ночи, отдельно, не желая даже ужина. Элеонора применила единственное средство, которого боялась больше других, но которое оставила напоследок. Она выпила для храбрости и сама скользнула на его постель.
            Сон дознавателя чуток. Мальт проснулся мгновенно и попытался отодвинуться от Элеоноры, но она всё пыталась прикоснуться к нему, прижаться, поцеловать, неумело, но с явным желанием.
            Дознаватель тоже человек, по крайней мере, временами. Да и Элеонора была молода и красива – Мальт уступил.
            Но пришло утро, а вместе с ним и осознание: для Элеоноры ничего не поменялось. Она осталась ненужной для Мальта – он ушел в Коллегию и даже не простился. Элеонора проснулась и всё поняла – ее порыв не тронул супруга.
            Она долго пробыла в купальне, чувствуя себя грязной, и никак не могла отделаться от этого чувства. Долго плакала, перестилая белье, а потом поняла, что в ней нет больше никаких сил к борьбе.
            Мальт вернулся ночью, как и всегда. Но в этот раз было существенное отличие – Элеонора не вышла его встречать, а на столе не было ужина.
            Сначала Мальт подумал, что она ушла, и даже испытал огромное облегчение – для него это было бы лучшим исходом. Но прошло мгновение, и он увидел ее, лежащую в темноте, спиной к дверям, явно не спящую.
            Что-то в этом было неправильное. Мальт неохотно поздоровался:
-Привет.
            Элеонора не отреагировала. Мальту очень хотелось пройти мимо, но что-то этого не дало ему сделать, и он спросил:
-Что-то случилось?
-Зачем ты на мне женился? – тихо спросила Элеонора. В ее голосе не было слез – их время кончилось.
            Мальт вздохнул.
-Чтобы получить повышение. Мне нужна была жена. Любая, лишь бы была.
-Я не могу больше…- Элеонора оставалась тихой. – Я не могу.
            Вот тут Мальт испугался. Ему светило новое повышение и сейчас уход жены, когда он и его соперник, еще один кандидат на должность, шли бок о бок, могло сыграть дурную шутку.
-Давай весной, - попросил он. – С весны иди, если хочешь.
            она не возражала и даже не спросила о причинах отлагательства, угадывая их уже по опыту.
***
            Но у богов были свои планы. Элеонора долго и усердно не замечала очевидных симптомов, но вскоре ей поплохело и Мальт, присутствующий при этом случайно, вызвал целителя.
            После его ухода молчали долго. мальт первым нарушил тишину:
-А раньше ты не замечала?
            Элеонора пожала плечами – она переняла привычку Мальта иногда обходиться без слов. Спросила лишь:
-Ты будешь относиться к ребенку так, как ко мне?
-Разве я тебя чем-то обидел или оскорбил? – удивился Мальт. – У тебя есть дом, пища, одежда, украшения. Тебе не надо работать и ничего не надо делать из того, что делают горожане.
-Я тебе не нужна, - напомнила Элеонора.
-Никто никому не нужен, - отозвался Мальт.
            Он не изменился во время ее беременности. Также пропадал на службе, также был равнодушен. К Элеоноре, по его настоянию, заходили целители, торговцы детскими вещами, и вскоре она отвлеклась от своей тоски.
            Беременность ее протекала легко. Надзор целителей, покой и крепкое здоровье Элеоноры делали свое дело. Она оставалась тихой, и взбунтовалась лишь раз, когда пошла по вопросу счетов к Мальту в кабинет и обнаружила его стоящим у крепкого шкафа с навесным замком. Предполагалось, очевидно, что шкаф будет на этот замок закрыт, но сейчас Мальт рылся в нем, когда Элеонора появилась.
            А она глянула на содержимое… склянки, флакончики всех цветов и оттенков, с мелкими бумажками, приклеенными к горлышку. Запечатанные мертвыми пробками. Такие флакончики носят целители. Вот только мальт не из них.
-Яды? В доме? – Элеонора не узнавала себя.
-В моем кабинете, - Мальт оставался невозмутим, - в моем же шкафу.
-Яды! А если кто-то случайно…
-Никто, - Мальт не давал ей разойтись. – Никто. Кабинет закрыт, шкаф тоже. Случайности быть не может.
-Но зачем? – не понимала ошарашенная Элеонора. – Это же…
-Я коллекционер, - отмахнулся Мальт. – что тебе нужно?
            В тот год вся Коллегия стала коллекционерами. Вернее, столица стала, а провинции подхватили. И Мальт подался на моду, приобретал и коллекционировал разные яды.
            Элеонора успокоилась. Больнее ей стало тогда, когда Мальт впервые взял своего новорожденного сына в руки.
            Элеонора была рядом – бледная, счастливая…и не нужная. А когда она взглянула в лицо мальта, едва не разрыдалась – такая любовь и нежность была в нем! Ей не доставалось и сотой доли от него.
***
            Вскоре оказалось, что Лев или Львёнок (так ласково называл сына Мальт) – ребенок довольно крикливый, беспокойный. Но на руках отца он успокаивался, а Элеонора могла качать его по полночи.
            Мальт нанял кормилицу, но Элеоноре не стало легче. Даже кормилица справлялась лучше с сыном, чем она сама. Сумрачность собственного состояния, постоянный плач, равнодушие Мальта и его же нежность в его присутствии к их общему, на минуту, ребенку, вгоняли Элеонору во всю большую мрачность.
            Она стремительно худела, у нее ломались ногти, вылезали волосы и начали крошиться ногти…
            Мальт прислал целителя, тот не нашел никаких нарушений и посоветовал пить успокоительный ивовый настой.
-Что с тобой происходит? – спросил Мальт, когда Элеонора швырнула приготовленный стакан с ивовым настоем в стену.
-Ненавижу! – прошипела Элеонора и страшно обвела всю залу взглядом. – Ненавижу!
-Ребенка разбудишь, - напомнил Мальт.
-А ты его утешишь! – рявкнула Элеонора нарочно громко.
            Маленький Львенок, конечно, проснулся от ее крика и зашелся плачем. Мальт тотчас принялся успокаивать сына, бросив жене:
-Тебя никто не держит!
***
            Что с ней стало или что было? ее ли руки дрожали, принадлежали ли ей негнущиеся непослушные пальцы, пока Элеонора отпирала один замок, другой, третий?
            В собственном доме. Под звуки детского плача, в полном отсутствии себя и других. Мальт был на службе, кормилица – эта добродетельная медлительная женщина, ушла на рынок по ее  просьбе.
            «Это мой шанс на свободу» - билось в отуманенном чем-то едким рассудке Элеоноры, а она уже поспешно открывала навесной замочек в шкафчике с ядами.
            Схватила первый попавшийся, безжалостно ломая оставшиеся ногти, вырвала деревянную пробку и залпом выпила половину склянки.
            Ее тотчас вырвало, но это не помогло – смерть уже была в ней и тщетны были попытки организма призвать жизнь.
            Умирала Элеонора долго. она изошла кровавой пеной, выплюнула в кровавом кашле куски какой-то слизи, которые когда-то были какими-то ее внутренностями и еще ползла и ползла по коридору собственного дома в какой-то неясной отчаянной попытке…
            Кормилица вернулась нескоро. Она заболталась с одной лавочницей, с другой, и когда вернулась, успела застать еще последние секунды жизни Элеоноры. Ее агонию. Кормилица попыталась упасть в обморок от картины, но детский плач привел ее в чувство. Схватив ребенка, кормилица опрометью бросилась к Коллегии Дознавателей и только передав дитя Мальту, рухнула в спасительную тьму, напуганная и почти безумная от увиденного.
***
            Разговоров было много. Они преследовали Мальта до его последнего дня. Они отравили ему все то, что не успело еще без того оказаться отравленным.
            Мальт никогда прежде не пил. И ему казалось, что Элеонора принесла ему освобождение, только он почему-то не смог справиться с этой нежданной свободой и долго прикладывался к бутылке, выведя простую формулу: когда страдает тело - душа не успевает болеть.
            Вывели его из этой тьмы жестоко – предъявили обвинение в убийстве жены. Обвинение, конечно, было напускным и нарочным – оно преследовало совсем другие цели. Мальт сам делал такие обвинения, получая испуг человека и готовность жертвы сделать все, что угодно, лишь бы с них сняли это обвинение.
            Если бы Мальт был трезв, он бы разгадал это. Но он был в странной скорби и попался. Испугавшись, принял предложение участвовать в заговоре против короля, в заговоре, составленном на самых верхах, у самого трона.
            Мальт думал, что в его должности некуда падать уже ниже всех грехов и пороков. Оказалось, что есть куда.
-перевод в столицу, в Коллегию Дознания, участие в заговоре против обвинения в убийстве жены, - очаровательно улыбались ему.
            Мальт не думал. Он уже знал, что давно проиграл, оставалось лишь попытаться искупить свою вину, перенеся нетронутую любовь и нежность на последнее близкое существо:
-Согласен, если сын поедет со мной.
            Рукопожатие завершило договоренность, и Мальт почувствовал, как увяз окончательно.
 
 
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2022

Регистрационный номер №0504185

от 3 марта 2022

[Скрыть] Регистрационный номер 0504185 выдан для произведения:             Элеонора ничем его вслух не укоряла, но одно её присутствие уже раздражало Мальта и напоминало ему о том, какую ошибку он совершил и как долго ему теперь придётся за эту ошибку платить.
            А начиналось всё из лучших побуждений!
            Он – молодой дознаватель земли Маары, пусть работающий в провинции, а не в столице, горел искренним желанием уничтожить всякое преступление и незаконность, верил в закон и торжество справедливости, и мечтал об очередном повышении.
            Мальт был лучшим учеником, потом лучшим среди младших помощников Коллегии Дознания, затем – лучшим помощником курирующего его дознавателя, и в конце концов сделался младшим дознавателем. и пусть до главы Коллегии, пусть даже и провинциальной ещё было очень далеко, Мальт мечтал, что достигнет этого. А там, как знать, может и в саму столицу призовут – любят там прибрать к рукам талант и упорство.
            Но прошло полгода, потом год, полтора…должность Мальта так и оставалась в младших дознавателях, а амбиции, болезненные, ядовитые, те, что имеют обыкновение душить завистью ко всякому чужому успеху, жгли всё сильнее.
            Повышения не было.
            Мальт держался искренностью, трудолюбием, рвался до переработок и из кожи вон лез, лишь бы его заметили. Его замечали, хвалили, выписывали ему все большее и большее жалование в награду, но не повышали.
            Неизвестно сколько бы он ещё мучился неизвестностью, но один из старых дознавателей, тех, что всю жизнь отдали Коллегии и теперь доживали последние годы в своих должностях, не желая с них сходить, признался однажды на невысказанный, но вполне угадывающийся вопрос Мальта:
-Повысили бы тебя давно, коль женат бы ты был!
            Мальт даже моргнул. Он думал, что причина таится в чем угодно другом. В те дни Мальт ещё был молод, наивен и не был интриганом, заговорщиком и взяточником – это всё пришло к нему позже. И тогда он еще не смог понять – где связь между его женитьбой и повышением.
            Но старый дознаватель разъяснил с усмешкой:
-Хороший дознаватель должен быть под контролем Коллегии, а ты один и один. А ну если уйдешь? Или предашь? А когда семья есть, так уже с места вмиг не вскочишь.
            Мальт задумался. Сначала ему показалось, что слова старого дознавателя – это только шутка, желание понасмешничать над соратником. Но потом он стал припоминать всех, с кем работал и пришёл к неутешительному выводу: в странной закономерности те, кто был даже хуже Мальта в делах, но имел семью, получал повышение.
            это начинало обретать смысл.
            Проблема была в одном – Мальт имел ледяной разум, его не привлекало ничего, кроме должностей и власти. А тут – жениться! И на ком, спрашивается?
            Если бы эта задача встала ещё в годы, когда Мальт был самым младшим помощником, то тогда он бы просто растерялся и отказался бы от пугающей его затеи. Но некоторое время Мальт в Коллегии провел, и если в нём оставалась теперь в большом количестве и добродетель и вера в справедливость, то что-то всё-таки в нем изменилось и сделало его чуть циничнее.
            Мальт трезво взглянул на ситуацию и понял одно: ему нужна полностью невзрачная, зависимая от него женщина, лучше сирота, бесприданница, которая от бедности будет готова на постоянный уступок и не будет ничего требовать от него.
            Вскоре такая нашлась.
            Мальт тогда как раз вёл допрос одного из торговцев, что незаконно ввозил в Маару запрещенные грузы с соседнего острова вместе с тем, что было разрешено. Не первый, конечно. И не последний это был случай в Мааре, но всё-таки, наказание оставалось суровым – полная конфискация имущества преступника в пользу казны и смертная казнь.
            Пока Мальт контролировал опечатывание имущества попавшегося торговца, успел заметить тонкую дрожащую от страха перед дознавателями и своим собственным будущим девушку. Это была Элеонора.
            Отец готовил для нее светлое будущее. Овдовевший, имел в ее лице лишь одну отраду своей жизни и не щадил себя. В итоге – зарвался, пожадничал и проиграл, когда его выдали его же матросы, с которыми он не пожелал делиться. По итогу – любящий отец на эшафоте, а дочь осталась без всяких средств, имущества и с клеймом дочери преступника для тех, кто будет помнить ее отца.
            Мальт много таких видел. Потерянные жены, матери, дочери, дети… они все одинаково метались, боялись и проклинали так подставивших их людей. Некоторые не выдерживали и сами губили себя, иные пытались честно трудиться, но больше шли побираться.
            Мальт не медлил. Вскоре Элеонора получила без всяких ухаживаний очень лаконичное предложение.
            Элеонора была молода, совершенно одна, без средств и будущего. Конечно, она знала, кто был дознавателем ее отца, но отца уже не было, а Элеонора оставалась. И, возможно, это был для нее единственный выход.
            Она попыталась найти слабое место, не зная, хочет ли, чтобы ее разубедили или же нет:
-Я дочь преступника. Это повредит вашей карьере…
            Мальт только усмехнулся и повторил свое предложение во второй раз. Элеонора поняла, что третьего повтора уже не будет и согласилась.
            Меньше, чем через два дня Мальт принес ей новые бумаги – там значилось имя Элеоноры, но было указано совсем другое происхождение – Мальт сам вел дело ее отца и поработал тайком над делом, стерев из него упоминания о наследнице.
            Расчет оказался верен. Элеонору, никак не застигнутую в деле, измененную бумагами, нельзя было угадать. А те дознаватели, с которыми Мальт опечатывал имущество ее отца очень скоро по странному стечению обстоятельств, получили ссылки на рудники и тюремные сроки. Но Элеонора об этом уже не узнала.
            Через два месяца Мальт и Элеонора стали мужем и женой, и еще через две недели Мальт получил повышение.
***
            Элеонора боялась его. Она понимала – ему принадлежит вся ее жизнь. Ожидала всяких ужасов, и даже как-то удивилась, получив абсолютное безразличие.
            Мальту было все равно, есть она или нет. он едва-едва заговаривал с нею и мог не произнести и слова за несколько дней. Рано уходил на службу, поздно возвращался.
            Элеонора даже подобиделась. Молодость брала своё, и она, понимая, что ей, похоже, ничего от Мальта дурного ждать не следует, попыталась даже его покорить – не то наперекор его упрямому равнодушию, не то чтобы доказать что-то самой себе, а может быть и просто от скуки – друзей у нее не было, работать нужды тоже не было. чем заняться?
            Элеонора занялась домом. Мальт возвращался в уют и тепло, его ждали восхитительные горячие ужины. И…
-Спасибо, вкусно, - отзывался он, едва ли удостаивая Элеонору взглядом. А то и вовсе отказывался, не объясняя причин.
            Элеонора все больше и больше чувствовала себя птицей в клетке. Мальт ей ничего не запрещал, она могла делать все, что угодно, но ей ничего не хотелось делать. Зачем, если до нее в целом мире никому не было дела?
            Она предприняла попытку завести друзей среди лавочниц, но те, едва услышав имя ее мужа, стали отвратительно и тошнотворно заискивать перед нею. И даже Элеонора, далекая от службы Мальта, поняла – его бояться до ужаса.
            Но он возвращался усталым человеком. Равнодушным, холодным, но не был похож на того, кого можно было бы бояться.
            Элеонора предприняла попытку заговаривать с ним сама и как-то спросила о службе. Впервые за пару дней Мальт тогда удостоил ее взглядом, и впервые с дня свадьбы взгляд его был долог:
-Тебе зачем?
-Ты мой муж, - Элеонора смутилась, - я бы… если можно…
-Нельзя! – отрезал Мальт, но добавил мягче, глядя на ее испуг, - это слишком мрачное и грязное дело. Не стоит тебе знать. Мы уничтожаем преступников, караем за нарушение закона – довольствуйся этим знанием.
            Самая длинная фраза за все время брака. Элеонора кивнула, понимая, и в другой раз попыталась заговорить о другом, но Мальт отмолчался.
***
            Мальт не понимал, почему Элеоноре требуется его внимание. Он дал ей свободу действий, где не требовалось никаких отчетов, так почему она стала липнуть? В конце концов, ему бы такую свободу! Но нет, чем выше должность, тем меньше законности и справедливости – это Мальт уже понял. От его представлений и мечтаний мало что осталось, если вообще осталось.
            Он увидел грязь и сам был замаран. По протекции высших чинов, министров и самого короля приходилось отпускать и прощать, не замечать преступлений, приходилось карать за то, что не должно быть наказано, приходилось изворачивать слова, менять документы, подкладывать улики и уличать через провокации…
            Мальт возвращался измотанный, а тут Элеонора! И она была так чиста взглядом и сердцем, так трогательна, что его воротило от нее и от себя. Он уже проклинал день их знакомства, день их свадьбы.
            Она не укоряла его словом за равнодушие, но укоряла одним своим присутствием. Мальт знал, что сам виноват во всем, что на Элеоноре нет вины, и всё же… ненавидел.
            А Элеонора всё пыталась наладить отношения, никак не умея понять, что нечего было налаживать, что Мальту нужно было лишь формальное существо, безмолвное, незаметное, и всё! Не нужно ему было ни заботы, ни нежности, ни расспросов, ни присутствия.
            Он уступил лишь однажды – два года спустя от их брака, когда вернулся домой раньше и лег, как с самой первой ночи, отдельно, не желая даже ужина. Элеонора применила единственное средство, которого боялась больше других, но которое оставила напоследок. Она выпила для храбрости и сама скользнула на его постель.
            Сон дознавателя чуток. Мальт проснулся мгновенно и попытался отодвинуться от Элеоноры, но она всё пыталась прикоснуться к нему, прижаться, поцеловать, неумело, но с явным желанием.
            Дознаватель тоже человек, по крайней мере, временами. Да и Элеонора была молода и красива – Мальт уступил.
            Но пришло утро, а вместе с ним и осознание: для Элеоноры ничего не поменялось. Она осталась ненужной для Мальта – он ушел в Коллегию и даже не простился. Элеонора проснулась и всё поняла – ее порыв не тронул супруга.
            Она долго пробыла в купальне, чувствуя себя грязной, и никак не могла отделаться от этого чувства. Долго плакала, перестилая белье, а потом поняла, что в ней нет больше никаких сил к борьбе.
            Мальт вернулся ночью, как и всегда. Но в этот раз было существенное отличие – Элеонора не вышла его встречать, а на столе не было ужина.
            Сначала Мальт подумал, что она ушла, и даже испытал огромное облегчение – для него это было бы лучшим исходом. Но прошло мгновение, и он увидел ее, лежащую в темноте, спиной к дверям, явно не спящую.
            Что-то в этом было неправильное. Мальт неохотно поздоровался:
-Привет.
            Элеонора не отреагировала. Мальту очень хотелось пройти мимо, но что-то этого не дало ему сделать, и он спросил:
-Что-то случилось?
-Зачем ты на мне женился? – тихо спросила Элеонора. В ее голосе не было слез – их время кончилось.
            Мальт вздохнул.
-Чтобы получить повышение. Мне нужна была жена. Любая, лишь бы была.
-Я не могу больше…- Элеонора оставалась тихой. – Я не могу.
            Вот тут Мальт испугался. Ему светило новое повышение и сейчас уход жены, когда он и его соперник, еще один кандидат на должность, шли бок о бок, могло сыграть дурную шутку.
-Давай весной, - попросил он. – С весны иди, если хочешь.
            она не возражала и даже не спросила о причинах отлагательства, угадывая их уже по опыту.
***
            Но у богов были свои планы. Элеонора долго и усердно не замечала очевидных симптомов, но вскоре ей поплохело и Мальт, присутствующий при этом случайно, вызвал целителя.
            После его ухода молчали долго. мальт первым нарушил тишину:
-А раньше ты не замечала?
            Элеонора пожала плечами – она переняла привычку Мальта иногда обходиться без слов. Спросила лишь:
-Ты будешь относиться к ребенку так, как ко мне?
-Разве я тебя чем-то обидел или оскорбил? – удивился Мальт. – У тебя есть дом, пища, одежда, украшения. Тебе не надо работать и ничего не надо делать из того, что делают горожане.
-Я тебе не нужна, - напомнила Элеонора.
-Никто никому не нужен, - отозвался Мальт.
            Он не изменился во время ее беременности. Также пропадал на службе, также был равнодушен. К Элеоноре, по его настоянию, заходили целители, торговцы детскими вещами, и вскоре она отвлеклась от своей тоски.
            Беременность ее протекала легко. Надзор целителей, покой и крепкое здоровье Элеоноры делали свое дело. Она оставалась тихой, и взбунтовалась лишь раз, когда пошла по вопросу счетов к Мальту в кабинет и обнаружила его стоящим у крепкого шкафа с навесным замком. Предполагалось, очевидно, что шкаф будет на этот замок закрыт, но сейчас Мальт рылся в нем, когда Элеонора появилась.
            А она глянула на содержимое… склянки, флакончики всех цветов и оттенков, с мелкими бумажками, приклеенными к горлышку. Запечатанные мертвыми пробками. Такие флакончики носят целители. Вот только мальт не из них.
-Яды? В доме? – Элеонора не узнавала себя.
-В моем кабинете, - Мальт оставался невозмутим, - в моем же шкафу.
-Яды! А если кто-то случайно…
-Никто, - Мальт не давал ей разойтись. – Никто. Кабинет закрыт, шкаф тоже. Случайности быть не может.
-Но зачем? – не понимала ошарашенная Элеонора. – Это же…
-Я коллекционер, - отмахнулся Мальт. – что тебе нужно?
            В тот год вся Коллегия стала коллекционерами. Вернее, столица стала, а провинции подхватили. И Мальт подался на моду, приобретал и коллекционировал разные яды.
            Элеонора успокоилась. Больнее ей стало тогда, когда Мальт впервые взял своего новорожденного сына в руки.
            Элеонора была рядом – бледная, счастливая…и не нужная. А когда она взглянула в лицо мальта, едва не разрыдалась – такая любовь и нежность была в нем! Ей не доставалось и сотой доли от него.
***
            Вскоре оказалось, что Лев или Львёнок (так ласково называл сына Мальт) – ребенок довольно крикливый, беспокойный. Но на руках отца он успокаивался, а Элеонора могла качать его по полночи.
            Мальт нанял кормилицу, но Элеоноре не стало легче. Даже кормилица справлялась лучше с сыном, чем она сама. Сумрачность собственного состояния, постоянный плач, равнодушие Мальта и его же нежность в его присутствии к их общему, на минуту, ребенку, вгоняли Элеонору во всю большую мрачность.
            Она стремительно худела, у нее ломались ногти, вылезали волосы и начали крошиться ногти…
            Мальт прислал целителя, тот не нашел никаких нарушений и посоветовал пить успокоительный ивовый настой.
-Что с тобой происходит? – спросил Мальт, когда Элеонора швырнула приготовленный стакан с ивовым настоем в стену.
-Ненавижу! – прошипела Элеонора и страшно обвела всю залу взглядом. – Ненавижу!
-Ребенка разбудишь, - напомнил Мальт.
-А ты его утешишь! – рявкнула Элеонора нарочно громко.
            Маленький Львенок, конечно, проснулся от ее крика и зашелся плачем. Мальт тотчас принялся успокаивать сына, бросив жене:
-Тебя никто не держит!
***
            Что с ней стало или что было? ее ли руки дрожали, принадлежали ли ей негнущиеся непослушные пальцы, пока Элеонора отпирала один замок, другой, третий?
            В собственном доме. Под звуки детского плача, в полном отсутствии себя и других. Мальт был на службе, кормилица – эта добродетельная медлительная женщина, ушла на рынок по ее  просьбе.
            «Это мой шанс на свободу» - билось в отуманенном чем-то едким рассудке Элеоноры, а она уже поспешно открывала навесной замочек в шкафчике с ядами.
            Схватила первый попавшийся, безжалостно ломая оставшиеся ногти, вырвала деревянную пробку и залпом выпила половину склянки.
            Ее тотчас вырвало, но это не помогло – смерть уже была в ней и тщетны были попытки организма призвать жизнь.
            Умирала Элеонора долго. она изошла кровавой пеной, выплюнула в кровавом кашле куски какой-то слизи, которые когда-то были какими-то ее внутренностями и еще ползла и ползла по коридору собственного дома в какой-то неясной отчаянной попытке…
            Кормилица вернулась нескоро. Она заболталась с одной лавочницей, с другой, и когда вернулась, успела застать еще последние секунды жизни Элеоноры. Ее агонию. Кормилица попыталась упасть в обморок от картины, но детский плач привел ее в чувство. Схватив ребенка, кормилица опрометью бросилась к Коллегии Дознавателей и только передав дитя Мальту, рухнула в спасительную тьму, напуганная и почти безумная от увиденного.
***
            Разговоров было много. Они преследовали Мальта до его последнего дня. Они отравили ему все то, что не успело еще без того оказаться отравленным.
            Мальт никогда прежде не пил. И ему казалось, что Элеонора принесла ему освобождение, только он почему-то не смог справиться с этой нежданной свободой и долго прикладывался к бутылке, выведя простую формулу: когда страдает тело - душа не успевает болеть.
            Вывели его из этой тьмы жестоко – предъявили обвинение в убийстве жены. Обвинение, конечно, было напускным и нарочным – оно преследовало совсем другие цели. Мальт сам делал такие обвинения, получая испуг человека и готовность жертвы сделать все, что угодно, лишь бы с них сняли это обвинение.
            Если бы Мальт был трезв, он бы разгадал это. Но он был в странной скорби и попался. Испугавшись, принял предложение участвовать в заговоре против короля, в заговоре, составленном на самых верхах, у самого трона.
            Мальт думал, что в его должности некуда падать уже ниже всех грехов и пороков. Оказалось, что есть куда.
-перевод в столицу, в Коллегию Дознания, участие в заговоре против обвинения в убийстве жены, - очаровательно улыбались ему.
            Мальт не думал. Он уже знал, что давно проиграл, оставалось лишь попытаться искупить свою вину, перенеся нетронутую любовь и нежность на последнее близкое существо:
-Согласен, если сын поедет со мной.
            Рукопожатие завершило договоренность, и Мальт почувствовал, как увяз окончательно.
 
 
 
 
 

 

Отпуск

Полезность