Первой, с кем я познакомился в этом дворе, была немецкая овчарка.
Собака бегала за забором соседнего дома, вынюхивая и раскапывая лапами ямки. Выгребала из них старые кости, но не грызла их, а обнюхав, подталкивала носом обратно в ямку и небрежно задними лапами забрасывала мягкой рыхлой землёй.
Я оглянулся - недалеко ли я отошёл от нашей половины дома, где мы поселились – и подошёл к забору.
Овчарка подбежала и, наклонив голову, внимательно рассматривала меня. Я присел на корточки и просунул в щель палец. Собака игриво отпрыгнула назад и чихнула. Потом осторожно подошла и лизнула палец.
- Она может откусить палец,- раздался за моей спиной голос девочки,- она очень злая!
Девочка была старше меня и уже ходила в школу. У неё были красивые большие глаза и вьющиеся черные волосы.
- Я Поля - по-хозяйски произнесла она – А ты новенький?
Я в ответ кивнул.
- Я знаю, вы вчера приехали. У тебя есть папа и мама, и две сестры. Верно?
- Верно.
- Ладно - она выставила ладошку перед собой – Хочешь пойти со мной на похороны?
- На какие похороны? Кто - то умер?
- Я не знаю кто, но знаю, что это архимандрит. Так говорили. Сегодня в соборе его хоронят. Пойдём смотреть?
- А это далеко?
- Совсем рядом, на соседней улице.
- Я пойду, если моя сестра Надя пойдёт,- не решался я.
- Она пойдёт. Я с ней уже договорилась.
Столько слив я никогда не видел в жизни. Два дерева росли напротив нашего входа. Под деревом стояла старая оцинкованная ванна, и чёрные сливы падали и падали в неё с глухим стуком прямо на глазах.
Сливы забирала тётя Саша, и приносила нам в красивой корзинке. Остальные, которые не попадали в ванну, собирала лопатой какая-то женщина, и уносила к себе, для свиней, куда-то в глубину двора. Один раз, я издалека, видел, как они едят:
Они, подталкивая пятачком, груду слив, набирали их в пасть, и хлюпая, резко сжимали челюсти так, что косточки разлетались по сторонам. Мне казалось, гораздо удобнее кушать шелковицу,- в ней нет косточек и её можно с удовольствием посасывать.
Поля дружила с тётей Сашей потому, что Тётя Саша тоже любила Полю, и водила её к себе домой и показывала маленькие соломенные шляпки, которые она сплетала на продажу.
Шляпки были совсем маленькие, даже для ребёнка, и Поля говорила, что они для кукол.
У тёти Саши было много работы. Она всё время трудилась и лишь изредка выходила во двор и садилась на скамейку, которая стояла вдоль стены дома и курила длинную папиросу.
- У нас живут ещё Вовка и Лида,- говорила Поля,- Вовка уехал к матери на лето, а Лидка обиделась на меня и не выходит.
- А ты читать умеешь?- спросила однажды меня Поля.
- Умею.
- В этом году в школу пойдёшь?
- В этом нет. На следующий год.
- А я во второй уже пойду,- похвасталась она,- учительница меня только ненавидит. Оценки мне снижает. Такая дура, эта Вера Николаевна! Она тут через дорогу живёт. Ты её ещё увидишь. Она виноград у тёти Саши покупает.
Мимо нас шаркающей походкой, припадая на одну ногу, прошёл худощавый пожилой человек. Левую свою согнутую руку он придерживал своей правой рукой.
- Смотри, сказала Поля, показывая на него пальцем,- это инвалид. Фи, какой противный! Он, вон в том доме живёт,- она показала на дом напротив, того дома где жила знакомая мне собака.
«Вжик-вжик» - насвистывала ручная пила.
- Бежим туда,- потянула меня за собой Поля,- там дядя Лёша шелковицу пилит. Гараж будет строить для мотоцикла.
Шелковица занимала всё пространство в углу двора. Густая крона её возвышалась над всеми домами и постройками и раскинулась от сарая до глухой стены соседнего дома.
Созревшие сладкие ягоды, которые она сбрасывала, завалили весь двор, и противно чвякали под ногами, оставляя большие чернильные кляксы.
- Смотри,- шепнула Поля,- инвалид из дома вышел,- пойдём к нему.
- Зачем?
- Зачем? Надо! В яичницу ему плевать будем. Мы всегда так делаем!
Я остановился, соображая, зачем это надо делать.
- Что, струсил? – Поля прищурила глаза и выжидающе смотрела на меня.
- Нет, не струсил.
- Тогда пойдём. Быстро пока он в палисаднике копается!
Мы вбежали на крыльцо и вошли на веранду.
Лёгкий ветерок шевелил занавески на окнах. Шмели и мухи пытались пробиться через марлевый полог закрывающий вход на веранду. На полу, на примусе стояла алюминиевая сковородка, где жарилась яичница.
Аппетитный запах яичницы смешивался со знакомым запахом керосина.
- Тьфу!- подошла и плюнула в сковородку Поля – теперь ты!
Я наклонился над сковородой. Во рту было сухо. Скулы мои пытались выдавить хоть капельку слюны, но ничего не получалось.
Вокруг трёх жёлтых кружков, по подгорающей кромке белка, плыли пузырьки подсолнечного масла.
Догоняя друг за друга, они сливались в один большой пузырь, который с шипением лопался и разлетался на маленькие горячие брызги.
- Ну, давай плюй, – подталкивала меня Поля, - трус!
Я выпрямился. За окном из палисадника вдоль веранды двигалась кепка. Она, то слегка поднималась, то опускалась в такт прихрамывающей походке инвалида.
- Атас! – крикнула Поля, и мы выскочили во двор.
«Вжиг- вжиг» работала пила.
Дядя Лёша, и несколько соседей, меняясь по очереди, спиливали столетнюю шелковицу.
- Разойдись!- скомандовал дядя Лёша.
Дерево заскрипело, затрещало и с коротким жалобным стоном с грохотом рухнуло на бетон.
Смолкла играющая вдали гармонь. Залаяли во дворах собаки.
Инвалид неловко отпрыгну назад, и придерживая культю левой руки правой, втянул голову в плечи.
- Не дрейфь, дядя Коля! - ободрил его под общий смех дядя Лёша.
- Берлин уже взяли, не боись! - загоготали мужики.
Ягоды подпрыгивая, покатились по двору, проталкивая друг друга в щель забора, на улицу.
- Ура!- негромко закричали соседи – Теперь места достаточно для твоего мотоцикла с коляской. Поставишь запросто. А от этой шелковицы только одна грязь!
- Здоровая какая, – сказал дядя Лёша, снимая рукавицы, - сердцевина крепкая ещё… на дрова пойдёт!
Вера Николаевна появилась в нашем дворе, когда пришла за виноградом. Она сразу подружилась с моей сестрой, взяла её за руку, и сказала, что в первом классе Надя будет учиться у неё.
Они так и гуляли всё время,- вместе.
Однажды, Вера Николаевна увела Надю в город, и они долго не приходили.
Они стояли перед нами, взявшись за руки.
- Ой,- всплеснула руками мама,- Надя, а где же твоя коса?!
Сияющая от счастья Вера Николаевна, смотрела на Надю, а Надя наклоняла голову, и поворачивала её из стороны в сторону, давая маме рассмотреть стрижку.
- Надька,- заплакала мама, какая же ты у меня красивая!
- Таисия Владимировна,- улыбалась Вера Николаевна,- отдайте мне Надю! Зачем Вам трое детей?
Лида появилась во дворе, когда мы с Полей сидели на скамеечке и ждали, когда выйдет Тётя Саша и покажет новые шляпки.
Лида была совсем рыжей девочкой. И волосы были тоже рыжие. Она была очень энергичной, как говорила мама, и даже ходила немного вприпрыжку. Сначала, она делала едва заметное движение вперёд головой, как бы давая телу команду двигаться, а следом уже делала шаг.
- Сегодня вечером надо на реку сходить, сказала она,- присаживаясь рядом.
- Купаться?
- Сначала лягушек наловим, а потом и искупаемся. Сегодня утром Вовка приехал. Ночью они с отцом сома ловить идут, надо ему лягушек приготовить.
- Я Надю с собой возьму. Мама мне не разрешает одному на реку идти.
В том месте Кубань делала поворот и уходила куда-то дальше, за горизонт.
Девочки прыгали, и брызгались мутной от глинистого дна водой. Я обсыхал, сидя на берегу под кривой низкорослой ветлой.
Панорамный обзор мне немного закрывал вьющийся по стене дома виноград.
Дом стоял на самом берегу, и его белая стена представлялась мне холстом художника, на котором он нарисовал спелые гроздья, этот домик и реку, уходящую вдаль.
От дуновения летнего ветерка виноградный листок смещался в сторону, открывая небольшое окошко между двумя стеблями лозы, через которое была видна часть реки,- совсем как море без берегов,- и катер, который плыл по течению. Листок занимал прежнее положение, и катер исчезал. Я беспокоился, что он затонул, но ветер отодвигал листок снова, и я опять видел катер, уплывающий из поля зрения.
Мы уехали в октябре. Перед нашим отъездом я решил прощаться с собакой.
Калитка была открыта, и я вошёл во двор дома.
Собака сидела на крыльце и внимательно смотрела на меня. Я сделал ещё шаг, она сорвалась с места и прыгнула на меня. Ударила меня лапами в грудь, и я упал на спину. Овчарка зарычала, брызгая слюной, и укусила меня за щёку. На крик из дома выскочила хозяйка:
- Дунай, фу,- закричала она,- ко мне Дунай!
Дунай оттолкнулся от моей груди и подбежал к хозяйке.
- Как же мы теперь поедем? – плакала мама, вытирая мне кровь - Посмотри отец, он ему щеку прокусил! Вон, твоя сестра Нина сидит дома книжки читает. У нас поезд через два часа! А если пёс бешенный?! Что же делать?
- Сдаём билеты! – решил отец - с проводниками я договорюсь! Машина из части уже пришла. Давайте грузиться!
- Наденька! – кричала Вера Николаевна, вдогонку, провожая нас,- Ты напиши мне на адрес школы! Хоть одно письмо напиши! Наденька, напиши!
- Ла-дна-а! Еле слышным эхом отзывалась улиц Чапаева.
Мы выходили на каждой станции, и шли или ехали в местный медпункт, где мне делали уколы. Потом ждали другой поезд, и ехали до следующей остановки.
Повторить этот путь и проехать ещё раз в кузове грузовой машины, отталкивая ногами, перекатывающиеся арбузы и что-то изменить,- не представляется возможным.
Но, можно услышать глухой стук
падающих чёрных слив; шипение глазуньи на сковороде; шарканье старых сандалий по бетонной дорожке; позвякивание цепи с кованым крюком, на которой держат дворовых собак, на плече у Вовки, когда он уходил с отцом на рыбалку; гудение толпы верующих у входа в Собор на прощании с архимандритом – он лежал в гробу на высоком крыльце, его лик почему-то был прикрыт маской из чёрного бархата усеянной драгоценными камнями и бриллиантами; далёкий звук мотора уходящего по реке катера, и шум ветра, тронувшего виноградный листок, чтобы я смог всё увидеть.
Только обращаться с этим видением надо осторожно, потому, что скоро оно может исчезнуть.
Помочь сайту
Поздравления
