ГлавнаяПрозаМалые формыРассказы → Потусторонний странник

Потусторонний странник

15 ноября 2012 - Николай Бредихин

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

 

ПОТУСТОРОННИЙ СТРАННИК

 

Рассказ

 

   1

 

–  Ты посмотри, везде кровь! Они что, совсем оборзели! Куда я попал? В ночлежку для бомжей? Врач, где врач? Дежурного врача сюда! Немедленно! Я поговорю с этой сволочью! Спился, наверное, вчистую, алкаш несчастный.

Сенин брезгливо сбросил с себя запачканное бурыми пятнами одеяло, но кровь была повсюду: веерными брызгами на стене, мокрыми разводами от ботинок, тапочек на полу. Взглянув на свою грудь, он увидел несколько пулевых ран, кровотечение из которых он тщетно пытался остановить прижатой к ним подушкой.

–  Что это? – задрожал он, оторопев. – Сестра! Где сестра? Мне срочно нужна перевязка.

Тут только он обратил внимание на лежавшего, сжавшись в комок, с натянутым до подбородка одеялом, своего соседа.

–  А ты чего вылупился? Можешь объяснить, где я, что вообще здесь происходит?

Однако сосед не спешил отвечать, он, собственно, и не смотрел на Сенина, уперся взглядом в противоположную стену и застыл как в коме, должно быть, от пережитого испуга.

–  Сестра там, – кивнул он, наконец, в сторону двери.

Сенин тут же вскочил, сел на кровати, поискал под ногами какую-нибудь обувь. Ему было невыносимо представить себе, что ботинок или тапочек там не найдется и ему придется шагать босиком по скользкому, испачканному полу.

Тапочки нашлись, к счастью. Его тапочки, старые, он их уже год как не носил, но, видимо, жена приходила, принесла кое-какие вещи.

«Почему же она меня отсюда не забрала? Вот сучка! Обрадовалась, наверное, что я того и гляди коньки отброшу? Нет, Верунчик, рано ты взялась меня хоронить».

Но почему же он ничего не помнит? Он что, был без сознания? Что вообще с ним произошло?

Шатаясь, ощущая туман в голове, Сенин кое-как добрел до двери. Задержался в проеме, держась за косяк, мгла в голове не рассеивалась, а ноги уже начали подкашиваться.

–  Суки! Суки! Где же вы? – прошептал он в бессильной злобе. Но звонок, должен быть звонок. Не может быть, чтобы здесь даже звонка не было. –  Эй, – хрипло окликнул он соседа. – Звонок! Здесь есть звонок? Ты ведь наверняка дольше меня тут лежишь. Должен знать, тебе что, самому не было плохо?

Сосед помялся, затем несколько раз с силой нажал кнопку. Подождав, вновь откинулся на подушку.

–  Бесполезно, – сказал он, наконец. – Я уже звонил и не один  раз. Никто не приходит.

–  Ну-ну, – презрительно кивнул ему Сенин. – А сходить сам ты не догадался?

–  Я уже ходил, пройдись ты теперь, – без тени раздражения, даже с элементом сочувствия, ответил сосед и повернулся на бок, лицом к стенке.

–  Себе на уме, только бы о себе, – с негодованием пробормотал Владимир. – Все вы только о себе думаете! Я ведь мог подохнуть, а тебе хоть бы что! – с ненавистью бросил он в закутанную одеялом спину. Однако его слова остались без ответа.

Понимая, что надеяться ему не на кого, Сенин выбрался, наконец, в коридор, рассчитывая спросить там, в какой стороне процедурная комната.

Однако коридор  зиял пустотой. Крови там было гораздо меньше, лишь все те же следы от протекторов на ботинках. Он пошел наугад – получилось направо, медленно продвигаясь, держась за стену. Подергался в дверь первой попавшейся палаты, но она была заперта, возможно, забаррикадирована. Сенин прислушался, изнутри не доносилось даже легкого шороха, хотя не исключено, что там кто-то находился.

К счастью, направление он выбрал верное. Дверь в процедурную была открыта, но лучше бы ему не заходить туда: автоматными очередями все было разнесено вдребезги, тут же сидела и сестра с остекленевшими глазами, откинувшись на стуле, с бессильно опущенными руками. Рот ее почему-то был оскален, то ли испугом, то ли ненавистью, горло, для верности, от уха до уха перерезано. И опять кровь, лужа крови, по краям которой, пытаясь выбраться, сучили лапками не в меру любопытные мухи.

Сенина затошнило, но силой воли он сдержался, попытался прояснить сознание. Можно было, конечно, поискать кабинет врача, но вряд ли там было лучше. Нет, спасать ему придется себя самому.

Он добрался кое-как до шкафа с медикаментами, стараясь не выпачкать тапочки в крови. Нашел бинты, йод, ножницы, пластырь. С грехом пополам привел в порядок раны, их было шесть. В крохотной процедурной другого стула не было, Сенин так и сидел на кушетке напротив медсестры, каждый раз, при взгляде, пугаясь ее кошмарного вида.

«Все, куда теперь? – подумал он. – Пожалуй, обратно в палату».

Он прихватил с собой еще бинтов, каких-то пузырьков, в одном из которых вполне мог оказаться спирт. С огромным трудом доковылял до своей койки.

–  Ну и погром! Что здесь произошло? – спросил он соседа, на этот раз уже гораздо спокойнее. – Как тебя зовут, кстати?

–  Вениамин, – сухо отозвался сосед и нехотя приподнялся на локте. Затем сел на постели, свесив к полу худые волосатые ноги. Майка на нем была чистая, но изрядно обветшавшая.

«Вот гад! – с ненавистью подумал Сенин. – С чем же он здесь лежит? Ни единой царапины!»

–  Володя, – протянул он насколько мог приветливо руку. Ничего не поделаешь, надо было налаживать отношения. Но зыбкая дымка вновь растеклась в голове, и Сенин предпочел улечься на койке поверх одеяла. – Что здесь случилось? – повторил он фразу, которая его с самого начала единственно интересовала.

– Одного бизнесмена добивали, четверо в масках ворвались с автоматами. Его только вчера привезли: сначала у подъезда дома на него покушались, но он каким-то чудом остался жив. И оклемался бы: лежал здесь под капельницей, врачи, сестры, нянечки перед ним буквально расстилались.

–  Понятно, – зло усмехнулся Сенин, – за деньги-то они зад готовы расцеловать, а так – не достучишься и не докричишься. Ну и где он сейчас, бизнесмен этот чертов – в морг унесли? – Он вдруг смачно выругался: – И что, не замыв ничего, даже не переменив белье, надо было меня именно на эту койку, в эту палату поместить? Они что, думают, управы на них нет? Не на того нарвались, я на кого хочешь найду управу!

Сосед внимательно, с интересом смотрел некоторое время на Сенина, затем усмехнулся.

–  Ты что, так и не догадался, кто был тот бизнесмен? Совсем ничего не помнишь? Как тебя на «скорой» привезли, как шприц в вену втыкали? Постой, но ты ведь с женой разговаривал, я сам видел, даже какие-то бумаги ей подписывал, просил что-то сделать, куда-то позвонить. Что, и теперь не вспомнил?

Сенин опешил. В памяти его вдруг возникла приземистая фигура в черной кожаной куртке, холодные спокойные глаза на скуластом лице. Киллер даже не счел нужным воспользоваться шапочкой-маской с прорезями для глаз и рта – слишком был уверен, что выстрелит наверняка. Владимир еще раз прокрутил в памяти тот эпизод, особо задержавшись на черном дуле пистолета, направленном на него в упор. Что его спасло тогда? Бумажник в кармане пиджака? Немного помог, конечно, но, скорее, он просто инстинктивно отклонился в сторону, а в это время как раз подоспел Валя, шофер, не успел отъехать. Кажется, завязалась перестрелка, но не в ней было дело, главное, что «скорая» подоспела вовремя.

«Просчитался ты, сволочь! – подумал Сенин злорадно, вызывая в очередной раз, с еще большей отчетливостью, в памяти скуластое, с рябинками лицо. – Я тебя достану, вычислю, никуда тебе не деться».

Впрочем, может, его даже удалось задержать, или убить – была, ведь точно была, перестрелка. Но что киллер?  Исполнитель, пешка. Кто заказчик? И где он сам, Сенин, оплошал, допустил роковую  ошибку? Ладно, об этом после, сейчас нужно думать о другом.

–  И что же, – проговорил он недоумевающе, – четыре человека лупили по мне почем зря из «калашей» и «узишек», а я остался жив? Такого не бывает. Что-то тут не сходится. Кстати, а ты где в это время обретался? Неужели своими глазами все видел?

Сосед заерзал на кровати.

–  Могли бы и меня убить, – после некоторой паузы раздраженно пробурчал он. – Я просто накрылся с головой одеялом. Видел – ничего я не видел!

Сенин взглянул на него с подозрением.

–  Не убедил! Заливаешь, мужик! У медсестры – второй рот вместо горла, дальше – не ходил, не смотрел, но могу представить себе, а тебя, что ж, пальцем не тронули? Так-так! На тебе одеяло не бронированное, случайно? Кстати, а откуда ты узнал, что их, убийц этих чертовых, было четверо?

Сосед предпочел отмолчаться, но Сенин и без его помощи сообразил.

–  Ага, видел в окно, как они садились в машину? – Он тут же подскочил к подоконнику и удовлетворенно кивнул. – Точно, но, конечно, ни марки, ни номера машины ты не запомнил, да и вообще скажешь, что с кровати не вставал?

Так и не дождавшись ответа, Сенин махнул рукой.

–  Ну и черт с тобой! Из какой-нибудь палаты кто-нибудь да что-нибудь наверняка видел. Я ведь не за так, денег дам. Чем ты рискуешь, кому ты нужен?

Сосед ухмыльнулся:

–  Да ты не торопись, чего гадать? Сейчас все слетятся: газетчики, милиция. Сразу, без денег, все и выяснится.

-  Выяснится. Что они могут выяснить? Ищейки драные. Да и кто им позволит что-либо выяснить? Нет, только я сам, никто кроме меня не станет копать по-настоящему. А ведь они вернутся, сволочи, обязательно вернутся! Как ни крути, а дело им надо доводить до конца, и в третий раз уже никакое везение меня не спасет. Нужно уходить, срочно уходить! От милиции какая помощь – только, наоборот, подставят. Надо затаиться, и затаиться есть где. Вот только как, в чем я отсюда выберусь?

Владимир лихорадочно заметался мыслями. Затем подбежал к шкафу: жена приходила, должна была принести что-нибудь. Так и есть – тренировочный костюм, свитер, ботинки. Для начала вполне достаточно. Сенин быстро оделся и направился было к выходу из палаты, затем вернулся, пошарил в тумбочке: бумажник был на месте, новый бумажник, взамен старого (опять жена), туго набитый, как обычно, и рублями и долларами. Все в порядке.

Он вдруг наткнулся взглядом на наблюдавшего за ним с разинутым ртом соседа.

–  Ну что, Веничка, я ухожу, тебе тоже от чистого сердца совет даю: сматывайся отсюда и поживее. Ты свидетель, причем не простой, а главный свидетель, улавливаешь разницу? Видел, не видел – все равно пришьют, так что промедление в данном случае смерти подобно.

Сосед скептически поджал губы.

–  Бесполезно. Меня все равно найдут. У меня нет ваших возможностей.

Он почему-то назвал Сенина на «вы», зауважал что ли? Того вдруг осенило: во всех случаях лучше не упускать этого малахольного из поля зрения.

–  Ну, так как насчет денег? Мне помощь нужна. За деньги поможешь мне? Я не обману, заплачу, сколько следует. Глядишь, и у тебя «возможности» появятся.

Сосед поколебался немного, затем согласно кивнул: почему бы и нет?

–  Ну, тогда чтобы от меня ни на шаг. Давай побыстрее!

Сосед оделся во что-то совсем драненькое – но с первого взгляда не определить. Они выскользнули из палаты и начали пробираться к выходу. Но, как видно, поздно, сирены звучали совсем рядом, с минуты на минуту во двор должны были влететь милицейские машины.

–  Давай обратно, придется выбираться через приемный покой, – сориентировался Владимир. – Только быстро!

Они никого не встретили на пути, везде было тихо, возможно, кто-то и наблюдал за ними из окна, но носа наружу не высунул. Такси подвернулось довольно быстро, однако Сенин не стал рисковать, погнал его в противоположную сторону от того направления, которое ему было нужно. Таксист был парень не промах, с ходу учуял неладное и в памяти надежно их срисовал.

«Да и черт с тобой!» – подумал Сенин. Недалеко от своего дома он остановил машину и расплатился. Долго смотрел на злополучный подъезд и стоявший во дворе «Форд-Чероки», который жена почему-то не загнала в гараж, затем развернулся, махнул «Веничке» и они, не сговариваясь, побежали трусцой, старательно изображая из себя спортсменов, к чадящей, шумной магистрали.

-  Теперь только частник, самый вшивенький частник, никакого такси. Ну а потом три-четыре квартала пешком. Проверим в очередной раз, везунчик я или уже нет.

Частник подвернулся довольно быстро.

 

2

 

Лишь захлопнув за собой бронированную дверь, Сенин вздохнул с облегчением. Об этой его квартире практически никто не знал, она как раз и предназначена была для того, чтобы в случае чего на какой-то период отсидеться, ну а еще – для строго интимных встреч с девушками определенного сорта, не его круга.

–  Есть будешь? – спросил он своего новоявленного приятеля, сам внезапно ощутив зверский аппетит.

К счастью, холодильник был набит до отказа. Сенин вынул пиццу-полуфабрикат, добавил сверху побольше сервелата и сунул поднос в микроволновку. Вытащил еще сок, бутылку вина, расставил бокалы. Странно, так странно, но расправляясь с едой, он не ощутил никакого удовольствия от обычно столь приятного для него процесса.

Рука его машинально потянулась к телефону, но, набрав номер жены, он тут же положил трубку обратно.

«Безумие! Сам же ставил определитель, – подумал он. – Кто сказал, что Ирине можно доверять? Что как раз она-то меня и не подставила?»

Нет, он сделает совсем по-другому: те две девчонки – Саша и Даша. В меру глупые, очень веселые, наверняка доступные и, главное, знают о нем только то, что он «новый русский», и что у него денег полный кошелек.

На его звонок тут же откликнулись. Все тот же радостный смех, в меру глуповатый. Как раз то, что нужно, чтобы забыться, снять  напряжение.

–  Что поделываем? Да ничего не поделываем! Вечером собираемся на дискотеку, завтра же выходной. Приехать? Минуточку! Сейчас Дашутке, подружке, трубку передам.

–  Да, алло! Угу, Даша. Саша и Даша, просто запомнить. Приехать? Почему бы и не приехать? Вот только мы на вас, Владимир Олегович, в обиде. Просто чудо, что мы вас еще не забыли. Сейчас? Нет, только не сейчас. Поближе к вечеру если. Ну, знаете, надо же собраться, в порядок себя привести. Ах, нужно, даже о-о-чень нужно? Ха-ха! Что мне в вас понравилось еще в прошлый раз, Владимир Олегович, – вы такой веселый. Ладно, пусть будет по-вашему, по-«новорусски»: часок на сборы плюс дорога. Подгоняйте такси. Самим взять? Все оплатите? Звучит многообещающе. Нет, таких людей мы никогда не подводим. На вас страна держится, это надо ценить.

Сенин подмигнул Вениамину.

–  Ты как насчет продажного секса? Две телочки, я с ними недавно познакомился, стрельнул телефончик, но закрутился, встретиться не пришлось. Но так даже интересней: первый раз в первый класс. Впрочем, класс, конечно, далеко не первый, но молоды, смазливы, тем и привлекательны...

Вениамин заулыбался, довольно хмыкнул:

–  Я «за». Кто ж от такого откажется?

– Ну вот и чудненько!

 Сенин заглянул еще раз в холодильник, прикидывая, стоит ли сгонять в магазин или и так хватит? Вина, во всяком случае, в баре было предостаточно. Он еще раз покатал в голове все возможные варианты и нашел, что этот, пожалуй, самый удачный: встретились, расстались, деньги – товар, товар – деньги, что еще?

Девушки, к слову, не заставили себя долго ждать. Свое дело они хорошо знали: веселье, веселье, и еще раз веселье. И веселья было хоть отбавляй. Музыка, танцы, водка, видео. Но энтузиазм вскоре стал иссякать в Сенине, и он никак не мог понять отчего. Девушки как девушки, специально разные: одна блондинка пергидрольная, другая – жгучая брюнетка. Обе худышки, стройные, ноги от головы. В своем деле соображающие, на все согласные. И все-таки, зачем он их вызвал? Чтобы забыться? Прогнать липкое чувство страха, до сих пор не оставлявшее его? И эту грязь, кровь в глазах… Нет, он просто празднует, празднует, что остался жив. Такое нельзя не отпраздновать.

Он вдруг почувствовал себя совсем плохо, какой-то резкий отток, ничего не осталось от былого воодушевления. «Шесть пуль. Что это я, с ума сошел? Или просто в горячке? – подумал Сенин. – Надо бы врача. Срочно врача».

–  Может нам их выгнать к чертовой матери? – тихо спросил он Вениамина. – Я что-то не в форме. Видимо, переоценил свои силы. Дам денег, пусть убираются. А хочешь, пусть одна останется или даже обе, если управишься. А я, как очухаюсь, к тебе присоединюсь. Кстати, у тебя нет знакомого врача, чтобы он смог сюда подъехать, я что-то все больше и больше раскисаю, того и гляди потеряю сознание.

–  Не надо врача, с тобой все нормально, – так же шепотом ответил ему Вениамин, – просто они подсыпали нам клофелин в кофе, лошадиную дозу. В принципе, мы уже давно должны были бы отключиться, ты посмотри, какие у них удивленные глаза.

–  Так, и что же нам теперь делать? – У Сенина внутри все похолодело. – Медлить нельзя, надо их гнать и как можно скорее. Иначе либо мы сдохнем, либо они нас обчистят так, что только обои в квартире останутся.

–  Ты уверен, – клюя носом, как будто совершенно пьяный, глубокомысленно осадил его Вениамин, – что там за дверью не стоят наготове бандиты? Я думаю, сегодня нам лучше ни при каких обстоятельствах не открывать дверь.

–  Возможно, ты прав, но что дальше? – едва удерживаясь от того, чтобы не заснуть, пробормотал Сенин. – Как будем выбираться? Я смотрю, ты парень не промах, а я думал – тепленький.

Вениамин с минуту поколебался, затем решительно махнул рукой:

–  А, ладно, попросим еще дозу!

Сенин встряхнул головой удивленно:

–  Это что, клин клином вышибать?

–  Нет, просто подменим чашки. Пусть сами своей гадости попробуют.

Он повернулся к Саше и Даше, извивавшимся в сладострастном танце, но искоса внимательно за пригласившими их мужчинами наблюдавшими, и пьяно дернулся всем телом, как бы передразнивая их:

–  Девчонки, как там насчет кофейку еще, не изобразите? Сил никаких нет, так в дрему клонит, у нас обоих, как назло, был сегодня очень тяжелый день. Надо взбодриться! Как следует взбодриться! Зачем иначе мы вас пригласили? Ура, гип-гип! Гип-гип, ура! Веселья, побольше веселья. – Он выхватил из кармана Сенина бумажник и сыпанул вверх долларами. – Фанты, сейчас будем играть в фанты! Пора!

 

3

 

–  Подожди, я ничего не понимаю, – пытался осмыслить происходящее Сенин. – Давай сначала. Мы сумели подменить им чашки, сами смотались в ванную, сунули в рот два пальца, попытались вывести из желудка хоть часть того, что скормили нам эти сучки. Потом вернулись за стол, еще тяпнули, закусили, девчонки вырубились, мы связали им руки и ноги, даже заклеили рот скотчем, затем все-таки не выдержали, отключились сами. Все достаточно ясно, непонятно одно – куда эти «клофелинщицы» в итоге подевались? Я ведь на совесть их вязал.

Он не выдержал, вскочил и, преодолевая сильное головокружение, держась за стены, прошелся по комнатам.

–  Нет, бесполезно, не могу врубиться, – потер он виски, вернувшись. – Видео, аудио – все на месте, бумажник тоже. Странные девочки. Допустим, как версию: они очнулись, зубами развязали узлы друг другу. Но потом что? Они должны были по всем статьям либо сами ограбить нас, либо запустить в квартиру бандитов. Может, никакого клофелина и не было, а, Веня, милый? Ты придумал все? Мы перепились, тебе спьяну померещилось. И мы, и девчонки отключились от алкоголя, мы их скрутили ни с того ни с сего, они очнулись, испугались, освободились и сбежали? Так было дело?

Вениамин равнодушно пожал плечами.

–  Они просто исчезли.

–  Ну да, исчезли, так не бывает, – покачал Сенин головой. – А... черти их драли! Конечно, мы виноваты перед ними, но кто они нам? Неужели мы будем перед ними извиняться? Хотя девчонки были ничего. Мысленно я их уже распределил: я бы взял  Сашу, я вообще блондинок предпочитаю. Ну а ты? Что ты скажешь?

Вениамин промолчал.

–  Понятно, – кивнул Сенин. – Тебе тоже нравятся блондинки. Но мы могли бы потом поменяться. Думаешь, они не согласились бы? За деньги согласились бы на что угодно. Хотя, конечно, мы делим шкуру... исчезнувшего медведя. Впрочем, а кто нам мешает? Надо позвонить им опять, может, они уже дома? Извинимся, предложим денег побольше. Можно даже закатиться с ними в ресторан. Ладно, беру все на себя, я сам их уболтаю, твое дело только прийти в норму, очухаться к тому времени, когда они вернутся. А они обязательно вернутся, уверяю тебя. Уж я таких стерв хорошо знаю.

Сенин взял телефонную трубку, набрал по записной книжке номер. Долго слушал протяжные гудки, затем разозлился.

–  Слушай, чего это я? Что я на них заторчал? Свет белый клином на них не сошелся, а риск есть риск, ты прав, они вполне могли оказаться наводчицами. Зачем искушать судьбу? Лучше я другим позвоню. Хотя... непонятно все-таки, куда они делись?

–  Они не делись, – отрешенно ответил Вениамин. – Я же сказал тебе – их просто не было.

–  Как не было? – рассмеялся Сенин. – Опять ты за свое! Саша, Даша, они нам что, померещились? Ты сам помнишь их? Мы, конечно, здорово перебрали, но не могло же нам причудиться одно и то же? Да у меня и нет такого впечатления, будто я перебрал. Слабость, туман в голове, но это не от алкоголя, я просто много крови потерял. А может, действительно, клофелин проклятый? Давай я все-таки кому-нибудь еще позвоню.

–  Никто не ответит, – покачал головой Вениамин. – Уже никто не ответит.

–  Почему никто? И почему «уже»?

–  Потому что нас с тобой нет. И давно. Силы кончились.

–  Как это нет? – язвительно улыбнулся Сенин. – И причем тут силы? О чем ты вообще говоришь? С перепоя, что ли?

Вениамин молча протянул Сенину руку, затем попросил его:

–  Пожми.

–  Руку тебе пожать? – переспросил Сенин. – Зачем? Ты собрался уходить?

Затем вскинул плечи: ладно, и попытался дотронуться до протянутой ему ладони. Но рука его ничего не ощутила. Сенин сделал еще, потом еще одну попытку, но результат был все тот же. Ошеломленный, он надолго замолчал.

–  Что это означает? – спросил он, наконец. – Я сплю?

–  Нет, просто умер, – спокойно ответил Вениамин.

–  Как умер? – ошарашенно попытался уточнить Сенин. – Чушь! И что, я на том свете?

–  Что-то вроде того, – подтвердил Вениамин.

Сенин был ошеломлен, он начал хвататься за окружавшие его предметы, потом попытался ощупать себя самого. Результат был неизменен.

–  Ты шутишь. Конечно, ты шутишь, – никак не хотел сдаваться, сопротивлялся сознанием Владимир. – Я просто во сне или в бреду. На операционном столе лежу или опять под капельницей. А ты шутишь. Как я мог умереть?

Он помолчал немного, затем спросил удрученно:

–  И давно?

–  Что давно? – сделал вид, что не понял вопроса Вениамин.

–  Давно я умер?

–  Несколько секунд назад.

–  Ну, я же говорил! Чушь! Полная чушь! – обрадовался Сенин. – Ты разыгрываешь меня. Ну, у тебя и шуточки, так ведь и инфаркт может хватить!

Он оживился, вздохнул с облегчением, хотел было налить себе вина в бокал, но рука прошла сквозь бутылку, даже не пошевелив ее.

–  Это фокусы. Какие-то фокусы. – Сенин на сей раз действительно испугался. – Слушай, хватит дурачиться. Твои розыгрыши мрачноваты. Я вообще не люблю черного юмора. Так что кончай свои шуточки или я рассержусь! – Не получив ответа, он сам продолжил: – Несколько секунд, какие несколько секунд? Подумай, что ты такое несешь? Такси, потом частник, затем звонок  мой, еще эти две «клофелинщицы». Мы вырубились, потом очухались, болтаем с тобой черт те о чем, черт те сколько уже. И это все за несколько секунд мы успели? Тут как минимум ушло пять-шесть часов. Пять-шесть часов, ясно тебе? Жаль только я время не засек. Совсем недавно было девять вечера, я точно помню. – Сенин посмотрел на запястье левой руки и залился счастливым идиотским смехом: – Ну вот, смотри, а я думал – ничего не украли. Часы, «котлы» мои ненаглядные, свистнули, а это уже денежки будь здоров.

Он вновь помолчал некоторое время, как бы все более начиная осознавать происходящее, затем проговорил отрешенно:

–  Послушай, это ведь здорово. Если я сознаю, чувствую, разговариваю сейчас с тобой, значит – он существует? Этот другой, загробный, мир?

–  Ничего не значит, – скептически возразил Вениамин.

–  Как не значит? Не морочь мне голову, вот только куда я попаду теперь: в ад или рай?

Вениамин с интересом посмотрел на Сенина:

–  Ну а ты сам как думаешь?

Тот встрепенулся.

–  А что? Что я сделал? Чем я плох? Бог, архангелы – я могу оправдаться перед кем угодно. Я участвовал в благотворительных акциях, попечительствовал в фондах, подавал нищим. Ну, обрядов, постов не соблюдал, но всегда советовался с Богом, молился.

–  Да, да, понятно, – поддакнул Вениамин, – как же так получилось тогда с киллером-то? И как Бог такое допустил, если ты во всем его слушался?

–  Подожди! – разозлился Сенин. – Смеешься надо мной?  Ну а ты, сам то ты что за фрукт? Кто ты такой, чтобы судить меня? Как я понял, ты тоже уже отгулял свое? Как с тобой получилось? Из-за меня пострадал? А может, наоборот, как раз из-за тебя я и погиб? Где мы вообще сейчас с тобой находимся?

Как бы в ответ на свои слова, он увидел себя вдруг в той же больничке, в той же палате... Та же кровь на стене, на полу, на одеяле. Раны его зияли, ныли. Вениамин лежал рядом, укрытый до подбородка одеялом, вокруг царила та же зловещая тишина.

 

4

 

Сенин приподнялся на локте и взглянул в сторону соседа:

–  Это правда, что тебя зовут Вениамин?

Тот молча кивнул.

Сенин вздохнул облегченно:

–  Мне тут привиделась какая-то чушь. Будто мы убежали отсюда, пытались скрыться, на нас опять было совершено покушение, только по-другому...

–  Клетки, – лениво пробормотал сосед, – это просто клетки. В отличие от нас самих – слабаков и трусов, они не сдаются, сражаются до последнего. Даже когда сознание отключено, они продолжают жить, противиться опасности, смерти, ищут выход. Если сознание возвращается, организм уже знает, что делать. Если нет... Может, тебе доводилось когда-нибудь видеть курицу, бегущую с отрубленной головой: ты не задумывался над тем, что в тот момент командует ее ногами? Приблизительно так и у нас с тобой. Вот только будущего у нас нет больше, курица уже не бежит, мы двинулись в обратную сторону. И будем лететь теперь назад с сумасшедшей скоростью.

–  Мы, – подозрительно посмотрел на него Сенин. – Почему? Потому что нас расстреляли вместе? Значит, одеяло тебя не спасло? Но где же тогда медсестра, врачи, почему мы не бредем единой толпой? Или они все разбежались как крысы, пытаясь спастись в этих, как ты говоришь, «клетках». Где они, кстати, эти «клетки» твои находятся, в спинном мозгу что ли? Кто ты вообще? Ты ведь так и не сказал мне. Кем ты был при жизни?

–  Тобой, – спокойно ответил Вениамин.

–  Мной? – Сенин расхохотался. – Да ты просто подослан ко мне, разыгрываешь, мистифицируешь. С какой целью? Меня Владимиром зовут, я уже представлялся тебе. Ты что же, мой ангел-хранитель? Почему тогда ты так плохо меня охранял, допустил такое?

–  Кто я? Я и сам не знаю. Знаю просто, что мы одно целое. Именно поэтому мне известно о тебе все, нравится тебе это или нет. Потом, когда закроется для нас уже и настоящее, я приведу какой-нибудь пример, чтобы убедить тебя, или ты сам что-нибудь вспомнишь. Но нужно ли это? Ах, я плохо охранял тебя! Но сколько раз я тебя осаживал, предупреждал, хоть однажды ты послушался моего совета? Или, может, ты мне сейчас скажешь, что не ведаешь, за что тебя убили, что ты не знаком с людьми, которые вдруг ни с того ни с сего пожелали твоей смерти? Это ведь ни для кого не секрет, кто они, но никто и пальцем не пошевелит, чтобы отыскать виновных. Кто же станет отыскивать... свою смерть? И жена твоя будет раскланиваться, любезничать с твоими убийцами, даже заискивать перед ними, потому что они откупят у нее твое дело и не позволят никому другому его продать. Ты молодец – успел подписать бумагу на ее имя. Хотя этим ты просто надеялся спасти свою жизнь, но было поздно. Зачем юлить? Ты хапнул тот заказ, а кусок был слишком велик, вот ты и подавился.

–  Кто-то должен был его хапнуть, – угрюмо огрызнулся Сенин, сразу поняв намек соседа, – почему бы и не я? Мы скакали трое на одном уровне, я их на повороте обогнал. Все было по-честному, рано или поздно кто-то должен был вырваться в лидеры. Ты ничего не понимаешь в бизнесе, оттого я и плевал всегда на твои советы. Там свои законы.

–  Ну так и я о том же, – пожал плечами Вениамин. – По этому закону ты и должен был умереть. Ты дал взятку, очень большую, тому чиновнику из министерства… Министерства просвещения. Просветитель! Какой важной фигурой ты, наверное, мнил себя тогда, а сам мысленно подсчитывал барыши. Что «повело» тебя тогда? Может быть, твоя фирма находилась на грани банкротства?

–  Как раз наоборот, – оживился Сенин, затем осекся, нахмурился, поняв, что он забрел в ловушку. – На грани был один из тех двоих.

–  Почему же ты не договорился с третьим, чтобы съесть того, второго?

–  Не было времени. Сроки поджимали. Ты не представляешь, какие они алчные, эти чиновники, продажность их не имеет границ. Что ты от меня требуешь? Меня в любой момент могли опередить. Гонки, проклятые гонки!

–  Перед кем ты пытаешься выгородить себя? Забываешь, кто я? Они же предлагали тебе договориться, уже после того, как заказ был в твоих руках.

–  Ага, и никаких компенсаций! Вот именно «после» – все расходы повисали на мне.

–  Наказание за то, что ты вырвался в упряжке, нарушил строй.

–  Чепуха! Никто не смеет диктовать условий победителю. Они должны были согласиться на мои варианты.

Вениамин устало махнул рукой.

–  Ладно, не буду спорить. Но скажи, тебе никогда не было жаль этих бедных детишек, точнее, их родителей, которых ты столь беззастенчиво обирал, всучивая им втридорога свои учебнички, тетрадки?

Глаза Сенина уже сверкали злостью.

–  Что ты понимаешь в этом? Заткнись! Я же тебе сказал: это бизнес! Кого еще обирать? Взрослых? Как ты человеку всучишь то, без чего он может обойтись, да еще втридорога? Его сначала надо в позу развернуть, поставить в условия: нет, и не может быть нигде дешевле. Не я устанавливаю правила. Мы все трое и вся мелкота вокруг нас так делаем, причем, не сговариваясь: стричь надо до шкуры, практически до крови, если бы я стал поступать иначе, я бы не разорился, как многие другие на моем месте, я профессионал, но меня убили бы гораздо раньше. Однако о чем мы говорим, какое это сейчас имеет значение?

–  Имеет. Ты думаешь, они не могли дать больше? Могли, но это означало подписать себе смертный приговор. Лидера не должно было быть, повторяю, такой жирный кусок просто надо было поделить.

–  Задним умом все крепки, – с досадой отмахнулся Сенин. Затем не выдержал, рассвирепел, он никак не мог допустить, чтобы в таком важном разговоре последнее слово осталось не за ним: – Ладно, объясни мне одну только вещь, хотя бы: с какой стати уже после смерти моей объявились эти «клофелинщицы»? Значит, встреча с ними в мозгу моем подсознательно уже была запрограммирована? И днем раньше, днем позже, но я обязательно бы встретился с ними. Что изменилось бы тогда? Безвинно убиенный я в рай попал? Но где он здесь – рай и где здесь ад, ты видишь их? И где благие – ау! - где недобрые, намерения? Они ничто здесь, убедился теперь? Тут лишь соединение и распад, все остальное лишь следствие соединения или распада.

–  Тогда почему же ты так спешил сюда? – с ехидцей усмехнулся Вениамин. – Тебя настолько интересовали здешние причинно-следственные связи?

–  А, да заткнись ты! – грубо оборвал Сенин его. – Бога ради, не строй из себя невинного дурачка! Тебе не идет.

Вениамин не ответил ему, он весь сжался, напрягся, глаза его округлились, наполнились ужасом. Сенин не успел даже прислушаться, как зловещая тишина вдруг сменилась топотом ног в коридоре, окриками, выстрелами. В палату вдруг ворвались четверо поджарых людей в масках...

 

5

 

–  Странно, я даже не чувствовал боли, – удивился Владимир, – хотя огонь был поистине ураганным. Кстати, я так и не заметил, как ты выкрутился, эй, Вениамин! На постели тебя точно не было, уж теперь-то я вспомнил, я вообще лежал в палате один.

Однако никто не ответил Сенину. Он вздохнул с облегчением, увидев себя вновь под капельницей, без шести дыр в груди, слыша за дверью голоса, суетливую беготню персонала. Но недолго он радовался, ожил вдруг в памяти злополучный подъезд, затем вновь темнота, и вот он уже сидит в кабинете вместе с Вениамином.

–  Что, если я не пойду сегодня ночевать, останусь в офисе? – тихо спросил Сенин. – Все изменится, я останусь жив?

–  У тебя был этот шанс, – покачал головой Вениамин. – Ты не воспользовался им. Теперь мы с тобой, как две бескрылые птицы: ничего не можем сделать, совершенно беззащитны.

–  Все мы бескрылые птицы, – печально отмахнулся Сенин. – И что же? В этом наша душа? Неужели от нас самих так мало зависит?

Вениамин с досадой отвернулся.

–  Что ты хочешь от меня? Таков человек. Нам подарена мысль о жизни вечной, о бессмертии, но что мы сделали для того, чтобы воплотить ее? Молились, постились? В этом мы искали душу? Невелика премудрость – встать на колени, высшая мудрость – с них подняться. И телом, и душой.

Сенин задумчиво покачал головой.

–  Теперь я знаю, кто ты. И почему тебя зовут Вениамином. Родителям очень нравилось это имя, но я родился раньше, и меня окрестили по-другому. Ты – мое второе, внутреннее, «я».

–  Ангел-хранитель, внутреннее «я», какая разница как называть?..

–  Я уже убедился, – как бы не слушая ставшего вдруг столь близким ему собеседника, продолжил Сенин, – что о многих вещах ты знаешь больше меня, гораздо больше, ты ближе к природе, к Богу. Но как быть с душою? Душа одна у нас или мы разделимся, разделится наша судьба? Ах, как жаль, как жаль, что мы с тобой так поздно сдружились! Может, смысл как раз в том, что нам не дано достичь бессмертия поодиночке? Может, как раз в тебе мои крылья? Одно я точно знаю теперь: душа должна быть чем-то облечена. Вот только чем, ты не скажешь мне?

Так и не получив ответа, он вдруг увидел себя совсем молодым, в аудитории института. Ярко сияло весеннее солнце. Вениамин был рядом, но уж совсем призрачный, едва различимый. Но что Вениамин, Бог с ним, с Вениамином. Рядом сидела Настя, прекрасная Анастасия. И он знал, что сегодня, сегодня она будет его. Они встречались уже полгода, и время расхристанности, раскрепощенности, в том числе и в области тех отношений, которые еще недавно было принято называть самыми сокровенными, подстегивало, буквально бросало их друг к другу. И все проблемы были так легко разрешимы, в одном общежитии так или иначе можно было уединиться: договориться с ребятами – соседями по комнате, сбежать с лекции. Но Настя никак не могла решиться. Дура! Все твердила о какой-то ответственности. Перед кем? Что не хотела бы терять время попусту. Удовольствие, разве оно когда-нибудь бывает попусту? Говорила, что не может в таких условиях, нужно, чтобы полностью можно было бы расслабиться, довериться, не боясь, что кто-нибудь постучится, войдет. Чушь! Принцесса на горошине! Цирлих-манирлих! Сказала бы просто, что он ей не нравится, так ведь нет - жить без тебя не могу!

А потом закрутилось, завертелось все: общага стала как бы продолжением биржи, и уж, несомненно, частью той, внешней, жизни. Не пройдя до конца этажа можно было купить тонны сахара, меди, какого-нибудь китайского барахла, тут же, или на другом этаже, в другом институте или у знакомого брокера перепродать их. Деньги завертелись вокруг совершенно бешеные. Сенин с трудом тогда, исключительно лишь с помощью взяток преподавателям, окончил институт. Некоторые побросали учебу, потом локти кусали, другие, кто с деньгами всплыл, восстанавливались или просто внаглую, без затей, покупали себе диплом. Настя! Тут уже было не до Насти с ее оглядками. Появилась вокруг тьма девочек куда привлекательнее, доступнее, он тогда еще не был отягощен проблемами, был поистине неутомим.

Как там было тогда с его душой?

–  Вениамин! – тихо окликнул он. – Ты помнишь Настю?

Но Вениамин не откликался, он вообще исчез из поля зрения. По всей видимости, сил у Сенина уже не хватало на двоих. Настя! Она довольно быстро вышла замуж, сразу же после окончания института. Муж любил ее, хотя и зарабатывал средне. Не был ни лентяем, ни трудоголиком, большую часть времени проводил в семье...

И все-таки, когда они потом встретились, она была так счастлива, что вышло по ее: что вот только теперь, когда есть все условия... Она буквально исходила нежностью, боготворила Сенина, растворялась в нем, а он лишь позевывал пресыщенно. И встречался с ней больше из любопытства: как же, ведь ни к кому с тех пор, после института, он не испытывал даже чувства легкой влюбленности, что же он в этой невзрачной серятинке нашел? Чем она может удивить его? В постель с ним легла, наверное, только из-за того, что он такой крутой, богатый? Принц, да и только! Видя в мечтах, что исправляют они оба свою ошибку и соединяются, наконец, вместе. Принимала подарки, которые он ей преподносил, как память, а он лишь расплачивался ими. Все прошло мимо: и нежность, и ласки ее. Были они, а вроде как, и не было. Она была счастлива, даже когда все поняла и исчезла, он это счастье упустил, никогда вообще не было у него счастья. Были деньги, жена при связях и, опять же, при деньгах. Хотя... с его стороны была только иллюзия выбора, на самом деле его выбрали. А он? Что он сам? Добрая память ему!

 

6

 

И опять скачок! Вот он тринадцатилетний мальчик на заснеженном берегу реки, сбежавший в тот вечер от всех и всех презиравший, даже ненавидевший, под звон доносившихся откуда-то по радио новогодних курантов, дававший клятвы посвятить себя борьбе против глупости, черствости, пошлости, несправедливости. Тогда он был один, един со своим alter ego. Или просто был незрел, наивен? Да кому сейчас это интересно? Тот мальчик. Настя. Богу? Но что Богу до него? Вениамину? Но что Вениамин? Легко оставаться благородным, рассуждать о высоких материях за широкой спиной, не думая о деньгах, об угрозе в любой момент быть вышибленным из игры, о постоянном риске оказаться в бессловесной полуживотной массе убогих и увечных, калек физических и духовных, исполненных злобы, зависти, вопиющих о воровстве, мошенничестве, обмане, и живущих, тем не менее, жалкими, издевательскими подачками, бросаемыми чванливыми бонзами с заоблачных высей. Какое это имеет отношение к душе? Но вот я кормил тебя, оберегал, пестовал, и где ты? Именно сейчас, когда я не понимаю многого, когда теряю силы и становится мне все более безразлично, что дальше будет со мной...

Сенин поразился вдруг мысли: почему так легко сдаются люди перед лицом смерти? Разум мешает, губит? Но чем? Надеждой на какую-то химеру, ими же самими выдуманную? Но сколько их, таких химер? Сколько их, разных, которым разные люди по-разному поклоняются, ненавидя, убивая из-за них друг друга? Неужели самому безумному, самому ослепленному человеку это не очевидно? Каким сильным, животным, лишающим рассудка, воли, должен быть страх, чтобы он гнал человека с такой неистовостью по чужим головам, поверженным телам от рая жизни к аду смерти?

Ты видишь, Вениамин, видишь, я тоже не алчный трутень. Я тоже жил чисто, праведно, по-своему боролся. Ты говоришь, что я переступил предел, но для чего? Понял ли ты до конца, почему я сделал это? Деньги? Не только деньги! А может, совсем и не деньги даже влекли меня тогда со страшной, неодолимой силой. Я хотел понять, до конца убедиться в существовании чего-то мерзкого, поганого, смердящего, чему я вроде как продал свою душу, а уперся во все то же – человеческие мозги. Быть может, за это меня и убили? За это знание. Быть может, именно знанием этим я и нарушил правила игры? И я не лгу, не оправдываюсь, говоря это, просто сейчас, пребывая уже трупом, я знаю, верю, понимаю великую истину: я не хочу умирать! Но мне уже не донести эту истину туда, обратно! Хотя, быть может, это и есть то решение, и еще сражается за мою ускользающую жизнь какой-нибудь сдвинутый, твердолобый хирург?

 

7

 

Сенин забылся, ожидая, что сейчас, сейчас, наверное, он вернется к истокам, к великой тайне – тайне своего рождения. Что там дальше? Вечность? Новая жизнь? Но его пронесло мимо на тысячелетия. Ах, как хотел он увидеть лица своих родителей, благоговейно склонившихся над ним, чувствуя любовь к нему как к величайшему чуду. Вместо этого он услышал рев, крики, мычание, увидел кровь, какие-то смертельные побоища. И внезапно земля вокруг стала совсем голой, как бы соединенной со всей Вселенной. Однако пустоты не было. Копошились густо частицы, атомы, какие-то неведомые сочетания. Исчезли пространство, время, зрение, понятия «внутри» и «отвне» ничего больше не значили. И в то же время (время ли?) все жило, если это можно назвать жизнью, двигалось (хотя вряд ли это было движением).

Вечность или забвение, конец или начало - что ждет его? Сенин уже не понимал этого, лишь одна истина была еще доступна ему, поддерживала или создавала иллюзию поддержки: в мире нет пустоты. Для того крохотного, бесстрашного, что уже даже не клетка вовсе, что больше не принадлежит ему, в мире нет пустоты.

Птицы, бескрылые птицы... Где ты, душа? Ему вдруг показалось, что он тяжело вздохнул, но тяжесть тут же прошла, отпустила. Сменившись легкостью удивительной, невероятной, которой он еще не испытывал никогда…

 

© Copyright: Николай Бредихин, 2012

Регистрационный номер №0093380

от 15 ноября 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0093380 выдан для произведения:

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

 

ПОТУСТОРОННИЙ СТРАННИК

 

Рассказ

 

   1

 

  Ты посмотри, везде кровь! Они что, совсем оборзели! Куда я попал? В ночлежку для бомжей? Врач, где врач? Дежурного врача сюда! Немедленно! Я поговорю с этой сволочью! Спился, наверное, вчистую, алкаш несчастный.

Сенин брезгливо сбросил с себя запачканное бурыми пятнами одеяло, но кровь была повсюду: веерными брызгами на стене, мокрыми разводами от ботинок, тапочек на полу. Взглянув на свою грудь, он увидел несколько пулевых ран, кровотечение из которых он тщетно пытался остановить прижатой к ним подушкой.

  Что это? – задрожал он, оторопев. – Сестра! Где сестра? Мне срочно нужна перевязка.

Тут только он обратил внимание на лежавшего, сжавшись в комок, с натянутым до подбородка одеялом, своего соседа.

  А ты чего вылупился? Можешь объяснить, где я, что вообще здесь происходит?

Однако сосед не спешил отвечать, он, собственно, и не смотрел на Сенина, уперся взглядом в противоположную стену и застыл как в коме, должно быть, от пережитого испуга.

  Сестра там, – кивнул он, наконец, в сторону двери.

Сенин тут же вскочил, сел на кровати, поискал под ногами какую-нибудь обувь. Ему было невыносимо представить себе, что ботинок или тапочек там не найдется и ему придется шагать босиком по скользкому, испачканному полу.

Тапочки нашлись, к счастью. Его тапочки, старые, он их уже год как не носил, но, видимо, жена приходила, принесла кое-какие вещи.

«Почему же она меня отсюда не забрала? Вот сучка! Обрадовалась, наверное, что я того и гляди коньки отброшу? Нет, Верунчик, рано ты взялась меня хоронить».

Но почему же он ничего не помнит? Он что, был без сознания? Что вообще с ним произошло?

Шатаясь, ощущая туман в голове, Сенин кое-как добрел до двери. Задержался в проеме, держась за косяк, мгла в голове не рассеивалась, а ноги уже начали подкашиваться.

  Суки! Суки! Где же вы? – прошептал он в бессильной злобе. Но звонок, должен быть звонок. Не может быть, чтобы здесь даже звонка не было. –  Эй, – хрипло окликнул он соседа. – Звонок! Здесь есть звонок? Ты ведь наверняка дольше меня тут лежишь. Должен знать, тебе что, самому не было плохо?

Сосед помялся, затем несколько раз с силой нажал кнопку. Подождав, вновь откинулся на подушку.

  Бесполезно, – сказал он, наконец. – Я уже звонил и не один  раз. Никто не приходит.

  Ну-ну, – презрительно кивнул ему Сенин. – А сходить сам ты не догадался?

  Я уже ходил, пройдись ты теперь, – без тени раздражения, даже с элементом сочувствия, ответил сосед и повернулся на бок, лицом к стенке.

  Себе на уме, только бы о себе, – с негодованием пробормотал Владимир. – Все вы только о себе думаете! Я ведь мог подохнуть, а тебе хоть бы что! – с ненавистью бросил он в закутанную одеялом спину. Однако его слова остались без ответа.

Понимая, что надеяться ему не на кого, Сенин выбрался, наконец, в коридор, рассчитывая спросить там, в какой стороне процедурная комната.

Однако коридор  зиял пустотой. Крови там было гораздо меньше, лишь все те же следы от протекторов на ботинках. Он пошел наугад – получилось направо, медленно продвигаясь, держась за стену. Подергался в дверь первой попавшейся палаты, но она была заперта, возможно, забаррикадирована. Сенин прислушался, изнутри не доносилось даже легкого шороха, хотя не исключено, что там кто-то находился.

К счастью, направление он выбрал верное. Дверь в процедурную была открыта, но лучше бы ему не заходить туда: автоматными очередями все было разнесено вдребезги, тут же сидела и сестра с остекленевшими глазами, откинувшись на стуле, с бессильно опущенными руками. Рот ее почему-то был оскален, то ли испугом, то ли ненавистью, горло, для верности, от уха до уха перерезано. И опять кровь, лужа крови, по краям которой, пытаясь выбраться, сучили лапками не в меру любопытные мухи.

Сенина затошнило, но силой воли он сдержался, попытался прояснить сознание. Можно было, конечно, поискать кабинет врача, но вряд ли там было лучше. Нет, спасать ему придется себя самому.

Он добрался кое-как до шкафа с медикаментами, стараясь не выпачкать тапочки в крови. Нашел бинты, йод, ножницы, пластырь. С грехом пополам привел в порядок раны, их было шесть. В крохотной процедурной другого стула не было, Сенин так и сидел на кушетке напротив медсестры, каждый раз, при взгляде, пугаясь ее кошмарного вида.

«Все, куда теперь? – подумал он. – Пожалуй, обратно в палату».

Он прихватил с собой еще бинтов, каких-то пузырьков, в одном из которых вполне мог оказаться спирт. С огромным трудом доковылял до своей койки.

  Ну и погром! Что здесь произошло? – спросил он соседа, на этот раз уже гораздо спокойнее. – Как тебя зовут, кстати?

  Вениамин, – сухо отозвался сосед и нехотя приподнялся на локте. Затем сел на постели, свесив к полу худые волосатые ноги. Майка на нем была чистая, но изрядно обветшавшая.

«Вот гад! – с ненавистью подумал Сенин. – С чем же он здесь лежит? Ни единой царапины!»

  Володя, – протянул он насколько мог приветливо руку. Ничего не поделаешь, надо было налаживать отношения. Но зыбкая дымка вновь растеклась в голове, и Сенин предпочел улечься на койке поверх одеяла. – Что здесь случилось? – повторил он фразу, которая его с самого начала единственно интересовала.

– Одного бизнесмена добивали, четверо в масках ворвались с автоматами. Его только вчера привезли: сначала у подъезда дома на него покушались, но он каким-то чудом остался жив. И оклемался бы: лежал здесь под капельницей, врачи, сестры, нянечки перед ним буквально расстилались.

  Понятно, – зло усмехнулся Сенин, – за деньги-то они зад готовы расцеловать, а так – не достучишься и не докричишься. Ну и где он сейчас, бизнесмен этот чертов – в морг унесли? – Он вдруг смачно выругался: – И что, не замыв ничего, даже не переменив белье, надо было меня именно на эту койку, в эту палату поместить? Они что, думают, управы на них нет? Не на того нарвались, я на кого хочешь найду управу!

Сосед внимательно, с интересом смотрел некоторое время на Сенина, затем усмехнулся.

  Ты что, так и не догадался, кто был тот бизнесмен? Совсем ничего не помнишь? Как тебя на «скорой» привезли, как шприц в вену втыкали? Постой, но ты ведь с женой разговаривал, я сам видел, даже какие-то бумаги ей подписывал, просил что-то сделать, куда-то позвонить. Что, и теперь не вспомнил?

Сенин опешил. В памяти его вдруг возникла приземистая фигура в черной кожаной куртке, холодные спокойные глаза на скуластом лице. Киллер даже не счел нужным воспользоваться шапочкой-маской с прорезями для глаз и рта – слишком был уверен, что выстрелит наверняка. Владимир еще раз прокрутил в памяти тот эпизод, особо задержавшись на черном дуле пистолета, направленном на него в упор. Что его спасло тогда? Бумажник в кармане пиджака? Немного помог, конечно, но, скорее, он просто инстинктивно отклонился в сторону, а в это время как раз подоспел Валя, шофер, не успел отъехать. Кажется, завязалась перестрелка, но не в ней было дело, главное, что «скорая» подоспела вовремя.

«Просчитался ты, сволочь! – подумал Сенин злорадно, вызывая в очередной раз, с еще большей отчетливостью, в памяти скуластое, с рябинками лицо. – Я тебя достану, вычислю, никуда тебе не деться».

Впрочем, может, его даже удалось задержать, или убить – была, ведь точно была, перестрелка. Но что киллер?  Исполнитель, пешка. Кто заказчик? И где он сам, Сенин, оплошал, допустил роковую  ошибку? Ладно, об этом после, сейчас нужно думать о другом.

  И что же, – проговорил он недоумевающе, – четыре человека лупили по мне почем зря из «калашей» и «узишек», а я остался жив? Такого не бывает. Что-то тут не сходится. Кстати, а ты где в это время обретался? Неужели своими глазами все видел?

Сосед заерзал на кровати.

  Могли бы и меня убить, – после некоторой паузы раздраженно пробурчал он. – Я просто накрылся с головой одеялом. Видел – ничего я не видел!

Сенин взглянул на него с подозрением.

  Не убедил! Заливаешь, мужик! У медсестры – второй рот вместо горла, дальше – не ходил, не смотрел, но могу представить себе, а тебя, что ж, пальцем не тронули? Так-так! На тебе одеяло не бронированное, случайно? Кстати, а откуда ты узнал, что их, убийц этих чертовых, было четверо?

Сосед предпочел отмолчаться, но Сенин и без его помощи сообразил.

  Ага, видел в окно, как они садились в машину? – Он тут же подскочил к подоконнику и удовлетворенно кивнул. – Точно, но, конечно, ни марки, ни номера машины ты не запомнил, да и вообще скажешь, что с кровати не вставал?

Так и не дождавшись ответа, Сенин махнул рукой.

  Ну и черт с тобой! Из какой-нибудь палаты кто-нибудь да что-нибудь наверняка видел. Я ведь не за так, денег дам. Чем ты рискуешь, кому ты нужен?

Сосед ухмыльнулся:

  Да ты не торопись, чего гадать? Сейчас все слетятся: газетчики, милиция. Сразу, без денег, все и выяснится.

-  Выяснится. Что они могут выяснить? Ищейки драные. Да и кто им позволит что-либо выяснить? Нет, только я сам, никто кроме меня не станет копать по-настоящему. А ведь они вернутся, сволочи, обязательно вернутся! Как ни крути, а дело им надо доводить до конца, и в третий раз уже никакое везение меня не спасет. Нужно уходить, срочно уходить! От милиции какая помощь – только, наоборот, подставят. Надо затаиться, и затаиться есть где. Вот только как, в чем я отсюда выберусь?

Владимир лихорадочно заметался мыслями. Затем подбежал к шкафу: жена приходила, должна была принести что-нибудь. Так и есть – тренировочный костюм, свитер, ботинки. Для начала вполне достаточно. Сенин быстро оделся и направился было к выходу из палаты, затем вернулся, пошарил в тумбочке: бумажник был на месте, новый бумажник, взамен старого (опять жена), туго набитый, как обычно, и рублями и долларами. Все в порядке.

Он вдруг наткнулся взглядом на наблюдавшего за ним с разинутым ртом соседа.

  Ну что, Веничка, я ухожу, тебе тоже от чистого сердца совет даю: сматывайся отсюда и поживее. Ты свидетель, причем не простой, а главный свидетель, улавливаешь разницу? Видел, не видел – все равно пришьют, так что промедление в данном случае смерти подобно.

Сосед скептически поджал губы.

  Бесполезно. Меня все равно найдут. У меня нет ваших возможностей.

Он почему-то назвал Сенина на «вы», зауважал что ли? Того вдруг осенило: во всех случаях лучше не упускать этого малахольного из поля зрения.

  Ну, так как насчет денег? Мне помощь нужна. За деньги поможешь мне? Я не обману, заплачу, сколько следует. Глядишь, и у тебя «возможности» появятся.

Сосед поколебался немного, затем согласно кивнул: почему бы и нет?

  Ну, тогда чтобы от меня ни на шаг. Давай побыстрее!

Сосед оделся во что-то совсем драненькое – но с первого взгляда не определить. Они выскользнули из палаты и начали пробираться к выходу. Но, как видно, поздно, сирены звучали совсем рядом, с минуты на минуту во двор должны были влететь милицейские машины.

  Давай обратно, придется выбираться через приемный покой, – сориентировался Владимир. – Только быстро!

Они никого не встретили на пути, везде было тихо, возможно, кто-то и наблюдал за ними из окна, но носа наружу не высунул. Такси подвернулось довольно быстро, однако Сенин не стал рисковать, погнал его в противоположную сторону от того направления, которое ему было нужно. Таксист был парень не промах, с ходу учуял неладное и в памяти надежно их срисовал.

«Да и черт с тобой!» – подумал Сенин. Недалеко от своего дома он остановил машину и расплатился. Долго смотрел на злополучный подъезд и стоявший во дворе «Форд-Чероки», который жена почему-то не загнала в гараж, затем развернулся, махнул «Веничке» и они, не сговариваясь, побежали трусцой, старательно изображая из себя спортсменов, к чадящей, шумной магистрали.

-  Теперь только частник, самый вшивенький частник, никакого такси. Ну а потом три-четыре квартала пешком. Проверим в очередной раз, везунчик я или уже нет.

Частник подвернулся довольно быстро.

 

2

 

Лишь захлопнув за собой бронированную дверь, Сенин вздохнул с облегчением. Об этой его квартире практически никто не знал, она как раз и предназначена была для того, чтобы в случае чего на какой-то период отсидеться, ну а еще – для строго интимных встреч с девушками определенного сорта, не его круга.

  Есть будешь? – спросил он своего новоявленного приятеля, сам внезапно ощутив зверский аппетит.

К счастью, холодильник был набит до отказа. Сенин вынул пиццу-полуфабрикат, добавил сверху побольше сервелата и сунул поднос в микроволновку. Вытащил еще сок, бутылку вина, расставил бокалы. Странно, так странно, но расправляясь с едой, он не ощутил никакого удовольствия от обычно столь приятного для него процесса.

Рука его машинально потянулась к телефону, но, набрав номер жены, он тут же положил трубку обратно.

«Безумие! Сам же ставил определитель, – подумал он. – Кто сказал, что Ирине можно доверять? Что как раз она-то меня и не подставила?»

Нет, он сделает совсем по-другому: те две девчонки – Саша и Даша. В меру глупые, очень веселые, наверняка доступные и, главное, знают о нем только то, что он «новый русский», и что у него денег полный кошелек.

На его звонок тут же откликнулись. Все тот же радостный смех, в меру глуповатый. Как раз то, что нужно, чтобы забыться, снять  напряжение.

  Что поделываем? Да ничего не поделываем! Вечером собираемся на дискотеку, завтра же выходной. Приехать? Минуточку! Сейчас Дашутке, подружке, трубку передам.

  Да, алло! Угу, Даша. Саша и Даша, просто запомнить. Приехать? Почему бы и не приехать? Вот только мы на вас, Владимир Олегович, в обиде. Просто чудо, что мы вас еще не забыли. Сейчас? Нет, только не сейчас. Поближе к вечеру если. Ну, знаете, надо же собраться, в порядок себя привести. Ах, нужно, даже о-о-чень нужно? Ха-ха! Что мне в вас понравилось еще в прошлый раз, Владимир Олегович, – вы такой веселый. Ладно, пусть будет по-вашему, по-«новорусски»: часок на сборы плюс дорога. Подгоняйте такси. Самим взять? Все оплатите? Звучит многообещающе. Нет, таких людей мы никогда не подводим. На вас страна держится, это надо ценить.

Сенин подмигнул Вениамину.

  Ты как насчет продажного секса? Две телочки, я с ними недавно познакомился, стрельнул телефончик, но закрутился, встретиться не пришлось. Но так даже интересней: первый раз в первый класс. Впрочем, класс, конечно, далеко не первый, но молоды, смазливы, тем и привлекательны...

Вениамин заулыбался, довольно хмыкнул:

  Я «за». Кто ж от такого откажется?

– Ну вот и чудненько!

 Сенин заглянул еще раз в холодильник, прикидывая, стоит ли сгонять в магазин или и так хватит? Вина, во всяком случае, в баре было предостаточно. Он еще раз покатал в голове все возможные варианты и нашел, что этот, пожалуй, самый удачный: встретились, расстались, деньги – товар, товар – деньги, что еще?

Девушки, к слову, не заставили себя долго ждать. Свое дело они хорошо знали: веселье, веселье, и еще раз веселье. И веселья было хоть отбавляй. Музыка, танцы, водка, видео. Но энтузиазм вскоре стал иссякать в Сенине, и он никак не мог понять отчего. Девушки как девушки, специально разные: одна блондинка пергидрольная, другая – жгучая брюнетка. Обе худышки, стройные, ноги от головы. В своем деле соображающие, на все согласные. И все-таки, зачем он их вызвал? Чтобы забыться? Прогнать липкое чувство страха, до сих пор не оставлявшее его? И эту грязь, кровь в глазах… Нет, он просто празднует, празднует, что остался жив. Такое нельзя не отпраздновать.

Он вдруг почувствовал себя совсем плохо, какой-то резкий отток, ничего не осталось от былого воодушевления. «Шесть пуль. Что это я, с ума сошел? Или просто в горячке? – подумал Сенин. – Надо бы врача. Срочно врача».

  Может нам их выгнать к чертовой матери? – тихо спросил он Вениамина. – Я что-то не в форме. Видимо, переоценил свои силы. Дам денег, пусть убираются. А хочешь, пусть одна останется или даже обе, если управишься. А я, как очухаюсь, к тебе присоединюсь. Кстати, у тебя нет знакомого врача, чтобы он смог сюда подъехать, я что-то все больше и больше раскисаю, того и гляди потеряю сознание.

  Не надо врача, с тобой все нормально, – так же шепотом ответил ему Вениамин, – просто они подсыпали нам клофелин в кофе, лошадиную дозу. В принципе, мы уже давно должны были бы отключиться, ты посмотри, какие у них удивленные глаза.

  Так, и что же нам теперь делать? – У Сенина внутри все похолодело. – Медлить нельзя, надо их гнать и как можно скорее. Иначе либо мы сдохнем, либо они нас обчистят так, что только обои в квартире останутся.

  Ты уверен, – клюя носом, как будто совершенно пьяный, глубокомысленно осадил его Вениамин, – что там за дверью не стоят наготове бандиты? Я думаю, сегодня нам лучше ни при каких обстоятельствах не открывать дверь.

  Возможно, ты прав, но что дальше? – едва удерживаясь от того, чтобы не заснуть, пробормотал Сенин. – Как будем выбираться? Я смотрю, ты парень не промах, а я думал – тепленький.

Вениамин с минуту поколебался, затем решительно махнул рукой:

  А, ладно, попросим еще дозу!

Сенин встряхнул головой удивленно:

  Это что, клин клином вышибать?

  Нет, просто подменим чашки. Пусть сами своей гадости попробуют.

Он повернулся к Саше и Даше, извивавшимся в сладострастном танце, но искоса внимательно за пригласившими их мужчинами наблюдавшими, и пьяно дернулся всем телом, как бы передразнивая их:

  Девчонки, как там насчет кофейку еще, не изобразите? Сил никаких нет, так в дрему клонит, у нас обоих, как назло, был сегодня очень тяжелый день. Надо взбодриться! Как следует взбодриться! Зачем иначе мы вас пригласили? Ура, гип-гип! Гип-гип, ура! Веселья, побольше веселья. – Он выхватил из кармана Сенина бумажник и сыпанул вверх долларами. – Фанты, сейчас будем играть в фанты! Пора!

 

3

 

  Подожди, я ничего не понимаю, – пытался осмыслить происходящее Сенин. – Давай сначала. Мы сумели подменить им чашки, сами смотались в ванную, сунули в рот два пальца, попытались вывести из желудка хоть часть того, что скормили нам эти сучки. Потом вернулись за стол, еще тяпнули, закусили, девчонки вырубились, мы связали им руки и ноги, даже заклеили рот скотчем, затем все-таки не выдержали, отключились сами. Все достаточно ясно, непонятно одно – куда эти «клофелинщицы» в итоге подевались? Я ведь на совесть их вязал.

Он не выдержал, вскочил и, преодолевая сильное головокружение, держась за стены, прошелся по комнатам.

  Нет, бесполезно, не могу врубиться, – потер он виски, вернувшись. – Видео, аудио – все на месте, бумажник тоже. Странные девочки. Допустим, как версию: они очнулись, зубами развязали узлы друг другу. Но потом что? Они должны были по всем статьям либо сами ограбить нас, либо запустить в квартиру бандитов. Может, никакого клофелина и не было, а, Веня, милый? Ты придумал все? Мы перепились, тебе спьяну померещилось. И мы, и девчонки отключились от алкоголя, мы их скрутили ни с того ни с сего, они очнулись, испугались, освободились и сбежали? Так было дело?

Вениамин равнодушно пожал плечами.

  Они просто исчезли.

  Ну да, исчезли, так не бывает, – покачал Сенин головой. – А... черти их драли! Конечно, мы виноваты перед ними, но кто они нам? Неужели мы будем перед ними извиняться? Хотя девчонки были ничего. Мысленно я их уже распределил: я бы взял  Сашу, я вообще блондинок предпочитаю. Ну а ты? Что ты скажешь?

Вениамин промолчал.

  Понятно, – кивнул Сенин. – Тебе тоже нравятся блондинки. Но мы могли бы потом поменяться. Думаешь, они не согласились бы? За деньги согласились бы на что угодно. Хотя, конечно, мы делим шкуру... исчезнувшего медведя. Впрочем, а кто нам мешает? Надо позвонить им опять, может, они уже дома? Извинимся, предложим денег побольше. Можно даже закатиться с ними в ресторан. Ладно, беру все на себя, я сам их уболтаю, твое дело только прийти в норму, очухаться к тому времени, когда они вернутся. А они обязательно вернутся, уверяю тебя. Уж я таких стерв хорошо знаю.

Сенин взял телефонную трубку, набрал по записной книжке номер. Долго слушал протяжные гудки, затем разозлился.

  Слушай, чего это я? Что я на них заторчал? Свет белый клином на них не сошелся, а риск есть риск, ты прав, они вполне могли оказаться наводчицами. Зачем искушать судьбу? Лучше я другим позвоню. Хотя... непонятно все-таки, куда они делись?

  Они не делись, – отрешенно ответил Вениамин. – Я же сказал тебе – их просто не было.

  Как не было? – рассмеялся Сенин. – Опять ты за свое! Саша, Даша, они нам что, померещились? Ты сам помнишь их? Мы, конечно, здорово перебрали, но не могло же нам причудиться одно и то же? Да у меня и нет такого впечатления, будто я перебрал. Слабость, туман в голове, но это не от алкоголя, я просто много крови потерял. А может, действительно, клофелин проклятый? Давай я все-таки кому-нибудь еще позвоню.

  Никто не ответит, – покачал головой Вениамин. – Уже никто не ответит.

  Почему никто? И почему «уже»?

  Потому что нас с тобой нет. И давно. Силы кончились.

  Как это нет? – язвительно улыбнулся Сенин. – И причем тут силы? О чем ты вообще говоришь? С перепоя, что ли?

Вениамин молча протянул Сенину руку, затем попросил его:

  Пожми.

  Руку тебе пожать? – переспросил Сенин. – Зачем? Ты собрался уходить?

Затем вскинул плечи: ладно, и попытался дотронуться до протянутой ему ладони. Но рука его ничего не ощутила. Сенин сделал еще, потом еще одну попытку, но результат был все тот же. Ошеломленный, он надолго замолчал.

  Что это означает? – спросил он, наконец. – Я сплю?

  Нет, просто умер, – спокойно ответил Вениамин.

  Как умер? – ошарашенно попытался уточнить Сенин. – Чушь! И что, я на том свете?

  Что-то вроде того, – подтвердил Вениамин.

Сенин был ошеломлен, он начал хвататься за окружавшие его предметы, потом попытался ощупать себя самого. Результат был неизменен.

  Ты шутишь. Конечно, ты шутишь, – никак не хотел сдаваться, сопротивлялся сознанием Владимир. – Я просто во сне или в бреду. На операционном столе лежу или опять под капельницей. А ты шутишь. Как я мог умереть?

Он помолчал немного, затем спросил удрученно:

  И давно?

  Что давно? – сделал вид, что не понял вопроса Вениамин.

  Давно я умер?

  Несколько секунд назад.

  Ну, я же говорил! Чушь! Полная чушь! – обрадовался Сенин. – Ты разыгрываешь меня. Ну, у тебя и шуточки, так ведь и инфаркт может хватить!

Он оживился, вздохнул с облегчением, хотел было налить себе вина в бокал, но рука прошла сквозь бутылку, даже не пошевелив ее.

  Это фокусы. Какие-то фокусы. – Сенин на сей раз действительно испугался. – Слушай, хватит дурачиться. Твои розыгрыши мрачноваты. Я вообще не люблю черного юмора. Так что кончай свои шуточки или я рассержусь! – Не получив ответа, он сам продолжил: – Несколько секунд, какие несколько секунд? Подумай, что ты такое несешь? Такси, потом частник, затем звонок  мой, еще эти две «клофелинщицы». Мы вырубились, потом очухались, болтаем с тобой черт те о чем, черт те сколько уже. И это все за несколько секунд мы успели? Тут как минимум ушло пять-шесть часов. Пять-шесть часов, ясно тебе? Жаль только я время не засек. Совсем недавно было девять вечера, я точно помню. – Сенин посмотрел на запястье левой руки и залился счастливым идиотским смехом: – Ну вот, смотри, а я думал – ничего не украли. Часы, «котлы» мои ненаглядные, свистнули, а это уже денежки будь здоров.

Он вновь помолчал некоторое время, как бы все более начиная осознавать происходящее, затем проговорил отрешенно:

  Послушай, это ведь здорово. Если я сознаю, чувствую, разговариваю сейчас с тобой, значит – он существует? Этот другой, загробный, мир?

  Ничего не значит, – скептически возразил Вениамин.

  Как не значит? Не морочь мне голову, вот только куда я попаду теперь: в ад или рай?

Вениамин с интересом посмотрел на Сенина:

  Ну а ты сам как думаешь?

Тот встрепенулся.

  А что? Что я сделал? Чем я плох? Бог, архангелы – я могу оправдаться перед кем угодно. Я участвовал в благотворительных акциях, попечительствовал в фондах, подавал нищим. Ну, обрядов, постов не соблюдал, но всегда советовался с Богом, молился.

  Да, да, понятно, – поддакнул Вениамин, – как же так получилось тогда с киллером-то? И как Бог такое допустил, если ты во всем его слушался?

  Подожди! – разозлился Сенин. – Смеешься надо мной?  Ну а ты, сам то ты что за фрукт? Кто ты такой, чтобы судить меня? Как я понял, ты тоже уже отгулял свое? Как с тобой получилось? Из-за меня пострадал? А может, наоборот, как раз из-за тебя я и погиб? Где мы вообще сейчас с тобой находимся?

Как бы в ответ на свои слова, он увидел себя вдруг в той же больничке, в той же палате... Та же кровь на стене, на полу, на одеяле. Раны его зияли, ныли. Вениамин лежал рядом, укрытый до подбородка одеялом, вокруг царила та же зловещая тишина.

 

4

 

Сенин приподнялся на локте и взглянул в сторону соседа:

  Это правда, что тебя зовут Вениамин?

Тот молча кивнул.

Сенин вздохнул облегченно:

  Мне тут привиделась какая-то чушь. Будто мы убежали отсюда, пытались скрыться, на нас опять было совершено покушение, только по-другому...

  Клетки, – лениво пробормотал сосед, – это просто клетки. В отличие от нас самих – слабаков и трусов, они не сдаются, сражаются до последнего. Даже когда сознание отключено, они продолжают жить, противиться опасности, смерти, ищут выход. Если сознание возвращается, организм уже знает, что делать. Если нет... Может, тебе доводилось когда-нибудь видеть курицу, бегущую с отрубленной головой: ты не задумывался над тем, что в тот момент командует ее ногами? Приблизительно так и у нас с тобой. Вот только будущего у нас нет больше, курица уже не бежит, мы двинулись в обратную сторону. И будем лететь теперь назад с сумасшедшей скоростью.

  Мы, – подозрительно посмотрел на него Сенин. – Почему? Потому что нас расстреляли вместе? Значит, одеяло тебя не спасло? Но где же тогда медсестра, врачи, почему мы не бредем единой толпой? Или они все разбежались как крысы, пытаясь спастись в этих, как ты говоришь, «клетках». Где они, кстати, эти «клетки» твои находятся, в спинном мозгу что ли? Кто ты вообще? Ты ведь так и не сказал мне. Кем ты был при жизни?

  Тобой, – спокойно ответил Вениамин.

  Мной? – Сенин расхохотался. – Да ты просто подослан ко мне, разыгрываешь, мистифицируешь. С какой целью? Меня Владимиром зовут, я уже представлялся тебе. Ты что же, мой ангел-хранитель? Почему тогда ты так плохо меня охранял, допустил такое?

  Кто я? Я и сам не знаю. Знаю просто, что мы одно целое. Именно поэтому мне известно о тебе все, нравится тебе это или нет. Потом, когда закроется для нас уже и настоящее, я приведу какой-нибудь пример, чтобы убедить тебя, или ты сам что-нибудь вспомнишь. Но нужно ли это? Ах, я плохо охранял тебя! Но сколько раз я тебя осаживал, предупреждал, хоть однажды ты послушался моего совета? Или, может, ты мне сейчас скажешь, что не ведаешь, за что тебя убили, что ты не знаком с людьми, которые вдруг ни с того ни с сего пожелали твоей смерти? Это ведь ни для кого не секрет, кто они, но никто и пальцем не пошевелит, чтобы отыскать виновных. Кто же станет отыскивать... свою смерть? И жена твоя будет раскланиваться, любезничать с твоими убийцами, даже заискивать перед ними, потому что они откупят у нее твое дело и не позволят никому другому его продать. Ты молодец – успел подписать бумагу на ее имя. Хотя этим ты просто надеялся спасти свою жизнь, но было поздно. Зачем юлить? Ты хапнул тот заказ, а кусок был слишком велик, вот ты и подавился.

  Кто-то должен был его хапнуть, – угрюмо огрызнулся Сенин, сразу поняв намек соседа, – почему бы и не я? Мы скакали трое на одном уровне, я их на повороте обогнал. Все было по-честному, рано или поздно кто-то должен был вырваться в лидеры. Ты ничего не понимаешь в бизнесе, оттого я и плевал всегда на твои советы. Там свои законы.

  Ну так и я о том же, – пожал плечами Вениамин. – По этому закону ты и должен был умереть. Ты дал взятку, очень большую, тому чиновнику из министерства… Министерства просвещения. Просветитель! Какой важной фигурой ты, наверное, мнил себя тогда, а сам мысленно подсчитывал барыши. Что «повело» тебя тогда? Может быть, твоя фирма находилась на грани банкротства?

  Как раз наоборот, – оживился Сенин, затем осекся, нахмурился, поняв, что он забрел в ловушку. – На грани был один из тех двоих.

  Почему же ты не договорился с третьим, чтобы съесть того, второго?

  Не было времени. Сроки поджимали. Ты не представляешь, какие они алчные, эти чиновники, продажность их не имеет границ. Что ты от меня требуешь? Меня в любой момент могли опередить. Гонки, проклятые гонки!

  Перед кем ты пытаешься выгородить себя? Забываешь, кто я? Они же предлагали тебе договориться, уже после того, как заказ был в твоих руках.

  Ага, и никаких компенсаций! Вот именно «после» – все расходы повисали на мне.

  Наказание за то, что ты вырвался в упряжке, нарушил строй.

  Чепуха! Никто не смеет диктовать условий победителю. Они должны были согласиться на мои варианты.

Вениамин устало махнул рукой.

  Ладно, не буду спорить. Но скажи, тебе никогда не было жаль этих бедных детишек, точнее, их родителей, которых ты столь беззастенчиво обирал, всучивая им втридорога свои учебнички, тетрадки?

Глаза Сенина уже сверкали злостью.

  Что ты понимаешь в этом? Заткнись! Я же тебе сказал: это бизнес! Кого еще обирать? Взрослых? Как ты человеку всучишь то, без чего он может обойтись, да еще втридорога? Его сначала надо в позу развернуть, поставить в условия: нет, и не может быть нигде дешевле. Не я устанавливаю правила. Мы все трое и вся мелкота вокруг нас так делаем, причем, не сговариваясь: стричь надо до шкуры, практически до крови, если бы я стал поступать иначе, я бы не разорился, как многие другие на моем месте, я профессионал, но меня убили бы гораздо раньше. Однако о чем мы говорим, какое это сейчас имеет значение?

  Имеет. Ты думаешь, они не могли дать больше? Могли, но это означало подписать себе смертный приговор. Лидера не должно было быть, повторяю, такой жирный кусок просто надо было поделить.

  Задним умом все крепки, – с досадой отмахнулся Сенин. Затем не выдержал, рассвирепел, он никак не мог допустить, чтобы в таком важном разговоре последнее слово осталось не за ним: – Ладно, объясни мне одну только вещь, хотя бы: с какой стати уже после смерти моей объявились эти «клофелинщицы»? Значит, встреча с ними в мозгу моем подсознательно уже была запрограммирована? И днем раньше, днем позже, но я обязательно бы встретился с ними. Что изменилось бы тогда? Безвинно убиенный я в рай попал? Но где он здесь – рай и где здесь ад, ты видишь их? И где благие – ау! - где недобрые, намерения? Они ничто здесь, убедился теперь? Тут лишь соединение и распад, все остальное лишь следствие соединения или распада.

  Тогда почему же ты так спешил сюда? – с ехидцей усмехнулся Вениамин. – Тебя настолько интересовали здешние причинно-следственные связи?

  А, да заткнись ты! – грубо оборвал Сенин его. – Бога ради, не строй из себя невинного дурачка! Тебе не идет.

Вениамин не ответил ему, он весь сжался, напрягся, глаза его округлились, наполнились ужасом. Сенин не успел даже прислушаться, как зловещая тишина вдруг сменилась топотом ног в коридоре, окриками, выстрелами. В палату вдруг ворвались четверо поджарых людей в масках...

 

5

 

  Странно, я даже не чувствовал боли, – удивился Владимир, – хотя огонь был поистине ураганным. Кстати, я так и не заметил, как ты выкрутился, эй, Вениамин! На постели тебя точно не было, уж теперь-то я вспомнил, я вообще лежал в палате один.

Однако никто не ответил Сенину. Он вздохнул с облегчением, увидев себя вновь под капельницей, без шести дыр в груди, слыша за дверью голоса, суетливую беготню персонала. Но недолго он радовался, ожил вдруг в памяти злополучный подъезд, затем вновь темнота, и вот он уже сидит в кабинете вместе с Вениамином.

  Что, если я не пойду сегодня ночевать, останусь в офисе? – тихо спросил Сенин. – Все изменится, я останусь жив?

  У тебя был этот шанс, – покачал головой Вениамин. – Ты не воспользовался им. Теперь мы с тобой, как две бескрылые птицы: ничего не можем сделать, совершенно беззащитны.

  Все мы бескрылые птицы, – печально отмахнулся Сенин. – И что же? В этом наша душа? Неужели от нас самих так мало зависит?

Вениамин с досадой отвернулся.

  Что ты хочешь от меня? Таков человек. Нам подарена мысль о жизни вечной, о бессмертии, но что мы сделали для того, чтобы воплотить ее? Молились, постились? В этом мы искали душу? Невелика премудрость – встать на колени, высшая мудрость – с них подняться. И телом, и душой.

Сенин задумчиво покачал головой.

  Теперь я знаю, кто ты. И почему тебя зовут Вениамином. Родителям очень нравилось это имя, но я родился раньше, и меня окрестили по-другому. Ты – мое второе, внутреннее, «я».

  Ангел-хранитель, внутреннее «я», какая разница как называть?..

  Я уже убедился, – как бы не слушая ставшего вдруг столь близким ему собеседника, продолжил Сенин, – что о многих вещах ты знаешь больше меня, гораздо больше, ты ближе к природе, к Богу. Но как быть с душою? Душа одна у нас или мы разделимся, разделится наша судьба? Ах, как жаль, как жаль, что мы с тобой так поздно сдружились! Может, смысл как раз в том, что нам не дано достичь бессмертия поодиночке? Может, как раз в тебе мои крылья? Одно я точно знаю теперь: душа должна быть чем-то облечена. Вот только чем, ты не скажешь мне?

Так и не получив ответа, он вдруг увидел себя совсем молодым, в аудитории института. Ярко сияло весеннее солнце. Вениамин был рядом, но уж совсем призрачный, едва различимый. Но что Вениамин, Бог с ним, с Вениамином. Рядом сидела Настя, прекрасная Анастасия. И он знал, что сегодня, сегодня она будет его. Они встречались уже полгода, и время расхристанности, раскрепощенности, в том числе и в области тех отношений, которые еще недавно было принято называть самыми сокровенными, подстегивало, буквально бросало их друг к другу. И все проблемы были так легко разрешимы, в одном общежитии так или иначе можно было уединиться: договориться с ребятами – соседями по комнате, сбежать с лекции. Но Настя никак не могла решиться. Дура! Все твердила о какой-то ответственности. Перед кем? Что не хотела бы терять время попусту. Удовольствие, разве оно когда-нибудь бывает попусту? Говорила, что не может в таких условиях, нужно, чтобы полностью можно было бы расслабиться, довериться, не боясь, что кто-нибудь постучится, войдет. Чушь! Принцесса на горошине! Цирлих-манирлих! Сказала бы просто, что он ей не нравится, так ведь нет - жить без тебя не могу!

А потом закрутилось, завертелось все: общага стала как бы продолжением биржи, и уж, несомненно, частью той, внешней, жизни. Не пройдя до конца этажа можно было купить тонны сахара, меди, какого-нибудь китайского барахла, тут же, или на другом этаже, в другом институте или у знакомого брокера перепродать их. Деньги завертелись вокруг совершенно бешеные. Сенин с трудом тогда, исключительно лишь с помощью взяток преподавателям, окончил институт. Некоторые побросали учебу, потом локти кусали, другие, кто с деньгами всплыл, восстанавливались или просто внаглую, без затей, покупали себе диплом. Настя! Тут уже было не до Насти с ее оглядками. Появилась вокруг тьма девочек куда привлекательнее, доступнее, он тогда еще не был отягощен проблемами, был поистине неутомим.

Как там было тогда с его душой?

  Вениамин! – тихо окликнул он. – Ты помнишь Настю?

Но Вениамин не откликался, он вообще исчез из поля зрения. По всей видимости, сил у Сенина уже не хватало на двоих. Настя! Она довольно быстро вышла замуж, сразу же после окончания института. Муж любил ее, хотя и зарабатывал средне. Не был ни лентяем, ни трудоголиком, большую часть времени проводил в семье...

И все-таки, когда они потом встретились, она была так счастлива, что вышло по ее: что вот только теперь, когда есть все условия... Она буквально исходила нежностью, боготворила Сенина, растворялась в нем, а он лишь позевывал пресыщенно. И встречался с ней больше из любопытства: как же, ведь ни к кому с тех пор, после института, он не испытывал даже чувства легкой влюбленности, что же он в этой невзрачной серятинке нашел? Чем она может удивить его? В постель с ним легла, наверное, только из-за того, что он такой крутой, богатый? Принц, да и только! Видя в мечтах, что исправляют они оба свою ошибку и соединяются, наконец, вместе. Принимала подарки, которые он ей преподносил, как память, а он лишь расплачивался ими. Все прошло мимо: и нежность, и ласки ее. Были они, а вроде как, и не было. Она была счастлива, даже когда все поняла и исчезла, он это счастье упустил, никогда вообще не было у него счастья. Были деньги, жена при связях и, опять же, при деньгах. Хотя... с его стороны была только иллюзия выбора, на самом деле его выбрали. А он? Что он сам? Добрая память ему!

 

6

 

И опять скачок! Вот он тринадцатилетний мальчик на заснеженном берегу реки, сбежавший в тот вечер от всех и всех презиравший, даже ненавидевший, под звон доносившихся откуда-то по радио новогодних курантов, дававший клятвы посвятить себя борьбе против глупости, черствости, пошлости, несправедливости. Тогда он был один, един со своим alter ego. Или просто был незрел, наивен? Да кому сейчас это интересно? Тот мальчик. Настя. Богу? Но что Богу до него? Вениамину? Но что Вениамин? Легко оставаться благородным, рассуждать о высоких материях за широкой спиной, не думая о деньгах, об угрозе в любой момент быть вышибленным из игры, о постоянном риске оказаться в бессловесной полуживотной массе убогих и увечных, калек физических и духовных, исполненных злобы, зависти, вопиющих о воровстве, мошенничестве, обмане, и живущих, тем не менее, жалкими, издевательскими подачками, бросаемыми чванливыми бонзами с заоблачных высей. Какое это имеет отношение к душе? Но вот я кормил тебя, оберегал, пестовал, и где ты? Именно сейчас, когда я не понимаю многого, когда теряю силы и становится мне все более безразлично, что дальше будет со мной...

Сенин поразился вдруг мысли: почему так легко сдаются люди перед лицом смерти? Разум мешает, губит? Но чем? Надеждой на какую-то химеру, ими же самими выдуманную? Но сколько их, таких химер? Сколько их, разных, которым разные люди по-разному поклоняются, ненавидя, убивая из-за них друг друга? Неужели самому безумному, самому ослепленному человеку это не очевидно? Каким сильным, животным, лишающим рассудка, воли, должен быть страх, чтобы он гнал человека с такой неистовостью по чужим головам, поверженным телам от рая жизни к аду смерти?

Ты видишь, Вениамин, видишь, я тоже не алчный трутень. Я тоже жил чисто, праведно, по-своему боролся. Ты говоришь, что я переступил предел, но для чего? Понял ли ты до конца, почему я сделал это? Деньги? Не только деньги! А может, совсем и не деньги даже влекли меня тогда со страшной, неодолимой силой. Я хотел понять, до конца убедиться в существовании чего-то мерзкого, поганого, смердящего, чему я вроде как продал свою душу, а уперся во все то же – человеческие мозги. Быть может, за это меня и убили? За это знание. Быть может, именно знанием этим я и нарушил правила игры? И я не лгу, не оправдываюсь, говоря это, просто сейчас, пребывая уже трупом, я знаю, верю, понимаю великую истину: я не хочу умирать! Но мне уже не донести эту истину туда, обратно! Хотя, быть может, это и есть то решение, и еще сражается за мою ускользающую жизнь какой-нибудь сдвинутый, твердолобый хирург?

 

7

 

Сенин забылся, ожидая, что сейчас, сейчас, наверное, он вернется к истокам, к великой тайне – тайне своего рождения. Что там дальше? Вечность? Новая жизнь? Но его пронесло мимо на тысячелетия. Ах, как хотел он увидеть лица своих родителей, благоговейно склонившихся над ним, чувствуя любовь к нему как к величайшему чуду. Вместо этого он услышал рев, крики, мычание, увидел кровь, какие-то смертельные побоища. И внезапно земля вокруг стала совсем голой, как бы соединенной со всей Вселенной. Однако пустоты не было. Копошились густо частицы, атомы, какие-то неведомые сочетания. Исчезли пространство, время, зрение, понятия «внутри» и «отвне» ничего больше не значили. И в то же время (время ли?) все жило, если это можно назвать жизнью, двигалось (хотя вряд ли это было движением).

Вечность или забвение, конец или начало - что ждет его? Сенин уже не понимал этого, лишь одна истина была еще доступна ему, поддерживала или создавала иллюзию поддержки: в мире нет пустоты. Для того крохотного, бесстрашного, что уже даже не клетка вовсе, что больше не принадлежит ему, в мире нет пустоты.

Птицы, бескрылые птицы... Где ты, душа? Ему вдруг показалось, что он тяжело вздохнул, но тяжесть тут же прошла, отпустила. Сменившись легкостью удивительной, невероятной, которой он еще не испытывал никогда…

 

 

Опубликовано в № 5 «Коломенского альманаха», издательство журнала «Москва», Москва. 2001 год.

Опубликовано в сборнике: Николай Бредихин «МАЛЕНЬКИЙ ЛОХ-НЕСС», издательство ePressario Publishing, Монреаль, Канада. 2012 год. Все права защищены. ©  ISBN: 978-0-9869345-7-5.

Купить книги НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА можно на сайте издательства ePressario Publishing: http://epressario.com/ , ВКонтакте: http://vk.com/epressario , Фэйсбук: http://www.facebook.com/pages/EPressario-Publishing 145967632136879 , Твиттер: http://twitter.com/,Google+: https://plus.google.com/ 113208001626112521255/posts

 

 
Рейтинг: +1 666 просмотров
Комментарии (4)
0 # 15 ноября 2012 в 11:19 0
Супер!Перед смертью не надышишься... Хорошо построен рассказ: эти переходы во времени... здорово!
Умеете вы заинтриговать.
Николай Бредихин # 15 ноября 2012 в 15:45 +1
Спасибо, Татьяна! И еще раз поздравляю с Большим Успехом!
0 # 15 ноября 2012 в 16:15 0
38
Николай Бредихин # 16 ноября 2012 в 09:12 +1
Да, здорово Вы поволновались!