Подарок мужу

Недосмотрев очередной сериал с убийствами и постельными сценами со стонущими девицами, мы, как обычно в двадцать два ноль ноль выключили телевизор, собираясь ко сну. Мы с мужем давно уже спим в разных комнатах, чтоб не нарушать зыбкий сон друг друга своими вынужденными ночными походами или чтением журнала в два-три часа ночи, когда бессонница одолевает. Ничего, приспосабливаемся к золотому возрасту, хотя зеленый был милее. Так вот, мой Макс перед пожеланием спокойной ночи повесил мне на шею бечевку со свистулькой, почти милицейской, и себе такую же надел. «Дело в том, – пояснил Максим, – что у тебя уже два раза были небольшие, мягко говоря, сбои с сердцем, а когда звала – не слышал. Кнопку мобильника без очков не разглядишь, кнопки электрические установить – будет слишком официально, как секретарше звонить, или лакею. А вот свистом будет оригинально, и только у нас, правда, Сима?» (Меня зовут так). И добавил еще, что хотел бы мне свистнуть не только в больном виде, а просто так – зов послать прекрасной женщине… Подлизывается, собака.

Только ко сну переоделась, как и все пожилые – в теплое, свист раздался. Не испугалась, поняла, что это Макс проверку устроил, меня испытывает, технарь же. Заглянула, а он в трусах и с гитарой, улыбается, попросил меня Карамболину изобразить в лечебных целях. Конечно, отругала, приказала свет выключать. Забыла сказать, что очень обожаю оперетту, особо отрицательных героинь – Пепиту из «Вольного Ветра», Одетту из «Летучей мыши», и часто своим напевала, иногда приплясывая. Но это было давно, а он вспомнил, нашел время, старый… А почему бы и нет? Потому что старый и свистит, как босяк?.. И через минуту, скинув теплый саван с себя и накинув на плечи его летнюю рубашку (он так любит), пела и отплясывала Пепиту и чуточку из «Веселой вдовы» Кальмана. Муж мне рукоплескал, комплименты отпускал, а потом спросил с хитринкой: когда же я ему свистну, чтоб тоже передо мной отличиться. Я напомнила о недавней реанимации, и вообще – пора утихомириться. Но мужик без женщины не мужчина, это точно знаю, в любом возрасте. Макс вскорости ровно засопел, уснув счастливым.

Я еще долго ворочалась, крутилась, вытаскивая из архива памяти нужные эпизоды пройденной жизни с этим упрямцем, «овеном», все скандалы из-за которого у нас вспыхивают. Усмешками провоцирует меня, рыжую, которую «где не тронь – везде найдешь огонь» (это его определение меня). Я же ангел в доме, постоянно это говорю. Обиднее всего, что меня он не добивался, сама пришла к нему со школьной сумкой в руках (моим приданным), поставив ультиматум о невозвращении домой. Дело в том, что отец мне категорически запретил со взрослым парнем встречаться, мне семнадцать лет было тогда, ему же двадцать два. А дальше скандалы – запирали меня, укоряли, мол парень из бедной семьи с папашей любителем выпить и… добили. Сбежала из роскошного сытого дома в двухкомнатную неухоженную квартирку, где уже пятеро проживали. Думаете, что сожалела о содеянном? Ничего подобного. Я нутром почувствовала, что Макс хочет меня видеть… я и пришла, насовсем. Так вот, в молодые годы свистеть надобности не было, потому что организмы влюбленной пары настраиваются на общую волну, сами того не ведая (это пояснения моего технаря, он везде ищет суть, а я верю, дура). Но это факт, без зова мой Макс появлялся рядом в трудную минуту, как и я к нему при острой необходимости пришла. Его родичи на ночь разместились так, чтоб нам комната досталась отдельная. Помню, после первой совместной ночи, когда Макс уже на работу убежал, ко мне, постучавшись, его мама зашла и без слов простыню взяла – я загорелась вся. Свекровь моя через некоторое время постучалась уже к моим родителям. Вошла, показала, сами знаете что, и выпалила, что дочь у них не только красивая, но и порядочная, вот доказательство этому. А Максим, ее сын, достойный парень такой красавицы…

Опять съехала не туда с простыней, когда хотела столько рассказать о биологической связи молодых. Через месяц сняли комнатушку-пенал с единственным окошком в дверях, обустроились. Пошла в вечернюю школу, десятилетку заканчивать. Как он глотал мою стряпню – ума не приложу, давился несколько раз. Это и подтолкнуло меня в кулинарный техникум поступить, он через дорогу располагался. Так вот, сижу на уроках, внимательно слушаю педагога, но думаю и о завтрашнем дне, когда мне, наконец, восемнадцать исполнится, и в загс можно будет документы подать… Забыла сказать, что животик у меня уже ого какой был – долго ли неумеючи. Сижу, значит, на химии, и вдруг голос Макса… зовет. Оглянулась – тихо, а он зовет. Взяла сумку и домой. Во дворе шум, гвалт, кричат все, что «Клавка должна всю правду милиции сообщить, а то ни за что парня посадят… Молодуха же беременна его…» В общем, я поняла, где мой и туда. А там – в клетке Макс, Клавин сожитель с перевязанной мордой и еще какие-то страхолюдины. Оказалось, что Максим шел с работы, а из открытого окна Клавиной квартиры раздавались крики и вопли о помощи, как ежедневно бывает, но на этот раз Клава стала звать моего по имени. Подняв голову, увидел окровавленное лицо Клавы и сожителя, наносящего удары одной рукой, а другой он держал ее за волосы. Заметив Максима, этот подонок вцепился и ему в волосы, подтянул к окну, громко, на всю улицу, крича, что «убивают» (измазал, гад, свою морду кровью из побитого Клавина носа). Что Максу оставалось делать на виду у любопытной толпы под окном, когда имеешь дело с таким подонком? Только одно, но как рассказать такое?.. Короче, Максим крепкой правой рукой дотянулся и сжал, что есть мочи, все мужское достоинство сожителя со штанами вместе. Подонок завизжал еще громче, присел, но жертв не выпустил. Прибывший милиционер Клаву отправил в медчасть, а мужиков в клетку. В милицию же примчалась и мамаша подонка с врачом, который констатировал травму «там» от силового сжатия и т.п. Мамаша требовала деньги на лечение мальчика (сорока двух лет) и сурового наказания бандита, Макса. Негодяй хныкал, что (извините) писать не может.

«Все, его посадят за… дурость, – стучало у меня в голове, – надо Клаву привести и заставить правду рассказать…» Когда вернулась с Клавой, то застала такую картину – доктор записывал что-то, мамаша великовозрастного детины хныкала, что мальчика загубили, а сожитель орал, что его бандит сейчас ножом колет, и внизу болит… Короче, один из бандитов в клетке подтащил подонка к решетке и попросил дежурного убрать соседа, ибо тот обмочился… После паузы дежурный вскочил и заорал, чтобы все убирались к чертям… Домой шли всем двором. Мамашу с сыном чуть задержали, пол помыть в клетке заставили. (Соседка тетя Варя потом посоветовала Клаве прогнать сожителя за ненадобностью уже более, как мужика, что та и сделала, не откладывая). Вечерняя школа еще светилась, но я с Максимом домой пошла, крепко держа его руку. Связь биологическая сработала, как видите, а вы отрицали наличие таковой, нехорошо это…

Сказать, что меня часто тошнило во время беременности – ничего не сказать… как и вечная нехватка денег (мой папаша держал фасон в ожидании моего покаянного возвращения, а родичи мужа сами бедствовали). Я же беременной школьницей была, а оклада мастера, кем работал Макс, нам хватало максимум на полмесяца, поэтому муж был на постоянных приработках, часто с выездом. И на этот раз его пригласили подстанцию монтировать за хорошую оплату в дальний колхоз. Хорошо-то хорошо, но я на девятом уже, ехать опасно, но дома ни гроша, а деньги нужны. Короче, я его с уверенностью отпустила на три дня… А на следующий день, к вечеру, все началось, и кричать некому. Сижу, губы кусаю. Нужно одеться, встать… Не могу, беспомощна, барахтаюсь на полу… Набрала воздуха и заорала во всю: «Помогите!» И, видимо, отключилась, потому что очнулась уже в кабине молоковоза, куда Максим меня перетащил. Боже, когда его рядом увидела – боль утихла, и я, как дура, улыбаться стала.

Вот на этой комфортабельной машине колхоза меня и доставили в новую больницу на Ботанике в январе месяце, где медсестричка, покачав головой, сообщила, что время ночное для родов выбрали неудачное с такой молодой мамашей. Во-первых, по ночам лишь студенты дежурят, а во-вторых – ЧП на теплотрассе, в помещениях шесть градусов всего. Зав отделением еще не ушла, но сделать ничего не сможет, кабинет справа ее… она в пальто и шапке работает... Роженицам фуфайки одели. В свой кабинет заведующая два лежака и электроплитку поставила, на финише уже заносят. Что? Тамарой Зиновьевной ее зовут, вот эта горбатенькая и есть, кудесницей ее прозвали…

Кудесница подошла к нам, по головке меня погладила, я и расплакалась. На Макса она взглянула и спросила, он ли виновник мучений юной девочки. Осмотрела еще разок живот и приказала раздеться и в кабинет, а Максиму сказала за пробками на щитке последить – горят часто от мощной печки, дежурить рядом с ними велела. Затем мне сделали укол, который ускорит все, так сказали. В течение часа под управлением прекрасного врача Тамары Якобсон у нас родилась прекрасная дочь. А Тамару Зиновьевну многие кишиневцы, надеюсь, поминают добром. Вы, наверно, думаете, что появление молоковоза с Максимом – дело случая? Ошибаетесь. Он боль мою почувствовал и сам примчался, вот.

Можете меня беспощадно ругать за лирические отступления, но про Тамару Зиновьевну должна поведать, хотя бы несколько эпизодов из необыкновенной личной жизни ее (мы с ней после того сблизились, общались, жили рядом). Родом она из Одессы была, мать учительница, отчим врач. Отца родного до двенадцати-тринадцати лет не знала, он уехал на Север и исчез. Фамилию до получения паспорта носила – Худякова. Отчима любила, как отца родного, как и сестричку, родившуюся у него с мамой. Вернулся отец с новой семьей в Одессу, навестил дочку и ахнул – перед ним стояла горбатенькая девочка с умным прекрасным лицом, очень маленького роста. Его, видимо, совесть терзать стала, что вот дочку-калеку бросил… И пошло – поехало. Стал все делать для искупления вины. Купил на ее имя кооперативную квартиру, обставил. В своей квартире ей комнату выделил, пытался все к себе приблизить, отчима стал оговаривать, мол – не родной, другой культуры, религии и т.п. Тамара сорвалась, когда отец родной, увидев у нее в руках томик Шолом Алейхема, упрекнул ее в чтении чуждой национальной культуры этих, нелюбимых всеми, евреев. Она ушла, не попрощавшись, а при получении паспорта взяла фамилию отчима – Якобсон.

Отец слег, отчим считал поступок ее жестоким, мстительным. Но главное произошло на вступительных экзаменах в институт, когда ее, отличницу, зарезали на сочинении, потому что на евреев была квота – не более 4-5 %, да еще горбатенькая. Отчим с метрикой, аттестатом, учителем литературы из ее школы пытался прорваться к ректору, доказать, что Тамара русская – Худякова, и что провал – недопустимый удар для такой девочки. Их не приняли, скандал случился громкий, милиция отчима забрала. А через час контр-адмирал в полной форме – Худяков Зиновий Петрович – прорвался к ректору с Тамарой и громко и уверенно скомандовал: «Немедленно в милицию позвонить и освободить невинного Я к о б с о н а ( он по буквам произнес), а что касается дочери, то просит ее сочинение ему вернуть, чтобы оценили в Москве и других инстанциях». Вот так попала в институт Тамара. Это событие тихо и радостно отмечали в пивной «Гамбринус» отец и отчим, став с сего дня близкими друзьями.

По окончанию института Тамара попросилась в Кишинев, к нам. Отец ей помог поменять одесскую однокомнатную квартиру на двухкомнатную в Кишиневе, легковую «Победу» подарил. Работа пошла нормально, сказывались знание и практика, а вот личная жизнь одинокой ущербной женщины ее не устраивала. Поэтому она вскорости поселила у себя демобилизованного парня из провинции, студента, который ради ночлега дежурил по ночам в больнице. А далее – беременность, кесарево сечение, на которое пошла, и рождение прекрасного мальчика. Студент Алексей ей верным мужем стал, взяв на себя хозяйственные заботы по дому, оберегая ее от нагрузок.

Возвращаясь к связи (помните еще, с чего начала?) хочу сказать, что взаимный биологический контакт людей возникает лишь с верными друзьями. Что толку в современных супер-хороших аппаратах связи, когда отсутствует с о б е с е д н и к взаимопонимания на другом конце, поэтому и малые счета плачу за телефон, звонить некому стало с годами. А тогда боль его на расстоянии чувствовала.

Уже говорила, что была вечная нехватка денег, ребенок к тому же часто болел, лекарства нужны… Максим брался за любую работу, научился много чего руками делать, на халтуры шел, как тогда говорили. На монтаж перевелся прорабом, его продвигать начали. Начальником заделался, с деньгами вольготнее стало, но здоровье с поездками надорвал: панкреатит и еще там чего-то заработал. Похудел страшно, по больницам затаскали, на операцию нас уговорили, вернее меня (потому что семейными делами занимаюсь лишь я). Накануне операции отнесла ребенка к матери, поплакалась ей на состояние мужа-дистрофика и печальную статистику подобных операций назвала. Мать утешила, что молодая еще и не таких красавцев найду для себя… и желательно – без болячек. Ничего не ответила теще моего мужа, промолчала. Пришла домой, положила нестиранную рубашку мужа на его подушку и легла рядом. Наревелась на рубашку с родимым запахом, оделась и с котомкой, в белом халате, в больницу поехала. Переодела быстро Максима (такси внизу стояло), за ребенком заехали, и домой всю семью привезла. Перед сном еще успела «Пепиту-дьявола» спеть этим бандитам, прижаться к своей дохлятине и счастливой уснуть.

Утром узнали, что сосед по палате в больнице умер после операции. Я ушла с работы в школе, где два года учительствовала после педагогического, зато по первой специальности – кулинара, работаю до сих пор, дома. Сходила с мужем к практикующему пожилому доктору Назаряну и взялась за дело сама. Как велели, стала пробно кормить вкусными блюдами, чтобы аппетит вернуть, притом в определенное время, сидела рядом, как с малышом. Макса от пареных и пресных блюд тошнило. В обед пятьдесят грамм водки, луковица, тушеное мясо… наизусть все помню. Творог домашний по утрам, только от молочницы, по тройной цене. Ну и морду он наел за пару месяцев – не узнать. Перевелся на завод, невдалеке от дома, большой, современный. В начальство опять выдвинули, зарплата приличная, премии, а вы говорите – операцию делать... Спасибо, конечно, доктору Назаряну, который правильный режим питания подсказал, в одном только ошибся. Он деликатно спросил, есть ли у нас дети, мы подтвердили. «Потому, – продолжил доктор, – спрашиваю, что при таком заболевании дети не очень получаются». И я, дура наивная, расслабилась, поверила доктору. Через месяц залетела и родила сына, разошелся муженек, только дай волю…

Право, не знаю, как объяснить мое похищение мужа из больницы, может, звал тогда, не помню. Но главный вывод сделала, что настоящая жена должна себя посвятить полностью и круглосуточно семье, не в последнюю очередь – мужу. Глаза, между прочим, женщинам даны не только для показа их в обрамлении туши и красок, но и чтоб вовремя разглядеть не всегда видимую, опасность. Могу и пример привести.

Позвонил как-то мой двоюродный брат, кузен Яник из Харькова, с которым дружу с детства. Мама у него полячка, поэтому и имя такое. Став экономистом, был отправлен на работу в большой агрокомплекс, возглавил впоследствии его. Мы там были на свадьбе его, хорошо погуляли, сдружился и Макс с Яником. Так вот, позвонил Яник вечерком, о родичах поговорили, и попросил к трубке Максима. А через несколько дней кузен с женой Елизаветой приехали за помощью к мужу.

Лиза, еще будучи студенткой, вышла замуж за старого холостяка Яника, на двенадцать лет старше ее. Родила двоих мальчишек и продолжила учебу на биолога, постольку тетя полячка на себя взвалила дом и детей, когда дядя умер. Елизавете учеба в городе понравилась, поступила в аспирантуру, прилежно посещая библиотеку и концертные залы, когда у родителей оставалась на ночь. Она в завершающей стадии диссертации находилась, вот-вот кандидатом наук станет, в сельхоз-вуз пригласили преподавать. И еще, она поняла свою склонность к исследованиям в лаборатории, где и думает свой путь проложить… Это она мне все прощебетала. О детях ни слова. «Бабуля там их воспитывает», – с улыбкой поведала ученая мама. Приехали же они к нам с важным и конкретным вопросом. Тема ее диссертации актуальна сегодня – переработка мусора в биогумус калифорнийскими червями (красненькими такими и прожорливыми). Сам процесс переработки отходов органических известен давно, их разводят и т.п., наслушалась я за столом. Задачу Лизе поставили – как червей из биогумуса убрать, дать команду им перейти из контейнера переработанного в последующий, чтоб их живыми сохранить. Пробовали химией, которой черви лишь травились до смерти, не желая уходить с насиженного места. Вот и приехали к Максиму по идее Яника, чтоб этим тварям устроить на испытательных стендах Содом и Гоморру. Посылочный ящик с гумусом и червями поместили в камеру, где давление падало, как перед грозой – окопались, как партизаны, вглубь. В камере грома и молнии – отдельные особи высовывали головки из гумуса, чтоб озоном подышать, наверное, и опять прятались. Вибростенды, имитирующие землетрясение до десяти баллов, были заняты испытаниями, поэтому Яник уехал один домой – работа позвала.

Как обычно в субботу к матери собралась, попросив Елизавету в районе восьми Максима накормить, завтрак я приготовила, а к обеду вернусь. «Макс, видишь яблоню большую – рядом колодец копает, воду ищет. Волошин, хороший знакомый его, умеет, воду искать в земле ивовой веточкой. До мокрого грунта уже добралиcь. Яблок свеженьких нарви, лестницу к яблоне приставили...» Пошла я. Села на свой восемнадцатый автобус, который почти пятьдесят минут тащится до маминого дома. И почувствовала вдруг беспокойство по поводу моего ухода из дома, дурой была… Короче, вернулась – пожара, потопа нет, Максим по пояс в яме, а Елизавета на яблоню забралась и оттуда что-то кричит, не слышно что. Вышла во дворик и разобрала зов родственницы, которая умоляюще просила Максима снять ее с дерева (лестница упала). Но я первой успела на помощь несчастной женщине, которая в одном расстегнутом халатике на верхотуре морозилась с криками о помощи. Завтракали вместе уже, после чего отправила моего на завод последние испытания провести червям, ибо им, отощавшим, уже домой пора.

Землетрясение на стенде также ничего не выявило для этих упрямцев, они лишь в грунте объединились в комок. Все, купили билет на утренний самолет, собрала им яблок в Харьков, тихо поужинали, спать легли – самолет ранний.

То, что я своему наговорила в постели, вам лучше и не знать. В полночь мой муженек на летнюю кухню пошел, сама видела, попить или додумать что-либо… Пусть, не впервой. Утром, на кухню вошла и обнаружила на подоконнике, где стоял ящик с червями, удивительную картину. Рядом поставлена была картонная коробка, к которой красивым ручейком переселялась колония червей из привезенного посылочного ящика. В картонную коробку были набросаны картошка, яблоки, хлеб, сыр, колбаса и др. И что вы думаете, я поняла, увидев решение вопроса червей при помощи пищи? Никогда не догадаетесь. Молодой мужик лежит в постели с очень даже приятной, красивой женой, кажется любимой, и уходит среди ночи к этим тварям, червям… Обидно? Нет. Мы еще в пещерах ютились бы, если бы не было таких мужчин неспящих, неуемных, ищущих… как мой и многие другие. Слава их женам за понимание.

Елизавета защитилась, лабораторией научной ведает, доктором наук в дальнейшем станет. Тамару Зиновьевну Якобсон как-то известили органы КГБ о том, что ее сын в Костюженах (психбольнице) находится на излечении: стихи сочиняет антисоветские, надо бы образумить его. В сорок восемь лет она умерла тихо, как и жила. Клава повторно замуж вышла, сын родился, о прошлом и слышать не хочет. Дети наши выросли, разлетелись. Мой на пенсии, кустарь-одиночка он, но в работе. Наладил покрытие дверных ручек медью с Волошиным, на старом «Москвиче» ванночки установили химические, ездят по городу от дома к дому. Микробная зараза от меди резко снижается, да и плату небольшую за услуги наши берут. Заказы есть на два года вперед. Жизнь продолжается: пока он по утрам на работу отправляется – я, как обычно, на базар, на кухню, обед готовить, хозяйничать, привлекательность поддерживаю свою и слежу за тревожными сигналами, как бы чего не вышло. Помните, как с Елизаветой, не вернись я тогда вовремя, головой подумав, простыла бы наша родственница нагишом на дереве – это точно…

Годы притупили слух, зрение, зубы совсем… и другое. Но не чувства, если они были. Целый день ходила по магазинам в поисках подарка своему ко дню Армии. Ничего не нашла, уже всего накуплено за совместную жизнь, ничего нового. Пирог испечь – не то… Кажется, придумала! Свистну-ка я ему завтра во всю из нового свистка перед сном, пусть приходит. Только, чур, ему пока ни слова.