Пластик и Роза

Материалистически – романтическая сказка

Своего рождения он не помнил и в этом был похож на людей. Его воспоминания начинаются с того, как он и тысячи его братьев – близнецов лежали высокими стопами в большущем полутемном и холодном пространстве.

Он был чёрный, блестящий, без единой морщинки. Внизу слева на нём отливали золотом знаки: 5 кг.

Надпись была красивая, но для имени, конечно, не годилась. Во-первых, неблагозвучно, а, во-вторых, они же все имели такую надписью. Послушав разговоры людей, он понял, как называют всё его племя, и придумал себе имя – Пластик. Не претендуя на оригинальность – какое ему дело до того, что так назвали себя ещё, может быть, сотни его братьев. Ему же с ними не общаться.

Наступил знаменательный день выхода на службу. Их партию привезли в один из супермаркетов. Пластик немного расстроился тем, что висел далеко не первым. Все же за два часа до окончания рабочего времени очередь дошла и до него. Сдернул его и ещё трех близнецов мужчина высокого роста, добротно – Пластик за время ожидания присмотрелся к покупателям – одетый. Правда, лицо его - формой и размером примерно, как сам Пластик, только не чёрное, а красное - Пластику не очень понравилось. Ничего не поделаешь: права выбора у него не было и, вообще, коли назначили служить, так и служи на совесть без приверед и капризов.

Мужчина загрузил Пластика апельсинами, что называется – ''под завязку'' и, аналогично, ещё трех его братьев – близнецов. Завесив четыре раздутых пакета, мужчина ринулся к кассе. Видимо в спешке, он толкнул двумя тяжелыми пакетами – Пластик был одним из них – сухонького старичка, выбирающего луковицы в полиэтиленовый мешочек. От толчка у дедули свалились очки, упали в короб с луком. Старичок, шмыгая носом, наклонился за очками и Пластик расслышал, как он пробормотал:

- Даже не извинился, жлоб.

Так Пластик узнал имя своего работодателя.

Рассчитавшись на кассе, Жлоб вышел из супермаркета и подошёл к большому тёмно-синему автомобилю. Он поставил пакеты на асфальт и открыл багажник. Два брата Пластика были перемещены в багажник без происшествий, но, когда Жлоб взялся за два оставшихся, Пластик понял, что катастрофы не избежать. Жлоб взял его за ОДНУ ручку.

- Осторожней, Жлоб! – крикнул бы Пластик, если бы мог. Он не мог. Он держался изо всех сил, но тяжесть превышала его силы и ручка порвалась. Пластик, падая, ударился о край багажника и у него разошёлся левый бок. Апельсины высыпались, меньшей частью в багажник, а большей - на асфальт.

Жлоб прорычал бессмысленные слова – ни у Пластика, ни у его братьев никакой матери, естественно, не было – скомкал его в здоровенной ладони и швырнул за бордюр.

Так, не прослужив и одного дня, Пластик стал инвалидом и был выброшен за ненадобностью. Рядом с ним оказался небольшой коробочкообразный субъект, из которого торчала прозрачная, в виде буквы Г, трубочка. Пластик прочитал странноватое имя субъекта: Йогурт, и проникся уважением – иностранец, не иначе.

Йогурт оказался своим парнем, не без апломба и некоторого высокомерия – что ты, он же ещё хранил в себе остатки благородного напитка – но компанейским и разговорчивым. Собственно, благодаря ему к Пластику вернулось хотя бы относительное спокойствие.

- Такова сельва, - не понятно, но почему-то успокаивающе изрек Йогурт, - одни уходят на свалку истории, потому что исчерпали свои возможности, другие потому что были сломлены в силу сложившихся обстоятельств. За примерами ходить ни то, что далеко, а и вовсе не надо: я из первых, ты, мон шер, из вторых. Между нами большое различие – только без обид, май пуэ френд – ты простая емкость, предназначенная для транспортировки грузов невысокой стоимости, а я – осколок величайшей с древнейших веков триады: Брутто, Нетто и Тары. Другими словами я был неотъемлемой составляющей одного из конечных продуктов цивилизации. Впрочем, конец у нас один. Под ''нас'' я подразумеваю все субъекты материального мира. ''Все в землю ляжем, все прахом будем'' – сказано сурово, но правдиво.

- Где ж ты нахватался. Таких премудростей, - робко спросил Пластик.

- Я хранился в спецхолодильнике, - с подобающей значительностью отвечал Йогурт, - разного наслушался.

- А как же ты здесь оказался?

- Интриги… , - начал было Йогурт, но всё же посовестился, - срок годности у меня заканчивался. Ну и пустили в продажу, со скидкой, по акции.

Пластик успокоился, против судьбы не пойдёшь. Морщины на нём разгладились и, глядя в чистое небо, он без всякого волнения дожидался отправки на место вечного пребывания. Высокомудрый Йогурт сообщил, что пластиковые пакеты не подлежат тлению чуть ли ни в течение сотни лет.

Прошла тихая ночь, встало солнце и потянул ветерок. Он сначала лишь слегка колыхал траву вокруг Пластика, но затем с каждой минутой стал набирать силу. Пластик заметил, что: то скользя над землёй, то опускаясь, к нему приближается что-то светлое. Ещё несколько томительных секунд ожидания и рядом с ним оказалась ОНА, прилегшая до следующего порыва ветра. Она была ослепительно белой с ярко красным цветком и двумя словами на неизвестном Пластику языке. Между словами помещалось маленькое красное сердечко и, по – видимому, надпись была хорошая и добрая. Если бы Пластик дышал, то можно было бы написать, что он затаил дыхание. Длилось прекрасное видение не более пяти мгновений. Ветер вновь принялся за свои глупые шутки и Роза – так Пластик сразу же назвал прекрасную незнакомку, хотя не очень-то разбирался в цветах – легко взмыла вверх. Пластик только потрепетал ей вослед кончиками оборванной ручки.

Йогурт состроил презрительную мину, что с него взять – кисломолочный всё же.

- Ветер, - взмолился Пластик, - дунь посильнее, что тебе стоит.

Услышал ли ветер просьбу или, что скорее всего, действовал по своему произволу, только следующий его порыв был так силен, что Пластик полетел как на крыльях. Всё выше, выше и вдогонку. И вот они вдвоём с Розой кружат на высоте третьего этажа. Один виток, второй, половина третьего… Ветер, ветер решал за них. Они вдруг снизились и, пока ещё вместе, полетели в двух-трёх метрах от земли. Надо же быть таким невезучим, что бы своей единственной целой ручкой зацепиться за высохшую ветку клёна. Пластик с тоскою смотрел вослед уносимой от него Розе.

Он раскачивался на проклятой ветке, крутился и так и эдак, всё тщетно. Через два часа ветер стих и Пластик повис в безнадежной неподвижности. Остались только дивные воспоминания о волшебном полёте.

Прошёл месяц. Как - то, не сказать, чтобы по утру, но и раньше полудня, к клёну подъехала необычная машина. Поднялась вышка и человек с решительным и хмурым лицом начал спиливать засохшие ветки. Добравшись до Пластика, он брезгливо сдернул его с дерева и бросил вниз. Пластик, уже с обеими порванными ручками, спланировал и ухитрился не попасть в кучу срезанных ветвей, а приземлиться в сторонке, спрятавшись за бадьёй из-под извести.

Судьба к нему явно благоволила – он пролежал в укрытии весь день и половину ночи. Ближе к утру поднялся настоящий ураган. Надо сказать, что ничего сказочного или даже необычного в этом урагане не усматривается, просто пришло время смены сезонов со своими обычными пертурбациями. Пластика подхватило и в полной темноте понесло, понесло, понесло…

Стремительный полёт его прекратился ударом во что-то твердое и плоское. Он пробыл припечатанным к этому ''чему-то'' до восхода солнца. Когда ветер, наконец, угомонился, Пластик медленно опустился на землю по плите, как оказалось, высокого железобетонного забора. И сразу же увидел, что рядом лежит Роза, и он касается её одной из своих оборванных ручек.

Потом? Потом выпал первый снег, за ним второй, третий… Пластик и Роза укрылись многослойным – то тёмным, то белым искрящимся – одеялом. Ушли, в общем, от наблюдения; и писать стало не о чем. До будущей весны.