Петров И часть 4.
С первых дней своего приезда Петров начал работать по благоустройству своего участка. Первоначально он скосил траву вокруг дома, чтобы можно было ходить, иначе трава была выше пояса, по грудь, это сорняки: полынь и чертополох. Перед домом вместе с травой попались под косу и маленькие отростки от вишни. Он освободил площадку перед крыльцом, а крыльцо находилось сбоку. За домом, за его задним торцом весь огород был заросший высоким лесочком, через который вела тропинка до конца огорода с выходом в поле и на опушку леса через дорогу.
Надо было этот лес вырезать-спиливать и корчевать участок от пеньков. Видимо за садом, за вишнями и сливами долгое время никто не смотрел. И вообще за домом долгое время никто не ухаживал. Тут и крыльцо было с подгнившими досками и полы в доме сели и надо было их перекладывать. Вот и обратился Петров к местным мужикам. Приходили ему на помощь старожилы и пожилые жители. Они приводили своих молодых сыновей, работа в доме велась весь летний сезон. А сам Петров занялся своим огородом, который представлял собой лес с деревьями в руку толщиной.
Началось всё с ножовки и топорика. Спиливалось деревце, на котором, затем, обрубались ветки и вставлялась эта толстенькая длинная палка в каркас из трех поперечин между двумя столбиками. Так образовывался плетень. Плетень Петров начал строить-городить позади огорода, убрав предварительно старые сгнившие досочки штакетника. Столбики от штакетника были ничего себе - крепкие и к ним и были прибиты поперечины из тех же срезанных отросших вишен. Вот так, потихоньку, он срезал высокие тонкие деревья, которыми порос весь огород и тут же находил им применение в плетень.
Соседи видели работу Петрова и даже вызвались ему помочь. Они предлагали спилить все деревья на его заросшем участке бензопилой. Но он от помощи отказался.
«Ну, куда я потом буду девать ветки эти? Вы тут навалите мне, «не пройти, не проехать», а я потом разбирайся с лесом! Лучше будет, уж я по одному деревцу буду резать и плетни строить заодно. А тонкие ветки у меня уже, вон, какой большой кучей лежат» - был его ответ.
Действительно. Накопилась большая куча веток с листвой и Петров начал вторую кучу рядом, в поле на задах, рядом с дорогой недалеко проходящей за огородами. «Когда листья пожухнут и ветки подсохнут, можно будет их сжечь» - думал Петров. И поэтому он начал складывать срубленные ветки и кривые негодные деревца в другую вторую кучу, потому что первая куча уже была с его рост и широкая, так что костер обещал быть огромным.
Работал он неспеша и довольно долго, более 10-ти дней. А прежде всего он проредил себе дорогу, – срубил-спилил все деревья от дальнего края огорода, по прямой, к крыльцу дома. Затем занялся левой стороной, в которую и строил-возводил свой плетень в первую очередь.
Открылся простор и вид на зады огородов и на дорогу, по которой изредка проезжали машины. Вдалеке, через опушку широкую поляну, стал виден густой естественный лес. Плетень на фоне открытого пространства смотрелся красиво, как старинное воспоминание о былых временах деревенских. Сегодня в деревне заборы строили из профнастила, мода такая пошла. У некоторых еще оставались заборы из досок. А вот плетней не было уже очень давно ни у кого. И местные жители оценили по достоинству «творение» Петрова, с радостным восторгом одобряя его, хотя только половина участка была обработана.
В дальнейшем предполагалось корчевать пенечки, оставшиеся от спиленных деревьев. Когда Петров оглядывал половину участка, то подумал: «А теперь нужна калитка» Он решил плотничать по-настоящему. Никогда раньше он ничего не строил из дерева и знал обо всем плотницком ремесле чисто теоретически. Поэтому сначала он посидел над чертежами. Сходил и снял размеры между столбиками. Второй столбик для калитки он вкопал в одном метре от столба плетня. Столбик пришлось взять старый, от старого штакетника. Он был еще достаточно прочный, но его низ, находящийся в земле подгнил, и его пришлось отпилить. Таким образом, столбик из двухметрового стал меньше – полтора метра. А закопанный на 20 сантиметров столбик был намного ниже, чем тот, на котором держался плетень.
Весть вечер Петров рисовал, чертил и писал размеры калитки. Он вспомнил уроки черчения, которые ему плохо давались во время обучения в вузе. Но с чертежами иногда приходилось работать и в НИИ, когда строились приборы для опытов. И вот нахлынули воспоминания, что работал он не совсем по той специальности, что учился. Так бывает….
От этих воспоминаний, он еще долго (как ему показалось) не мог уснуть в ту «ночь черчения калитки». Но усталость брала верх, и он не помнил, как уснул, отключился, а очнулся только утром, лежащим в одежде поверх одеяла на кровати.
Калитку он все-таки построил и начал плетень в другую сторону своего огорода, на вторую его половину, которая стояла еще заросшая «лесом» отростков сливы, вишни и кленов.
Но в это время приглашенные местные помощники закончили перекладывать полы и подремонтировали крыльцо. Полы были наклонно от дверей к окну ниже, и пришлось поднимать поперечные лаги. И теперь в комнате с обновленными полами оказалось пусто. Затащили они в комнату кровать полутораспалку и стол из соседней смежной комнаты, в которой остался только старый диван у стены. Нужно было строить полки или тумбочку элементарную. И было из чего, в сарае нашлось много стареньких досок двухметровых, неизвестно как туда попавших в дровяник. Также как калитка, для Петрова стало престижным самому всё сделать, не обращаясь за помощью. И он начал придумывать. Прибил в угол поперечный брусок, сделанный из той же палки: обтесал топором две стороны под прямым углом. На него промерял и напилил доски. А вторую сторону как ножку сбил из других досок. Таким образом, образовался встроенный угловой стол-тумбочка. Одна сторона которого была стеной, и задник стена. Также прибились еще бруски и к стене и к стороне ножке, образовалась полка. Он застелил столик найденной клеенкой, старой скатертью, вырезав нужный кусок, более-менее не протертый. И заразившись азартом от полученного «строения», начал строить такие полки во всех углах дома: в прихожей для складывания инструментов, в смежной комнате и даже в сенях, чтобы ставить ведра с водой и прочее.
В доме было две печки. Русская печь стояла в другой комнате чуточку большей, но она не работала. У неё просел свод и вся она потрескалась и вероятно дымила, так как трещины были вдоль дымохода и поперек печи даже кирпичи отошли с места, открывая щели в палец толщиной, так как раствор-глина между кирпичами раскрошился и вывалился на пол. В комнате поменьше сразу напротив входа стояла меньшая, небольшая квадратная печь-голландка. И эта печь была покрыта трещинами, и когда Петров её затопил, она дымила из всех щелей. Пришлось замазывать щели. А для этого он ходил за глиной на берег реки, в одном из крутых откосов было место, откуда деревенские уже давно брали глину, так что выкопали неглубокую пещеру в глиняном пласте.
Работа находилась каждый день и она отвлекала и про свою депрессию Петров уже забыл. Однако.
Часть 5.
Вокруг были густые леса, М-ский лесхоз, по названию районного поселка, который находился в 12 километрах от их деревни. В лесах было полно живности. И на участки деревенских огородов забегали лесные звери. На участок Петрова особенно, так как он был похож на лес. Часто залетали лесные птицы, как-то раз, он увидел кукушку, которая села на высокую старую вишню. Забегал к нему ёжик, его Петров поймал, бросив на него свою бейсболку, и отнес на опушку леса и там выпустил.
А вечерами понравилось Петрову сидеть на ступеньках нового крыльца и немного порассуждать, любуясь на природу.
- И вот, - думалось Петрову, - мне-то нечего бога гневить, достиг я предела своей жизни, как «дай бог» каждому…. Жизнь прожил с одной женой, правда, детей не нажили. Да и, хлопотно с детьми, видел по соседям и сослуживцам. Одного учи, другого лечи, маленького на руках носи, а когда вырастут, так еще больше хлопот…. А прожили мы, друг за друга только переживая. И никакого особого горя не было в жизни, и теперь живу себе потихонечку, и ничего мне больше не надо…. Кажется, счастливей меня во всей округе человека нет. Ну, конечно, зубов нет, спину от старости ломит, разные болезни донимают… одышка, когда идешь на дальнее расстояние или в гору. Болею, что ж, - плоть наша немощна. Ну, и то рассудить, - век подходит к концу тогда, когда бОльшая половина его прожита. Седьмой десяток! Не долго теперь люди живут, видел по сослуживцам. Сколько раз мы поминки справляли по пенсионерам. Только выйдет на пенсию, и глядишь, сообщение вывешивают – скончался старый наш сослуживец. После 60-ти лет живут от силы лет 5, а то и сразу, как наш зам, вышел он на пенсию и года не прожил, так и умер в 60 лет и 8 месяцев. – Грустные мысли приходили, лезли в голову Петрова.
И опять. Когда он ложился в постель и начинал придумывать, с какими мыслями засыпать, - не о чем думать оказывалось. Кажется, всё он уже передумал, и ничего такого не было, что могло бы возбудить новую мысль. С таким трудом уснув, долго ворочаясь, он, вдруг, рано просыпался. За окнами едва рассветало, а Петров сидел в постели, опираясь спиной на спинку кровати, и от нечего делать, старался познать самого себя. «Познай себя» - прекрасный и полезный совет, говорят древние мудрецы. Жалко только, что эти древние мудрецы не догадались назвать и способ, как воспользоваться их этим «добрым советом».
Он рассуждал, разговаривая с самим собой:
«Когда раньше, по молодости лет, мне приходилось понять кого-нибудь или же себя в определенное время, - то я обращал внимание не на поступки, в которых всё условно и зависимо от многих внешних факторов, а на желания человека, по принципу: «скажи мне что ты желаешь, чего ты хочешь, - и я скажу, кто ты». И теперь, на старости лет, я, Петров И. И, проверяю себя: чего я хочу.
Первое – я хочу добра во всем мире (это отвлеченное желание). Чтобы другие все: жены, дети, друзья любили не громкие имена, не разрекламированные фирмы и не ярлыки, а обыкновенных людей, друг друга.
А ещё что? Желательно было бы иметь наследников своего дела жизни, как-никак жизнь посвятил науке, проработав в одном и том же НИИ. И хотелось бы проснуться через 100 лет и взглянуть хоть одним глазком, что будет с наукой, которая мчится в неизвестность очень быстро, «семимильными шагами».
И еще что? Хотелось бы пожить ещё лет десять…. К тому же работы с домом и огородом хватит надолго. Так. А дальше что? А дальше ничего».
И вот, Петров думает, долго думает и ничего не может ещё придумать. И сколько бы он ни думал, и как бы разбрасывались его мысли, для него было ясно, что во всех его желаниях, размышлениях – нет чего-то главного. Чего-то очень важного не доставало. Чего-то не было, рассуждал Петров:
«В моем пристрастии к науке, в моем желании жить и в этом сидении на кровати в попытках «познать самого себя» - нет чего-то общего, такого, что могло бы связать все эти желания и чувства в одно целое. Каждое чувство и желание, каждая мысль живут отдельно друг от друга: о науке – одно, о прожитой жизни – другое, о счастливой сегодняшней жизни – третье. Ни один аналитик не сможет найти в моих мыслях того, что называется общей идеей – такого божественного в живом человеке. А если нет этого, то, значит, нет ничего. Потому что человек это божество мира, - он сам бог!
А уж если я остался без бога в голове, я невероятно беден. И при такой бедности достаточно любого серьезного недуга или страха смерти, - чтобы всё то, что я считаю своим мировоззрением перевернулось вверх дном, всё разлетится в клочья. Тут к религии недолго обратиться, когда я был убежденный атеист. А выходит, что человек не божество и не творец, а лишь тварь, сотворенная для непонятных целей кем-то, сторонним наблюдателем. И если отработает человек положенное ему время и положенные ему действия произведет, - тогда непременная смерть настигает его, где бы он ни был».
Петров потерял своего внутреннего Бога. И он стал ко всему относиться с видимым равнодушием, все дела стал делать с неохотою. Когда в человеке нет умственного начала, нет того, что было бы выше и сильнее всех внешних влияний – теряется сама цель жизни. Тут и взаправду, достаточно было для него хорошего насморка, чтобы потерять равновесие. Случилось ему простудится. При маленькой болезни он начал впадать в хандру. А заболевание всё усиливалось, - быть может это был обычный грипп. Петров был побежден внутренне и не имел опоры. Вскоре он слег в постель окончательно и был долгое время никому не нужным, «позабыт-позаброшен» - как говорится. Только через дней десять к нему зашел деревенский знакомый рыбак и увидел худого с почерневшими впалыми скулами, лежавшего в кровати человека. Он лежал умирая. Петров решил про себя: «если я побежден – то нечего продолжать еще думать, разговаривать с собой. Буду лежать и молчать, ждать что будет».
На вызванной скорой помощи его увезли в больницу, но, несмотря на реанимацию, уже спасти не смогли.
___________________________________________________
Мне довелось лежать в той же районной больнице и в той же палате реанимации, там я услышал рассказ из первых уст. Петров умер через несколько дней.
Конец.
[Скрыть]Регистрационный номер 0355991 выдан для произведения:
Петров И часть 4.
С первых дней своего приезда Петров начал работать по благоустройству своего участка. Первоначально он скосил траву вокруг дома, чтобы можно было ходить, иначе трава была выше пояса, по грудь, это сорняки: полынь и чертополох. Перед домом вместе с травой попались под косу и маленькие отростки от вишни. Он освободил площадку перед крыльцом, а крыльцо находилось сбоку. За домом, за его задним торцом весь огород был заросший высоким лесочком, через который вела тропинка до конца огорода с выходом в поле и на опушку леса через дорогу.
Надо было этот лес вырезать-спиливать и корчевать участок от пеньков. Видимо за садом, за вишнями и сливами долгое время никто не смотрел. И вообще за домом долгое время никто не ухаживал. Тут и крыльцо было с подгнившими досками и полы в доме сели и надо было их перекладывать. Вот и обратился Петров к местным мужикам. Приходили ему на помощь старожилы и пожилые жители. Они приводили своих молодых сыновей, работа в доме велась весь летний сезон. А сам Петров занялся своим огородом, который представлял собой лес с деревьями в руку толщиной.
Началось всё с ножовки и топорика. Спиливалось деревце, на котором, затем, обрубались ветки и вставлялась эта толстенькая длинная палка в каркас из трех поперечин между двумя столбиками. Так образовывался плетень. Плетень Петров начал строить-городить позади огорода, убрав предварительно старые сгнившие досочки штакетника. Столбики от штакетника были ничего себе - крепкие и к ним и были прибиты поперечины из тех же срезанных отросших вишен. Вот так, потихоньку, он срезал высокие тонкие деревья, которыми порос весь огород и тут же находил им применение в плетень.
Соседи видели работу Петрова и даже вызвались ему помочь. Они предлагали спилить все деревья на его заросшем участке бензопилой. Но он от помощи отказался.
«Ну, куда я потом буду девать ветки эти? Вы тут навалите мне, «не пройти, не проехать», а я потом разбирайся с лесом! Лучше будет, уж я по одному деревцу буду резать и плетни строить заодно. А тонкие ветки у меня уже, вон, какой большой кучей лежат» - был его ответ.
Действительно. Накопилась большая куча веток с листвой и Петров начал вторую кучу рядом, в поле на задах, рядом с дорогой недалеко проходящей за огородами. «Когда листья пожухнут и ветки подсохнут, можно будет их сжечь» - думал Петров. И поэтому он начал складывать срубленные ветки и кривые негодные деревца в другую вторую кучу, потому что первая куча уже была с его рост и широкая, так что костер обещал быть огромным.
Работал он неспеша и довольно долго, более 10-ти дней. А прежде всего он проредил себе дорогу, – срубил-спилил все деревья от дальнего края огорода, по прямой, к крыльцу дома. Затем занялся левой стороной, в которую и строил-возводил свой плетень в первую очередь.
Открылся простор и вид на зады огородов и на дорогу, по которой изредка проезжали машины. Вдалеке, через опушку широкую поляну, стал виден густой естественный лес. Плетень на фоне открытого пространства смотрелся красиво, как старинное воспоминание о былых временах деревенских. Сегодня в деревне заборы строили из профнастила, мода такая пошла. У некоторых еще оставались заборы из досок. А вот плетней не было уже очень давно ни у кого. И местные жители оценили по достоинству «творение» Петрова, с радостным восторгом одобряя его, хотя только половина участка была обработана.
В дальнейшем предполагалось корчевать пенечки, оставшиеся от спиленных деревьев. Когда Петров оглядывал половину участка, то подумал: «А теперь нужна калитка» Он решил плотничать по-настоящему. Никогда раньше он ничего не строил из дерева и знал обо всем плотницком ремесле чисто теоретически. Поэтому сначала он посидел над чертежами. Сходил и снял размеры между столбиками. Второй столбик для калитки он вкопал в одном метре от столба плетня. Столбик пришлось взять старый, от старого штакетника. Он был еще достаточно прочный, но его низ, находящийся в земле подгнил, и его пришлось отпилить. Таким образом, столбик из двухметрового стал меньше – полтора метра. А закопанный на 20 сантиметров столбик был намного ниже, чем тот, на котором держался плетень.
Весть вечер Петров рисовал, чертил и писал размеры калитки. Он вспомнил уроки черчения, которые ему плохо давались во время обучения в вузе. Но с чертежами иногда приходилось работать и в НИИ, когда строились приборы для опытов. И вот нахлынули воспоминания, что работал он не совсем по той специальности, что учился. Так бывает….
От этих воспоминаний, он еще долго (как ему показалось) не мог уснуть в ту «ночь черчения калитки». Но усталость брала верх, и он не помнил, как уснул, отключился, а очнулся только утром, лежащим в одежде поверх одеяла на кровати.
Калитку он все-таки построил и начал плетень в другую сторону своего огорода, на вторую его половину, которая стояла еще заросшая «лесом» отростков сливы, вишни и кленов.
Но в это время приглашенные местные помощники закончили перекладывать полы и подремонтировали крыльцо. Полы были наклонно от дверей к окну ниже, и пришлось поднимать поперечные лаги. И теперь в комнате с обновленными полами оказалось пусто. Затащили они в комнату кровать полутораспалку и стол из соседней смежной комнаты, в которой остался только старый диван у стены. Нужно было строить полки или тумбочку элементарную. И было из чего, в сарае нашлось много стареньких досок двухметровых, неизвестно как туда попавших в дровяник. Также как калитка, для Петрова стало престижным самому всё сделать, не обращаясь за помощью. И он начал придумывать. Прибил в угол поперечный брусок, сделанный из той же палки: обтесал топором две стороны под прямым углом. На него промерял и напилил доски. А вторую сторону как ножку сбил из других досок. Таким образом, образовался встроенный угловой стол-тумбочка. Одна сторона которого была стеной, и задник стена. Также прибились еще бруски и к стене и к стороне ножке, образовалась полка. Он застелил столик найденной клеенкой, старой скатертью, вырезав нужный кусок, более-менее не протертый. И заразившись азартом от полученного «строения», начал строить такие полки во всех углах дома: в прихожей для складывания инструментов, в смежной комнате и даже в сенях, чтобы ставить ведра с водой и прочее.
В доме было две печки. Русская печь стояла в другой комнате чуточку большей, но она не работала. У неё просел свод и вся она потрескалась и вероятно дымила, так как трещины были вдоль дымохода и поперек печи даже кирпичи отошли с места, открывая щели в палец толщиной, так как раствор-глина между кирпичами раскрошился и вывалился на пол. В комнате поменьше сразу напротив входа стояла меньшая, небольшая квадратная печь-голландка. И эта печь была покрыта трещинами, и когда Петров её затопил, она дымила из всех щелей. Пришлось замазывать щели. А для этого он ходил за глиной на берег реки, в одном из крутых откосов было место, откуда деревенские уже давно брали глину, так что выкопали неглубокую пещеру в глиняном пласте.
Работа находилась каждый день и она отвлекала и про свою депрессию Петров уже забыл. Однако.
Часть 5.
Вокруг были густые леса, М-ский лесхоз, по названию районного поселка, который находился в 12 километрах от их деревни. В лесах было полно живности. И на участки деревенских огородов забегали лесные звери. На участок Петрова особенно, так как он был похож на лес. Часто залетали лесные птицы, как-то раз, он увидел кукушку, которая села на высокую старую вишню. Забегал к нему ёжик, его Петров поймал, бросив на него свою бейсболку, и отнес на опушку леса и там выпустил.
А вечерами понравилось Петрову сидеть на ступеньках нового крыльца и немного порассуждать, любуясь на природу.
- И вот, - думалось Петрову, - мне-то нечего бога гневить, достиг я предела своей жизни, как «дай бог» каждому…. Жизнь прожил с одной женой, правда, детей не нажили. Да и, хлопотно с детьми, видел по соседям и сослуживцам. Одного учи, другого лечи, маленького на руках носи, а когда вырастут, так еще больше хлопот…. А прожили мы, друг за друга только переживая. И никакого особого горя не было в жизни, и теперь живу себе потихонечку, и ничего мне больше не надо…. Кажется, счастливей меня во всей округе человека нет. Ну, конечно, зубов нет, спину от старости ломит, разные болезни донимают… одышка, когда идешь на дальнее расстояние или в гору. Болею, что ж, - плоть наша немощна. Ну, и то рассудить, - век подходит к концу тогда, когда бОльшая половина его прожита. Седьмой десяток! Не долго теперь люди живут, видел по сослуживцам. Сколько раз мы поминки справляли по пенсионерам. Только выйдет на пенсию, и глядишь, сообщение вывешивают – скончался старый наш сослуживец. После 60-ти лет живут от силы лет 5, а то и сразу, как наш зам, вышел он на пенсию и года не прожил, так и умер в 60 лет и 8 месяцев. – Грустные мысли приходили, лезли в голову Петрова.
И опять. Когда он ложился в постель и начинал придумывать, с какими мыслями засыпать, - не о чем думать оказывалось. Кажется, всё он уже передумал, и ничего такого не было, что могло бы возбудить новую мысль. С таким трудом уснув, долго ворочаясь, он, вдруг, рано просыпался. За окнами едва рассветало, а Петров сидел в постели, опираясь спиной на спинку кровати, и от нечего делать, старался познать самого себя. «Познай себя» - прекрасный и полезный совет, говорят древние мудрецы. Жалко только, что эти древние мудрецы не догадались назвать и способ, как воспользоваться их этим «добрым советом».
Он рассуждал, разговаривая с самим собой:
«Когда раньше, по молодости лет, мне приходилось понять кого-нибудь или же себя в определенное время, - то я обращал внимание не на поступки, в которых всё условно и зависимо от многих внешних факторов, а на желания человека, по принципу: «скажи мне что ты желаешь, чего ты хочешь, - и я скажу, кто ты». И теперь, на старости лет, я, Петров И. И, проверяю себя: чего я хочу.
Первое – я хочу добра во всем мире (это отвлеченное желание). Чтобы другие все: жены, дети, друзья любили не громкие имена, не разрекламированные фирмы и не ярлыки, а обыкновенных людей, друг друга.
А ещё что? Желательно было бы иметь наследников своего дела жизни, как-никак жизнь посвятил науке, проработав в одном и том же НИИ. И хотелось бы проснуться через 100 лет и взглянуть хоть одним глазком, что будет с наукой, которая мчится в неизвестность очень быстро, «семимильными шагами».
И еще что? Хотелось бы пожить ещё лет десять…. К тому же работы с домом и огородом хватит надолго. Так. А дальше что? А дальше ничего».
И вот, Петров думает, долго думает и ничего не может ещё придумать. И сколько бы он ни думал, и как бы разбрасывались его мысли, для него было ясно, что во всех его желаниях, размышлениях – нет чего-то главного. Чего-то очень важного не доставало. Чего-то не было, рассуждал Петров:
«В моем пристрастии к науке, в моем желании жить и в этом сидении на кровати в попытках «познать самого себя» - нет чего-то общего, такого, что могло бы связать все эти желания и чувства в одно целое. Каждое чувство и желание, каждая мысль живут отдельно друг от друга: о науке – одно, о прожитой жизни – другое, о счастливой сегодняшней жизни – третье. Ни один аналитик не сможет найти в моих мыслях того, что называется общей идеей – такого божественного в живом человеке. А если нет этого, то, значит, нет ничего. Потому что человек это божество мира, - он сам бог!
А уж если я остался без бога в голове, я невероятно беден. И при такой бедности достаточно любого серьезного недуга или страха смерти, - чтобы всё то, что я считаю своим мировоззрением перевернулось вверх дном, всё разлетится в клочья. Тут к религии недолго обратиться, когда я был убежденный атеист. А выходит, что человек не божество и не творец, а лишь тварь, сотворенная для непонятных целей кем-то, сторонним наблюдателем. И если отработает человек положенное ему время и положенные ему действия произведет, - тогда непременная смерть настигает его, где бы он ни был».
Петров потерял своего внутреннего Бога. И он стал ко всему относиться с видимым равнодушием, все дела стал делать с неохотою. Когда в человеке нет умственного начала, нет того, что было бы выше и сильнее всех внешних влияний – теряется сама цель жизни. Тут и взаправду, достаточно было для него хорошего насморка, чтобы потерять равновесие. Случилось ему простудится. При маленькой болезни он начал впадать в хандру. А заболевание всё усиливалось, - быть может это был обычный грипп. Петров был побежден внутренне и не имел опоры. Вскоре он слег в постель окончательно и был долгое время никому не нужным, «позабыт-позаброшен» - как говорится. Только через дней десять к нему зашел деревенский знакомый рыбак и увидел худого с почерневшими впалыми скулами, лежавшего в кровати человека. Он лежал умирая. Петров решил про себя: «если я побежден – то нечего продолжать еще думать, разговаривать с собой. Буду лежать и молчать, ждать что будет».
На вызванной скорой помощи его увезли в больницу, но, несмотря на реанимацию, уже спасти не смогли.
___________________________________________________
Мне довелось лежать в той же районной больнице и в той же палате реанимации, там я услышал рассказ из первых уст. Петров умер через несколько дней.
Конец.