Ненавижу такие пробуждения. Вчера случился ко мне с визитом старый приятель искусствовед. Вот почему я предпочитаю всякому, пускай и приличному обществу, черт с ним худое, но уединение - когда выпиваешь один, ты не обязан выслушивать разнообразную около-интеллектуальную чепуху да еще при этом лицемерно кивать, дабы не обижать гостя, тем более, что водка-то его; но главное – один ты никогда не примешь на грудь лишнего весу за компанию, как плотва не возьмет из тузлука больше соли, чем ей необходимо для вяления. Третья вчера была совершенно излишней просто физиологически, ну а интеллектуально… Чем пьянее индивид, тем с большим когнитивным пафосом изрекает он совершеннейшую глупость, но и нетрезвый слушатель - вполне равноценный в своей бестолковости участник такой диалектики. Диалог двух глупцов, если замерять по градусу взаимного удовольствия, ничем не отличается от беседы двух мудрецов. Собака вот осталась не выгулянной в привычный ей срок и в три ночи потащила меня на улицу. Сон убежал, а на похмелье только подаренная когда-то кем-то получасовая кубинская сигара с довольно пошлым, но известным на весь мир названием бренда «Romeo y Julieta». Рассказывают, что их предпочитал Уинстон Черчилль.
Так что он там вчера молол?.. Искусствоведу, равно как и философу, верить нельзя. Редко вы найдете такого мыслителя, как, скажем, Марк Аврелий или Шопенгауэр, чтобы карманом не зависел бы от профессии, а образом мысли от клише своей современности. Марк и вовсе родился римским императором, почему и мог философствовать свободно, правда чересчур пропедевтически и говорил буквально то же, что и Будда за семь веков до него; а Артуров папа был богат, и хоть завершил жизнь нехорошо, самоубийством, но сына оградить от суетных забот успел, до самой его старости обеспечил. Лишь только свободное от профессорского жалования суждение могло родить такую парадоксальною, но и стройную философскую систему, да еще и написанную столь удивительно литературным (против правил всякой, начиная с Аристотеля, философии) языком. Что роднит искусствоведа с философом? – необоримое желание, даже где-то и болезненная страсть увидеть в очевидном то, чего нет, разложить это ничто по папочкам, дать каждой папочке самовыдуманное название, папочки те рассовать по полочкам, шкафчик, конторку эту запереть золотым ключиком и обозвать его новым мировоззрением, уникальным мироощущением, глубоким теоритическим исследованием, постичь которое способно лишь избранным - теорема Ферма, ядрена-Матрена. Только вот в отличие от философов, в искусствоведах нет исключений – все они, с макушки к копчику, зависят от зарплаты, а зарплата напрямую от витиеватости ахинеи, что они наплетут.
Откуда берутся искусствоведы? Трудно сказать наверное. По народному, всегда остроумному поверью прапорщики, например, не рождаются, а заводятся уже в возрасте сорока лет там, где только появляется склад чего бы то ни было ценного, что имеет спрос на вынос за забор части. С известным допущением, но логично будет предположить, что и искусствоведы заводятся в музеях, при галереях, словом, на складах предметов искусства. Однако сравнение прапорщика с искусствоведом, а склада с музеем весьма условно. На складах скапливаются вещи, имеющие цену, определяемую из затрат труда, материалов, средств производства, транспортных расходов, логистики, рекламы…, то есть ценность вполне осязаемую, измеряемую, имманентную, если хотите. Что же до предметов искусства, здесь все дело в том, как подать, сколь наврать, чьей школе приписать, ибо фактических вложений в холст и краски там на копейки. Потребность человека в куске мяса очевидна и считаема; другое дело, скажем, Ван Гог или Мунк… На те миллионы, что за них заплачено, две Эфиопии накормить можно, а ежели сложить все деньги, что уплачены коллекционерами и музеями за все шедевры мира, то и Америку с Австралией купить. Кто же создал все эти совсем нематериальные ценности? Художники? Скульпторы? Формально – да. Но кто нолики к единицам приписал? Конечно искусствоведы. Барыги с тонким чутьем к изящному (иль безобразному – неважно) берут по копейке за пару, платят десять болтуну, те - двадцать газетчику, промоутеру, далее Сотбис, Кристис, Бонхамс… и вот вам миллион. Кому любопытно – почитайте про историю с «ослиным хвостом». Ну да бог им всем судья. Вчерашний мой искусствовед имеет-таки дату рождения и зародился не на складе, а просто как неудавшийся (бездарный, будем безжалостно честны) художник. Как говорил Сократ в изложении Г. Горина: «попадется хорошая жена – будешь счастлив, плохая – станешь философом». Но это иллюзия, что если бог не дал таланту к живописи, то даст к ее оценке. Ценитель из него вышел столь же посредственный, но что живет раз в десять лучше меня – факт очевидный. У него вышли даже две монографии - одна «О ведической и натурфилософской онтологии эстетики Казимира Малевича» и бесстыдная компиляция «Психоанализ и культурология» тиражами, доложить вам, смехотворными, но давшими ему прямое основание к защите кандидатской диссертации. Еще раз повторюсь – бог ему судья. В конце концов, если на земле что-то есть, значит тому существуют неумолимые трансцендентальные причины. Но вот что он плел вчера?..
А плел он то, что видь те ли все искусствоведы сходятся сегодня на том мнении, что серо-жемчужная (Царевна-Лебедь), серо-охристая (Пан) и лиловая (Сирень) гаммы Михаила Александровича Врубеля и особенно отсутствие хоть сколько-то зеленого или красного в обоих Демонах доказывают со всею очевидностью, что художник был дальтоником и не воспринимал ни красного ни зеленого. Нет, я не против признания любого заболевания за любым великим человеком, я просто не понимаю, какое отношение подобные предположения имеют к искусству. Я привел ему абсурднейший пример глубочайшего исследования одного английского профессора, определившего по однозначно бездарной, дилетантской (с точки зрения ну просто построить лицо) гравюре портрета Шекспира Мартина Друшаута, что у драматурга был видь те ли рак мозга. Искусствоведам совсем что ли стало нечем удивить утонченную общественность, кроме как заниматься артритом, простатитом или сифилисом, коими страдала добрая половина всех художников, скажем, Возрождения? Препарирование техники, приемов, манеры письма живописца трудно переоценить для изобразительной школы, академии, для того, кто учится писать и мечтает сравняться и превзойти, но превращение искусствоведения в прозекторскую – это прямой симптом деградации жанра. Нападение саранчи кажется фермеру концом света, но и оно захлебывается, как только съедено все поле; чума, достигшая пределов насыщения кровожадности своей прекращается сама собою; Александр Македонский умер от простого укуса комара, но лишь потому, что ему уже было нечего или не хотелось больше ничего завоевывать. Почему, скажем, мечется в агонии сегодня юго-западная соседка наша? Да потому, что сало все съела, уголь сожгла, Гоголя приватизировала, а дальше - пусто, дальше… тишина. Доставанием из чуланов ножей и кистеней желудок не наполнишь; зубами в соседей? – клыки гниловаты; кричать Европе: «Возьми меня!» - тело дряхловато; остается только грызть своих, но надолго ли хватит?
Я не против бессмысленных профессий, бестолковых идей или бесплотных фантазий, я просто прошу – оставьте Врубеля в покое. Он видел мир таким, как видел, а оставил нам то, что оставил; в нем больше нечего есть, но насыщаться им можно вечно.
Помочь сайту
Поздравления
