Нинка - мой враг

 Теплым летним днем наша Светка вышла замуж. За немца. За настоящего, из Германии. Познакомились в Интернете, и вот на тебе – любовь у них случилась аж до замужества. Он увез её в эту самую Германию. Если честно, я за Светку даже рада. Здесь она просто была бы Петровой или Сидоровой или ещё какой-нибудь Светланой Андреевной - методистом детского сада «Солнышко» в Богом забытом городишке на Севере России. А там она не просто Светлана Андреевна Шнайдер, она там фрау Шнайдер. А фрау - это не то, что жена. Вообщем, повезло бабе. 

Не повезло нам. На её место наша директриса взяла старую грымзу, Неонилу Брониславовну, бывшего методиста Управления образования. Имя свое она носила также гордо, как начес на своей голове из волос цвета «Мэрилин Монро». В кулуарах мы называли её Нинка. Детям было сложнее. Ни с первого, ни со второго, ни, даже, с третьего раза ни один воспитанник не мог произнести её имя правильно. Вариантов было множество: Необрославовна, Нила Славовна, Анилабронислана и просто тетя Нина. Неонила расстреливала их взглядом, намертво приколачивая детей к тому месту, откуда неправильно доносилось её имя. Дети замирали, как морская фигура, и ещё долго не могли обрести дар речи. 


Неонила Брониславовна была красива, но уже немолода. Она душилась крепкими французскими духами. Душилась так, чтобы все слышали и понимали: дама она дорогая, с большими достоинствами и немалым достатком. Её муж - большой ученый. И не абы кто – физик-ядерщик, профессор. Преподает, консультирует, пишет и печатается в научных журналах всего мира. Серьезный мужчина. Дочь – начинающая актриса. Ещё пару прыжков и эпизоды сменит на роли.
Неонила Брониславовна была отличным теоретиком. Планы, отчеты, методические разработки – все было исполнено блестяще и тянуло на научный труд. Всегда. За это ей рукоплескало наше Управление образования и, даже, Областное Министерство. А наша директриса, Марина Борисовна, готова была целовать ей ноги и гладить её следы, захлебываясь восторгом.


Неонила поучала всех: от помощника воспитателя до директора. Больше всего доставалось мне. После посещения моих открытых занятий Нинка устраивала мне методическую головомойку:

- Елена Владимировна! Будьте любезны, ответьте мне на один вопрос: почему вы позволяете детям во время занятия свободно разгуливать по классу? И почему дети рисуют где угодно: на подоконнике, на полу, на доске? Почему они делают это стоя, лежа, на коленках?! Где дисциплина в вашей группе? Отсутствует? Что вы пытаетесь слепить из этих детей?


Когда разбор полетов достигал кульминации, её глаза до краев набивались злостью, а брови становились одной прямой линией. Она была похожа на удава.

- Неонила Брониславовна, вы когда-нибудь пробовали рисовать? Рисовать сказку собственного сочинения, – пыталась я сопротивляться удаву. – Попробуйте. Может, тогда вы поймете, почему дети рисуют на полу, на подоконнике, лежа, на коленках, на стекле окна.

- Чтоо??? Вы будете учить меня??? Критиковать??? Развели тут креативность! – тряся начесом, четко выговаривая слова, она почти переходила на крик. Лицо её покрывалось пятнами. – Вам доверили подготовительную группу. Вот и подготовьте их к школе. Качественно подготовьте. И не надо изобретать велосипед: делать из них сказочников и великих художников. 


Она подходила к зеркалу и поправляла пергидрольную «Пизанскую башню» на голове, дав понять, что на сегодня всё.

Я выходила из кабинета. Хотелось рыдать. В висках пульсировало давление. Это была реакция сосудов на стресс. На постоянный стресс. Стресс по имени Нинка. 

- Не могу больше! – срывалась я на слезы, увидев сочувствующие лица моей напарницы Ани и помощника воспитателя Лидии Филипповны. – Уволюсь!

- Что вы, Леночка. Вы - прекрасный педагог. Это я вам как бывший учитель говорю. Дети вас очень любят. Детей не обманешь, - гладила меня по спине Лидия Филипповна.

- Да, забей! Плюнь и разотри! Грымза она старая! Завидует тебе! Поставь мысленно зеркало между собой и ей. Пусть она в него смотрится. Зеркало будет отражать любые её воздействия и оборвет негативную энергетическую связь. Она же энергетический вампир! Она подпитывается тобой! – включала свои экстрасенсорные способности Анька.

 
Нинка не любила детей. Дети для неё были предметом труда, материалом, из которого можно было лепить. А я была средством труда, инструментом, орудием. Я должна была слепить из материала что-нибудь качественное. А Нинка нас исследовала, проводила над нами опыты. А потом записывала все в свои «научные»  методические разработки.

Наши отношения с  Нинкой складывались из маленьких конфликтов, которые притягивались друг к другу, словно магниты, образовывая один огромный конфликт. А огромный конфликт ведет к войне. Война – это самое большое зло. Это зло губит душу, убивает талант, рвет в клочья сердце и мозги, раскрашивает все дни в цвет ненависти. И ты отдаешь злу всю свою жизнь, без остатка.

После очередного линчевания я села за свой рабочий стол, достала листок бумаги и написала красным фломастером: «Нинка - мой враг! Убирайся из моей жизни! Ненавижу!» Потом скомкала листок и жалобно завыла, как Наташенька Павлова из моей группы, когда у той не получалось вылепить крылышко птички. Тогда я подошла к ней, обняла за плечи, вселила в неё уверенность и помогла вылепить крылышко. 

- Теперь птичка не умрет? – спросила Наташа.

- Нет, не умрет. Она теперь сможет взлететь высоко – высоко, в голубое небо. 
Птица не может жить без неба. Наташенька, мы спасли ей жизнь.


А кто обнимет меня? Кто спасет мою жизнь? 
Я не умела воевать. Да, и не хотела. Зеркало поставить тоже не смогла. Я вообще про него забывала. Надо было что-то делать. Но что? Можно посетить психоаналитика. Вопрос: где его взять в нашем Мухосранске? А потом, не принято у нас это: трясти своими проблемами неизвестно перед кем. Дать себя победить или уйти достойно и остаться непобежденной?
А дети? У меня выпускная группа. Я не могу их бросить. Бросить - значит предать. Предать тех, кто мне верит. Это удар в спину. В спину каждого маленького человечка. Значит, остается ждать мая, терпеть и тихо ненавидеть. Нет, ненавидеть – это слишком. Не любить, презирать.

Новый Год в детском саду начинается задолго до его календарной даты, с первым снегом. Неизвестно, кто больше ждет  этот праздник, дети или взрослые. Все желают окунуться в атмосферу магических чудес. Уже в начале декабря воздух буквально пронизан сказочным волшебством. Ощущение праздника во всем: в сценариях к утренникам, в музыкальных нотах, в новогодних костюмах, атрибутах, в номерах телефонов родителей, которые обеспечат праздник почти настоящими Дедом Морозом и Снегурочкой, новогодними подарками и ледяным городком. Вместе с детьми разучиваем роли и становимся настоящими актерами. Мы делаем сказку сами. И сами в неё верим:
                                           Скоро, скоро Дед Мороз
                                           Постучится в двери
                                          И подарки принесет
                                          Всем, кто в чудо верит!

А ещё мы с детьми пишем письма самому главному волшебнику - Деду Морозу. Я бы, например, в этом году попросила Деда Мороза исполнить моё единственное желание - чтобы Нинка исчезла из поля моего зрения. Совсем. Навсегда.

А потом, начиная с первого января, я буду ждать исполнения желания. А Дед Мороз его не исполнит. Ему не понравится моё желание. Я его исполню сама. 


Наши Новогодние корпоративы - эта та еще сказка, сказка для взрослых. Направлены они, понятное дело, на поднятие корпоративного духа, создания атмосферы доверия и взаимопонимания в коллективе. В женском коллективе. Одним словом, чтобы в нашем детском саду поселились фантастические тишь да гладь. 


По традиции действо началось с официоза. В этом году все происходило так же скучно, как и в предыдущие годы: подведение итогов, награждение и премирование отличившихся, объявление благодарностей остальным, рукопожатия и, даже, показушные поцелуи куда-то в сторону. 


После развлекательно-выпивательной части, когда наши доморощенные Дед Мороз, Снегурочка, певцы, фокусники, клоуны показали свой зажигательный шоу-балет, одарили всех больших тетенек подарками, а воздушное пространство вокруг нас наполнилось алкогольно-салатными запахами, наступила заключительная часть нашего «Марлезонского балета». Начались танцы вперемешку с бабьими сплетнями. О мужиках своих, чужих, бывших и настоящих, об обреченной любви ( о счастливой никому неинтересно), о детях маленьких и давно уже выросших, о зарплате и пенсии, о продуктах и тряпках, и ещё Бог знает о чем. 


В промежутках между танцами мы с Анькой тоже грешили «устным женским творчеством». В один из таких промежутков за нашими спинами выросла Неонила, как статуя Свободы, в серебристом балахонистом платье в пол, с бокалом золотистого шампанского в руке.  Лицо её было красным, как помидор. Она пыталась сфокусировать взгляд то на мне, то на Аньке, но получалось где-то около.

- Девочкиии! С Новым Гооодом, мои хорооошие! С новым счааастьем! Пусть все у вас будет, девчооонки! – переполненная благодушием почти пропела она пьяным голосом и протянула к нам свой бокал.

- С Новым Годом! – отчеканили мы с Анькой хором, звонко «чокнулись» и отпили шампанское из своих бокалов.

-Девчонки! Вы такие молодые, такие красивые, такие перспективные. Дети к вам тянутся. Дети вообще любят все новое, молодое. Старость они боятся. Не принимают они старость, - Нинка выдохнула на нас алкогольным «ароматом», смешанным с  запахом закуски.

- Ну, почему же не принимают? – попыталась возразить я. - Вот например, на нашу Лидию Филипповну они гроздьями вешаются, расцеловать готовы. А ей далеко за шестьдесят. 

- Ну, ну, ну! Такого панибратства детям нельзя позволять. Они должны соблюдать субординацию и четко представлять, кто перед ними, -сказала Неонила и недовольно свела брови.

- «Панибратство», «субординация»… Дети и слов – то таких не знают. Они ещё не умеют приспосабливаться. Они просто так выражают свои чувства. На искренность и добро отвечают тем же. Это только мы, взрослые, боимся показать свои эмоции, оглядываясь на других. Это только мы, взрослые, живем, руководствуясь какими-то выдуманными нами самими правилами и стереотипами. Мы надеваем каждый раз разные маски и играем нужную нам роль. А дети врать не умеют, - начинала заводиться я, доказывая свою правоту.
Анька слушала, широко открыв глаза. Неонила посмотрела на меня пьяным и каким-то сложным взглядом, в котором было ни то извинение, ни то растерянность.

- Да-а… Может, вы и правы, Леночка…Главное, чтобы мы не держали зла вот здесь, - проговорила Нинка и несколько раз постучала себя по груди. – Не буду вам мешать, девчата, веселитесь!

Качающейся походкой Неонила направилась к своей компании. 

Мы с Анькой проводили её колючим, сверлящим взглядом.

- Вот, что с людЯми Алкоголь делает! Как он её торкнул, что аж снизошла грымза до нас! – Анька намеренно искажала ударение в словах, осуждающе качала головой из стороны  в сторону и саркастически улыбалась.

- Аня, детка, алкоголь, конечно, враг! Но наша Нинка врагов не боится! – язвительно произнесла я.

Анька прыснула со смеху и потащила меня танцевать под зажигательную песню Бейонсе. Нам было очень празднично и задорно, потому что мы - молодые, красивые и немного пьяные. Потому что завтра - выходной, а через четыре дня – Новый Год! А Новый Год- это всегда надежда на чудо, на счастье и на радугу жизни! Потому что у нас все ещё впереди: и любовь, и жизнь. А если повезет, и жизнь в любви.


На следующий день, примерно в одиннадцать утра позвонила Анька и сбивчиво, с тревогой в голосе стала объяснять:

- Лен, ты представляешь, Нинка скончалась! Они спускались к бульвару, и Нинка поскользнулась и ударилась головой. И все…

- Аня, Анечка! Не тараторь! Я ничего не поняла. Кто упал, кто скончался? Что случилось? – Анькино волнение передалось мне, и я начала нервничать.

- Вчера Марина вызвалась провожать Неонилу с корпоратива. Она же напилась до «не могу». Сама же видела.

-Ну? Что потом?

- Они решили пойти по бульвару, по Алещенкова. Неонила где- то там рядом живет…жила. Стали спускаться по лестнице, Нинка поскользнулась и упала, ударилась головой о ступеньку. Марина скорую вызвала, а Нинка прям в машине и скончалась, – Анька выдохнула последнюю фразу так, как будто с её шеи убрали веревку с  тяжеленным камнем. 


Я медленно опустилась на подлокотник кресла, держа телефон в руке. Из трубки слышался Анькин голос, она ещё о чем-то говорила, говорила, говорила. Но мне казалось, все это она сообщала не мне. Внутри разливалось какое-то странное чувство, одновременно похожее на страх, волнение, испуг, панику. Вдруг вспомнилось дурацкое желание Деду Морозу -  чтобы Нинка исчезла из поля моего зрения. Совсем. Навсегда. Господи, но я не этого хотела. Зачем ты так, Нинка? Зачем ты так? Сознание все отчетливей стало отражать действительность. Страх сменился отчаянной тоской.

- Лен, Лена! Ты ещё здесь? С тобой все в порядке? Почему ты молчишь? Леен! – сыпала Анька словами, как горохом из мешка.

- Да, да! Я слушаю,- бесцветным голосом произнесла я, спустя минуту.

- Лен, ну, ты придешь?

-Куда?

- Как куда? Я же тебе говорю, Марина Борисовна предлагает всем собраться к часу в садике и обсудить организацию похорон. Надо помочь. У неё родственников – то: только старенькая мать да муж. Дочь в Германии. Лена, ты придешь?

- Конечно, приду. К часу? – уточнила я.

- Да, к часу в садике. Ладно, давай. До встречи.

-Пока, - сказала я и отжала красную кнопку мобильника.

****


Тридцатого декабря с Неонилой прощались в ритуальном зале крематория.
Она лежала в гробу с закрытыми глазами и гладким, фарфоровым лицом все такая же красивая, дорогая и величественная. Но все эти достоинства стали безжизненные и мертвые. Нинки больше не было. Было только её бездыханное тело.


Рядом с гробом сидела мать Неонилы – маленькая, сухонькая старушка в черном платочке, из- под которого выбивалась прядь белых, как снег, волос. Опустив глаза, она тихо плакала и  причитала, дотрагиваясь до лица дочери. Муж-профессор сидел рядом с каменным землистого цвета лицом. Говорили, что он сразу постарел лет на десять и выглядел теперь совсем немного младше тещи. Старик стариком. Дочь на похороны не приехала. У неё были какие-то очень важные съемки в Германии. Жизненно важные. Жизнь всегда важнее смерти. У жизни есть будущее. Съемки - это жизнь, а похороны - это смерть, конечная остановка.


Поминки прошли торжественно-печально. Было много пустых формальных фраз типа: «от нас ушла навсегда…», «это огромная утрата», «мы никогда не забудем»… И только Марина Борисовна, наш директор, встала и произнесла без похоронных штампов:

- Неонила Брониславовна пришла ко мне на собеседование полгода назад. Красивая, умная, сильная, неприступная внешне, она оказалась ранимой и одинокой. Поверьте, я знаю, что такое одиночество... Одиночество – это, когда всех вокруг много, а ты один. Вот мы и встретились - два одиночества.  Мы были друг другу докторами. Она врачевала моё одиночество, а я – её. Мы снова учились доверять людям, разрушали стену, которую построили сами, пытались снять защитные маски… Говорят, время лечит. Не верьте. Время - плохой доктор. Со временем вы только подальше запрячете боль и слезы. Память будет вытаскивать из своего хранилища кадры из прошлого, обрывки фраз и судеб. А ты будешь смотреть эту хронику, вспоминать и плакать. Вспоминать тех, кого забыть не можешь… Нилочка, я не успела тебе сказать, ты – лучший эпизод в моей жизни…


Марина Борисовна тяжело опустилась на стул, уронила голову на руки, как будто в ней что-то сломалось. Потом стала безголосо выдыхать из себя всю накопившуюся горечь и скорбь, вздрагивая плечами.


Я с тоской смотрела на Марину. Я вдруг поняла, что Неонила не пыталась кому-то понравиться. Даже себе. Она выстроила свою Бастилию и ожесточенно защищалась от людей. Потому что когда-то люди её предали. Она больше им не верила. Она выбрала себе в жизни преданного, надежного друга – одиночество. Одиночество-это плата за прямоту, за ум, красоту и свободу, за то, что ты слишком не такой , как все. Одиночество-это плата за ошибки. И Нинка ошибалась. Она имела право на ошибки. Не имеет право ошибаться только хирург и пилот. Я тоже ошибалась. Я даже не сделала попытку заглянуть внутрь, проникнуть в душу, посмотреть в глаза. Мы давно разучились смотреть в глаза, разучились говорить, понимать, принимать. Мы больше не умеем любить людей. Мы торопимся жить, не успевая оглядываться назад. Мы думаем, что люди против нас, а они просто борются за себя. Нинка преподала мне урок жизни. И я выучу его на «отлично». Я научусь любить людей, научусь понимать и прощать. Прости меня, Нинка! И я тебя прощаю! Простите меня все!