ГлавнаяПрозаМалые формыРассказы → Небо над погостом

Небо над погостом


Серый цвет тоже имеет множество оттенков – один тоскливее другого. Наступившее лето дало полную возможность убедиться в этом. Почти каждый день с утра до вечера лил унылый дождик, то едва моросящий, то усиливающийся. Низкие пепельные облака, казалось, навсегда закрыли солнце.
А к вечеру с окрестных низин и болот наползали серой безжизненной пеленой туманы, словно сотканные не из капелек влаги, а из мельчайших элементарных частиц скуки и тоски. Беспрепятственно распространялись они по улицам города и незаметно проникали в души людей, исподволь отравляя их ядом горькой печали, неосознанной грусти.

Павел Горячев стоял на балконе шестого этажа и ловил себя на мысли, что его тянет перешагнуть через перила вниз, на черный асфальт, со всех сторон окруживший здание.
С трудом оторвавшись от наваждения, он вернулся в комнату и сел за низкий столик, опершись локтями на него и запустив пальцы в мокрые от дождя волосы.

Всего два месяца назад с большим успехом прошла его персональная выставка. В течение многих дней его картины, рисунки и акварели наполняли своей жизнью и светом просторный зал и тысячи людей оставили неравнодушными, чему свидетельством были их радостные лица и благодарные строки в книге отзывов. Казалось бы, что ему, так непросто шедшему к своей главной цели – художественному творчеству, нужно взлететь к облакам осуществлённых надежд, но с самого начала выставки что-то надломилось в душе его, и сколько он не брал в руки кисть, написать ничего не смог. Две неоконченные картины всё сильнее покрывались пылью в мастерской. И этот надлом ощущался физически, словно что-то чужое росло в груди, мешало дышать, жить, думать. И губительная пелена застлала глаза художника, окрашивая всё вокруг в безжизненные, лишённые света и смысла тона.

А вчера, после крупной и нелепой, как он теперь считал, ссоры, забрав пятилетнюю Светлану, уехала к своим родителям его жена, и пустота квартиры легла на душу уже непосильной тяжестью.
Посидев несколько минут в оцепенении, Павел Юрьевич оторвался от стола и решил дойти до журнального киоска. Медленно спустился он по лестнице, прошёл под тёмной зеленью лип и встал в конце небольшой очереди. Выбрав несколько журналов и газет, он отправился домой.

У подъезда его взгляд остановился на сломанной ветром ветви рябины. Надорвав кору и надломив древесину, ветер всё не отставал от веточки, продолжал трепать её, а она роняла с себя капли слёз-дождя и беззащитно белела свежей древесной раной, Павел Горячев вдруг остро и неожиданно осознал, как давно он не видел другой рябины, у крыльца дома, где вырос. И самое мучительное было то, что ему никогда больше не суждено увидеть ни ту рябину, ни дом – их на Земле уже не стало.

Горячев взбежал по лестнице в квартиру и начал лихорадочно собираться, укладывать в этюдник в беспорядке разбросанные по комнатам краски, кисти, карандаши…
Через час он уже мчался на синих «Жигулях» по мокрому шоссе с предельной скоростью, мчался, лишь частично, каким-то краем сознания держа связь с окружающим и машинально, но в то же время очень чётко выполняя все пируэты движения.

А ещё через два часа он шёл по узкой дорожке к старому сельскому кладбищу, где были похоронены его родители.
Долго сидел Павел Горячев на старой, неокрашенной скамейке у двух могил с потемневшими от времени крестами, вспоминая пережитое, обращаясь мыслями к тем, кто дал ему жизнь и кто давно покинул эту землю. И только начинающаяся гроза оторвала его от дум и заставила отправиться обратно к машине. Пошёл крупными каплями сначала редкий, но быстро набиравший силу дождь, а небо разорвала пополам неожиданно яркая молния.

На пригорке Павел Горячев остановился и, не обращая внимания на ливень, оглянулся на кладбище. Старый погост с покосившимися крестами словно плыл над землёю в пелене дождя. Удары грома всё учащались, сотрясая всё вокруг, но художник оставался в неподвижности, не отрывая взгляда от родных могил. И только краем зрения он увидел небольшой огненно-золотой шар, наплывавший откуда-то сбоку. Повернуться и рассмотреть его он не успел, - шар коснулся стоявшей на пригорке одинокой сосны и разорвался с оглушающим грохотом.

Сколько лежал он без сознания под разбитой сосной, Павел Горячев не представлял, - может быть, несколько минут, может быть, целую вечность. Когда он открыл глаза, то увидел над собой не тучи, а лазурно-темнеющее небо. Встав на ноги, он переступил через верхушку сосны с чёрно – пепельной хвоей, подошёл, слегка пошатываясь к расколотому пополам дереву, и опёрся на него, обхватил его руками. Ладонями он ощущал необычное тепло, идущее сквозь кожу вглубь тела, голова прояснялась, переставала кружиться, грудь вздымалась глубоко и неторопливо, и лёгкие, как целительный бальзам, поглощали, нет, наверное, не воздух, а непонятную субстанцию бодрости и жизнеутверждения.

Павел Горячев стоял так некоторое время, обводя взглядом окрест. С глаз сошла тусклая пелена , и взор ловил в окружающем новый, скрытый дотоле, свет. Он, давно отвергший для себя бога библейских легенд, осознавал сейчас явление истинного Бога в своей душе, имя которого Высший Смысл и Таинство Вселенной. И постижение Бога было в единении со Вселенной, в возможности понять Слово Вселенной.

Художник спустился к стоявшей неподалёку машине и взял этюдник. Затем он вновь поднялся на пригорок, установил рядом с ещё дымившимся деревом мольберт и начал работать.
Первыми на холсте возникли очертания кладбища на соседнем холме, но не смертью и унынием дышала его картина, потому что над крестами и деревьями погоста постепенно вырисовывалось вечное, безбрежное небо. Он никогда до этого по-настоящему не видел неба, и только теперь оно предстало перед ним, как раскрытая волшебная книга, смысл знаков которой он вдруг постиг.
В голове его звучала незнакомая сокровенная музыка, он иногда пытался понять, чья это музыка, кто её автор, но это была ничья музыка – голос и гармония сфер.
В движении облаков он улавливал вдруг улыбку до боли знакомого лица, а заходящее солнце озаряло всё светом новой философии жизни. И откровения неба, насыщая его мятущуюся душу, выплёскивались через край, застывая нежными и яростными мазками красок на холсте.

© Copyright: Евгений Ефрешин, 2024

Регистрационный номер №0528906

от 5 мая 2024

[Скрыть] Регистрационный номер 0528906 выдан для произведения:
Серый цвет тоже имеет множество оттенков – один тоскливее другого. Наступившее лето дало полную возможность убедиться в этом. Почти каждый день с утра до вечера лил унылый дождик, то едва моросящий, то усиливающийся. Низкие пепельные облака, казалось, навсегда закрыли солнце.
А к вечеру с окрестных низин и болот наползали серой безжизненной пеленой туманы, словно сотканные не из капелек влаги, а из мельчайших элементарных частиц скуки и тоски. Беспрепятственно распространялись они по улицам города и незаметно проникали в души людей, исподволь отравляя их ядом горькой печали, неосознанной грусти.

Павел Горячев стоял на балконе шестого этажа и ловил себя на мысли, что его тянет перешагнуть через перила вниз, на черный асфальт, со всех сторон окруживший здание.
С трудом оторвавшись от наваждения, он вернулся в комнату и сел за низкий столик, опершись локтями на него и запустив пальцы в мокрые от дождя волосы.

Всего два месяца назад с большим успехом прошла его персональная выставка. В течение многих дней его картины, рисунки и акварели наполняли своей жизнью и светом просторный зал и тысячи людей оставили неравнодушными, чему свидетельством были их радостные лица и благодарные строки в книге отзывов. Казалось бы, что ему, так непросто шедшему к своей главной цели – художественному творчеству, нужно взлететь к облакам осуществлённых надежд, но с самого начала выставки что-то надломилось в душе его, и сколько он не брал в руки кисть, написать ничего не смог. Две неоконченные картины всё сильнее покрывались пылью в мастерской. И этот надлом ощущался физически, словно что-то чужое росло в груди, мешало дышать, жить, думать. И губительная пелена застлала глаза художника, окрашивая всё вокруг в безжизненные, лишённые света и смысла тона.

А вчера, после крупной и нелепой, как он теперь считал, ссоры, забрав пятилетнюю Светлану, уехала к своим родителям его жена, и пустота квартиры легла на душу уже непосильной тяжестью.
Посидев несколько минут в оцепенении, Павел Юрьевич оторвался от стола и решил дойти до журнального киоска. Медленно спустился он по лестнице, прошёл под тёмной зеленью лип и встал в конце небольшой очереди. Выбрав несколько журналов и газет, он отправился домой.

У подъезда его взгляд остановился на сломанной ветром ветви рябины. Надорвав кору и надломив древесину, ветер всё не отставал от веточки, продолжал трепать её, а она роняла с себя капли слёз-дождя и беззащитно белела свежей древесной раной, Павел Горячев вдруг остро и неожиданно осознал, как давно он не видел другой рябины, у крыльца дома, где вырос. И самое мучительное было то, что ему никогда больше не суждено увидеть ни ту рябину, ни дом – их на Земле уже не стало.

Горячев взбежал по лестнице в квартиру и начал лихорадочно собираться, укладывать в этюдник в беспорядке разбросанные по комнатам краски, кисти, карандаши…
Через час он уже мчался на синих «Жигулях» по мокрому шоссе с предельной скоростью, мчался, лишь частично, каким-то краем сознания держа связь с окружающим и машинально, но в то же время очень чётко выполняя все пируэты движения.

А ещё через два часа он шёл по узкой дорожке к старому сельскому кладбищу, где были похоронены его родители.
Долго сидел Павел Горячев на старой, неокрашенной скамейке у двух могил с потемневшими от времени крестами, вспоминая пережитое, обращаясь мыслями к тем, кто дал ему жизнь и кто давно покинул эту землю. И только начинающаяся гроза оторвала его от дум и заставила отправиться обратно к машине. Пошёл крупными каплями сначала редкий, но быстро набиравший силу дождь, а небо разорвала пополам неожиданно яркая молния.

На пригорке Павел Горячев остановился и, не обращая внимания на ливень, оглянулся на кладбище. Старый погост с покосившимися крестами словно плыл над землёю в пелене дождя. Удары грома всё учащались, сотрясая всё вокруг, но художник оставался в неподвижности, не отрывая взгляда от родных могил. И только краем зрения он увидел небольшой огненно-золотой шар, наплывавший откуда-то сбоку. Повернуться и рассмотреть его он не успел, - шар коснулся стоявшей на пригорке одинокой сосны и разорвался с оглушающим грохотом.

Сколько лежал он без сознания под разбитой сосной, Павел Горячев не представлял, - может быть, несколько минут, может быть, целую вечность. Когда он открыл глаза, то увидел над собой не тучи, а лазурно-темнеющее небо. Встав на ноги, он переступил через верхушку сосны с чёрно – пепельной хвоей, подошёл, слегка пошатываясь к расколотому пополам дереву, и опёрся на него, обхватил его руками. Ладонями он ощущал необычное тепло, идущее сквозь кожу вглубь тела, голова прояснялась, переставала кружиться, грудь вздымалась глубоко и неторопливо, и лёгкие, как целительный бальзам, поглощали, нет, наверное, не воздух, а непонятную субстанцию бодрости и жизнеутверждения.

Павел Горячев стоял так некоторое время, обводя взглядом окрест. С глаз сошла тусклая пелена , и взор ловил в окружающем новый, скрытый дотоле, свет. Он, давно отвергший для себя бога библейских легенд, осознавал сейчас явление истинного Бога в своей душе, имя которого Высший Смысл и Таинство Вселенной. И постижение Бога было в единении со Вселенной, в возможности понять Слово Вселенной.

Художник спустился к стоявшей неподалёку машине и взял этюдник. Затем он вновь поднялся на пригорок, установил рядом с ещё дымившимся деревом мольберт и начал работать.
Первыми на холсте возникли очертания кладбища на соседнем холме, но не смертью и унынием дышала его картина, потому что над крестами и деревьями погоста постепенно вырисовывалось вечное, безбрежное небо. Он никогда до этого по-настоящему не видел неба, и только теперь оно предстало перед ним, как раскрытая волшебная книга, смысл знаков которой он вдруг постиг.
В голове его звучала незнакомая сокровенная музыка, он иногда пытался понять, чья это музыка, кто её автор, но это была ничья музыка – голос и гармония сфер.
В движении облаков он улавливал вдруг улыбку до боли знакомого лица, а заходящее солнце озаряло всё светом новой философии жизни. И откровения неба, насыщая его мятущуюся душу, выплёскивались через край, застывая нежными и яростными мазками красок на холсте.

 
Рейтинг: +1 59 просмотров
Комментарии (2)
Валентин Воробьев # 28 сентября 2024 в 07:03 0
Люди искусства: художники, скульпторы, поэты, писатели, музыканты, композиторы, архитекторы - да все - это особые люди, творцы. Они создают шедевры, они двигают прогресс. Глядя на их творения, другие, простые люди, не творцы, зашоренные, затюканные бытом, вдруг осознают красоту мира вокруг себя, которую они до этого не видели и не слышали, им было не до этого. И их жизнь никогда больше не будет состоять из одних только серых будней, потому что они узнали, что такое праздник.
professor_arb
Евгений Ефрешин # 28 сентября 2024 в 07:10 +1
Благодарю Вас, уважаемый Валентин, за внимание и такой комментарий! spasibo-10