Евгений Павлович проспал. Когда он с трудом открыл глаза, настенные часы показывали без четверти восемь. Будильник на мобильном телефоне, установленный, как обычно, с вечера, на половину седьмого утра, уже давно оттрубил в последний раз заложенным программой звонком.

«Я опоздал на работу!» – отметил про себя как свершившийся факт Евгений Павлович. Он прекрасно понимал, что за оставшиеся пятнадцать минут до начала рабочего дня он не успеет привести себя в порядок после сна, одеться и доехать до городской администрации. Где он служил уже тридцать пять лет, и последние семнадцать лет занимал должность начальника отдела гражданской обороны, мобилизационной работы и чрезвычайных ситуаций. Не то, чтобы Евгения Павловича испугало неожиданное и несвойственное ему свершившееся обстоятельство. Скорее огорчило. Даже не потому, что его могло ждать какое-то порицание куратора отдела – заместителя главы городской администрации по жилищно-коммунальному хозяйству, транспорту, энергетике и связи. Просто за годы работы он ни разу не позволил себе опоздать. Ни на одну минуту. Превратив свою пунктуальность в строгое и неукоснительно выполняемое правило, распространённое, в том числе, и на сотрудников возглавляемого им отдела. То-то они удивятся его отсутствию, когда стрелки часов сойдутся на цифре восемь…

Евгений Павлович не без труда поднялся из постели. Болела голова и тело охватывала необъяснимая слабость.

«Неужели простыл?» – промелькнула тревожная мысль у Евгения Павловича. Но каких-то других признаков простуды или гриппа он не чувствовал. Такое ощущение, что просто не спал всю ночь, а занимался неизвестно чем. Отправляясь в ванную комнату, Евгений Павлович мимоходом вспомнил характеристики трёх возрастных стадий, придуманных и озвученных Семёном Альтовым. Вернее, характеристику последней стадии, непосредственно относящейся к нему.

«Всю ночь спал. Не пил, не гулял, не танцевал с девушками. А утром выгляжу и чувствую себя так, словно всю ночь пил, гулял, танцевал с девушками», – самоиронично думал Евгений Павлович, умываясь и чистя зубы. Тем более что с девушками у него как-то не задалось с самого начала. Не его рождения, естественно, а того периода, по достижении которого, по логике природы, юноши должны уже интересоваться противоположным полом. И наоборот. Правда, был один момент в жизни… Но, Евгений Павлович старался о нём не думать. Слишком тяжёлыми оказывались воспоминания.

Выйдя из ванной, Евгений Павлович услышал, как в комнате истерично надрывается мобильный телефон.

– Евгений Павлович, ну где вы?! – раздался в трубке взволнованный голос куратора. – Через десять минут аппаратное совещание у главы, а у меня нет информации о работе по подготовке к весеннему призыву!

– Через пять минут будет, Андрей Алексеевич, – заверил непосредственного начальника Евгений Павлович. Отключил соединение. И сразу набрал другой номер.

Дождался, когда ответит одна из сотрудниц отдела. Выслушав приветствие, заговорил:

– Света, доброе утро! Валееву немедленно нужен отчёт по подготовке к призыву, а я сегодня немного задержусь. Отчёт у меня в кабинете на столе. Сходи, передай ему. Только прямо сейчас, ладно? Не после чашечки кофе.

– Я поняла, Евгений Павлович. Сделаю, – послышался ответ.

– Вот и замечательно!

Евгений Павлович отложил телефон на стеклянный журнальный столик, стоящий перед большим плоским экраном телевизора, и стал спешно собираться на работу.

Надев брюки и белую сорочку, привычным небрежным движением повязав галстук, он вновь взялся за телефон, чтобы вызвать такси. Долгие длинные гудки. Никаких тебе: «В настоящий момент все специалисты заняты. Пожалуйста, оставайтесь на линии».

Удерживая телефонную трубку возле уха, Евгений Павлович подошёл к окну комнаты и, отодвинув в сторонку тюль, посмотрел на улицу. Тёмное время суток заметно становилось короче. Сквозь черноту зимнего февральского неба уже проступила едва заметная просинь зарождающегося дня. Тихо, с безмятежной грациозностью, шёл снег, устилая дороги и тротуары чистым белым покрывалом…

– Здравствуйте. Такси «Ягуар», – наконец донёсся из телефона вежливый голос девушки-оператора. – Поздравляем вас с наступившим праздником Дня всех влюблённых и спешим сообщить, что весь сегодняшний день у нас действуют праздничные скидки – десять процентов от стоимости проезда за одну поездку. И двадцать процентов – если вы воспользуетесь сегодня услугами нашего такси два раза и более.

– Здравствуйте… За скидки – отдельное спасибо. За поздравление, конечно, тоже. Только я – иудей. – То ли от плохого самочувствия, то ли от злости на самого себя за то, что так постыдно опоздал на работу, у Евгения Павловича вдруг пробудился сарказм.

На другом конце линии возникло короткое замешательство.

– Извините, – смущённым голосом произнесла девушка-оператор.

– Девушка, вас тоже с праздником. И не стоит извиняться – это шутка. На самом деле я исповедую буддизм…

На этот раз пауза оказалась продолжительней. Евгений Павлович поразмыслил, что ещё немного, и девушка-оператор бросит трубку. Решив не доводить её до цейтнота, он, со вздохом, проговорил:

– Садовая, дом семьдесят четыре. Второй подъезд. До «белого дома».

– Сейчас все машины заняты. Ближайшая будет свободна минут через десять… Ждать будете? – голос девушки стал монотонно-официальным.

– Подожду.

– Хорошо. Информация о времени прибытия машины, её марке и госномере, а также сумме оплаты за проезд поступит на номер вашего телефона посредством мобильного сообщения. Спасибо, что воспользовались услугами нашего такси. Всего доброго.

«Ну вот, испортил барышне настроение. Зачем? – угрюмо подумал Евгений Павлович. – Если не в состоянии чему-то радоваться сам, не значит, что нужно лишать этой радости других людей».

Он довольно отчётливо представил, как молоденькая девушка-оператор утром заступила на дежурство. От кого-то из водителей-таксистов (может и от нескольких) получила в подарок открытки или подушечки в форме сердечек с всевозможными милыми пожеланиями. Услышала в свой адрес поздравления, комплименты… А потом позвонил престарелый брюзга, вставший не с той ноги, но решивший блеснуть остроумием, и испортил девушке отличное расположение духа.

Впрочем, в действительности Евгений Павлович никогда не слыл ни брюзгой, ни занудой. Мог, конечно, поёрничать, но был порядочным и в меру добродушным человеком. Ответственным и требовательным руководителем. Не самодуром. Просто его непостижимым образом тяготило начало дня. Оно не вписывалось в характер Евгения Павловича, выстроенный на основе долженствования, нарушало неписаный распорядок, устоявшийся годами…

Но нарушенный распорядок в действительности не являлся причиной его подавленного эмоционального состояния. Скорее, он был лишь её частью, надводной вершиной айсберга. Остальное скрывалось глубоко в сознании – в определённых мыслях, ощущениях, которые невольно разбередила девушка-оператор, и в существовании которых Евгений Павлович боялся признаться самому себе… Да ещё это дурное самочувствие. Головная боль прошла, сменившись лёгким головокружением. Непонятная слабость продолжала донимать, отдаваясь лёгкой дрожью в коленях.

Евгений Павлович подумал, что успеет выпить кофе, пока ждёт такси. Заодно взбодрится. Он снял со старомодных деревянных «плечиков» пиджак и надел его, застегнув на все пуговицы. Прошёл на кухню. Включил кофеварку, чтобы подогреть вчерашний кофе. Сел на стул, задумчиво глядя перед собой.

Он ощущал, как вопреки воле, из глубин сознания вновь поднимаются воспоминания, причиняющие боль. Также как и порождаемые ими чувства вины, сожаления, горечи утраты…

День всех влюблённых… Иноземный католический праздник, день чествования святого Валентина, растиражированный средствами массовой информации в девяностые годы и за два десятилетия, обросший чешуёй светскости, ставший в России чуть ли не равнозначным празднованию восьмого марта Международного женского дня. Занятно. Хотя… Не Хэллоуин, в конце концов.

Кофе согрелся. Евгений Павлович выбросил фильтр с кофейной гущей в мусорное ведро и слил из кофеварки остатки напитка в небольшую кофейную чашку. Осторожно прихлёбывая горячий кофе, он вспомнил, что у него был когда то свой день влюблённых. Всего один день… Хотя, стоп! Зачем он об этом. Не надо. С трудом, но Евгений Павлович сумел заглушить растущие, как снежный ком, и воспоминания, и чувства, навеваемые ими. Он переключился на мысли о работе. Подумал, что необходимо как-то реабилитироваться в собственных глазах за опоздание. Тем более, что на его должности работы всегда было невпроворот. Выйти на работу в очередной выходной день? Так он и так выходил в выходные дни постоянно. Чем ещё заниматься закоренелому холостяку, не имеющему устойчивого хобби. Или садового участка. В котором, при желании, можно найти себе дело даже зимой.

«Хоть бы крючком научился вязать, что ли? – с иронией подумал о себе Евгений Павлович. – Менее, чем через три года на пенсию. Пора осваивать азбуку игры под названием „Кино, вино и домино".

„Прокрякал" телефон, оповестив о поступившем мобильном сообщении. Евгений Павлович посмотрел на экран. „Форд Фокус". Номер машины. Прибудет через пять минут. Оплата со скидкой пятьдесят четыре рубля. Ещё одно поздравление от службы такси с Днём всех влюблённых. Пожелание счастья и благодарность за то, что предпочли воспользоваться услугами их организации.

Евгений Павлович убрал телефон во внутренний карман пиджака. Отставил на середину стола чашку с недопитым кофе. Погасив на кухне свет, вышел в прихожую. Поспешно накинул на себя парку с капюшоном и надел на голову меховую норковую шапку с козырьком. На ходу прихватил чёрный, изготовленный из натуральной кожи, потёртый портфель „Giorgio Ferretti", подаренный двенадцать лет назад коллегами, по случаю сорокапятилетнего юбилея, и вышел из квартиры.

Небо сбросило чёрную вуаль минувшей ночи, став тёмно-синим. И оттого падающие снежинки казались голубого цвета. Касаясь лица Евгения Павловича, они щекотали нос и щёки. Стараясь избавиться от головокружения, он сделал несколько глубоких вдохов, чувствуя, как освежающий морозный воздух наполняет грудь. Стало немного легче.

Высвечивая светом фар густой рой снежинок, во двор въехала машина с жёлтым маячком такси на крыше. Обещанный „Ford Focus".

Развернувшись на опустевшей с утра дворовой парковке, автомобиль подъехал к подъезду дома и остановился. Из салона такси доносился приглушённый звук музыки. Евгений Павлович неспешно спустился по ступеням крыльца подъезда и привычно открыл заднюю пассажирскую дверь машины. Поприветствовал водителя, устраиваясь в тёплом просторном салоне такси на широком удобном сиденье, положив портфель на колени. Закрывая за собой дверь, Евгений Павлович не без удовольствия отметил про себя, что из динамиков автомагнитолы льётся знакомый мотив «Summer Night City» в исполнении группы «АBBA», а не набивший оскомину шансон, казалось, вечно играющий в общественном транспорте.

– К администрации города, пожалуйста, – повторно назвал пункт назначения Евгений Павлович.

Водитель такси – мужчина средних лет, со слезящимися глазами, простужено шмыгающий носом, – встретил пассажира надсадным сухим кашлем. Не слишком полезное свойство для человека, в течение дня близко контактирующего с людьми.

– Несёте в массы «неаполитанский кашель»? – попытался пошутить Евгений Павлович, намекая на раскручивающийся новый виток эпидемии гриппа, и вспомнив давнюю телевизионную юмористическую миниатюру Юрия Стоянова и Ильи Олейникова.

– Почему – неаполитанский? – прогнусавил таксист, обернувшись. – Обычный. От кого-то из вас, пассажиров, и подхватил вирус.

– Понятно – не помните. Или не видели, – констатировал Евгений Павлович, искренне сожалея, что шутка не удалась.

– Что не видел? – не понял фразы Евгения Павловича водитель. – У нас сегодня акция. По случаю Дня влюблённых…

– Я в курсе. Скидка за проезд.

– Не только. – Водитель наклонился к консоли автомобиля, наполовину скрывшись из вида за спинкой переднего пассажирского сиденья. Евгений Павлович услышал, как щёлкнул замок открываемого «бардачка». С минуту водитель копался в нём, что-то выискивая. Затем с хлопком закрыл крышку, выпрямился и вновь повернулся к Евгению Павловичу. В руке он держал небольшую алую подушечку в форме сердечка с вышитой посередине серебристой нитью надписью.

– В дополнение к скидке, каждому нашему пассажиру полагается «валентинка» в подарок, – сообщил таксист, передавая «сердечко» Евгению Павловичу. – Преподнесёте супруге. Ну, или там кому считаете нужным.

Обескураженный Евгений Павлович принял из рук водителя плотную и шелковистую на ощупь подушечку. Открыл, было, рот, чтобы возразить, что «валентинка» ему ни к чему. Сказать, что у него нет супруги. И никогда не было. «Или там кого» – тоже. И он, словно гоголевский Башмачкин, живёт одинокой жизнью небогатого муниципального чиновника… Но вовремя спохватился. Нечего ему откровенничать перед гриппозным таксистом. Вовсе не обязательно формировать в себе «синдром попутчика» и открывать тайны личной жизни совершенно постороннему человеку.

– А на Рождество вы раздавали клиентам дары волхвов? – взамен неуместной откровенности Евгений Павлович вновь проявил сарказм.

– Какие дары? – теперь обескуражен был таксист.

– Золото, ладан и смирну… Или, хотя бы, имитацию платиновых цепочек для золотых часов и наборы гребней для волос.

– Никаких даров мы в Рождество не раздавали. Наоборот – брали по двойному тарифу. А «сердечки» нам директор поручил раздавать… И что за волхвы? Я что-то помню из детских сказок. Чьи они?

– Ничьи. Сами по себе… Видать, романтик ваш директор. – Евгений Павлович  посмотрел на электронные часы, размещённые в приборной панели автомобиля. Увидел, что уже опаздывает на работу на сорок минут. Форменное безобразие. Но с удивлением Евгений Павлович вдруг понял, что данное обстоятельство его не особо тревожит.

– Давайте поедем уже. Мне на работу нужно, – произнёс он таким спокойным тоном, словно просил водителя просто прокатить по городу. – И спасибо за подарок. Сами не забудьте своей жене преподнести что-нибудь.

– Я её по-другому поздравлю, – пробурчал через плечо таксист и, включив передачу, резко тронул машину с места. Разговор с Евгением Павловичем ему явно пришёлся не по душе.

«Ещё один человек с испорченным настроением, – испытывая некоторую неловкость перед простуженным таксистом, подумал Евгений Павлович. – Да что со мной сегодня такое?»

Музыка по радио давно сменилась экзальтированным голосом ведущего, восторженно вещающего о наступившем Дне влюблённых. Не вникая в истоки праздника, и не задумываясь о конфессиональной принадлежности радиослушателей, ведущий чуть ли не через каждые две минуты неустанно всех поздравлял. Советовал дарить друг другу «валентинки». Разнообразные подарки. Не скупиться в этот день на комплименты, а мужчинам и юношам рекомендовал непременно посетить цветочные магазины, чтобы красивыми букетами доставить радость своим возлюбленным дамам.

Евгений Павлович вспомнил о «сердечке», которое он держал в правой руке. Заинтересовался надписью, вышитой на нём. Сквозь идеально чистые стёкла машины проникал яркий свет уличных фонарей. Да и на улице стало заметно светлее. Поэтому надпись на «валентинке» Евгений Павлович прочитал без особого труда. Всего два простых слова, вышитых прописью: «Давно влюблённые». Евгений Павлович горько усмехнулся про себя. Не зря таксист рылся в бардачке. Искал «валентинку» с подходящей надписью, ориентируясь на возраст Евгения Павловича. И, конечно, предполагаемый возраст его несуществующей супруги.

Евгений Павлович вдруг почувствовал, как сердце в груди сжалось до боли от нестерпимо сильной досады. Досады за свою одинокую жизнь, в которой когда-то он сам отказался любить и быть любимым. Тогда ему казалось, что он проявил твёрдость характера. Сейчас он понимал, что проявил малодушие… Точнее, понимал всегда, но решился признаться в этом самому себе только сейчас.

С не меньшей силой, с какой сжимало его сердце неумолимое и беспощадное чувство досады, Евгений Павлович сжал в правой руке подушечку «валентинки». Да так, что пластмассовый маленький кругляшок, покрытый клеящим веществом со съёмной защитной плёнкой, врезался в центр ладони. Но этой, внешней боли, Евгений Павлович, казалось, совсем не чувствовал. Как не чувствовал, что рука, сжатая в кулак, внезапно похолодела, а ладонь стала мокрой от пота. Его постепенно поглощала внутренняя боль, вызванная вдруг вырвавшимися на волю долгое время табуированными эмоциями. Словно выпущенный из лампы джин, ставший неукротимым.

Евгений Павлович неожиданно вспомнил, как в прошлом году девчата из жилищного отдела позвонили ему и напомнили, что скоро закончится срок приватизации государственного и муниципального жилья. И не мешало бы поторопиться с подачей заявления и оформлением документов, если он хочет стать собственником «однушки», которую ему предоставил в пользование горсовет ещё при царе-горохе. Евгений Павлович тогда отшутился. Мол, зачем ему, бобылю, собственность, если её оставлять некому. И после его смерти квартира, ввиду отсутствия наследников, станет выморочным имуществом. И перейдёт в собственность государства. Так к чему лишние хлопоты?

Теперь это воспоминание не вызывало иронии в душе Евгения Павловича. Оно лишь стало ещё одним кирпичиком, заложенным в фундамент той части памяти, приносящей душевные страдания, и которую он усердно подавлял в себе много лет.

Усилием воли Евгений Павлович попытался загнать восстающие воспоминания обратно, в ту область сознания, куда он последние двенадцать лет старался держать доступ закрытым. Почти получилось. Но его взгляд невольно скользнул по поверхности портфеля, лежащего на коленях. Того самого. Подаренного коллегами на его сорокапятилетие. И с которым он не расставался по сей день. Блеск кожи портфеля потускнел. На углах появились потёртости. Поглаживая свободной рукой кожаную поверхность портфеля, Евгений Павлович подушечками пальцев ощущал каждую трещинку, каждую царапинку на ней. Они словно олицетворяли собой время – как морщины на лице человека. Портфель за годы стал неказист. И как-то не соответствовал статусу Евгения Павловича, требовал замены. Но Евгений Павлович ни за что бы не променял его на любой другой портфель. Ему крайне дорог был именно этот. Теперь он знал, почему. Портфель тоже навевал воспоминания… О пролетевших годах… Об искренних и отзывчивых коллегах, которых уже нет. И их места заняты молодыми и деловитыми руководителями отделов администрации города, не ставящими своей главной целью жизни – служение людям. Не особо желающими усердно заниматься городским хозяйством, делать жизнь жителей города более удобной и комфортной. Думающих только об очередной возможности улучшить своё материальное благосостояние за счёт служебного положения. Что было совершенно непонятно Евгению Павловичу – человеку старой формации, вынесшему все свои принципы из восьмидесятых годов прошлого столетия.

Ведущий на радио наконец прервал поток словоблудия и объявил музыкальную паузу. Зазвучала приятная слуху Евгения Павловича композиция Консуэлы Веласкес «Besame mucho». Коллектив радиостанции с завидным упорством с утра настраивал людей на романтический лад. Евгений Павлович решил, что может быть это не так уж и плохо. Господь с ней, с конфессиональностью. Пусть у мужчин и женщин в стране будет ещё один день, когда они смогут отвлечься от ежедневной рутины. И сказать друг другу нежные слова, проявить внимание и заботу. И может кто-то сегодня решится наконец-то признаться в любви. Что когда-то не сделал Евгений Павлович. И за что он подсознательно корил себя уже многие годы.

День всех влюблённых… У Евгения Павловича он был. И не в феврале, а в августе. Когда ему исполнилось сорок пять лет. И коллеги подарили портфель. Молчавший двенадцать лет.     

Но этим утром старый портфель заговорил в унисон с маленькой тряпичной «валентинкой», зажатой в руке. И ведущим радиостанции. С музыкой, звучащей из динамиков автомагнитолы. Он вдруг стал будоражить память Евгения Павловича, поднимал на её поверхность давно минувшие события. И от этого ещё сильней щемило сердце… И тот юбилейный вечер, который состоялся двенадцать лет назад…  Он был… самым замечательным в жизни Евгения Павловича. Ведь именно тогда судьба преподнесла ему единственный шанс отбросить свои закостенелые привычки, перестать быть сухарём-одиночкой и сблизиться с Ней…

Интересно, «Besame mucho» – вальс или танго?

Тем вечером в ресторане, помимо современной музыки, последовательно прозвучали «Венский вальс» и «Готический бал» Штрауса, «Весенний вальс» Шопена. И в завершение, как апогей страсти, вальс Евгения Дога из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь», разжигающий до температуры вулканической лавы порывы любовных грёз и влечений.  Евгений Павлович не смог бы сейчас сказать, кто заказывал вальсы. Как не смог бы сказать, кто кого пригласил на танец. Он? Евгений Павлович сомневался. Скорее всего – Она. Видимо в тот момент, когда ведущий юбилейного вечера объявил «белый танец».

Евгений Павлович отчётливо вспомнил, как сильно он переживал, выходя в центр зала вместе с Ней. Он никогда не учился танцевать. Боялся показаться смешным и неуклюжим. Но как только её правая рука оказалась в его левой руке. И он правой рукой обхватил Её изящную талию, а она очень мягко, словно боялась ненароком причинить ему боль, положила свою левую руку ему на правое плечо, все переживания Евгения Павловича исчезли. Они словно замкнули электрическую цепь и оказались на одной частоте, доступной только влюблённым. Его сердце билось в такт Её любящему сердцу. Его дыхание слилось в единении с Её дыханием. И поймав музыкальный ритм, сделав первый шаг с левой ноги, он уверенно повёл Её. И она следовала за ним, ни разу не сбившись ни в одном шаге или вращении, всё больше распаляясь под чарующую и прекрасную музыку, будто созданную специально для любящих друг друга мужчины и женщины.

 Когда они кружились в вальсе в затемнённом зале, Евгений Павлович видел в Её прекрасных глубоких и синих, как озёра, глазах желание, нежность, обожание и нескрываемую любовь к нему. Он испытывал к ней те же чувства. Давно испытывал. Задолго до этого вечера. Самое интересное, что Евгений Павлович видел, что его любовь к Ней взаимна. Но он всё никак не решался, ждал подходящий момент. И тем вечером долгожданный момент наступил. От него требовалось лишь сделать один маленький шажок навстречу Ей. Но он не сделал. Остался верным своим идиотским привычкам и вымышленным принципам. И ещё – он просто струсил. Эгоистично испугался, что будет нарушен отлаженный годами быт уже немолодого холостяка… Беда в том, что он понял это слишком поздно, а тогда…

По окончании вечера, проводив коллег, Евгений Павлович ненадолго задержался в ресторане, доплачивая персоналу за дополнительные два часа времени, проведённые сверх лимита. Выйдя в удивительно тёплую уральскую августовскую ночь, он увидел Её. Она стояла на крыльце у дверей ресторана и смотрела на Евгения Павловича ожидающим, преисполненным надежды взглядом. Пребывая в волнении, она нервно теребила своими нежными красивыми пальчиками ручки сумочки. Её взгляд просиял, когда Евгений Павлович предложил проводить её до дома. Они неспешно шли по пустынным улицам города, под куполом небосвода, украшенного мерцающим светом звёзд и свечением полной луны. Говорили о каких-то пустяках… Но так и не сказали главное.

Проводив Её до дома, Евгений Павлович вежливо и (вот дурак то!) почти официально, попрощался с Ней. И развернувшись, побрёл домой, в душе проклиная самого себя. И пока он не скрылся за ближайшим поворотом, чувствовал на себе Её разочарованный взгляд…    

Её не стало спустя два года – острая сердечная недостаточность. Внезапная и мгновенная смерть. И Её прекрасные синие глаза закрылись навсегда. И вместе с ними для него закрылось будущее. Навечно угасло заветное желание быть счастливым. С Ней. И стоя у гроба, он с ужасом понимал, что тот юбилейный вечер, когда они вальсировали, когда он трусливо отверг Её, стоил Ей жизни. И его жизни тоже… Просто мёртвым можно быть по-разному. Можно умереть телом. А можно продолжать существовать в обесцвеченном коконе собственной умершей души среди красочного и яркого мира…

Горечь потери любимого человека, чувство скорби и ощущение безысходности, невозможности повернуть время вспять, беспощадной огромной волной накрыли Евгения Павловича. На глаза навернулись слёзы, затуманившие взгляд. Евгений Павлович откинулся на спинку сиденья машины и, опёршись затылком о подголовник, невидящим взором уставился на окно такси.

Почти рассвело. Погружённый в воспоминания и мысли, он не замечал, как машина проносится мимо пешеходов, идущих по тротуару, светящихся вывесок магазинов и горящих огней рекламы.  

«Первый раз опоздал на работу, – подумал он. – Боже, какой пустяк! По сравнению с тем, что я опоздал прожить счастливую жизнь… Или хотя бы её часть».

Евгений Павлович ощутил, как начинают дрожать и слабеть руки. Пальцы разжались и маленькое «сердечко» выпало из руки куда-то на пол автомобиля. Сил наклоняться за ним, искать его, у Евгения Павловича не осталось. Снова кружилась и болела голова.  Появилось странное жжение в желудке, а под левую лопатку как будто всадили нож. Взгляд и разум словно заволокло тяжёлым свинцовым туманом. Евгений Павлович почувствовал, как начинает терять связь с реальностью, уплывая сознанием куда-то вдаль, за пределы суетного мира…

Неожиданно резко Евгения Павловича повлекло вперёд, и он ударился лбом о подголовник переднего пассажирского сиденья. От удара пришёл в себя.

– Извините, – услышал он голос таксиста. – Едва успел затормозить. Перед нами две попутные машины столкнулись.

Евгений Павлович сквозь пелену, застилающую глаза, попытался рассмотреть, что произошло. Снегопад усилился. «Дворники» такси работали непрерывно, сметая быстро падающие снежинки с ветрового стекла. Евгений Павлович с трудом сумел разглядеть впереди стоящую белую «двадцать девятую» «Волгу», мигающую огнями аварийной сигнализации. За ней едва угадывался силуэт другого легкового автомобиля, также ритмично моргающего огнями «аварийки».

«Ну вот, в День всех влюблённых и автомобили нашли свои точки соприкосновения», – подумал Евгений Павлович.

– Сейчас «встречки» пропущу, и поедем дальше, – успокоил водитель такси.

«Поскорей бы». – Евгений Павлович старался собрать волю в кулак, сбросить оцепенение, сковавшее разум и вернуть самообладание. Он надеялся, что в суматохе рабочей повседневности ему удастся избавиться от гнетущих воспоминаний, мыслей, эмоций…

Но сознание вновь стало погружаться в непроглядный туман. Мигающие огни аварийных сигнализаций столкнувшихся машин сначала потеряли чёткость, превратились в размытые пятна. Затем в глазах Евгения Павловича потемнело. Руки и ноги обессилили, полностью стали бесчувственными. Последнее, что он услышал, прежде чем окончательно утратить связь с реальностью – слова таксиста, пробивающиеся сквозь звуки незнакомой, но красивой мелодии, похожей на вальс:

– Смотрел прогноз погоды по Интернету. К вечеру обещают существенное похолодание и сильный северный ветер. Если снег не перестанет идти, будет метель…

Спустя десять минут «Ford Focus» заехал на служебную стоянку городской администрации, проигнорировав знак 3.2 «Движение запрещено» Правил дорожного движения, установленный на въезде. Остановился прямо у дверей служебного входа в здание.

– Приехали! – гнусаво, но громко оповестил водитель. Словно сообщал о прибытии не единственному пассажиру легкового такси, а людям, сидевшим в автобусе.

Пассажир никак не отреагировал. Ничего не говорил, не двигался. Только откуда-то доносился непрерывный телефонный звонок.

«Заснул, что ли?» – подумал таксист, поворачиваясь к пассажиру. Тот сидел неподвижно, спиной привалившись к спинке заднего сиденья. Голова была запрокинута назад, на подголовник, и немного повёрнута вправо, в сторону окна. Застывший взгляд словно был обращён к чему-то далёкому, находящемуся за пределами не только периметра стоянки или территории города. Казалось, за пределами самой Земли.

Водитель такси, бывший мотострелок, прошедший первую чеченскую кампанию, хорошо знал такой взгляд. На всякий случай он протиснулся между спинками передних сидений, чтобы дотянуться рукой до шеи пассажира. Пальцами попытался нащупать на месте сонной артерии пульс. Ничего. Пассажир был мёртв.

«М-да, весёлое начало дня», – подумал водитель такси, отвернувшись от пассажира и достав из внутреннего кармана куртки мобильный телефон, чтобы вызвать «скорую».

В этот самый момент, не зная, что происходит под боком здания администрации города, куратор Евгения Павловича – Валеев Андрей Алексеевич, амбициозный и целеустремлённый молодой человек, находясь в кабинете главы за массивным, блестевшим дорогим лаком, столом совещаний, судорожно, раз за разом, набирал номер телефона Евгения Павловича. И слышал только бесконечные гудки. Под тяжёлым суровым взглядом главы города Валеев постепенно начинал паниковать. На аппаратном совещании он не сумел ответить на, казалось бы, простой вопрос, непосредственно входящий в сферу его ответственности. Зимние месяцы выдались суровыми. Мороз стоял крепкий и трескучий, по-настоящему уральский. Поэтому, выслушав отчёт о проводимой работе по подготовке к весеннему призыву, сделанный накануне Евгением Павловичем, глава задал далеко не праздный вопрос – какое количество твёрдого топлива осталось в запасе для угольных котельных. И хватит ли этого запаса до конца отопительного сезона? Валеев молча опустил голову. Ответ он не знал. Хотя обязан был знать в силу занимаемой должности. В таких случаях он всегда надеялся, как на палочку-выручалочку, на Евгения Павловича. Вот он владел всей информацией, относящейся к его компетенции. Но Евгения Павловича сегодня на совещании не было, а главе города информация требовалась немедленно.

После заданного вопроса, молчание в кабинете главы продлилось не менее пяти минут. Присутствовавшие на совещании другие заместители, начальники профильных отделов администрации, руководители государственных служб, расположенных на территории города – все с любопытствующим ожиданием смотрели на Валеева.

Тот молчал. Думал о том, что коллеги непременно будут перемывать ему кости за спиной после совещания, злорадствовать его оплошности.

Терпение главы лопнуло.

– Мы здесь помолчать собрались? – холодно спросил он, исподлобья глядя на Валеева.  – Андрей Алексеевич, мне начинает казаться, что я поторопился назначить вас своим заместителем. Вероятно, стоило предложить эту должность Вершинину.

Валеев не нашёлся, что сказать в ответ на реплику главы. Лишь растерянно оглядел присутствующих коллег и тяжело вздохнул.

– Чего вздыхать! – рявкнул глава. – Звони Вершинину! Мне завтра в область ехать. Я должен знать, нужна нам дополнительная субсидия на закупку угля или нет.

– Да-да, сейчас, – забормотал Валеев, поспешно вынимая из кармана пиджака телефон и набирая номер Евгения Павловича.

В ответ он услышал только нескончаемые продолжительные гудки…

Такси стояло буквально в двух метрах от входа в здание городской администрации. Рядом с ним, перемигиваясь проблесковыми маяками, застыли карета «скорой помощи» и «Газель» дежурной части отдела полиции. Приоткрыв левую заднюю дверь «Ford Focus», рядом с телом Евгения Павловича примостился на сиденье участковый, с невозмутимым видом составляющий протокол осмотра места происшествия. Водитель такси стоял в стороне и задумчиво курил. Врач «скорой», констатировавший смерть Евгения Павловича, о чём-то переговаривался с водителем машины дежурной части.

Недоумевающие сотрудники городской администрации смотрели в окна на собравшиеся на служебной стоянке автомобили экстренных служб. Но не догадывались, что произошло несчастье с их коллегой, который умер, так и не доехав до места работы, которой он посвятил почти всю свою жизнь, однажды придя сюда в другое время и в другой стране. Искренне верящий в важность и нужность вверенного дела. Получивший здесь признание и уважение людей. И где он однажды, на короткий миг во Вселенной, нашёл, но тут же потерял своё счастье…

День набирал силу. Улицы заполонили машины. На дорогах и тротуарах засуетились работники коммунальных служб, лопатами очищая тротуары и пешеходные переходы от падающего снега. Открыли свои двери магазины. Ожили, похожие на скелеты динозавров, башенные краны на строительных площадках. По улицам города покатились фургоны, доставляя на предприятия и магазины различные полезные грузы.

А падающий на город снег становился гуще и гуще. Снежинки превратились в крупные хлопья, опускавшиеся на проснувшийся город…

Но, если бы кто-то из людей смог сейчас подняться на высоту нескольких километров, то среди плотных снежных вихрей смог бы увидеть странную пару – мужчину и женщину, грациозно вальсирующую прямо в небе. Мужчина, зрелый и крепкий, выглядевший лет на сорок-сорок пять, был одет в элегантный тёмно-серый костюм. Под пиджаком виднелась белоснежная сорочка с расстёгнутым, на две пуговицы, воротом. На ногах блестели лаковым блеском остроносые чёрные туфли. В мужчине почти невозможно было узнать внезапно помолодевшего Евгения Павловича, чьё остывающее тело машина «скорой помощи» сейчас везла в морг.

Его партнёрша по небесному танцу была не старше тридцати пяти лет. Изящная и очень привлекательная женщина. Одета в восхитительное вечернее платье, которое никогда не могло быть скроено и пошито на Земле. Она смотрела на мужчину своими глубокими синими, как озёра,  глазами, светящимися счастьем, нежностью, бесконечной любовью…

Не в силах оторвать друг от друга взгляды, они всё сильней, исступлённее кружились в вальсе, под слышимую только им музыку неба, закручивая падающие снежинки в снежные вихри. Развевающийся подол платья женщины поднимал ветер и гнал его к земле…

По улицам и тротуарам города волнами понеслась позёмка. Начинался невероятный, по своей мощи и неистовости, снежный буран. Люди друг другу говорили о стихии и глобальном изменении климата. И никому из них не дано было понять, что высоко в небе кружились в вальсе наконец-то встретившиеся, любящие друг друга, человеческие души…

Заставка: http://www.poetryclub.com.ua/upload/poem_all/00258024.jpg