Надоело

            Сколер проснулся со стойким ощущением того, что ему всё надоело. Абсолютно всё. Казалось бы, ещё вчера всё было так, как обычно: рабочий день на службе Секции Закона Маары, ужин в давно привычной компании и вот – приплыли – утро, а ему впервые не хочется вставать.
            И добро, если бы вставать не хотелось от жара, какой прохватил его три сезона назад, или от отравления (ну после готовки Арахны чудо, что вообще жив остался!), или после посиделок в трактирчике, так нет, просто утро, и ему вдруг тошно.
            Потому что сегодня всё будет так, как вчера, позавчера, две недели, два сезона и два года назад, а также как завтра, послезавтра и через два месяца. Потому что внезапно опротивело!
            Нет, Сколер понимал, конечно, что внезапность здесь не при делах. Давно уже были в его душе тени, страшные, но ещё смутные, далёкие, которые не выгадывали это утро наверняка, но призывали его.
            И вот – утро. И вот она – задумчивость о будущем, о перспективах, о себе. Жестокая мысль, требующая разложить реальное положение дел на составляющие.
            Итак, Сколер пытался разобраться в себе и в своём мире. Он прикрыл глаза, зная, что у него есть в запасе ещё почти три четверти часа, ведь он всегда вставал раньше других, ну, разве что Регар вставал ещё раньше.
            Регар…
            Регар был Главой Коллегии Палачей, что составляла Секцию Закона в Мааре. Всего Секция состояла из трёх Коллегий: самой страшной и овеянной мрачными слухами ­ – Дознание; неподкупной и абсолютно чистой (во всяком случае, по внешней репутации) – Судейство и самые презренные (ибо надо же кого-то презирать, а кого, как не исполнителей приговора?) – Палачи. Коллегия палачей была самой малочисленной и действительно занималась не только исполнением приговора: казнь или клеймление, но и пытками для Дознания. впрочем. Последнее чаще числилось только на бумаге, потому что и Дознанию не хотелось тратить время на согласование с Судейством разрешений на пытки, и отчёты себе портить, признавая собственную несостоятельность – так что палачи и не нуждались в массовом представлении.
            На последнее время их было всего четверо: Регар – глава Коллегии, человек суровый, но достаточно справедливый и не лишённый человечности; его приёмная дочь Арахна – Регар из сострадания и знакомства с её родителями, привёл осиротевшую девочку в Коллегию и с течением лет передал ей мастерство; Лепен – человек достаточно нервный в отношении Арахны, но преданный и сильный; и сам Сколер.
            И, если подумать, а почему-то именно сейчас Сколеру хотелось об этом подумать, именно у Сколера не было в Коллегии никаких перспектив!
            Регар не скрывал, что после того, как у него задрожат руки – самый важный инструмент в работе палача, означающий то, что их обладатель твёрд и знаком со смертью и умеет карать по закону милосердно, он сразу же подаст в отставку, а на своё место рекомендует Арахну. Арахна была моложе всех в Коллегии, но решение Регара было безусловным: она и только она займёт его пост и станет Главою. Лепен соглашался – он был влюблён в Арахну и не желал вставать на её пути или разлучаться с нею, а Сколер…
            Нет, Арахна была ему как сестра. Весёлая, смешливая девчонка, чётко знающая своё дело, умеющая вешать так, чтобы шея человека ломалась тотчас, и повешение не переходило в удушение и владеющая в общем-то всеми трюками для облегчения последних минут и секунд жизни преступников.
            Но почему Арахна?! За что ей такие привилегии? Разве Сколер или Лепен не владеют этими же премудростями? Разве их руки слабее руки девушки?
            Это Сколер гнал от себя уже давно, но утро расположило к тому, чтобы вспомнить этот факт с новой обидой.
            Арахна была приёмной дочерью Регара и за одно это заслужила пост Главы в перспективе. А входить в Главы Коллегий – это образовывать совет Маары, в который входят кроме глав и министры, и высший жрец Луала и Девяти Рыцарей Его, и сам король! Это видеть других, значимых лиц и иметь голос.! Да, палачей не любят и презирают. Среди всех Секций – законники в принципе держаться особняком, потому что у всех, кто обычно заседает в Совете – рыльце так или иначе в пушку. Но дознавателей боятся, потому что они словно Рыцари Луала, только в смертном обличии, и от них зависят твои аресты и свобода, пытки и допросы; перед судьями заискивают – от них зависит твой приговор, при случае, а палачи…
            Человек простой или поверхностный думает, что профессии проще просто не может быть. Что сложного? Убивать! Но проблема в том, что нужно не убивать, а карать. А это значит, что нужно делать всё быстро, аккуратно и как можно милосерднее, потому что преступник уже наказан смертью, к чему издеваться над ним?! К тому же, палачи бесстрастны. Они не дознают, они не судят, они лишь выполняют приговоры, но страх делает их хуже всех на свете.
            Но при всём этом Глава Коллеги всё-таки входит в Совет Маары! И с уходом Регара (по прикидкам Сколера – ещё года два-три, ну пусть четыре) – Арахна, которой сегодня всего двадцать два года, займёт его место.
            А Сколер останется рядовым палачом. Да, он хорошо относится к Арахне, но не настолько, чтобы любить её и всю жизнь держаться подле неё, забыв о себе, как Лепен. Да, с нею весело, но сейчас Сколеру было не до веселья.
            Самое паршивое было в том, что он не видел выхода. Жалование в Коллегии было небольшим – сорок монет золотом, плюс за каждый год надбавка по монете, на каждый третий – три вместо, на пятый – по пять, плюс премии за срочность или массовость. Да и при условии того, что форменную одежду, основное пропитание и даже крышу над головой предоставляет казна – выходит неплохой капитал.
            Вот только его мало в Мааре, в те дни, когда цены так скачут! Скопленных Сколером монет (он не был особенно бережлив, и всё-таки умудрился скопить пару сотен монет) – не хватит больше, чем на сезон безработицы. А дальше? что за этой безработицей? Палачей не любят. В Секции Закона вход заказан: Судейство полно снобов, а Дознание закрыто от случайных желающих в него попасть именно на службу. В другие Коллегии податься? Все знают, что он был палачом, а их…
            Терпеть сложно рядом с собой того, кто знает пять вариантов по отсечению головы топором с одного удара и может спросонья и в любом хмельном бреду связать любую из семи удавочных петель.
            Когда Сколер начинал, ему казалось, что это хороший вариант службы. Законник! Палач! Да и сбежать от шумной семьи, где в каждом углу было по два брата или сестры, где не хватало и на кусок хлеба для всех…нет, тогда Сколер не жаловался.
–Да, – сказал Сколер сам себе, но всё-таки тихо, словно стены могли услышать его, – тогда я был бы счастлив и Арахне служить, и кому угодно. Что изменилось?
            Годы! Изменились обстоятельства – вот и всё. Сколер узнал сытость, узнал хмель, женщин. Он закрыл свои первичные потребности, потом обрёл дружбу в лицах Арахны и Лепена, а теперь его путь никуда не вёл, но противный дух метался, требовал развиваться, требовал перемен, пробуждал амбиции!
            Лежать было бессмысленно и Сколер рывком поднялся с постели. Тело, полное молодости, требовало двигаться, шевелиться, бежать, идти – да хоть чего-нибудь!
            Он размялся с остервенением, затем направился в купальню.  Странное дело  – пока его тело было нагружено ничего не значащими упражнениями, в голове было чисто и светло, но вот он без движения, в его руках кусок казённого мыла и казённая же мочалка и…снова вернулись мысли.
            «Собственно, чем я хуже? Я старше Арахны. Я мужчина. Палачом всегда проще быть именно мужчине! Всё-таки сила!» – он снова вернулся к размышлениям. Должность Главы была единственной перспективой и то – недоступной просто потому что Регар так захотел.
            И где, спрашивается, мозг у Регара? Где его рассудок? Почему он решил, что Арахна лучшая? Что она потянет? Ей не из чего выбирать! Пусть будет рада, что не попала как все сироты в Коллегию Сопровождения, откуда выходили прачки, портнихи и прочая обслуга. Вот где чёрный труд!
            А она?..
–Она моя подруга! – вслух укорил себя Сколер и с раздражением покинул купальню. Желудок требовал еды.
            На столе в нижней зале стояло три порции каши, глубокая миска с грибным паштетом, тарелка с сыром и хлебом, горячий травяной настой. Отличный завтрак! В первые дни своего пребывания в Коллегии Сколер радовался такому обилию.
            Сейчас он оглядел стол и с тоской понял, что вариации завтрака были скудными за всё это время, что он был в Коллегии. Менялась каша и сорт паштета. Если везло – давали рыбный или куриный. Если нет – грибной. А так…каша-паштет-сыр-хлеб-настой.
            Можно, конечно, заказать что-то за счёт своего жалования у поваров, что угодно, только плати, но Сколер проигнорировал эту мысль – иначе он понял бы, что сам виноват в своём раздражении.
            Три тарелки. Ага, Регар уже позавтракал и ушёл. Как всегда. Он утром уже бодр. Они завтракают, а Регар уже пробежался по делам. И это тоже…надоело?
            Надо поесть!
            Сколер сел за стол и принялся методично уничтожать свою порцию. Через пару минут к нему присоединился Лепен, коротко поприветствовал внезапно мрачного Сколера и сказал:
–Арахна сейчас спустится.
            На памяти Сколера не было, пожалуй, такого дня, когда Арахна вставала бы раньше всех или хотя бы со всеми. Она до последней минуты выжимала всё из своего сна и одевалась нередко, уже спускаясь по ступеням. И всё равно приходила к остывшему завтраку и возмущалась об этом, прекрасно зная, что сама виновата.
            И Лепен, на памяти Сколера, уже не одну сотню раз ходил будить Арахну каждое утро и спускался с сообщением о том, что она скоро спустится.
            Вообще, обычно это Сколера умиляло. Но сегодня внезапно раздражало. А глядя на заспанную и взлохмаченную Арахну, соизволившую, наконец, спуститься на завтрак, Сколер подумал с тоскою: «и это Глава?»
            Но он знал, что нельзя показывать своих чувств. Она не виновата в его раздражении, не виновата и в том, что не может поднять свою тушку  постели в нужную минуту…впрочем, нет, виновата, конечно, но Регар виноват больше. Арахна уверена в своём будущем из-за Регара, а Регар этим её разбаловал.
–Сонное царство…– Лепен улыбался ей, Арахна что-то промычала и плюхнулась за стол, заехав рукавом в свою же остывшую кашу.
            «Не её вина, её трагедия…» – подумал Сколер, испугался своей мысли и принялся жевать интенсивнее.
            Утром было таким как всегда. Пришёл один из помощников Судейства – Авис, таскавшийся к палачам как к себе домой, снова поспорил с Арахной о праведности казни и снова не победил, потом вернулся Регар и забрал у Ависа список преступников на сегодня и завтра, быстро раздал поручения: подготовка для завтрашней казни – Сколеру, ревизия в инструментах и приспособлениях – Лепену, очередной отчёт в Совет – Арахне.
            «Готовит!» – с бешенством подумал Сколер. – «Он готовит её в преемницы!»
            Но бешенство то было бессильным и потому прошло незамеченным.
***
            Гадкое утро продолжает мерзкий день, который в свою очередь сменяют тоскливый вечер и скорбная ночь.
            Сколер справлялся легко со своими заданиями, потому что делал это уже не в первый раз, и не в первый десяток, да чего там – сотню! И, управившись быстро, понял, что не хочет возвращаться назад.
            Даже не возвращаясь, не заглядывая в окна своей же Коллегии, Сколер знал, кто чем занят. Регар хмуро сидит за столом в своём кабинете, Арахна за общим в зале, потому что там всегда можно перекусить, а Лепен, которому поручена ревизия в подвале, поднимается к ней каждые пять минут.
            И все эти люди составили мирок Сколера. Он сначала был счастлив. Сыт, при деле, при жаловании, при друзьях.
            Они втроём играли в снежки этой зимой, выгадав выходной день для своей Коллегии, а потом также втроём отогревались в общей зале с медовухой, заказанной Регаром, который не поощрял пьянства, но здесь пошёл на снисхождение и не был суров вот ни капли.
            Тогда у Сколера было стойкое чувство семейственности – забытое ощущение! Он уже не помнил этого. Его родители вечно заматывались делами и попыткой прокормить всех своих детей. Они только вздохнули с облегчением, когда Сколер объявил, что подаётся в палачи: на один рот меньше кормить!
            Это было давно, но всё же память хранила каждый кусочек того вечера.
–Бред…– прошипел Сколер себе под нос. Он очень хотел поговорить с кем-нибудь, поделиться, но с кем?
            С Регаром? О да, Сколер представлял это разочарование в глазах Регара и его вопрос, очень тихий, но очень страшный:
–Так тебе здесь не стало места?
            Есть, есть ему место! Он хочет и дальше знать этих людей. Он хочет дальше играть в снежки, перешучиваться, шататься с ними по ярмаркам и беседовать ни о чём. Просто – неужели его положение – это всё, чего он может достичь? Он любит Регара, Арахну и чёрт с ним, Лепена тоже! Но неужели его мир навсегда теперь такой?..
            С Лепеном говорить? тот не поймёт. Пожмёт плечами (Сколер видел это почти наяву), скажет:
–У нас же всё хорошо!
            И он будет прав. У нас всё хорошо. У нас вместе. И у вас. А у Сколера? Ему уже мало крыши над головой, питания и друзей. Ему хочется должности, какого-то уже уважения, денег, семью в перспективах! А кто пойдёт за палача? Какая-нибудь девчонка из Коллегии Сопровождения, вроде Иас, что с недавних пор прибирала в их Коллегии, и с которой Сколер закрутил ни к чему необязывающий роман?! Да, такая согласится. Но такую не хочется. Такая за кого угодно и с кем угодно согласится, лишь бы вырваться из вечной работы по ошбиву-уборке-мойке.
            Арахна?.. ну уж нет. она молода. Она не поймёт. Судьба отняла у неё родителей, но дала ей билет в жизнь. Да, должность Главы Палачей – это не почётная должность, но Арахна получит её очень скоро, то есть лет в двадцать пять-двадцать шесть! Рекорд Маары! И, конечно, уже от Главы Коллегии путь есть повыше…да, призрачный, но Сколер был уверен, что Арахна найдёт себе новую протекцию и сделает это неосознанно. Умиляет она наивностью и неопытностью, кто-то и разжалобится, кто-то и купится, и пойдёт она выше, а Сколер?
            Ему самому было плохо от своих мыслей. Он знал, что Арахна не карьеристка и сама, хоть и знает о планах Регара, видит это в отдалённом будущем. Потому что для неё три-четыре года – это вечность. Сколер же чуть старше,  разница небольшая, но он уже мыслит чуть иначе и для него этот же срок – мгновение.
–Чего на пути стоишь? – громыхнули Сколеру, вырывая его из невесёлых размышлений. Он вздрогнул и огляделся. Оказалось, что в тяжёлых раздумьях он остановился в самом неудобном месте, и действительно едва не был задет каким-то торговцем с тяжёлым мешком на плече.
–Извините! – торопливо отскочил Сколер в сторону, но торговца уже несло:
–Совсем уже охамели! Встанут и займут полдороги, а ты теперь мучайся как хочешь! О других не думают. Всё о себе любимых. А ты, честный человек…
            Торговец осёкся. Он узнал лицо Сколера.
            Этот торговец был неплохим человеком, на самом деле. Просто в это утро не один Сколер проснулся с едкой мыслью о том, что всё надоело.  Торговец так жил уже не первую неделю. Он был в долгах, торговля не выходила, к тому же его жена слегла с лихорадкой, а сын недавно подрался по пьяному делу в трактирчике и был теперь в Дознании – и это не говоря о том, что запаздывал подвод с товаром, который торговец рассчитывал сбагрить уже хоть за какие-то монеты, и найти этот подвод, получить о нём хоть слух, не было возможности.
            Но он узнал Сколера. Узнал знак на его мантии: скрещенные меч и топор, увидел знакомое лицо. Торговец был как-то на одной казни, заглянул на шум толпы и, отличаясь хорошей памятью, запомнил того, кто казнил.
–Извините…– теперь торговец был в ужасе. Гнев его сменился страхом, презрением и отвращением одновременно.
            Бесконечно кланяясь, торговец попятился назад, хватая ртом воздух. Смешное зрелище? Нет, жалкое. Сколер привык к подобному, но и это ему надоело.
            Впрочем, это же и отрезвило.
            «Я идиот! Я здоров. У меня есть руки-ноги и голова цела. У меня есть капиталы, друзья и жалование. Я никому ничего не должен, я знаю, как пройдёт завтрашний день…конечно, хочется счастья, но его на всех не отпущено, наверное. Луал и Девять Рыцарей Его точно знают, кого карать и кого миловать. Надо взять себя в руки и не ныть. Надоело, видите ли! Тьфу, нашёлся повод!» – подумалось Сколеру и он выдохнул. Ему стало легче дышать, и он принял чёткое решение вернуться назад, в Коллегию и жить, пока судьба сама не распорядится им по своему усмотрению. Живут же другие? Чем он лучше? Ничего. ни-че-го!
            И он пошёл назад, не зная, что судьба его уже свернула…
***
            Тот, кто хочет, тот найдёт.  Средства приходят разными путями и разные дороги открываются для всех, но… неизменно лишь условие: чьё-то желание.
            Сколер очень пожелал, и пусть его метание было им же до поры отозвано, его успели заметить вполне себе людские силы. Заговорщики. Группа опасных политических деятелей, с которой в очень скором времени предстояло познакомиться Арахне.
            Но не потому что Арахна того хотела. Этого хотел один из их представителей.
            Но пока она ничего не знала и заговорщиков видела лишь на пытках и во время казни. Живыми и беседующими с собою на равных они ей пока не попадались. А вот Сколеру они попались быстрее.
–Сам подумай, какие у тебя перспективы? – голос искусителя вторил голосу Сколера, загнанному в угол с большим усилием. – Что тебя ждёт? А если сделаешь то, что нужно, заслужишь наше доверие. Заслужишь наше доверие – получишь шанс на светлое будущее.
            Сколеру надо было отказаться – он знал это. Это было бы правильно. Этому учил Регар. Он повторял про путь закона, про его тяжесть, про искушение и про необходимость держаться преданности закону.
            И Сколер был уверен, что выдержит во имя закона всё. И теперь оказалось – ошибся. Стоило заговорить искусителям про непыльное дело, незаконное, но обеспечивающее Сколеру шанс, как он почувствовал, что сова законов для него остались словами.
            Колебания были, но ему дали монет и всё смолкло. Шанс – это редкая птица, так?
–Ты поступил бы как? Лучше что ль? – спрашивал в последовавшей бессоннице Сколер. Взывая к облику Регара.
            Регар не слышал этого. А в представлении Сколера он печально лишь улыбался и был разочарован.
            Но муки быстро прошли. Сколер выдохнул через три дня от свершённого окончательно и стал как прежде приветлив и весел с друзьями. Он был молод и наивен по сравнению со своими новыми знакомыми, что пропали из его жизни после того, как Сколер доложил о выполнении их поручения. Сколер полагал, что обрёл себе шанс, а для заговорщиков он был лишь разменной монеткой, пешкой, которую они при первом же опасном повороте своей деятельности сами же сдали в Дознание.
***
            Сколера арестовали быстро. допрашивали с пристрастием. Он был глуп и не сумел ничего сообщить или выторговать себе. Честно признался в том, что амбиции поглотили его, сказал то, что ему велели сделать, но в его сведениях не было никакого смысла и глубины. Для Дознания это было пустым делом, которое, однако, было доведено до судейства.
            Судейство потребовало казни. Сколер не верил в иронию и горечь судьбы до самого последнего своего дня. И только увидев белое, измученное страданием и бессонницей лицо Регара, понял: проиграно.
            Регар был собран и холоден. В его глазах залегла мука. Но руки его были тверды. Он порывисто схватил ладонь Сколера и судорожно сжал её, пытаясь вложить в это всё невысказанное.
            Почему? Почему? Как ты мог? – спрашивали глаза Регара, пока сам Регар сухо и отстранённо зачитывал приказ о казни Сколеру.
            Как же? Как же…– непонимание вырывалось в каждом нервном движении Лепена, но он держался. Из долга держался.
            А вот Арахны не было. Сколер поискал её глазами, поднимаясь на эшафот. Она не пришла. Не смогла или не захотела? Занята или слегла? Этого Сколер не знал.
            Но Арахна знала механизм казни и, выполняя совершенно другую работу, на которую её отправил Регар, чтобы не ранить её, без труда видела всё происходящее. Горечь – первая горечь в её жизни, страшная и жестокая топила её в себе, затягивала в омут, из которого очень скоро и самой Арахне оказалось не выбраться.
            В последние секунды своей жизни, стоя на коленях перед толпой, Сколер вспоминал то утро, утро, с которого всё началось для него, началось безвозвратно, утро, когда ему надоело всё, что было теперь в его сердце самым сладким. Без всяких колебаний он отдал бы все дни, что дал ему Луал, и умер бы ещё десяток раз, если можно было бы только снова проснуться, сойти вниз и встретить прежний свой мирок, с кашей-паштетом-сыром-хлебом-настоем, привычной фраза Лепена об Арахне, с заспанной Арахной, Ависом, что часто заходил к ним и с Регаром, который давно уже решил о будущем своей Коллегии.
            Решил и лишь одного не вписал в это: Сколер не был готов примириться. И именно его смерть стала лишь началом конца Коллегии Палачей, а потом и привычного устоя Маары.
(Примечание: персонажи принадлежат моей двулогии «Тени перед чертой» и «Гильдии теней», а также вселенной Маары, включающей в себя несколько рассказов-мостиков).
 
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2022

Регистрационный номер №0509174

от 8 сентября 2022

[Скрыть] Регистрационный номер 0509174 выдан для произведения:             Сколер проснулся со стойким ощущением того, что ему всё надоело. Абсолютно всё. Казалось бы, ещё вчера всё было так, как обычно: рабочий день на службе Секции Закона Маары, ужин в давно привычной компании и вот – приплыли – утро, а ему впервые не хочется вставать.
            И добро, если бы вставать не хотелось от жара, какой прохватил его три сезона назад, или от отравления (ну после готовки Арахны чудо, что вообще жив остался!), или после посиделок в трактирчике, так нет, просто утро, и ему вдруг тошно.
            Потому что сегодня всё будет так, как вчера, позавчера, две недели, два сезона и два года назад, а также как завтра, послезавтра и через два месяца. Потому что внезапно опротивело!
            Нет, Сколер понимал, конечно, что внезапность здесь не при делах. Давно уже были в его душе тени, страшные, но ещё смутные, далёкие, которые не выгадывали это утро наверняка, но призывали его.
            И вот – утро. И вот она – задумчивость о будущем, о перспективах, о себе. Жестокая мысль, требующая разложить реальное положение дел на составляющие.
            Итак, Сколер пытался разобраться в себе и в своём мире. Он прикрыл глаза, зная, что у него есть в запасе ещё почти три четверти часа, ведь он всегда вставал раньше других, ну, разве что Регар вставал ещё раньше.
            Регар…
            Регар был Главой Коллегии Палачей, что составляла Секцию Закона в Мааре. Всего Секция состояла из трёх Коллегий: самой страшной и овеянной мрачными слухами ­ – Дознание; неподкупной и абсолютно чистой (во всяком случае, по внешней репутации) – Судейство и самые презренные (ибо надо же кого-то презирать, а кого, как не исполнителей приговора?) – Палачи. Коллегия палачей была самой малочисленной и действительно занималась не только исполнением приговора: казнь или клеймление, но и пытками для Дознания. впрочем. Последнее чаще числилось только на бумаге, потому что и Дознанию не хотелось тратить время на согласование с Судейством разрешений на пытки, и отчёты себе портить, признавая собственную несостоятельность – так что палачи и не нуждались в массовом представлении.
            На последнее время их было всего четверо: Регар – глава Коллегии, человек суровый, но достаточно справедливый и не лишённый человечности; его приёмная дочь Арахна – Регар из сострадания и знакомства с её родителями, привёл осиротевшую девочку в Коллегию и с течением лет передал ей мастерство; Лепен – человек достаточно нервный в отношении Арахны, но преданный и сильный; и сам Сколер.
            И, если подумать, а почему-то именно сейчас Сколеру хотелось об этом подумать, именно у Сколера не было в Коллегии никаких перспектив!
            Регар не скрывал, что после того, как у него задрожат руки – самый важный инструмент в работе палача, означающий то, что их обладатель твёрд и знаком со смертью и умеет карать по закону милосердно, он сразу же подаст в отставку, а на своё место рекомендует Арахну. Арахна была моложе всех в Коллегии, но решение Регара было безусловным: она и только она займёт его пост и станет Главою. Лепен соглашался – он был влюблён в Арахну и не желал вставать на её пути или разлучаться с нею, а Сколер…
            Нет, Арахна была ему как сестра. Весёлая, смешливая девчонка, чётко знающая своё дело, умеющая вешать так, чтобы шея человека ломалась тотчас, и повешение не переходило в удушение и владеющая в общем-то всеми трюками для облегчения последних минут и секунд жизни преступников.
            Но почему Арахна?! За что ей такие привилегии? Разве Сколер или Лепен не владеют этими же премудростями? Разве их руки слабее руки девушки?
            Это Сколер гнал от себя уже давно, но утро расположило к тому, чтобы вспомнить этот факт с новой обидой.
            Арахна была приёмной дочерью Регара и за одно это заслужила пост Главы в перспективе. А входить в Главы Коллегий – это образовывать совет Маары, в который входят кроме глав и министры, и высший жрец Луала и Девяти Рыцарей Его, и сам король! Это видеть других, значимых лиц и иметь голос.! Да, палачей не любят и презирают. Среди всех Секций – законники в принципе держаться особняком, потому что у всех, кто обычно заседает в Совете – рыльце так или иначе в пушку. Но дознавателей боятся, потому что они словно Рыцари Луала, только в смертном обличии, и от них зависят твои аресты и свобода, пытки и допросы; перед судьями заискивают – от них зависит твой приговор, при случае, а палачи…
            Человек простой или поверхностный думает, что профессии проще просто не может быть. Что сложного? Убивать! Но проблема в том, что нужно не убивать, а карать. А это значит, что нужно делать всё быстро, аккуратно и как можно милосерднее, потому что преступник уже наказан смертью, к чему издеваться над ним?! К тому же, палачи бесстрастны. Они не дознают, они не судят, они лишь выполняют приговоры, но страх делает их хуже всех на свете.
            Но при всём этом Глава Коллеги всё-таки входит в Совет Маары! И с уходом Регара (по прикидкам Сколера – ещё года два-три, ну пусть четыре) – Арахна, которой сегодня всего двадцать два года, займёт его место.
            А Сколер останется рядовым палачом. Да, он хорошо относится к Арахне, но не настолько, чтобы любить её и всю жизнь держаться подле неё, забыв о себе, как Лепен. Да, с нею весело, но сейчас Сколеру было не до веселья.
            Самое паршивое было в том, что он не видел выхода. Жалование в Коллегии было небольшим – сорок монет золотом, плюс за каждый год надбавка по монете, на каждый третий – три вместо, на пятый – по пять, плюс премии за срочность или массовость. Да и при условии того, что форменную одежду, основное пропитание и даже крышу над головой предоставляет казна – выходит неплохой капитал.
            Вот только его мало в Мааре, в те дни, когда цены так скачут! Скопленных Сколером монет (он не был особенно бережлив, и всё-таки умудрился скопить пару сотен монет) – не хватит больше, чем на сезон безработицы. А дальше? что за этой безработицей? Палачей не любят. В Секции Закона вход заказан: Судейство полно снобов, а Дознание закрыто от случайных желающих в него попасть именно на службу. В другие Коллегии податься? Все знают, что он был палачом, а их…
            Терпеть сложно рядом с собой того, кто знает пять вариантов по отсечению головы топором с одного удара и может спросонья и в любом хмельном бреду связать любую из семи удавочных петель.
            Когда Сколер начинал, ему казалось, что это хороший вариант службы. Законник! Палач! Да и сбежать от шумной семьи, где в каждом углу было по два брата или сестры, где не хватало и на кусок хлеба для всех…нет, тогда Сколер не жаловался.
–Да, – сказал Сколер сам себе, но всё-таки тихо, словно стены могли услышать его, – тогда я был бы счастлив и Арахне служить, и кому угодно. Что изменилось?
            Годы! Изменились обстоятельства – вот и всё. Сколер узнал сытость, узнал хмель, женщин. Он закрыл свои первичные потребности, потом обрёл дружбу в лицах Арахны и Лепена, а теперь его путь никуда не вёл, но противный дух метался, требовал развиваться, требовал перемен, пробуждал амбиции!
            Лежать было бессмысленно и Сколер рывком поднялся с постели. Тело, полное молодости, требовало двигаться, шевелиться, бежать, идти – да хоть чего-нибудь!
            Он размялся с остервенением, затем направился в купальню.  Странное дело  – пока его тело было нагружено ничего не значащими упражнениями, в голове было чисто и светло, но вот он без движения, в его руках кусок казённого мыла и казённая же мочалка и…снова вернулись мысли.
            «Собственно, чем я хуже? Я старше Арахны. Я мужчина. Палачом всегда проще быть именно мужчине! Всё-таки сила!» – он снова вернулся к размышлениям. Должность Главы была единственной перспективой и то – недоступной просто потому что Регар так захотел.
            И где, спрашивается, мозг у Регара? Где его рассудок? Почему он решил, что Арахна лучшая? Что она потянет? Ей не из чего выбирать! Пусть будет рада, что не попала как все сироты в Коллегию Сопровождения, откуда выходили прачки, портнихи и прочая обслуга. Вот где чёрный труд!
            А она?..
–Она моя подруга! – вслух укорил себя Сколер и с раздражением покинул купальню. Желудок требовал еды.
            На столе в нижней зале стояло три порции каши, глубокая миска с грибным паштетом, тарелка с сыром и хлебом, горячий травяной настой. Отличный завтрак! В первые дни своего пребывания в Коллегии Сколер радовался такому обилию.
            Сейчас он оглядел стол и с тоской понял, что вариации завтрака были скудными за всё это время, что он был в Коллегии. Менялась каша и сорт паштета. Если везло – давали рыбный или куриный. Если нет – грибной. А так…каша-паштет-сыр-хлеб-настой.
            Можно, конечно, заказать что-то за счёт своего жалования у поваров, что угодно, только плати, но Сколер проигнорировал эту мысль – иначе он понял бы, что сам виноват в своём раздражении.
            Три тарелки. Ага, Регар уже позавтракал и ушёл. Как всегда. Он утром уже бодр. Они завтракают, а Регар уже пробежался по делам. И это тоже…надоело?
            Надо поесть!
            Сколер сел за стол и принялся методично уничтожать свою порцию. Через пару минут к нему присоединился Лепен, коротко поприветствовал внезапно мрачного Сколера и сказал:
–Арахна сейчас спустится.
            На памяти Сколера не было, пожалуй, такого дня, когда Арахна вставала бы раньше всех или хотя бы со всеми. Она до последней минуты выжимала всё из своего сна и одевалась нередко, уже спускаясь по ступеням. И всё равно приходила к остывшему завтраку и возмущалась об этом, прекрасно зная, что сама виновата.
            И Лепен, на памяти Сколера, уже не одну сотню раз ходил будить Арахну каждое утро и спускался с сообщением о том, что она скоро спустится.
            Вообще, обычно это Сколера умиляло. Но сегодня внезапно раздражало. А глядя на заспанную и взлохмаченную Арахну, соизволившую, наконец, спуститься на завтрак, Сколер подумал с тоскою: «и это Глава?»
            Но он знал, что нельзя показывать своих чувств. Она не виновата в его раздражении, не виновата и в том, что не может поднять свою тушку  постели в нужную минуту…впрочем, нет, виновата, конечно, но Регар виноват больше. Арахна уверена в своём будущем из-за Регара, а Регар этим её разбаловал.
–Сонное царство…– Лепен улыбался ей, Арахна что-то промычала и плюхнулась за стол, заехав рукавом в свою же остывшую кашу.
            «Не её вина, её трагедия…» – подумал Сколер, испугался своей мысли и принялся жевать интенсивнее.
            Утром было таким как всегда. Пришёл один из помощников Судейства – Авис, таскавшийся к палачам как к себе домой, снова поспорил с Арахной о праведности казни и снова не победил, потом вернулся Регар и забрал у Ависа список преступников на сегодня и завтра, быстро раздал поручения: подготовка для завтрашней казни – Сколеру, ревизия в инструментах и приспособлениях – Лепену, очередной отчёт в Совет – Арахне.
            «Готовит!» – с бешенством подумал Сколер. – «Он готовит её в преемницы!»
            Но бешенство то было бессильным и потому прошло незамеченным.
***
            Гадкое утро продолжает мерзкий день, который в свою очередь сменяют тоскливый вечер и скорбная ночь.
            Сколер справлялся легко со своими заданиями, потому что делал это уже не в первый раз, и не в первый десяток, да чего там – сотню! И, управившись быстро, понял, что не хочет возвращаться назад.
            Даже не возвращаясь, не заглядывая в окна своей же Коллегии, Сколер знал, кто чем занят. Регар хмуро сидит за столом в своём кабинете, Арахна за общим в зале, потому что там всегда можно перекусить, а Лепен, которому поручена ревизия в подвале, поднимается к ней каждые пять минут.
            И все эти люди составили мирок Сколера. Он сначала был счастлив. Сыт, при деле, при жаловании, при друзьях.
            Они втроём играли в снежки этой зимой, выгадав выходной день для своей Коллегии, а потом также втроём отогревались в общей зале с медовухой, заказанной Регаром, который не поощрял пьянства, но здесь пошёл на снисхождение и не был суров вот ни капли.
            Тогда у Сколера было стойкое чувство семейственности – забытое ощущение! Он уже не помнил этого. Его родители вечно заматывались делами и попыткой прокормить всех своих детей. Они только вздохнули с облегчением, когда Сколер объявил, что подаётся в палачи: на один рот меньше кормить!
            Это было давно, но всё же память хранила каждый кусочек того вечера.
–Бред…– прошипел Сколер себе под нос. Он очень хотел поговорить с кем-нибудь, поделиться, но с кем?
            С Регаром? О да, Сколер представлял это разочарование в глазах Регара и его вопрос, очень тихий, но очень страшный:
–Так тебе здесь не стало места?
            Есть, есть ему место! Он хочет и дальше знать этих людей. Он хочет дальше играть в снежки, перешучиваться, шататься с ними по ярмаркам и беседовать ни о чём. Просто – неужели его положение – это всё, чего он может достичь? Он любит Регара, Арахну и чёрт с ним, Лепена тоже! Но неужели его мир навсегда теперь такой?..
            С Лепеном говорить? тот не поймёт. Пожмёт плечами (Сколер видел это почти наяву), скажет:
–У нас же всё хорошо!
            И он будет прав. У нас всё хорошо. У нас вместе. И у вас. А у Сколера? Ему уже мало крыши над головой, питания и друзей. Ему хочется должности, какого-то уже уважения, денег, семью в перспективах! А кто пойдёт за палача? Какая-нибудь девчонка из Коллегии Сопровождения, вроде Иас, что с недавних пор прибирала в их Коллегии, и с которой Сколер закрутил ни к чему необязывающий роман?! Да, такая согласится. Но такую не хочется. Такая за кого угодно и с кем угодно согласится, лишь бы вырваться из вечной работы по ошбиву-уборке-мойке.
            Арахна?.. ну уж нет. она молода. Она не поймёт. Судьба отняла у неё родителей, но дала ей билет в жизнь. Да, должность Главы Палачей – это не почётная должность, но Арахна получит её очень скоро, то есть лет в двадцать пять-двадцать шесть! Рекорд Маары! И, конечно, уже от Главы Коллегии путь есть повыше…да, призрачный, но Сколер был уверен, что Арахна найдёт себе новую протекцию и сделает это неосознанно. Умиляет она наивностью и неопытностью, кто-то и разжалобится, кто-то и купится, и пойдёт она выше, а Сколер?
            Ему самому было плохо от своих мыслей. Он знал, что Арахна не карьеристка и сама, хоть и знает о планах Регара, видит это в отдалённом будущем. Потому что для неё три-четыре года – это вечность. Сколер же чуть старше,  разница небольшая, но он уже мыслит чуть иначе и для него этот же срок – мгновение.
–Чего на пути стоишь? – громыхнули Сколеру, вырывая его из невесёлых размышлений. Он вздрогнул и огляделся. Оказалось, что в тяжёлых раздумьях он остановился в самом неудобном месте, и действительно едва не был задет каким-то торговцем с тяжёлым мешком на плече.
–Извините! – торопливо отскочил Сколер в сторону, но торговца уже несло:
–Совсем уже охамели! Встанут и займут полдороги, а ты теперь мучайся как хочешь! О других не думают. Всё о себе любимых. А ты, честный человек…
            Торговец осёкся. Он узнал лицо Сколера.
            Этот торговец был неплохим человеком, на самом деле. Просто в это утро не один Сколер проснулся с едкой мыслью о том, что всё надоело.  Торговец так жил уже не первую неделю. Он был в долгах, торговля не выходила, к тому же его жена слегла с лихорадкой, а сын недавно подрался по пьяному делу в трактирчике и был теперь в Дознании – и это не говоря о том, что запаздывал подвод с товаром, который торговец рассчитывал сбагрить уже хоть за какие-то монеты, и найти этот подвод, получить о нём хоть слух, не было возможности.
            Но он узнал Сколера. Узнал знак на его мантии: скрещенные меч и топор, увидел знакомое лицо. Торговец был как-то на одной казни, заглянул на шум толпы и, отличаясь хорошей памятью, запомнил того, кто казнил.
–Извините…– теперь торговец был в ужасе. Гнев его сменился страхом, презрением и отвращением одновременно.
            Бесконечно кланяясь, торговец попятился назад, хватая ртом воздух. Смешное зрелище? Нет, жалкое. Сколер привык к подобному, но и это ему надоело.
            Впрочем, это же и отрезвило.
            «Я идиот! Я здоров. У меня есть руки-ноги и голова цела. У меня есть капиталы, друзья и жалование. Я никому ничего не должен, я знаю, как пройдёт завтрашний день…конечно, хочется счастья, но его на всех не отпущено, наверное. Луал и Девять Рыцарей Его точно знают, кого карать и кого миловать. Надо взять себя в руки и не ныть. Надоело, видите ли! Тьфу, нашёлся повод!» – подумалось Сколеру и он выдохнул. Ему стало легче дышать, и он принял чёткое решение вернуться назад, в Коллегию и жить, пока судьба сама не распорядится им по своему усмотрению. Живут же другие? Чем он лучше? Ничего. ни-че-го!
            И он пошёл назад, не зная, что судьба его уже свернула…
***
            Тот, кто хочет, тот найдёт.  Средства приходят разными путями и разные дороги открываются для всех, но… неизменно лишь условие: чьё-то желание.
            Сколер очень пожелал, и пусть его метание было им же до поры отозвано, его успели заметить вполне себе людские силы. Заговорщики. Группа опасных политических деятелей, с которой в очень скором времени предстояло познакомиться Арахне.
            Но не потому что Арахна того хотела. Этого хотел один из их представителей.
            Но пока она ничего не знала и заговорщиков видела лишь на пытках и во время казни. Живыми и беседующими с собою на равных они ей пока не попадались. А вот Сколеру они попались быстрее.
–Сам подумай, какие у тебя перспективы? – голос искусителя вторил голосу Сколера, загнанному в угол с большим усилием. – Что тебя ждёт? А если сделаешь то, что нужно, заслужишь наше доверие. Заслужишь наше доверие – получишь шанс на светлое будущее.
            Сколеру надо было отказаться – он знал это. Это было бы правильно. Этому учил Регар. Он повторял про путь закона, про его тяжесть, про искушение и про необходимость держаться преданности закону.
            И Сколер был уверен, что выдержит во имя закона всё. И теперь оказалось – ошибся. Стоило заговорить искусителям про непыльное дело, незаконное, но обеспечивающее Сколеру шанс, как он почувствовал, что сова законов для него остались словами.
            Колебания были, но ему дали монет и всё смолкло. Шанс – это редкая птица, так?
–Ты поступил бы как? Лучше что ль? – спрашивал в последовавшей бессоннице Сколер. Взывая к облику Регара.
            Регар не слышал этого. А в представлении Сколера он печально лишь улыбался и был разочарован.
            Но муки быстро прошли. Сколер выдохнул через три дня от свершённого окончательно и стал как прежде приветлив и весел с друзьями. Он был молод и наивен по сравнению со своими новыми знакомыми, что пропали из его жизни после того, как Сколер доложил о выполнении их поручения. Сколер полагал, что обрёл себе шанс, а для заговорщиков он был лишь разменной монеткой, пешкой, которую они при первом же опасном повороте своей деятельности сами же сдали в Дознание.
***
            Сколера арестовали быстро. допрашивали с пристрастием. Он был глуп и не сумел ничего сообщить или выторговать себе. Честно признался в том, что амбиции поглотили его, сказал то, что ему велели сделать, но в его сведениях не было никакого смысла и глубины. Для Дознания это было пустым делом, которое, однако, было доведено до судейства.
            Судейство потребовало казни. Сколер не верил в иронию и горечь судьбы до самого последнего своего дня. И только увидев белое, измученное страданием и бессонницей лицо Регара, понял: проиграно.
            Регар был собран и холоден. В его глазах залегла мука. Но руки его были тверды. Он порывисто схватил ладонь Сколера и судорожно сжал её, пытаясь вложить в это всё невысказанное.
            Почему? Почему? Как ты мог? – спрашивали глаза Регара, пока сам Регар сухо и отстранённо зачитывал приказ о казни Сколеру.
            Как же? Как же…– непонимание вырывалось в каждом нервном движении Лепена, но он держался. Из долга держался.
            А вот Арахны не было. Сколер поискал её глазами, поднимаясь на эшафот. Она не пришла. Не смогла или не захотела? Занята или слегла? Этого Сколер не знал.
            Но Арахна знала механизм казни и, выполняя совершенно другую работу, на которую её отправил Регар, чтобы не ранить её, без труда видела всё происходящее. Горечь – первая горечь в её жизни, страшная и жестокая топила её в себе, затягивала в омут, из которого очень скоро и самой Арахне оказалось не выбраться.
            В последние секунды своей жизни, стоя на коленях перед толпой, Сколер вспоминал то утро, утро, с которого всё началось для него, началось безвозвратно, утро, когда ему надоело всё, что было теперь в его сердце самым сладким. Без всяких колебаний он отдал бы все дни, что дал ему Луал, и умер бы ещё десяток раз, если можно было бы только снова проснуться, сойти вниз и встретить прежний свой мирок, с кашей-паштетом-сыром-хлебом-настоем, привычной фраза Лепена об Арахне, с заспанной Арахной, Ависом, что часто заходил к ним и с Регаром, который давно уже решил о будущем своей Коллегии.
            Решил и лишь одного не вписал в это: Сколер не был готов примириться. И именно его смерть стала лишь началом конца Коллегии Палачей, а потом и привычного устоя Маары.
(Примечание: персонажи принадлежат моей двулогии «Тени перед чертой» и «Гильдии теней», а также вселенной Маары, включающей в себя несколько рассказов-мостиков).
 
 
 
 

 

Дар

Гамаюн