Вокзал -это место, где суета удивительным образом уживается с безмятежным покоем. Одни бегут, торопятся, боятся не успеть. Другие, пристроившись на сидениях или на собственных чемоданах, спят. Они словно отбегали своё, потеряли надежду куда-то успеть и покорились, успокоились, смирились.
Я стояла у стены, на которой фреской было выложено расписание. Изучала. Или , скорее, делала вид, что изучаю. Некуда деть время. Оно в переизбытке скопилось в одном месте, в одной точке пространства. Хотелось подтолкнуть, сдвинуть эту громадину, заставить двигаться.
Вдруг, вижу: из толпы на меня уставились глаза старика. Меня как молнией ослепило.
Это его дед! Я его узнала сразу, хоть и прошло столько лет. Жив ещё! Сколько ему? Точно за восемьдесят. Такой старик не мог отправиться в дорогу один. Скорее всего, кто-то из родственников должен быть рядом. Дочка? Внук?
Оборачиваюсь, смотрю по сторонам.
Точно! Вот он! Внук! Подошел, принёс, кажется, пирожки. Да! Поесть он всегда любил. Поэтому и раздобрел со временем ещё больше.
Сейчас дед скажет, что видел меня. Отворачиваюсь. Смущаюсь. Достаю зеркальце, помаду и прихорашиваюсь, словно это может сдать меня снова юной.
Тайком, не поворачиваясь полностью, подглядываю за ними. Внук роется в одной сумке, потом в чемодане. Что-то ищет. Протягивает деду, кажется, платок.
Понимаю, что до меня им дела нет, оборачиваюсь и без стеснения разглядывая эту парочку.
Дед не сказал обо мне? Не узнал? Не разглядел?
Смотрю уже в упор, как будто хочу, чтобы меня заметили. Это же я! Твоё все! Ты же говорил, что без меня не сможешь! А , выходит, смог?
А я... Странно, почему так хочется, чтобы он меня увидел? Хочется снова услышать слова, которые больше никто и никогда не говорил мне? Но повторит ли он теперь сказанное двадцатилетней девочке сорокалетний тётке?
Внутри что-то дрогнуло, всколыхнулось и обожгло от этой мысли.
В этот момент взгляд столкнулся с его взглядом, словно ударился о стекло. Казалось, что я услышала этот звон.
Решение пришло молниеносно. Я развернулась на сто восемьдесят градусов и побежала к выходу. Скорее, прочь отсюда, где меня вот-вот могут убить, растерзать правдой.
Выбегаю на улицу... Бегу по протоптанной тропинке. Бегу... Бегу... Огибаю здание вокзала, пытаюсь спрятать себя на заднем дворе, где-то между пристройками.
Преследует ли он меня? Почему-то уверена, что да...
Боюсь разочарования: не своего, а его. Сможет ли сдержать эмоции от увиденного?
Ноги больше не могут резво исполнять свою работу: сбавляют темп.
В голове мелькает мысль: а может, он и не гонится за мной. Иначе, уже давно, если не настиг, то хотя бы окликнул.
Останавливаюсь. Боюсь обернуться. Рассматриваю снег под ногами. Такой исхоженный, совсем не тот, что там, в стороне, на пустыре, где он девственно чист. Какое-то мгновение так и стою, а потом... Почему-то уверенная, что за спиной никого, оборачиваюсь.
Оборачиваюсь и натыкаюсь на его глаза, такие голубые, такие необыкновенно бездонные, как деревенский колодец моего детства. Седой, лысоватый человек, лишь смутно напоминавший того, кто когда-то приносил к моей двери цветы, засовывал букет между ручкой и дверью, звонил и убегал. Он все эти годы разгуливал по дорожкам моих снов. Теперь он стоял передо мной, стоял и молчал.
Я тоже не могла проронить ни слова. Мы оба словно превратились в ледяные столбы где-то на краю Вселенной. Время больше не существовало, оно сдалось, самоуничтожилось, подчинилось каким-то новым законам.
Мы так и стояли на этом исхоженном не нами снегу. Стояли и не могли на смотреться друг на друга.
31. 03.2016
Помочь сайту
Поздравления
