Мой любимый Реми! Это мысленное письмо тебе в никуда от твоей когда-то любимой Леи! Сколько таких писем я отправила тебе в течение жизни! Это, надеюсь, последнее… Мне уже много лет, взрослые дети, внуки. Жизнь прошла, пролетела без тебя.
А ведь как мы любили друг друга в предвоенном Париже. Мне было двадцать- двадцать один, тебе – двадцать пять. Вспоминаю наши свидания, объятия, планы на дальнейшую совместную жизнь. Мы даже представляли, какие у нас будут дети! Я очень хотела, чтобы сын был похож на тебя, с такими же карими, бархатными глазами, густыми каштановыми волосами, в которые я так любила запускать руки.
Ты мечтал о дочке такой, как я, волосы у которой никогда нельзя было расчесать – они торчали во все стороны. Ты говорил, что я смешная, потешная и очень ласковая. Мы даже представить не могли, что не останемся вместе…
Я, Лея, была худой, длинноногой. Быстро бегала. Особенно на наши свидания всегда прибегала, запыхавшись. Ты ещё шутил, что, мол, ты никуда не денешься, ты будешь ждать меня, сколько надо! Ох, как ты был неправ тогда… Но, бедный, ничего не знал...
Через год после начала войны, немцы развесили по городу объявления – все евреи в такой-то день должны собраться на Зимнем велодроме. Никто не знал, что это значит. Я жила с родителями и младшей сестрой Диной, ты – с родителями и бабушкой.
Накануне того дня я заболела – поднялась температура, я вся горела. Мама сказала, что никуда не поеду, что они напишут и я приеду к ним потом.
Не знаю, видел ли ты, мой любимый, мою семью на велодроме? Думаю, нет. Ведь среди двадцати пяти тысяч трудно разглядеть кого-либо. Просила родителей передать тебе привет. И всё. Больше никого никогда не встречала.
Выздоровела и осталась одна. Должна была прятаться – теперь немцы уже не скрывали, что евреи подлежат уничтожению.Была объявлена цена за поимку одного - 100 франков. Сначала пряталась у соседки – пожилой француженки, помнившей меня ребёнком. Потом уехала в деревню и жила у крестьян, меняя всякий раз место обитания. О том, что немцев больше нет в Париже, узнала, сидя в чужом сыром подвале. Был шум во дворе. Неделями не ела, сильно исхудала.
Пешком вернулась в Париж. В мою квартиру никого не поселили, и я стала в ней жить. Устроилась работать на фабрику. Ведь у меня совсем не было денег. Каждый день, каждый час вспоминала о тебе, поняв, что нам уже не увидеться. Странно, но пока шла война, я боялась, что меня найдут и убьют. Теперь я за себя была спокойна, но поняла, любимый мой Реми, что ты погиб, и я тебя больше не увижу.
На улице познакомилась с американским солдатом. Нет, я не влюбилась в него, это он полюбил меня, захотел жениться и увести в Америку. Я согласилась.
Всю жизнь прожила в далёкой Америке. Я уже очень стара и скоро умру.
Но прежде я хочу так прижаться к тебе, любимый, как прижималась на наших свиданиях – всем телом и душой! Я думаю, что ты в раю, мечтаю тоже попасть туда! Как меня примут там твои родители, да и мои родители?
Мне страшно... Т ы умер молодым... Я прожила долгую жизнь и состарилась... Тебе противна будет дряхлая старуха...Ты, любимый Реми, сделаешь вид, что не знаешь меня... Скорее всего ты меня просто не узнаешь... Любимый, любимый … Реми!
[Скрыть]Регистрационный номер 0362236 выдан для произведения:
Мой любимый Реми! Это мысленное письмо тебе в никуда от твоей когда-то любимой Леи! Сколько таких писем я отправила тебе в течение жизни! Это, надеюсь, последнее… Мне уже много лет, взрослые дети, внуки. Жизнь прошла, пролетела без тебя.
А ведь как мы любили друг друга в предвоенном Париже. Мне было двадцать- двадцать один, тебе – двадцать пять. Вспоминаю наши свидания, объятия, планы на дальнейшую совместную жизнь. Мы даже представляли, какие у нас будут дети! Я очень хотела, чтобы сын был похож на тебя, с такими же карими, бархатными глазами, густыми каштановыми волосами, в которые я так любила запускать руки.
Ты мечтал о дочке такой, как я, волосы у которой никогда нельзя было расчесать – они торчали во все стороны. Ты говорил, что я смешная, потешная и очень ласковая. Мы даже представить не могли, что не останемся вместе…
Я, Лея, была худой, длинноногой. Быстро бегала. Особенно на наши свидания всегда прибегала, запыхавшись. Ты ещё шутил, что, мол, ты никуда не денешься, ты будешь ждать меня, сколько надо! Ох, как ты был неправ тогда… Но, бедный, ничего не знал...
Через год после начала войны, немцы развесили по городу объявления – все евреи в такой-то день должны собраться на Зимнем велодроме. Никто не знал, что это значит. Я жила с родителями и младшей сестрой Диной, ты – с родителями и бабушкой.
Накануне того дня я заболела – поднялась температура, я вся горела. Мама сказала, что никуда не поеду, что они напишут и я приеду к ним потом.
Не знаю, видел ли ты, мой любимый, мою семью на велодроме? Думаю, нет. Ведь среди двадцати пяти тысяч трудно разглядеть кого-либо. Просила родителей передать тебе привет. И всё. Больше никого никогда не встречала.
Выздоровела и осталась одна. Должна была прятаться – теперь немцы уже не скрывали, что евреи подлежат уничтожению.Была объявлена цена за поимку одного - 100 франков. Сначала пряталась у соседки – пожилой француженки, помнившей меня ребёнком. Потом уехала в деревню и жила у крестьян, меняя всякий раз место обитания. О том, что немцев больше нет в Париже, узнала, сидя в чужом сыром подвале. Был шум во дворе. Неделями не ела, сильно исхудала.
Пешком вернулась в Париж. В мою квартиру никого не поселили, и я стала в ней жить. Устроилась работать на фабрике. Ведь у меня совсем не было денег. Каждый день, каждый час вспоминала о тебе, поняв, что нам уже не увидеться. Странно, но пока шла война, я боялась, что меня найдут и убьют. Теперь я за себя была спокойна, но поняла, любимый мой Реми, что ты погиб, и я тебя больше не увижу.
На улице познакомилась с американским солдатом. Нет, я не влюбилась в него, это он полюбил меня, захотел жениться и увести в Америку. Я согласилась.
Всю жизнь прожила в далёкой Америке. Я уже очень стара и скоро умру.
Но прежде я хочу так прижаться к тебе, любимый, как прижималась на наших свиданиях – всем телом и душой! Я думаю, что ты в раю, мечтаю тоже попасть туда! Как меня примут там твои родители, да и мои родители?
Мне страшно… Ведь ты умер молодым, а я прожила полноценную жизнь и состарилась. А может, тебе противна будет дряхлая старуха, и ты, любимый, сделаешь вид, что не знаешь меня? Скорее всего ты меня просто не узнаешь... Любимый, любимый … Реми!
Очень тяжёлое чувство оставляет ваш рассказ, а разве может быть по другому.Спасибо вам за память и за этот рассказ такой будничный и такой страшный по своей сути!