Лермонтовский праздник в Тамани

Юбилей в Тамани.

  В 1984-ом году в Тамани широко отмечалось 170-летие со дня  рождения Лермонтова.

 Я работал тогда заместителем заведующего  отделом народного образования Темрюкского района, на территории которого находится Тамань, и помню, что мы собрались  на заседание, посвященное  этой дате. Речь на нем шла о том, как наилучшим образом подготовиться к юбилею.

  Когда были запротоколированы все общепринятые мероприятия, как то: торжественные собрания, пионерские линейки  и открытые уроки в музее, заведующий  районо, скромный и совершенно безынициативный человек, вдруг предложил:

 -  А давайте проведём еще игры КВН, посвященные Лермонтову. Сначала  школьные, потом  кустовые, а затем и районные. А финальную игру  проведем  в Тамани, в день юбилейных торжеств. Вчера я был на городском КВН, и мне очень понравилось..

 Это интересное предложение было  принято очень горячо и внесено в план мероприятий. И тут кто-то дёрнул меня за язык сказать:

  - А давайте пригласим в жюри финальной игры КВН Маслякова.

   - Кого?! – хором произнесло собрание и посмотрело на меня, как на помешанного.

  - Александра Васильевича Маслякова, ведущего КВН на телевидении, - спокойно разъяснил я.

   - И как же мы это сделаем? – с некоторой долей сарказма спросил меня заведующий. – Письмо ему пошлём  или телеграмму? Он их сразу в мусорную корзину отправит, не читая.

  - Вы совершенно правы, Василий Яковлевич, - смиренно ответил я. – Где он и где мы… Дистанция огромного размера…

  Цитата из Грибоедова подействовала на заведующего положительно: он всегда боялся прослыть ретроградом.

  - Хорошо, - сказал он. – Какое у вас будет предложение?

  - Очень простое. Вы знаете,  что  не где-нибудь, а в самой Москве, при Министерстве культуры создан организационный комитет по проведению этого юбилея. На следующей неделе, насколько я знаю, вы едете туда на совещание. Заскочите в это министерство и подайте им заявку о нашей инициативе. Можно было, конечно, сделать это и устно, но документ есть документ, особенно, когда вы зарегистрируете его в приемной министра.

  - Хорошо, - согласился Василий Яковлевич – к завтрашнему утру напишите и отпечатайте на нашем бланке эту заявку.

  Вот именно поэтому я постоянно ругаю себя за свою инициативность: предлагая что-нибудь, я всегда добавляю  работы себе же.

   Но первое распоряжение заведующего было только семечками.

  В оргкомитете наша инициатива был воспринята с энтузиазмом, потому что она привносила в проведение юбилея два очень важных компонента: массовость и детскую непосредственность. Там даже решили  провести в Тамани КВН краевого масштаба, пригласив туда команды всех районов и городов Кубани, но потом отказались от этой затеи, узнав, что их в Краснодарском крае пятьдесят два.

 И еще там было принято еще одно важное, но неудобное для нас решение: коль скоро эта инициатива исходила от районного отдела образования, то всю работу по приему Маслякова и его помощников мы должны были взять на себя.

  Вернувшись из Москвы, заведующий  вызвал меня к себе и приказал:

   - Все вопросы по проведению КВН будете  курировать лично вы. До юбилея осталось еще полгода. Составьте план мероприятий, начиная со школьных КВН и заканчивая финальным. И, самое главное, продумайте и включите в свой план вопросы по приему Маслякова. Вплоть до мелочей. За неделю до открытия праздника выедете туда в командировку и проверите на месте, как решены эти вопросы.

  И тут я понял, что тогда на совещании меня за язык дёрнул сам нечистый.  

  Хмурым осенним утром я выехал в Тамань на «Волге», великодушно предоставленной мне заведующим на всё время моей командировки. Он принял это несвойственное для него решение  после тог, как ознакомился с планом моей работы в Тамани на двадцати пяти печатных листах, среди которых была карта станицы с отмеченными красным карандашом объектами, где мне надлежало побывать, и не единожды. И тут надо заметить, что сделал я это не зря, так как Тамань является достаточно большим населенным пунктом.

  Но как только мы въехали на его центральную площадь в моторе что-то загремело, из-под капота повалил пар, и очень пожилой шофер дядя Ваня грустно произнес часто повторяемую им фразу:

  - Капут старушке…

  И я понял. что у меня появилась еще одна головная боль: проблема передвижения из одного конца станицы в другой.

  Но гостиница, где мне надлежало  жить, была рядом, и я первым делом направился туда. Меня встретил сам директор и повел в маленький и неуютный номер на втором этаже. Двери там не закрывались, а окна не открывались, Две кровати стояли почти  впритык, и поэтому вставать  с них при наличии двух жильцов можно было лишь поочередно. Когда я сказал об этом директору, он широко улыбнулся и сказал:

  - Не беспокойтесь, дорогой товарищ, мы к вам никого не подселим.

  - А для Маслякова вы тоже такой номер приготовили? – спросил я, зная, что   весть о приезде столичной знаменитости  уже давно и широко гуляла по станице.

  - Ну что вы, дорогой товарищ! – укоризненно ответил директор. -Для него мы приготовили «Люкс». Пойдемте, покажу.

  «Люкс» отличался от моего номера лишь тем, что был в два раза больше, и посреди стоял круглый стол с телевизором и графином для воды. Так называемые «удобства» были во дворе: три рукомойника, прибитые к старым акациям и дощатый туалет.

  - У вас же совершенно новая гостиница, - сказал я. – Неужели нельзя было предусмотреть в номерах туалеты и хотя бы душевые?

 - Вы плохо знаете специфику нашей  станицы, дорогой товарищ, - с той же широкой   улыбкой укорил меня директор. – Вода – вот корень всех наших несчастий. Водопровод есть, а воды нету. Подают её по графику, но он слабо выручает. По ночам дежурим, чтобы воду в ёмкости различные набрать. Есть у нас в номерах и туалеты, и души, но стоят заколоченными, как говорится,  до лучших времен

 - Не знаю, как мне и поступить,  - задумчиво произнес я. – Пригласили человека из столицы, а в каких он условиях жить будет, не подумали. Хоть отменяй теперь его визит…

  - Что вы, что вы! – испугался директор. – Зачем отменять? Прекрасные условия будут, вот увидите! Чтобы умыться, мы товарищу Маслякову тазик с теплой водой прямо в номер принесем. А вместо душа я его к себе в баньку приглашу. Я здесь рядом живу. Банька у меня знатная, с парилкой. И секрет, как надо париться, свой есть, от которого товарищ Масляков получит такое удовольствие, какого он за свой век ни разу не испытывал. Я на камни плещу не простой водой, а добавляю в неё с литр сухого мускатного вина. Моего, домашнего. Во-первых, аромат получается необыкновенный, а, во-вторых, настроение у тебя поднимается от такого пара, как говорится, до самого блаженства. 

  Я решил, что после такой парилки Александр Васильевич вряд ли обратит внимание  даже на самые крупные недостатки  своего бытия, и, успокоенный, пошел выполнять второй пункт своего обширного плана.   Он касался питания наших столичных гостей.

  Неподалеку находилась точка общепита, на которой совсем недавно появилась роскошная вывеска: «Ресторан». Раньше это была  «Столовая №1».

  Шеф – повар, представившийся мне начальником производства, был худ и печален. Его  не обрадовала даже принесенная мною весть, что в его заведении три дня будет питаться знаменитый  на весь Союз ведущий КВН, самой любимой передачи в стране.

 - Посмотрите наше меню, - хмуро сказал он. - Если вас оно устраивает, милости просим.

  В меню было всего четыре блюда: салат по-тамански,  борщ по-украински, гуляш по-венгерски и компот не по-каковски. Просто компот.

 - И  это всё? – разочарованно спросил я. – И после этого вы набрались смелости называться рестораном?

  - Мы себе названий не выбираем, - ответил он мне без всякой обиды. – Как нам «Райпотребсоюз» приказал, так и назвали. А продукты нам совхоз поставляет. Деликатесов у них нету, зато мясо и овощи свежие, каких вы в городских ресторанах не сыщете. И хлеб у нас очень вкусный.

  Мне хотелось сказать ему: «Не хлебом единым» сыт человек», но я побоялся, что он меня неправильно поймёт.

  Я понял, что мне надо идти в местное отделение этого самого «Райпотребсоюза» и договариваться там.

  В отличие от шеф-повара, там все работники, а, вернее, работницы были веселы и инициативны. Едва я заикнулся, кто я и зачем пришел, в конторе вспыхнул пожар любви ко мне и Маслякову. Впрочем, сначала к Маслякову, а потом ко мне.

   - А автографы давать он давать будет? – почти хором закричали симпатичные бюрократы сельской торговли.

  - Будет! – уверенно ответил я, и успокоенные женщины сразу перешли к делу. Я разъяснил им, что пища для знаменитого гостя и сопровождающих его лиц должна быть оригинальной, то есть, деревенской, но разнообразной и вкусной. Мне ответили, что с этим проблем не будет и пообещали, что завтра же предоставят мне новое меню не менее, чем из пятидесяти блюд.

 Посчитав миссию первого дня выполненной, я с удовлетворением покинул  контору и отправился бродить по станице,  которую люблю давно и преданно.

  Я прошел к турецкому фонтану, испил там вкусной и холодной водицы, затем, проделав неблизкий путь, погулял в скверике с памятником атаману Головатому, который во избежание культа личности этого незаурядного вождя казачьего войска сейчас назывался просто памятником запорожским казакам. Затем я посетил дом – музей Лермонтова, хотя побывал в нём уже много раз. Напротив него стоял новый памятник великому поэту, еще укрытый от любопытных глаз белым полотном, так как открытие его должно было состояться точно в день рождения  Лермонтова.

 После этой прогулки ноги у меня гудели, как опоры линии высокого напряжения, и, вернувшись в гостиницу, я плюхнулся на кровать и сразу же уснул.

  Утром я умылся холодной водой из рукомойника во дворе гостиницы, заглянул в свой план мероприятий и бодрым шагом пошагал по станице. Мне предстояло  договориться с директором одной из средних школ о питании участников КВН, проверить готовность клуба к этому мероприятию и организовать для столичных гостей экскурсию на местный винзавод. Должны же они знать, как делается вино, которое они пьют в московских ресторанах.

 Скупое солнышко выглянуло из-за туч, над мокрыми песчаными улицами появился нежный парок, пахло опадающими листьями и виноградом «Изабелла».

  И в этот день у меня всё получалось удачно и быстро. Воодушевленный энтузиазмом местных чиновников, которые, в свою очередь, испытывали огромный подъем в ожидании именитых гостей, я обежал за какие-то два часа  все нужные мне организации  и сделал все дела. Всё было, как говорят, в ажуре, к устроителям праздника у меня не было никаких претензий, и только в клубе я попросил директора сменить две прогнивших доски у входа на сцену со стороны кулис.

   - Александр Васильевич будет выходить на сцену именно  здесь, – сказал я – Вы представляете, что будет, если гнилая доска под ним  треснет, и он сломает ногу.

  Директор не в шутку испугался и вызвал плотника, который при мне начал менять доски.

 Так же удачно прошли третий и четвертый дни.

  Утром пятого дня я находился в школе, в столовой которой должны были питаться команды КВН. Её директор, милая и деловитая женщина, показывала мне   посуду, взятую напрокат, так как прежняя была старой и разномастной. И в этот момент в столовую вбежала ее секретарша с криком:

  - Масляков приехал! Он  в клубе уже совещание проводит!

  Я тут же направился в клуб. По моему плану я должен был встретить московского гостя у здания станичного совета, получив телефонограмму о его выезде из Темрюка. Но её я не получил, а Масляков, как потом выяснилось, приказал сразу ехать в клуб .

  В кабинете директора стоял шум.  Дверь была слегка приоткрыта и я расслышал, как чьи-то возмущенно громкие голоса всё время повторяли: «Так не пойдет! Так не пойдет!», а один, спокойный и твердый, отвечал: «Только так и пойдёт. Только так…».

  Я постучался и вошел в кабинет. Прямо против меня у окна стоял А. В. Масляков, по-наполеоновски сложив руки на груди, а трое его помощников  беспорядочно бегали  вокруг столов и кричали, что так не пойдет.

  Я представился и пожал протянутую мне руку. Потом спросил, когда мы сможем обсудить ход проведения КВН.

  - А мы его уже обсудили, - ответил он.

  - Но… - сказал я и выразительно посмотрел на только что оравших  людей.

  - Не обращайте внимания, - успокоил меня  Александр Васильевич. – Будет восемь команд и один ведущий, то есть, я. Как мне сообщили, участники подъедут завтра. Мы проведем одну репетицию, потом у них и у меня будет обед, а ровно в восемнадцать тридцать мы начинаем КВН. Вы удовлетворены таким распорядком  дня?

  - Вполне.

 - Ну, вот и ладно.

   Он обращался ко мне почтительно и чинно, зная, вероятно, что здесь я - главный представитель принимающей его стороны.

  Потом я попросил его дать мне автограф, и Масляков, взяв из стопки  на столе какую-то яркую афишку, расписался на ней.

  После чего я вышел на улицу и закурил. Через пару минут ко мне присоединился человек из его команды, в котором я сразу же узнал одного из известных участников первых игр КВН шестидесятых годов, но фамилию его вспомнить не смог.

  - О чем у вас был спор в кабинете? – спросил я его.

  - Разговор шел о вступлении к игре,- охотно ответил мне старожил КВН. -  Председатель станичного Совета хочет представить нас зрителям, а Сашка возражает против этого.

 - И, по-моему правильно делает, - сказал я, зная, что речь главы администрации может затянуться на полчаса, а то и более. – Председатель обязательно начнет со дня рождения Лермонтова, а закончит показателями повышения урожайности винограда на полях совхоза. И наш КВН завершится где-то около полуночи.

  - Возможно, вы и правы, - тускло  ответил мой собеседник. – Но не хотелось и старика обидеть.

   КВН прошел ярко и весело. Участники подготовились к нему на славу, а Масляков вёл его, как всегда, блестяще. Первое место завоевала таманская средняя школа № 28.   Я был этим слегка расстроен, так как моя родная городская школа № 1, где я работал до ухода в районо и для команды которой самолично писал сценарий выступления, оказалась, хотя и на почётном, но втором месте.

 В связи с этим,  меня даже появилось какое-то недоброе чувство по отношению к Маслякову, несмотря на то, что в судействе он участия не принимал. Оценки ставило жюри, состоявшее из членов его команды и представителей районных властей.

   Следующие два дня были для меня одновременно радостными и грустными. Я  отлично справился с поставленными передо мной задачами, расселив, накормив и предоставив нашим  гостям массу развлечений, но затем я проводил их, и мир словно опустел.

  До автобуса было еще пять часов. Я вышел из гостиницы и не спеша побрел  к последнему памятному месту Тамани, где еще не успел побывать.

  Это была старинная церковь, построенная еще в 1793-ем году. Правда, с тех пор она много раз и значительно видоизменялась, но нынешняя её архитектура напоминает мне даже храмы античности, за что она мне очень по душе.   

  Шел мелкий дождь, но было совсем тихо. Шуршали лишь опавшие листья под ногами, да шумело вдалеке море, еще не успокоившееся после недавнего шторма.

 Я открыл тяжелую калитку и вошел в церковный дворик. Храм был закрыт, но в углу двора у могильных плит небольшого кладбища я увидел человека в армейской плащ-палатке с поднятым капюшоном. Он почему-то стоял на коленях, и мне сначала показалось, что он молится. Но, приглядевшись, я заметил, что он держит в руке маленькую палочку, которой пытается очистить плиту от старого, может быть, векового мха.

  Я подошел к нему и поздоровался. Мужчина  встал и откинул капюшон, показав мне загорелое, еще не старое лицо и совершенно седую  голову.

 Он улыбнулся мне и сказал:

  - А я знаю вас. Видел вас на трибуне во время открытия праздника, а моя соседка, директор школы, сказала мне, что вы большой начальник в районо. А потом я сидел на КВН сзади вас и наблюдал, как вы переживаете за своих детей… А сюда вы пришли в первый раз?

  - Нет, я бываю здесь каждый раз, когда приезжаю в Тамань. А приезжаю я сюда часто.

 - Правда, это замечательное место? Таких церквей я не встречал нигде.

  - А что вы сейчас делаете? – спросил я, кивнув на палочку.

 Мужчина смутился и задумался;

  - Не знаю, что вам и сказать, чтобы вы не посчитали меня сумасшедшим… Понимаете, я по национальности грек. Мой дед еще до войны бежал в Советский Союз из  Греции, потому что  там появились фашисты, а он был коммунистом. Он и еще много греков жили на Северном Кавказе и работали на лесозаводе. Но фашисты пришли и туда,  и тогда они ушли в лес и стали партизанами. Я родился в год Победы, учился в русской школе и окончил сельскохозяйственный институт. На работу меня направили в Тамань, где я до сих пор живу и тружусь агрономом. И хожу в эту церковь.  Молиться я не обучен, но Бога почитаю. Недавно батюшка, узнав мою фамилию, сказал мне, что на церковном кладбище есть могила, где захоронен человек с похожей греческой фамилией и даже указал мне эту плиту. И вот сегодня я пришел сюда, чтобы очистить ее от мха, и прочесть, что на ней написано. А вдруг, здесь действительно покоится мой далекий предок.

  Он замолчал, но мне хотелось узнать о нем больше, и я спросил:

  - Вам понравился Лермонтовский праздник?

  - Понравился - это не то слово, - задумчиво ответил он. – Вы знаете, я учился в школе хорошо. Но русская литература была для меня тайной за семью печатями, потому что я не понимал её. Я не понимал её героев, их поступки были мне непонятны и странны, и я считал, что писатели просто придумали их. Но оказавшись здесь, я увидел, с каким почтением  люди, даже самые простые, относятся к героям  своей литературы, к писателям и поэтам. Я удивлялся, когда у  домика Лермонтова выстраивалась вереница автобусов, и множество людей шли в эту лачугу и выходили оттуда с просветлёнными лицами.  И тогда я начал читать. Начиная от русских народных сказок и заканчивая романами Льва Толстого. А Лермонтов стал моим любимым писателем. И сейчас я горжусь, что живу в том месте, где когда-то побывал он. У меня огромная библиотека, и мои дети любят читать, как и я… Два года тому назад я  провел свой отпуск в Греции. Об этом попросил меня мой отец. Сам он не мог поехать туда, потому что был стар и болен, но ему  хотелось знать, как живут люди на его далекой Родине, которую он очень любил. Когда я вернулся и сел у его кровати, с которой он уже не вставал, отец ни о чём не спросил меня. Он просто посмотрел в мои глаза и сказал: «Ничего не рассказывай. Я по твоему виду догадался, что греки живут плохо». Я хотел возразить ему, сказав, что никто из наших родственников, у которых я останавливался, не голодает и не носит рваной одежды, что в домах у них чисто и уютно, что по вечерам они иногда ходят в кино, а молодежь занимается спортом. Но я не стал этого делать, так как они действительно жили плохо, духовно плохо… Я не увидел у них ни одной книги, кроме Библии и пёстрых комиксов, они не знали ни одного греческого писателя, даже из  античных, имена которых знает любой русский школьник. А о русской литературе и речи не могло быть. И всё это потому, что их цель в жизни сводилась к одному: найти работу и хоть как-то обеспечить своё существование.

  - Но не все же греки бедны, как ваши родственники, – возразил я.

   Мужчина рассмеялся:

  - Я знал, что вы скажете это… Да, не все. И я побывал там даже на роскошной вилле миллионера. Он тоже оказался нашим далеким родственником, и, прослышав о моем приезде, захотел пообщаться с человеком, «сбежавшим» в Советский Союз. Все стены его комнат украшены замечательными картинами старых мастеров и заставлены книжными шкафами.  На одной из полок я заметил очень красивые книги   в старинных переплетах и спросил, кто их написал, так как я  по-гречески читать не могу. Мой богатый родственник позвонил в серебряный колокольчик и спросил у вошедшего слуги, кто такой Яннис Психарис. Оказалось, что это великий греческий писатель восемнадцатого века, сродни нашему Толстому…

  Тут он снова рассмеялся:

  - Точнее, вашему Толстому…

   - Выходит, что юбилейный праздник вам очень понравился, -сказал я, так как во мне вдруг проснулась горделивая жилка его устроителя.

  - Да, - ответил мужчина, - хотя и не во всем. Кое-что в нем было мне не по душе.

     - Например?

     - Например, излишняя пышность и официоз. Вы пригласили на него много знаменитых писателей и поэтов.  Мне кажется, что среди них есть люди, которые не понимают, кто такой Лермонтов. Один из них читал  свои стихи, где говорится, что если бы Лермонтов жил в наше время, то он бы шел во главе балтийских матросов брать Зимний дворец и обязательно полетел бы в космос. Мне было грустно и обидно слышать такое. Обидно за этого поэта и за Лермонтова. А еще больше за себя. Потому что я всегда обижаюсь, когда меня держат за дурака.

    Я взглянул на часы. Мой автобус отходил через полчаса.

   Мужчина пошел проводить меня до калитки. Расставаясь, мы пожали друг другу руки, и я сказал:

   - Спасибо!

   - За что? – удивился грек.

   - За то, что после этой недельной суеты и громких речей я услышал вас…

  Дождь продолжал накрапывать, не переставая. Шумело море.  В одном из дворов, мимо которого я проходил, приятный мужской голос пел под гармошку:

                                                 Выхожу один я на дорогу;

                                Сквозь туман кремнистый путь блестит…