Пленного лейтенанта притащили рано утром, поставили на колени возле дерева, связав руки за стволом, и стали бить. Били долго, с удовольствием и воинственными выкриками, вымещая на корчившемся теле молоденького офицера свою ненависть к поработившей их стране.
- Достаточно, - приказал командир, - забьёте, а он нам ещё много чего рассказать должен.
- Гази вернулся, - доложили ему, - звать?
- Зови, - радостно откликнулся командир.
- Молодец, Гази, за два дня обернулся, - похвалил он, выслушав доклад, - что, совсем не спал?
- Совсем, - признался Гази, - а у дерева, это кто?
- Пленного привели. Теперь Сераджи ждём – очень он любит соплеменников пытать и языки им развязывать. Скоро подойти должен. Не будем отказывать ему в этом удовольствии. А ты пойди отдохни, мы через пару часов в верхний лагерь пойдём.
Гази подошёл к пленному и насмешливо произнёс:
- Не повезло тебе, русский, лучше сразу расскажи всё, что знаешь, а то …
Пленный поднял голову и что-то прошептал. Гази вспыхнул, выхватил кинжал и всадил лейтенанту в сердце.
Гази стоял перед командиром, не опуская головы и не демонстрируя раскаяния, и лишь повлажневшие глаза выдавали его волнение.
- Я не спрашиваю, чем оскорбил тебя неверный и уверен, что как чеченец и мужчина ты поступил совершенно правильно, наказав его, но как воин ты поступил очень плохо, лишив нас ценного «языка». В верхнем лагере мы будем судить тебя по законам войны. Даю тебе шанс смягчить свою вину: пойди и приведи нового «языка». На всё тебе трое суток. Приведёшь – зачтётся, не добудешь – сам понимаешь, захочешь скрыться – найдём и казним самой позорной смертью. Возьми с собой мальчишку – пора ему в настоящем деле поучаствовать. Всё, иди, время пошло.
Уже два часа Гази шёл густым лесом туда, где неверные топтали сапогами и терзали гусеницами его родную землю, чтобы захватить одного из захватчиков, привести в отряд и этим хоть чуть-чуть загладить свою вину. Два бессонных дня застилали пеленой и засыпали песком глаза, заплетали ноги и тяжело давили на плечи.
- Отдохнём здесь,- сказал он Овлуру возле зарослей орешника и передал ему наручные часы, - будешь на страже, я посплю, через два часа разбудишь.
Гази проснулся от резкой боли, пронзившей тело. Хриплый голос произнёс:
- Вставай, говнюк, чего разлёгся?
Гази с трудом разлепил веки и увидел злобное лицо старшего лейтенанта. Где-то поодаль тихо скулил Овлур. Кто-то ещё раз ударил его ногой в живот, кто-то поднял, связал руки над головой и подвесил на толстой ветке так, что ноги едва касались земли. Он висел, пытаясь перебороть боль и стараясь осмыслить произошедшее. Ясно было, что мальчишка заснул или проворонил русскую разведку. Сейчас пацана допросят и примутся за него. Гази самому не приходилось испытывать боль пыток, но несколько раз он видел, как Сераджи пытал русских солдат, как корчились их тела и как сотрясали воздух их предсмертные вопли. Гази закрыл глаза и стал молиться.
Поигрывая кинжалом, подошёл старший лейтенант.
- Ну что, сучонок, значит зовут тебя Гази и этим самым кинжалом ты, гнида, зарезал моего лейтенанта, а теперь пришёл за мной?
Коротким движением старлей ударил Гази в пах и с наслаждением вслушался в его крик.
- Хорошо кричишь, мразь, сейчас запоёшь ещё громче. Уткин, ко мне! У тебя нечётко получается удар ногой по печени, а ну-ка потренируйся на живом мешке. Выше колено! Резче, резче!
Гази уже не вскрикивал от ударов, а выл непрерывно безудержным волчьим воем.
- Плохо, Уткин, так не бьют. Климов, покажи, как надо.
Климов осклабился и нанёс два прицельных удара. Гази дёрнулся и безжизненно повис.
- Кажется сдох, товарищ старший лейтенант, - разочарованно произнёс Климов, - слабаком бородач оказался.
- Мальца приведите, - распорядился командир.
Привели дрожащего и тихо скулящего Овлура.
- Где находится верхняя база отряда?
- Не знаю, Аллахом клянусь! Никогда там не был, я в отряде всего четыре дня, - истерично выкрикивал Овлур, с ужасом глядя на убитого Гази.
- Где жил этот гад, знаешь?
- Он городской, говорили, что в Грозном.
- У него родственники есть?
- Отец есть, в моём ауле живёт.
- Аул твой далеко?
- Километров шесть от вашего крайнего блокпоста будет.
- Слушай меня внимательно, боевик хренов. Пойдёшь к его отцу и скажешь, что если он в течение трёх дней доставит мне тело моего лейтенанта, то я отдам ему труп его сына. Не привезёт, собакам скормлю. Ждать буду у крайнего блокпоста ровно три дня. Всё понял? Ну, беги и завязывай с этими бандитами, а то так же кончишь.
По пустой дороге в сторону блокпоста медленно катила скрипучая телега, невысокий седобородый старик вёл лошадь, старательно объезжая неровности дороги.
- Не стреляйте, - сказал старший лейтенант, - похоже, это ко мне.
Он вышел за ворота и остановился в ожидании. Старик подвёл телегу к блокпосту и тихо произнёс:
- Вот, привёз Юрика.
- Какого Юрика? – не понял старлей.
- Юрия Сергеевича Липатова.
- Ты что, знаком с ним? – изумился старлей.
- Знаком, одиннадцать лет в одной квартире прожили, на моих глазах вырос.
- В какой квартире, ты же в ауле живешь?
- Это теперь я в ауле, а раньше в городе, в одной квартире с Юриком проживал.
- Что, и сын твой тоже с Липатовым жил?
- И сын тоже, - подтвердил старик.
- Как же надо ненавидеть своего соседа, чтобы зарезать при первой же встрече, - воскликнул старший лейтенант.
- Ничего ты, старлей, не понимаешь, - горестно покачал головой старик.
- Объясни, раз такой умник, может, и я дурак разберусь! – запальчиво прокричал старлей.
- Могу и объяснить, секрета нет. Мы в Казахстане жили, там Эмин и родился. Это его в отряде Гази прозвали – воин, значит, а мы его Эмином назвали, верный по- нашему. Он в первом классе учился, когда жену Аллах к себе забрал. Я не хотел больше там оставаться и перебрался в город. Нам с Эмином комнату выделили в трёхкомнатной хрущобе, две из которых занимали Галя, Сергей и Юрик. Юрик с Эмином одногодками оказались, во второй класс вместе пошли, на одной парте сидели, не разлей вода стали, как у вас говорят. Галя с Сергеем в одной комнате жили, а Юрику вторую отдали, так Эмин в третьем классе к Юрику переселился, там всё время и жил.
- Закадычными друзьями, значит, были, - подытожил старлей, - что же потом произошло, девушку не поделили?
Старик с грустью посмотрел на него и продолжил:
- Они не просто друзьями были, братьями себя считали. Юрик после школы в военное училище подался, а Эмин в нефтяной институт в Грозном поступил. Они после первого курса домой на каникулы приезжали, там и повстречались в последний раз. А потом зарплату платить перестали и я в аул к больному отцу уехал. А ещё потом эта война началась.
Старший лейтенант слушал старика и пытался сложить в голове рассыпающийся пазл.
- Ты что, хочешь сказать, что твой Эмин моего лейтенанта так от пыток спас?
- Понимай, как хочешь. Я всё сказал, мне добавить нечего.
- Выходит, что зря мы твоего сына убили: другом он нам был, а не врагом?
Старик снова покачал головой:
- Не путай, старлей. Это Эмину Юрик друг и брат, а для Гази и ты, и лейтенант Липатов враги. Забирай Юрика и верни мне сына, ехать пора.
Старший лейтенант зашёл в ворота и вышел с солдатами, вынесшими тело Эмина и забравшими тело его названного брата.
- Будь она проклята эта война, всё перекрутила, всех перессорила, - в сердцах прохрипел старлей.
- Юрика здесь похороните, или родителям отдадите?
- Отправим на родину, - мрачно ответил старлей, - попрошу, чтобы меня послали сопровождать.
- Ты вот что, сам повезёшь или кто другой, но передайте Гале с Сергеем эту фотографию, - он протянул фотокарточку, на которой курсант и гражданский стояли обнявшись и весело смеялись, глядя в объектив, - я их сфотографировал во время тех самых каникул, а проявил и напечатал уже после отъезда. Передай, не забудь. А кинжал этот, - старик показал на висевший на поясе старлея кинжал, - старый, ему лет двести. Когда нас депортировали, отец его спрятал, а когда вернулись достал и мне передал, а я передал Эмину. Теперь и передать некому.
Старший лейтенант внимательно посмотрел на убитого горем отца и повинуясь внезапному порыву, отстегнул кинжал и молча протянул старику.
- А ты смелый, - пересиливая горловой спазм, просипел старик, вынув клинок из ножен,- не боишься, что проткну?
- Даже не подумал, - растерянно пробормотал старлей и непроизвольно закрылся руками.
Старик втиснул клинок в щель между бетонными блоками и с силой ударил ногой по рукояти. Сталь со звоном лопнула и отбитая рукоять свалилась в дорожную пыль.
- Больше этот кинжал никого не убьёт, - произнёс он, - если хочешь, возьми себе на память. Поеду я. Скажи своим, чтобы в спину не стреляли, а то сейчас все озверели и наши, и ваши.
Потрясающий рассказ,уважаемый Андрей Владимирович,вызывает очень сильные эмоции,волнует сердце, а эти строки,как скорбный аккорд, горькой правды о чеченской войне. - Больше этот кинжал никого не убьёт, - произнёс он, - если хочешь, возьми себе на память. Поеду я. Скажи своим, чтобы в спину не стреляли, а то сейчас все озверели и наши, и ваши.
Помочь сайту
Поздравления
