Как я долго тебя ждал, МАМА!

[Скрыть] Регистрационный номер 0283686 выдан для произведения:
Как  я долго  тебя  ждал, мама!

   Свеча, засыпая на белоснежном подоконнике, отражалась дрожащим еле видимым, желтым, прерывистым пламенем в ночном стекле кухонного окна моего громадного бревенчатого дома. Он, словно атласно черным вороном под ярким солнышком, грелся на сером мху в желто коричневой лесной мгле вековых колон – сосен, всего в нескольких километрах от дороги, ведущей в железобетонную громаду города. Это было мое пристанище или по-другому, моя крепость на выходные. Порой по старой памяти об отцовском стареньком уставшем от жизни сером домике в лесу, свой   двухэтажный   называл избой. А квартира - «трёшка» в центре города ревновала меня к лесной  крепости, и молча страдая от одиночества, ждала утро моего рабочего понедельника. Оплывающий слезами воска белоснежный огарок свечи из последних сил, подмигивая увядающим пламенем, приглашал присесть рядом возле окна на мягкий стул и послушать повесть о скоротечности своей жизни. Присел и, наблюдая в темноту окна за матушкой Луной, стал слушать горькое повествование желто голубого пламени  свечи на крохотном черном фитильке о бренности жития в этом мире. Да, я был с ним полностью согласен в кратковременности мига под названием мирской путь. Господи! Ну, почему ниточка линия жизни на правой ладони в начале пути тормозит, а затем скользит, будто намазанная кремом, и рвется неожиданно быстро?! А хранительница ночного неба величаво и гордо шла по верхушкам сосен-мачт, поддерживающих своими могучими кронами купол черного неба усеянного мерцающими стразами звёзд. Вдруг внимание привлекла призрачно серая лента теней под окном на белоснежном снегу. Она расположилась полумесяцем под прерывистым жёлтым пятном от огонька свечи. Лишь мерцающий зеленоватым  отражением  множества  глаз, она  выдавала в призрачном лунном  стаю волков. Яшка, мой юный котенок, завидев смертельные огоньки, в страхе распушив хвост  с кухонного подоконника в одном прыжке оказался у меня на плече: почуял родимый, почуял опасность. Свеча от испуга всколыхнулась пламенем и тут же потухла. Синеватый дымок побежал вертикально вверх, унося душу пламени под потолок, подтверждая мысль о бренности жития в подлунном мире. Всё никак не мог взять в толк, как серые друзья догадывались о дате моего приезда?! Когда бы ни приезжал в дом, тут же мелькала в преддверии леса в кустах, окрашенных нежной колонковой кистью коричневой пастелью, пара серых «разведчиков».  Через какие - то  несколько минут во двор заваливалась вся зубастая клыкастая  орава. Они всегда степенно чинно без гомона и грызни за место, рассаживались под окном кухни по рангу в ожидании моего появления. Для рядового состава стаи я был, по всей видимости, консультантом. Да, военным  консультантом громадного, как снежная глыба, упавшая неожиданно с крыши, их вожака. Лесные псы уважали меня до такой степени, что регулярно заходили во двор, зазывая на охоту. 
 Подошел к горизонтальной красного цвета морозильной камере. Достал из её безмерного объема недавно привезенное мясо, разложенное в пакетах. Вынес почти неподъемные ноши, с нарубленными аккуратно кусками овечьей плоти на белоснежных сахарных косточках, на крыльцо. Все содержимое пакетов аккуратно высыпал возле ступенек, снег вкусно хрустел под подошвами старых тапок. Волки, соблюдая субординацию, стали подходить по одному ко мне и вежливо забирать по гостинцу, наглого однолетку ударил  не больно  коротким пинком по заднице: нельзя лезть вперед старших - закон стаи. Яшка сидел на плече в ступоре от такого количества белоснежных клыкастых улыбок подле моих ног, сидел кротом: тихо и неслышно. Громадный вожак, а они у нас на севере волки-самцы достигают навскидку килограмм семьдесят, подошел вежливо уважительно ко мне, виляя словно домашний пёс толстым мохнатым хвостом. Встал на задние лапы. Якобы не замечая притихшего на шее кота (знает  моего любимчика) поставил широченные передние лапы мне  на плечи. У меня  они  не такие уж и маленькие: от груди в жиме-  лежа выжимаю  штангу в  сто двадцать килограмм.  Но от его горы мышц опиравшихся  на меня, ноги в коленях  осели. В вертикальном положении он был на голову выше меня и тут же, радостно скуля облизал моё  лицо мокрым мягким красным  языком. Яшка примерз к шее, застыв живым комочком меха от такой  страшной  наглости дяди в серой  шубе,а  может больше  от  увиденных рядом с  его  меленькой головкой,  частокола живых мокрых  от слюны  клыков. 
 Два года назад  летом  в этом доме на  синем  армейском  одеяле в прихожей раненное тело вот этого громадного красавца вожака, лежало почти бездыханным от пули браконьерской сволоты. 
Тогда,  позапрошлым летом приехал в гости к дому-избе. Так захотелось пожить и поработать в тиши кабинета: достал   меня  город с  жителями, говорящими громко и постоянно. Бросил машину возле ворот, зашел во двор и направился в сарай. 
 Не переодеваясь, только накинув на плечи брезентовую куртку поверх белой рубашки, и даже не сняв модных дорогущих полуботинок и прихватив с дощатого скрипучего пола старую почти черную от времени ивовую корзину, направился в лес за белыми грибами: хотелось подышать чистотой. 
Неделя выдалась тяжеленой: постоянные переговоры, работа с большим количеством  уважаемых клиентов. Устал, и поэтому хотелось просто побродить по белому сухому мху, да не в сапогах, а именно в туфлях на тонкой кожаной  подошве: хотелось почувствовать через миллиметровую кожу бархат белого мха. В метрах ста от края дороги на весь лес истошно истерично закричала сорока. Сорока почти постоянно кричит, завидев меня, она так здоровалась, выпрашивая вкусный кусочек сала.
   Странно, но сейчас она в страхе не кричала, а визжала от увиденного на поляне в траве. Пошел на гам и вышел на свою волшебную поляну, где всегда собирал несколько ведер белых грибов – красавцев. Прямо посредине почти круглой поляны  увидел тело громадного зверя с раной в  левой лопатке.  Кровь сочилась алым цветом, пузырясь и стекая на траву. Подбежал! Прикоснулся подушечкой указательного пальца к крови на ране.  Ё! Огнестрел! Поднес к губам и кончиком языка дотронулся до алой капельки. На вкус, ещё солоновато ¬¬ - теплая . Если кровь пузырится, значит, задето легкое, но волк дышал. Подранок! Ушел от погони и страдал, с зажмуренными глазами, лёжа на шелке травы, от опоясавшей змеей боли. Он умирал. Его грудная клетка едва работала неисправным насосом, с каждой минутой все больше и больше  уставая  дышать.  А солнышко своими  жаркими  руками  вместе  с болью истязали  волка,  добивая. Отбросил корзину с грибами в сторону. Резко скинул куртку, содрал с себя рубашку, порвал ее лентами и постарался закрыть рану. И напрямую, не глядя на частокол почти двухметровой травы поляны, сухие обдирающие кожу до крови сучки черной лесной чащи, помчался, что есть сил домой за дождевиком. Прибежал, дыша паровозом, обратно, откуда силы появились?! Так не бегал даже на тренировках, и немного отдышавшись, перевалил тяжеленную  тушу волка на плащ. Согнулся от напряжения в мышцах, упираясь в белый сухой мох пятками модельных туфель, потащил серого домой, словно на салазках. Во дворе, собравшись с силами, взял громаду тела волка на руки с криком и, поднявшись на крыльцо, еле донёс до середины прихожей. Орал матом на весь дом, чтобы стало больше сил в руках, уж больно много весил собакин. Встал на колено, потом на второе и только тогда  осторожно положил убогого на коричневый  ламинат. 
   Сбегал  в машину за аптечкой и стал обрабатывать рану. Все сделал, будто помогал раненому  бойцу  в « зелёнке» на зачистке. Укутал сирого бинтами, а для надежности постарался завернуть в сорванную с постели шелковую простынь. Громадина тела стала похожа на мумию фараона в коконе бинтов. 
 Потом схватил телефон и, стаскивая с себя ботинки один об другой, медленно, будто в том уже так далеком жарком днем и холодном ночью Афгане, запросил ледяным спокойствием в голосе поддержки у друзей. Я редко обращаюсь к друзьям,  как  - то всё  они  ко мне.   Звонок о помощи ввел  друзей  в недоумение: это был первый раз в их жизни.  
На мою  беду  откликнулись и бывшие мои сослуживцы - войсковые разведчики, попросил задействовать их все силы на поиск лесных упырей. Мужики, приехав за указаниями и постановки первоочередных задач, никогда не видели меня таким взбешенным с  сжатыми  в  тонкую линию   губами,  выплевывающие слова камнями  от злости. Я всегда отличался хладнокровием особенно на выходах «на войну» и расчетливостью росомахи в действиях. Команды давал тихим почти шепотом уверенным голосом, а тут! В моем лесу и такое! К розыску браконьерской сволоты подключил и серьезных, память моей жизни в девяностых годах, уважаемых людей из криминала. 
Через неделю, тут же в прихожей дома перед лежащим на теплой подстилке волком, вместе с друзьями вершили суд над нелюдями  - убийцами всей лесной живности без разбора. Мы сидели в чёрных теплых уютных креслах, курили. И смотрели спокойно с презрением, как дяди в добротных   дорогих шведских куртках, что так неосторожно стреляли в лесу из своих позолоченных  ружей направо и налево, просили прощения. Они стояли перед уважаемыми людьми - моими друзьями на коленях, размазывая красные сопли по разбитым вспухшим носам и скулам: не хотели ехать ко мне в гости. Их джипы дремали за забором дома в качестве (с их слов) «отступного» за свои грехи. Слёзно просили принять и деньги в любом количестве, но и мы не бедные люди, зачем нам чужие?! На мой скромный вопрос, заданный тихим по слогам шепотом, звенящим в тиши прихожей под сопение подранка: « Зачем вы  убиваете всех, кто попадется  под руку в моём лесу?», дяди с опустошенной душой уже валялись в ногах, хлюпая носами, словно барышни, взаправду плача. Через всхлипы просили: «Ради всего святого, не надо за ворота?! Не берите грех на душу: ночь, лес же!». Вот муфлоны в человеческом обличии, им бы про свои грехи вспомнить, а они елозили на коленях перед нами, стараясь поймать наши кисти рук, поцеловать. Стая волков в глубине леса громко и устрашающе завыла на полную матушку Луну, спящей на самой верхушке сосны под  ночным  небесным куполом из страз, требуя справедливости. У сволочей в серьезной  армейской  амуниции, оказывается, тоже был отменный слух. 
 Они  голосили,  судорожно цеплялись за все выступающие предметы в прихожей, ломая ногти до крови, когда мои молодые друзья волокли их из дома в лесную ночь. Выкинули пинками за двухметровые ворота дома. Давненько я не видел такого животного страха в глазах людей, и позеленевших лиц в преддверии смертельного боя за свою жизнь. Им были оставлены ножи в ножнах на поясе для самого красивого боя в их жизни (дыхание смерти за правым плечом дает силы). Они не приняли бой и, сделав громадную ошибку в жизни: побежали по дороге в город так быстро, словно за плечами были крылья. Негоже показывать спину зверю, это знак для него, что ты жертва и тебя надо валить! В подтверждении моих слов до слуха донося почти неслышный бег мягких, как пух, подушек волосатых волчих лап о приглушающий их смертельный бег серый ягель. Я не интересовался, что было дальше с убийцами, без ружей они сразу «сдулись» и не хотели принимать честный, может и крайний, если повезет, бой в своей жизни, ну, не воины! В ночной тишине лишь раздавались истошные  вопли на всю округу о помощи. Но кто тут в лесу на  них  отзовется?!  Мой дом был здесь единственным на всю округу. Больше браконьеров в моем лесу не было. Может кто-то из упырей и добежал до города, и рассказал своим о случившемся, вот духа не хватило прийти  назад и пригласить меня на честный бой, где призом была бы жизнь лишь одному. 
Чтобы выходить громадного волка, взял отпуск на месяц, а к нему пришлось добавить за свой счет ещё две недели и еще немного. Сам генеральный приезжал выяснять, зачем мне так много понадобилось дней?! Увидев волка и  выслушав обстоятельный мой рассказ за кружкой  доброго заваренного листьями земляники чая  на кухне за прозрачным столом, к моему удивлению дал еще месяц на выхаживание красавца. На мой протест он, указав на лежачего больного в белых бинтах, тихо шепотом напомнил мне, что обычно я брал отпуск все эти годы строго на десять суток. А, что?! Погостил у друзей в Париже и обратно. 
Сколько денег потратил на дорогие лекарства, не считал. Громадный лесной пес лежал кулем, а я привозил самых лучших врачей к нему. Однажды при перевязке  из  - под бинтов он неуверенно лизнул мне руку, вот так и стали друзьями. А врачи вздрагивали, увидев на лежаке моего серого брата, но помогали, хотя опасались его многообещающего рычания от прикосновений к ране. Осматривали рану  и   с опаской глядели  на белоснежные клыки  из – под   брылей серого. 
 Быстро, быстро выписывали рецепты и чуть не бегом к машине: уезжали с довольными лицами, тесно прижав конверты с набитыми деньгами к груди. 
 Слава БОГУ! Вытащили парня с того света, выходили моего красавца с карими глазами. Победу с друзьями праздновали два дня только водкой строго мужской компанией. Его подруга - волчица безбоязненно ночевала на крыльце дома во время всего лечения. На всех подходящих к ней кроме меня оскаливала свои громадные белоснежные острые клыки. Ребята ее серьезно побаивались! Она ничего не ела.  Преданно смотрела мне в глаза и пила из миски одну воду:  почему-то выделила из всего нашего воинского братства меня, не знаю?!  Она даже шевелила хвостом при моем появлении, позволяя присесть  рядом.   Волчица внимательно слушала меня по ночам , когда  я  курил сигарету за сигаретой, рассказывая ей про свою жизнь. Не прерывала ни разу, лишь очень внимательно смотрела в глаза. На историю об уходе из моей жизни любимой, очень дорогой для меня женщины, заурчала в осуждение. 
Худющая с выпирающими ребрами от голода волчица неожиданно жалобно по _ щенячьи  заскулила, когда я вынес на руках выжившего её друга. Очень   медленно и осторожно  поставил  его  громадными лапами на молодую, совсем юную апрельскую изумрудную траву. Похудевший со свалявшейся шерстью, но все равно могучий волк стоял, покачиваясь, ловя черной пуговицей носа теплый ветер, не веря, что выжил. Подруга с поджатым хвостом  заискивающе подошла ко мне. Уткнувшись мокрым холодным носом    в мою  открытую ладонь тихонько начала подвывать в полголоса, радуясь. Вот  всё точь _ в _ точь, как наши женщины плакали, подскуливая в больничных палатах рядом  со   своими лежащими после реанимации мужчинами. 
Она плакала! ГОСПОДИ! Я поймал себя на мысли: « По мне никто бы так не выл и не ждал моего выздоровления с такой любовью! Эх, туды _т  твою коромысло, мать!». От увиденного, душу захлестнула тоска и пустота, стало тускло на душе, что инстинктивно положил на ее лобастую морду ладонь, и она замерла, преданно прижавшись к ногам. Слава БОГУ, все позади! Вот так я подружился с вожаком и его любимой. 
Мне так было смешно, когда стая волков привела через день после выздоровления, к воротам, а потом ввела во двор молодого совсем юного лосенка в подарок. Ну, совсем,как альпийские  овчарки! Он стоял, громко икая от бега и страха, а его фиолетовые глаза были переполнены страхом и отчаянием. Подошел к малышу,тот  отпрянул от меня, волки утробно тягуче заурчали, взяв его сзади в полукольцо, остерегая. Я обнял теленочка  за шею и ладошкой погладил шерстяную мокрую от страха шейку и в мохнатое ухо прошипел змеей, что его никто больше не тронет, причем никогда! Потом приезжая,  он  чаял  мой  запах,  бежал  к избе сломя  голову.  Вставал на крыльцо и стоял истуканом. В детстве ему нравилось жить в доме.  А что! Ему было уютно спать на моей громадной постели  в мое отсутствие или на ковре возле  ножек  стула, когда работал за столом. Когда подрос, путь в дом  ему был заказан. Выносил громадную бутылку молока с соской: подарок друзей для малыша. Он так смешно чмокал губами, норовя вырвать соску с горлышка бутылки. Вдоволь напившись, медленно бродил по двору и вечером уходил спать в теплый бревенчатый сарай. Заваливался там на душистое вкусно пахнущее сено спать до утра: иногда неимоверно храпел на весь двор. Ему было спокойно у меня! Знал паршивец, что находится под моей охранной грамотой. Теперь он стал отменным женихом! Высокий и величественный! Весом в килограмм триста: набрал силу–матушку  мой ласковый зверь. Для волков он перестал быть добычей, хотя: пусть попробуют, его раздвоенные черные копыта и увесистые рога шансов на свою поимку были не давали и были равны нулю. Но ему никто не угрожал, видимо, на совете стаи серые постановили, что подарки назад не забирают. Теперь мой друг – лось Мишка приходит не так часто, как раньше, но на мой свист, если он в звуковой доступности, летит стрелой  к  крыльцу.  А кому не хочется пригубить  из моих рук  опять ледяного молочка литра на три и заесть это чудо парой буханками черного бородинского хлебушка?!  Если опоздает и  меня нет во дворе, то встанет на крыльцо и бьет по двери ветвистыми мощными рожищами, вызывая меня на улицу. Хоть и большой, да мудрый стал, но для меня так и остался шалопаем с шелковыми бархатными губами: любит до безумия хлеб с солью на ладони.
  Как - то  приехал зимой в дом, застав ещё два часа дневного света. Вышел  из  машины на белоснежный приятно хрустящий снег под ногами, потянулся, вздохнул искристого воздуха! Поднял глаза вверх и чуть не заплакал от смеха. Дело в том, что двое молодых людей сидели на сучках сосны, крепко вцепившись в них. Их посиневшие губы и тела мелко трясло от молодого благодушного пронизывающего все живое мороза. Как они ухитрились залезть почти по гладкому стволу, сами, видимо, не знают, наверное, от испуга! На паласе, укрывающий от холода и песка доски крыльца, грустно  и одиноко  лежали выпавшие из карманов гостей связки ключей  рядом  с отмычками. К их удивлению, отправившись от смеха, я толкнул дверь. Друга со здоровенными рогами, бодающему неистово сосну в ожидании падений чужаков,как  шишек, попросил не будить деревья. Не глядя на меня, опустив голову, он в обиде ушел в лес. Только потом до меня дошло, что Мишка – лось охранял мой дом вместе с волками. Они, в ожидании падения мужичков, маялись от безделья и с  грустью  в глазах  посмотрели вслед уходящем лосю, их живой таран ушел.  Толкнул  дверь с заклепками из кованого железа, она была не заперта: просто очень плотно закрыта.  Зачем запоры, когда мой дом является первым объектом в списке охраны моих братьев - волков! Я помог слезть с дерева горе воришкам, вынес из  сарая   старую  пожарную  лестницу. Они дрожали и на бутылку водки, принесенную с кухни, не отреагировали, лишь испуганно обезумевшим взглядом рассматривали моих шерстяных братьев, взявших чужаков в плотное кольцо. Вдобавок их окружили молодые годовалые волчата, а постарше сидели поодаль и наблюдали за правильностью действий молодняка, а те все норовили подкусить   брюки под коленками воришек. Так  волки  стригут  сухожилия  у  добычи.
 Пацанам в серых шубах так понравилось пугать чужих! Они издевались над ними: то слегка пританцовывая на снегу тихо урча и завывая, то зевая, щелкали белоснежными клыками, сужая кольцо вокруг милых грузин, а потом медленно распускали его, но не открывали проход для бегства: отрабатывали навыки кругового захвата цели. Нервы мои не выдержали и, я уже не мог сдерживать смех … 
Замерзшие дрожащим языком южные «джигиты» только и просили, почему-то  очень тихо шепотом:
- Слюшай, да, никогда не зайдем болше, да! Своим обозначим тему, да!
- Отьпюсти, брат, да! Сколька дэнег скажешь, да, столько и доставим, дорогой! А хочешь брат, арбузы и фрукты полную машиню, да! Мамой клянемся, да! 
На мои слова: « Последнего брата я потерял в Афгане, а вы мне не братья! И еще за своего Мишако - гиену ответите!». Они изменились в лице и посерели кожей.
  Вожак  мощной грудью растолкал молодняк. Степенно вышел вперед, чтобы нагнать на пришлых еще больше страху, гордой  величавой  походкой приблизился    ближе к моими непрошенным гостям. Молча сел прямо перед ребятами в черной коже на плечах. Он гипнотизировал бедных воров, тут же вспотевших ледяным потом от «доброго» карего взгляда. И  столько в его глазах было спокойного созерцания вкусных антрекотов на двух ногах, что от разыгравшейся фантазии у него потекли слюны из-под  щёк  пасти в предвкушении обеда. Гости вмиг затосковали и почти прижались ко мне спинами, ища защиты и поддержки в своем желании жить. Всё! Я не выдержал и лег от смеха на снег. А «добрые» гамарджоба стояли, приклеившись страхом к поверхности земли каблуками своих моднячих полуботиночек с загнутыми вверх носами. Вожак приблизился к чужакам и со знанием своего дела мясника уже обнюхивал их пах, делал он это нарочито медленно и без всяких укоров волчьей совести. Цены на возвращение в прошлую жизнь южан мгновенно взлетели до небес! Насмеявшись вдоволь, медленно встал, отряхнул джинсы и тихо шепотом приказал серому окружению разомкнуть круг и выпустить бедолаг на волю. 
Следующим утром подъехала грузовая, разбитая в хлам машина к воротам дома. Как она еще ездила, это до сих пор была для меня загадкой. Двое в куцых вчерашних черных кожаных куртках не по погоде из кабины стрелой метнулись к кузову, открыли борта. Настороженно  озираясь, видимо  опасаясь чего-то, стали стаскивать ящики с машины, заставляя проезд в гараж, вздрагивая от малейшего шороха в лесу. Одновременно прыгнули в кузов, когда рядом с ними  с ветки сосны  упала   плотная плаха снега.  Успокоившись, слезли с борта и занялись делом. Я стоял за тюлем окна и следил, как ретиво ребята работают, а с противоположной стороны леса за ними внимательно наблюдали несколько пар карих глаз. Ребята еще раз воровато покосились на крыльцо. Из кузова машины стащили и скинули только что освежеванную тушу коровы, забрызгав белоснежный снег алой кровью. И одновременно стремительно  прыгнув в кабину, поддали газу бедному «газончику», исчезли в утренней морозной дымке леса. Отборными фруктами я был обеспечен до весны, а мои друзья мясом на недельку. Умеют гости моей страны благодарить, когда захотят! С тех пор никто не покушался на мою собственность. Вышел и перекинул ящики в гараж, и позвал на трапезу стаю призывным свистом.
  Зашел домой.   Яшка  будто снарядом, выпущенным из катапульты, сиганул с плеча на мой любимый красивый персидский древний ковер и стрелой метнулся к миске на кухню. От стресса и понимания, что остался жив, набросился на содержимое плошки, заглатывая кусками «вискас» не прожевывая, жадно икая и громко чавкая. Не думал, что коты могут так громко кушать! Холод через открытую форточку удавом заползал в квартиру белесым удавом. Он был странным, неестественно  плотным и одновременно бело _ серым  каким-то. Медленно-медленно  стелился внизу кольцами морозного воздуха. Набравшись силы, не спеша пополз по прихожей и неторопливо проник по серому рельефному ламинату в комнаты, ощупывая всё по пути ледяным языком. Я, понаблюдав за этой картиной, подошел к форточке и силой толкнул ее стеклянную душу до упора, прижав хвост удаву – морозу, форточка обиженно всхлипнула петлями. Ветер задиристо, не спросив разрешения, распахнул настежь дверь. Подумал о запозднившихся гостях: обещали приехать друзья. Услышал тревожное завывание стаи, и несколько самых грозных волков неожиданно цокая когтями по полу, залетели на кухню, плотно окружив меня клином. Впереди всех встала моя подруга – волчица. Такого они никогда не позволяли себе никогда, для них территория моего дома была неприкосновенной. У всех вбежавших зверей уши прижаты к могучим головам, на загривке шерсть дыбом, верхняя губа приподнята, обнажив смертельные белоснежные клыки, хвост зажат между лапами. Они явно меня защищали от чего – то мне непонятного! Вожак встал возле меня с правой стороны, и тихонько надавливал мне своим могучим телом на ногу, как бы заставляя отойти в угол кухни, расчищая место для схватки. Яшка, мягко пружиня на полусогнутых лапах, бросив свой любимый корм, встал рядом с вожаком, не побоявшись его размеров и, вместе с ним пристально посмотрел на внезапно открывшуюся дверь, выгнув спину и распушив хвост. И тут же боком двинулся вперед к волчице. Дойдя до ее громадных лап, встал вкопанным столбиком, войдя в глухую оборону, словно защищая меня от чего – то страшного. Да уж! Среди непрерывного воя стаи в наружном оцеплении дома, до слуха донесся одиночный крик вороны. Одиночный крик ворон это для всех живых знак опасности, мысленно ответил: « Спасибо, старая!». Подушечкой большого пальца левой руки убрал фиксатор с кабуры, моего любимого шести зарядного «бульдожика» спящего с левой стороны на брючном ремне. Мне всегда нравилось ощущение мандража перед боем, а что случится бой, я уже не сомневался, чуйка меня никогда не подводила, вопрос только вот с кем? Улыбнулся предстоящей схватке. Люблю бои, особенно смертельные: от смерти никогда не уйдешь, и ее надо встречать стоя с улыбкой. На той стороне жизни за горизонтом приходилось бывать уже два раза, мне там нравилось. Вообще - то в жизни никто меня не защищал ни разу и сейчас не прошу: ни к чему. Я сам водил своих бойцов в рейды в горах по тылам противника и переводя на волчий язык, был неплохим вожаком, не было даже трехсотых. Медленно и решительно, не глядя на возмущение вожака, твердой походкой уверенно вышел вперед. Негоже правильному пацану и бывшему полковнику ВС СССР вставать под защиту женщины. Пусть даже она в серой шубе с головы до пят, но в отличие от моей любимой в норковом манто, с преданным сердцем. На возмущение волчицы и вожака и их сопротивление, в ответ зашипел голосом моей подружки старой мудрой гадюки, живущей на соседнем болоте: в ней 2 метра почти длины. Встал впереди моих преданных ребят еще и на правах хозяина дома, Яшка тут же вскочил мне на плечо серой стрелой и опять выгнул спину дугой, сразу став похожим на маленькое детское полосатое коромысло. Вожак и его подруга все - таки уступили место и встали с обеих сторон, а другие серые ребята перестроились: двое прикрыли тыл, а четверо контролировали фланги. Пошел вперед медленно, не отрывая стоп от пола в прихожую, улыбаясь скорому бою, пусть даже последнему в этой моей не удавшейся жизни. Прошли какие – то секунды. А на душе было приятно: всколыхнулось в душе чувство азарта предстоящего боя, как в моей Афганской лейтенантской юности. В памяти вспыхнули искоркой слова моего родного учителя и названного отца: «Каждый бой Володя, ты должен воспринимать, как последний!». То, что случилось потом, было неожиданно даже для меня, имеющего опыт боевой работы в лесной, горной и городской местности. Был готов, казалось бы, ко всему, вот только не к такому. 
 В одно мгновение пелена снега стеной захороводила, и тут же рухнула на пол красивым белоснежным ковром. Яшка отряхнулся и, с ним зашуршали шубами с головы и до хвоста все друзья, стали скидывать с себя снег. Вокруг их появились тысячи цветных снежных искр, а потом снег вновь опустился полотном на ковер, мерцая при свете бриллиантовыми цветными сполохами. Глядя на дверь, пальцами правой руки нащупал рукоятку моего любимого рабочего ножа, спящего на столешнице модного прозрачного стола возле вертикального зеркала в прихожей. Еще в Афгане взял нож трофеем из рук убитого «духа» в караване, дамасская сталь клинка делала его незаменимым, столько лет прошло, а ни разу его не затачивал. Нож вежливо и привычно удобно лег в ладонь, лезвием перед будущим противником. Я умею работать в ближнем ножевом бою. Среди непрерывного воя стаи в наружном оцеплении дома, до слуха донесся одиночный крик вороны. Котенок прижался к шее, там было теплее, температура в доме резко стала понижаться. Волков с их непроницаемой морозоустойчивой шкурой мелко трясло! Вот это да! Первый раз такое видел. Шкуры наших северных волков выдерживают температуру мороза до шестидесяти градусов, а их сейчас знобило! Почему? Яшку схватил за шиворот и сунул под рубашку поближе к сердцу. Он сопротивлялся и все норовил высунуть голову в проем рубашки, защитничек мой! Пришлось его слегка шлепнуть за самоуправство. 
 Для всех моих бывших бойцов и друзей было загадкой из загадок, почему я не мерз совсем, ни при каких обстоятельствах, хоть в ледяной воде и потом на ветру, или морозной тундре или в горах. Волки своими умными все понимающими карими глазами в удивлении проглядывали на меня. Еще успел продумать о Яшке, у него же шкурка тонкая и вспомнил о жидкокристаллическом экране телевизора, как в открытую дверь шагнула в прихожею женщина с небесно красивыми голубыми глазами. Кот судорожно прижался к кресту на груди, впиваясь в кожу своими далеко не мягкими коготками, чтобы быть ближе: его трясло от произошедшего. Дама была одета в изумительно белоснежное платье небесной красоты от самого модного кутюрье. Нижняя часть платья усыпана бриллиантами, а рукав на четверть закрывающий руки показалось, был выполнен будто из слоновой кости ажурной выделки. На безымянном пальце заметил бордовый рубин сантиметров пять диаметра на бриллиантовой подложке. Отметил изумительный вкус у дамы. А женщина, не реагируя на мою охрану, пристально смотрела мне в глаза и улыбалась, словно старому знакомому. Друзья с громадными лапами ощетинились: сбились вокруг меня, готовясь к схватке! Яшку уже колотило. Лишь волчица, спрятав между ногами свой красивый хвост, чуть дрожа, оскалила клыки. Сделал шаг навстречу женщине в русском, переливающемся всеми цветами радуги кокошнике из белого настоящего жемчуга на голове. Коса, заботливо заплетенная цвета льна лежала змеей на правом плече из незнакомого мне меха животного душегрейки. Под косой заметил украшение в виде изумрудного полумесяца. Лицо дамы поражало красотой и белой, как пух лебедя кожей. Прямой нос, волевой подбородок, волосы зачесаны под кокошник и вот эти глаза. Они были из детства до боли знакомы: такие глаза я видел почти всегда в своих цветных снах о маме. Такой же ласковый и в тоже время цепкий, но добрый взгляд. Не успел ничего сказать незваной гостье, как волчица прыгнула в атаке на шею не прошеной гостье. Тут же упала на пол замороженным кулем, стук мертвого тела ударил по сердцу кувалдой. Вожак бросился в ноги, а за ним оставшиеся друзья на руки женщины, желая ее стреножить, как кабана. Замычал от досады за моих сильных преданных псов, особенно за женщину в серой шубе. Заледеневшие фигуры стояли статуями в последовательности, в какой они бросались на даму в белом, а волчица лежала, положив сильную согнутую лапу на самую красивую в мире морду, будто пряча улыбку. Боковым взглядом увидел, как пришедшая в белом успела убрать руку с какой – то прозрачной с виду хрустальной длинной, как у дирижера оркестра, палочкой указательным и большим пальцем в бархатный черный чехол, украшенный звездочками из серебра. Мгновенно в моей руке вкусно красиво щелкнул предохранитель бульдожика, и кружок его дула антрацитового цвета с нежностью впечатал ей в белоснежный лоб, на автомате большим пальцем взвел курок. Внимательно не отрывая глаз и не мигая, уставился красивой женщине между ее соболиными бровями прямо в переносицу. Моего взгляда не выдерживали даже закоренелые бойцы, такому долгому взгляду учила меня ещё в детстве умная старая росомаха, а в войсках за такой взгляд порой называли удавом, все говорили со смехом и немного боязливо: « Валентиныч, ты наводишь на людей порчу своим пронизывающим взглядом. Потом все валится из рук и ничего не выходит!». Три раза ха-ха-ха! А действиям, опережающие мысль, по просьбе отца меня учили гадюки и ужи, я с ними подружился перед самым поступлением в военное училище. 
 К моему удивлению, у женщины в красивом платье я не заметил страха в зрачках. На оборот глаза наполнялись серой жуткой тоской, даже на миг передернуло от ее чувств. Две капельки слезинок, словно с ледяной горки наперегонки скатывались по белоснежным щекам. Она, почти не разжимая своих красивых без помады губ, неслышно произнесла.
- Стреляй, сынок! Я этого заслужила, кровинушка моя! 
 Застыл в ступоре! Ё! глянул на себя со стороны, ситуация была страшной. Я здоровенный бугай в сто десять кило стоял и держал в ладони правой руки верного вороненого друга перед лбом красивой ухоженной статной чуть ниже меня на вершок дамы. Я не ошибся, у меня отменная память и зрительная тоже на лица, а дядя Семен с детства заставлял еще, и тренировать ее. 
 Да, именно эту красавицу без возраста я видел в своих детских цветных снах и называл МАМОЙ. БОЖЕ, как мне ее хотелось всю жизнь увидеть, взглянуть на нее хоть одним глазком. Просыпался в темноте и в порыве хватал воздух ручонками, обнимая за шею вот только тут сидящую возле кроватки мою любимую маму. А её не было! Чувствовал лишь запах вкусных неземных духов, которыми пахла моя наволочка. От отчаяния, уткнувшись в подушку, чтобы не слышал мой названный отец, горько плакал. 
 А отец вставал осторожно со своего лежака, стоящего в правом углу горницы избы. Его старенькое просвечивающее на свет армейское одеяло оставалось лежать кулем на видавшей виды чистой, но серой от щелока простыни. Шлепая босыми ступнями по крашенным коричневой краской доскам, подходил ко мне. Осторожно садился на мою панцирную узкую металлическую кроватку с краешка и клал добрую тяжеленную руку мне на плечико. Я со слезами на глазах привставал и обнимал его сильную шею ручками, быстро шепотом просил привести именно мою очень добрую маму с голубями глазами. А дядя Семен прижимая к себе, и тихо успокаивающе на ушко шептал. Даже почувствовал запах его всегда прокуренных желтых от никотина пальцев и жесткую щетину под ладошками на его загорелых щеках.
- Вот, ты засыпай сейчас Володенька, а мама обязательно найдется, вот увидишь! В жизни оно всяк бывает! Я знаю, мама тебя любит и обязательно придет за тобой или для начала в гости. 
Как наяву увидел дядю Семена, сидевшего на краю кроватки в кальсонах и белой бязевой рубашке. Лицо, шея и кисти рук у него были всегда коричневого цвета от прикосновения губ солнышка, а сами руки и грудь белые. Он был лесником и ходил в брезентовой форменной куртке или застегнутой наглухо рубашке. Контраст еще тот. Он всегда говорил, что я ему подарок на старость от БОГА! Свою жену он похоронил пять лет назад, никого у него из родни не было, а тут я! Как – то летом он привел в избу женщину, красивую и очень добрую. Она в подарок мне принесла конфеты и красивую зеленую машинку. Но она совсем не походила на мою маму во снах и, глаза у нее были серого цвета, как крыло филина по утрам. Не произнеся не звука, взял ее чемодан и, сгибаясь от тяжести, вынес его из избы через порог на крыльцо. За ним вынес и поставил рядом с сожалением вкусно пахнущую краской машинку. Дядя Семен еще долго по ночам вздыхал тяжело, тяжело в своем углу. Сожалел об уходе, видимо, той доброй тети. Не выдержав, тихо на цыпочках, чтобы я не слышал, крался на крыльцо по цветным тряпичным деревенским дорожкам, напрасно думая, что я сплю. Садился на ступеньку и подолгу курил, глядя в темноту ночной прохлады. 
 Дядя Семен был для меня отцом, лесным философом, а иногда за глаза люди называли его просто волшебником: он водил дружбу со всеми зверями особенно с волками и медведями. 

 Как мне исполнилось навскидку примерно три года, дядя Семен решил познакомить меня со всей живностью, живущей рядом с избой и, начинал знакомство с кузнечиков в траве. А потом пошли звери, устроив целое столпотворение во дворе. В гости приходили познакомиться со мной все звери леса. Они наведывались, даже когда я спал днем в деревянной кроватке на крыльце: обнюхивали своими мокрыми черными носами, и каждый ненароком или специально облизывали мне лицо, я просыпался и от ласковых их языков и смеялся: было щекотно, но до сих пор помню их добрые глаза и нежные языки. Видимо я им пришелся ко двору. На что лисы осторожны и всегда на чеку, но и они заходили во двор, ну, как бы случайно. Захаживали в гости и чуткие рыси с их смешными кисточками на бархатных ушах: играли со мной, как кошка с мышкой и мурчали на ухо, когда я засыпал в их мягких нежных лапах. А медведи с волками разрешали мне - несмышленышу крутить им носы и разглядывать их страшные клыки и когти. А когда надоедал, успокаивали легко и просто: клали меня на землю, нежно и осторожно прижимая лапой к траве, чтобы поуспокоился. 
Но всех больше из зубастых и пернатых понравился   филин  Кешка. Он был для меня нянькой: сопровождал в лесу, а если заходил глубоко в лес заставлял вернуться к избе, стуча страшно крючковатым клювом. Дядя Семен специально для меня сшил суровыми нитками для « надежности» брезентовую курточку: не дай БОГ дождь?! И это он научил меня языку мира, познакомил меня с батюшкой лесом и батюшкой ветром. Это он научил меня в три года читать сказки и взрослые книги, понимать птичий и звериный язык, их повадки: спустя время это так пригодилось на службе в войсках дяди Васи на выходах на войну. Достался я ему внезапно, нашел меня суровой зимой на крылечке своей избы. Я лежал завернутый в синее, вышитом серебром звездами пуховом одеялке. Добротная наша изба жила на почти круглой полянке в глухом лесу за десятки километров от ближайшей деревни. Кто бы мог подложить меня именно за минуту перед появлением дяди Семена, одному БОГУ известно?! В пеленках отец нашел аккуратно сложенную записку, написанную фиолетовыми чернилами красивым почерком с просьбой назвать меня Владимиром! Дядя Семен всё не мог взять в толк, рассказывая мне моё появление в его жизни.
- Понимаешь, Володенька, даже изморози на одеяльце не было от твоего дыхания. Вот минутку назад тебя положили, но чтобы я и не услышал человека в лесу, такого не могло быть никогда! 
- Значит!
Он глубоко вздохнул и продолжил
- Человек этот был на голову меня выше по знаниям и умению прятаться за черенком метлы. 
Все это проскочило быстрой кинолентой в моей памяти, а сейчас!
Мысленно выругался.
- Ё! Твою ты, коромысло в прорубь! 
Глядя в глаза женщине, чувствовал кожей, душой, что передо мной стояла мама! Да та самая мама, что оставила меня в ледяном лесу на крыльце избушки незнакомого ей лесника. Она стояла передо мной и мой преданный ствол « бульдожки» впившись жадно пчелой ей в белоснежный лоб, ждал только мягкого, как пух прикосновения к спусковой скобе подушечкой указательного пальца. Он молил, чтобы в её красивом высоком лбу сделать черную дырочку величиной с копейку и синеватым налетом пороха по краям аккуратной раны: ему нравилось тешить меня своим глухим звуком « ба – бах» глушителя. 
Тут в дверь прихожей ввалилось какое – то громадное злое существо из снега, выстрел в его башку стеганул тишину щелчком пастушьего кнута на выгоне. Яшка ближе прижался к груди, сильней свернувшись в комочек. Бой, это моя стихия! Удобная рукоятка ножа из кости передней лапы горного муфлона одновременно с выстрелом, плотно легла в левую ладонь и, плашмя лезвием легла холодом стали на горло гостьи. Не люблю неожиданностей, сделав так, чтобы не было соблазнов уйти безнаказанно, пока работает бульдожик. Правой вытянутой рукой еще раз доставил удовольствие черному металлическому другу очередным «бах- бах» в голову другому появившемуся белому существу. Мелкие осколки от деревянной панели прихожей полетели в разные стороны древесным фонтанчиком, тонкая острая длинная щепка впилась в щёку. Кровь сочилась из раны и тягучими тяжелыми каплями падала на плечо фланели рубашки. Запах и вкус крови всегда возбуждает в бою, было жаль, что не мог ее слизнуть. Некогда!
 Что за напасть - то такая! Я не шутил и не был расположен к шуткам особенно плоским со страшными существами из снега, еле вмещающиеся в проем двери, так похожими на снеговиков, только очень злых. Услышал, как за окном Мишка и его друзья победно застучали рогами об перила крыльца, видимо расправились со всеми снежными тварями. Мгновение и мой взгляд приковал глаза напротив стоящей. Медленно – медленно протянул руку к столу и осторожно без звука положил нож двумя пальцами на столешницу, не сделав ни одного движения головой. Ледяные фигуры друзей скульптурами стояли рядом, продолжая и после смерти защищать меня в немой смертельной атаке. Сердце у Яшки прыгало галопом. Его гордость, короткие почти, как у рыси короткие усы на полосатой мордочке впивались в тело. Ногой чувствовал привалившееся на тапки тело моей любимой подружки. Она и в смерти помогала: согревала босые ноги в тапках теплой серой шкурой. Пауза затянулась, мы с мамой смотрели друг другу одинакового цвета глазами полевых васильков. Так охарактеризовала их цвет единственная любимая женщина, называющая меня красиво и немножко поэтично: «Мой, Володечка!». Увы, мне, увы!
Прервал молчание идиотским высказыванием. 
- Надеюсь, сударыня, фокусов с Вашими снеговиками более не будет? Могу третью пулю в Ваш лоб запустить вслед тем убежавшим двум.
Перевел дыхание. И промычал, почему – то шипящим змеиным языком.
- Простите, но за моих погибших друзей я всегда платил должнику незамедлительно и по полному счету. Никому не был должен до сих пор! Вы первая мой должничек, кто сейчас кто ещё стоит живым передо мной. 
Ё! Что это со мной!? Я, и угрожаю женщине, возможно, самому близкому человеку в жизни, пусть из снов, но близкому?! Ужас! 
Всегда старался не повышать голос на женщин. А на всех кухонных боксеров, поднявших руку на слабую свою половинку, независимо от ситуации, смотрел с презрением и брезгливостью. Вспомнил слова отца: «Унижая слабее себя человека, ты крадешь у себя силы!». Дамам, позволившей себе вольность крикнуть на меня, пусть в сердцах, ничего не отвечал в ответ, просто закрывал за своей спиной дверь навсегда, на все уговоры вернуться и простить молчал, и старался больше с ними не пересекаться никогда. ГОСПОДИ милосердный, вразуми! Но серая, самая красивая морда в мире с оскаленной пастью в последнем прыжке, замерзшей волчицы грело в груди противно гадкое чувство под скромным и страшным названием по имени «Месть». Всегда придерживался мысли, что по обычаям моих предков- славян надо действовать по принципу: «Кровь за кровь!».
Женщина в изумительном платье, таких я не видел даже будучи в Париже и Римме на показах мод дома Версачи и у самого великого Валентино, смотрела мне в глаза! Рука сама собой опустилась вниз с «бульдожеком» ставшим в первый раз очень тяжелым. Он, щелкнув в обиде громко на весь дом звуком предохранителя «Чь-Чь!», лег спать в поясную кабуру. А слезы мамы скатывались веселыми капельками, будто детишки с зимней ледяной горки под громкий шепот тишины, уже явно не стесняясь моего присутствия. С сожаление посмотрел на красивую женщину, зачем – то пришедшую ко мне с войной, а я с ней с проклятой был повенчан кровью с двадцати трех лет. Напрасно моя гостья со мной так! И в первых раз в бою отвел от противника взгляд. Мне было стыдно перед собой за нож и револьвер, стало горько и от того, что в первый раз не уберег мохнатых друзей. Посмотрел под ноги на спящую мертвым сном мою преданную волчицу. От потери и от отчаяния опустился на одно колено перед моей защитницей. Поднял её тяжелую голову и, обхватив руками, попробовал согреть дыханием её заиндевелую черную луковичку носа. Понимал, что сейчас делаю грубейшую ошибку в битве, открыв спину врагу: меня можно спеленать или убить, а мне было все равно. В моей жизни больше ничего нет! И самое страшное, что пусто на душе: я проиграл битву под названием жизнь. Нет ЛЮБИМОЙ женщины, которая ушла из моей жизни, громко хлопнув дверью напоследок в порыве чувств. Ей не нужна была моя жизнь и мои заботливые руки, нежность моих губ и ласковые слова, а всего - то была нужна мелочь в виде пластиковой банковской карты с несколькими нулями на счету. Нет моего отца- дяди Семена: он спит мертвым сном под большим крестом из сухой желтого цвета лиственницы, на солнечной поляне обрамленной соснами, вознесшимися в самое небо макушками. Нет стаи с волчицей, которая слушала на крыльце под ночными звездами сбивчивые рассказы о моей любимой женщине и моей одинокой жизни без розовых ладошек малышек в замочек на моей шее. Яшка выпрыгнул из рубашки и бросился с воем на даму, но неожиданно замер, и стал тереться наглой мохнатой рожицей о подол платья. Увидел, как у волчицы исчезла изморозь с поверхности носа и, он стал влажным. Неожиданно она приподняла морду и громко на весь дом чихнула. Через силу встала, облокотившись на мои руки  слегка качаясь на ногах и, в порыве чувств лизнула мне лицо. Шерсть шкуры у нее была слипшейся и мокрой, будто после пребывания несколько часов в воде. Периферийным зрением увидел в руках мамы, назвал бы ее волшебной, ту хрустальную дирижерскую палочку из мешочка черного бархата, украшенного серебряными звездочками. Почувствовал, как в доме становится теплее. Мама палочкой коснулась волков. К моему удивлению они стали просыпаться один за другим и трясти воду из шкуры. Как хорошо, что они обрызгали мне лицо, и не было заметно слез счастья на моих глазах. Волки шатающейся походкой встали на мою защиту в круг.
А Яшка уже сидел на хрупком плече мамы- красавицы. Она шепнула тихо, тихо банальную фразу, от которой я слегка оторопел.
- Володенька, напои меня, пожалуйста, горячим чаем!
Потом, будто   мы    весело  болтали  о пустяках  на променаде  в антракте спектакля по ковровой дорожке в фойе Пушкинского театра на втором этаже, продолжила с легкой улыбкой на губах. 
- В моем снежном королевстве горячего чая нет. И не знают, что он есть у смертных. 
- Как я, Снежная Королева, могу приказать челяди принести горячий человеческий чай. Поданные мои, морозы со всего света и вьюги, особенно страшно занудная  дама по имени Пурга не поймут. 
Встал и пошел на кухню. Вот все, кажется, видел в этой жизни: любовь, измену любимой женщины, кровь, смерть, разборки в конце девяностых, кучу денег в чемоданах, но чтобы пить с чай со Снежной Королевой за одним столом  на моей кухне?! Я так хотел позвонить моему кругу друзей о том, что я ребенок! Ведь если есть мама, значит ты ребенок! Мы пили чай из моих самодельных кружек, сделанных на досуге из березового капа. Мама так увлеклась земляничным вареньем, что даже не заметила как уронила капельку сладко горьковатой вкуснятины на платье. Яшка, продажная душа, лежала у мамы на плече, а она его не сгоняла злодея. Он терся о бархат кожи ее шеи и впервые за свою жизнь мурлыкал паровозиком. А волки сидели рядом со мной полумесяцем серыми изваяниями. Они подолгу, немигающим взглядом хмуря брови, ловили каждое движение мамы, глядя ей глаза, а через несколько минут переводил свой липкий взгляд в пол. 
Делали они это по очереди, начиная с вожака, заканчивая волчицей. Одним словом! Моя Снежная Королева, была под неусыпным внимание, друзья не доверяли ей. Тут мама обратила внимание на портрет дяди Семена, висевший над столом, встала, замешкалась. Занервничала, потянулась к нему и столик качнулся. Со столешницы на пол грохнулась ложка. Она этого не заметила. После того, как построил это дом на месте старой избы, провел дорогу, застелил крышу солнечными батареями, стал обустраивать внутри дом. Первое что сделал, над столом повесил, черно белый потрет моего отца - дяди Семена. Повесил его на стену специально, чтобы кто – то из живых был в доме. По приезду в дом, спускаясь утром на первый этаж, здоровался с ним, а иногда подолгу сидя  за столом и  слушая  рассказы  леса  о  проделках ветра ,  закрывал  окна и  рассказывал   ему о своих проблемах. Мама погладила фотографию и заплакала. Со всхлипом произнесла.
- Володя, я стояла невидимой возле тебя, когда этот добрый человек  бережно и нежно взял тебя в руки  с крыльца. 
- Я же почти каждый день зимой была рядом с тобой и сидела прохладой у твоей кроватки. А, когда ты умирал   в белой  страшной палате, после  страшного боя, я замораживала своим дыханием твои раны и гладила их ладонями. 
Вспомнил округлые  глаза госпитального хирурга с увеличенными зрачками от удивления и  в тоже время  страха. Он не мог поверить своим глазам:  прошло две недели после тяжелой операции, после моего тяжелого ранения в плечо. Его руки бил тремор, когда он,ещё не веря своим глазам ощупывал место ранения. Шрамов на груди под ключицей почти не было видно, а я просился у него обратно в батальон.
Его удивленной душе тогда талдычил, что на мне все зарастает, как на собаке. 
Неожиданно в стекло кухонного окна ударили. Стекло посыпалось  мелкими осколками на  пол  кухни, серые друзья взяли меня и маму (к моему удивлению) в кольцо обороны. В дом залетел мой старый друг черный ворон. За ним, как по команде ворвались в пространство кухни филины, совы. Нападением командовала  сорока_ белобока:  моя подружка по лесу. Так было приятно, что меня никто не оставил в беде! Вороны устрашающе  показывали в крике  свои  мощные   глянцевые   грозные  клювы.  Филины   уселись   на   перилах   лестницы, ведущей    на второй этаж,  и   сухо застучали  угрожающе  крючковатыми  клювами, переминаясь  с  ноги на ногу,призывали маму  глянуть на  свои острые когти: не дай  БОГ попробовать на себе.   Мишка  за окном грозно смотрел на маму фиолетовым глазом, роя  копытом снег, вот же шалопай! Он привел себе и мне на помощь пятерых своих друзей, выше его в крупах и с рогами, которых я не видел никогда. Громады!
 От лосей валил пар.  Шерсть была мокрой, видимо, неслись ко мне на выручку с другого конца леса. 
Мама  засмеялась  задорно, словно  маленькая девчонка!
-  Да,  Володенька,  грозные  у тебя защитники! 
Она провела  розовой  ладошкой  в  воздухе и  тут  все  мои  пернатые   забили крыльями и  улетели в лес.  
Прошло время! Мама, погостив у меня недельку  умчалась на своих уж непонятно высоких оленях к себе  на полюс  в резиденцию. 
Волки так и  приходят  к дому,  приглашая  на  охоту.  Помимо Мишки у  меня  появились  еще друзья, которые не прочь были попить молочка и поспать в моем сарае на сене. Волчица иногда  навещает  меня. Они с вожаком ложатся на крыльцо. Ее друг закрывает глаза и спит, а мы с волчицей болтаем о пустяках. Узнал от мамы, что моей прабабушкой была Герда - Снежная Королева. А Андерсен, узнав историю  любви  обыкновенного городского юноши Кая к моей прабабушке от людей, исказил факты  в своей  сказке, сделав  ее  страшной и грозой  для всех малышей  мира. 
Тут недавно прилетала  этой  зимой мама  погостить. Поставил ей  в сани целый  ящик с   банками  земляничного  варенья и рядом уложил холщовый  мешок с  заваркой: Пурга тоже полюбила чаепитие. 
А  еще  мама   просила  меня, чтобы  я принял  решение  войти  в должность КОРОЛЯ !  Вот  только одно «но»! Чтобы стать  королем  мне  необходимо жениться, а маме   слезно просит  маленькую  кроху - внучку  принцессу  Снежного  Королевства.   
Простите,   что  тревожу  Вас  своей  ничтожной  просьбой. Обращаюсь к тем, кто хотел бы жить в лесном доме в окружении любви и заботы, прошу, откликнитесь, позвоните!  Вот только  ещё  раз простите,Вы можете  приехать в  гости  познакомиться  с моим домом и живностью, только  при одном  условии, если Вы   умеете  вкусно варить земляничное  варенье.  

 

© Copyright: Владимир Исаков, 2015
Свидетельство о публикации №215041202182