It`s a sin

"Ненавижу тебя".
Входная дверь хлопает слишком резко - вечно её заклинивает. После того, как ключи проедутся по замку, она отходит медленно, с каким-то торжествующим злорадством и обязательно ей нужно прильнуть к стене в страстном объятии - не удержишь, слишком тяжелая. Сколько  ни тренируйся, а сил по-прежнему не хватает. Эх, если бы прописали уколы...
Одно цепляет другое - и настроение сразу портится. Справедливости ради - оно с самого утра-то было не очень. С того момента, когда Александр столкнулся на кухне с мамой. Мельком оглядев его, она недовольно сморщилась (нижняя губа уехала вниз, а глаза превратились в узенькие щелочки)
- Опять ты в этом? Сколько можно, Саша...- она произносит его имя как-то по-особенному, точно натягивая его, как одежду - на неподходящий манекен. Ударение делает на последнем слоге, немного на французский манер, и Александр болезненно сжимает плечи. Он не может с ней спорить, тем более, где-то глубоко-глубоко в душе прячется горячая точка вины перед мамой - за то, что он такой...
"Ненавижу тебя".
Где-то в глубине квартиры звучат шаркающие шаги - кто-то дома, не иначе. Если не родители, то младший брат. Еще неизвестно, кто хуже. Выслушивать в свой адрес издёвки родом из седьмого класса - то еще развлечение, и Александр поспешно защелкивает за собой дверь ванной - на задвижку. Едва он делает это, совсем рядом, за тонкой стенкой раздается мамин голос:
- Саша, ты? Я сегодня раньше, Митя ушел к друзьям...
- Ага, в ванной поваляюсь, - предупредительно отменяя возможные вопросы, буркает Александр, устраиваясь на краешке ванной и переводя дух. В книгах и кино часто шутят о том, что у каждого мужчины есть святое убежище - туалет, и любимый трон - унитаз, но его пространство в квартире это ванная. Защелкнул задвижку и впрямь - чувствуй себя королем. "Король Кафельных просторов," - криво хмыкает он, протягивая к шее руку и затягивая потуже узел галстука. Особенно модный  и непростой - прежде, чем Александр научился его завязывать, минула, кажется, неделя с лишнем бессонных ночей - никто не пристает, не ворчит над ухом, не требует вести себя как все люди и не заставляет, наконец, одеваться, "по-человечески"...
"Ненавижу тебя."
Александр старается не смотреть в зеркало, но это непросто - вот оно, стеклянный, во всю стену. предатель, висит себе прямо напротив него и отражает невысокого молодого человека чуть за двадцать, сгорбившегося на краю ванной. 
"Ненавижу тебя".
Главное - не поднимать глаза. Не встречаться ими с отражением. Иначе не сможешь удержаться и вновь примешься рассматривать. А дальше...
Александр вздрогнул - из-за стены донеслись приглушенные, но от того не менее явственные звуки музыки - мама включила проигрыватель.
Бодрая, безжалостно хлещущая музыка, и - молодой голос. Кажется, он слышал это десятки и сотни раз, но сейчас...сейчас будто кто-то заставлял его прислушиваться, впаивая слова иностранного языка в сознание: 
When I look back upon my life
It's always with a sense of shame
I've always been the one to blame
"Обвинить...верно..Я всегда был тем, кого стоит обвинять. Кого необходимо обвинять..."
Почти не думая, он вскинул лицо, всё же нарушая собственное правило и встречаясь взглядом со своим отражением. 
For everything I long to do
No matter when or where or who
Has one thing in common too
It's a, it's a, it's a,
"Неважно, где я был и что я делал...один мой факт существования...Ненавижу тебя!"
...Александру нравится его лицо. В меру узкое, но не до такой степени, чтобы выглядеть костлявым и худым, чуть широковатые, но не размашистые скулы, и очень выразительные, силой наполненные, глаза. 
Александру нравится его лицо. 
А вот всё, что ниже - нет.
It's a sin
It's a sin
Пиджак помогает обмануть - все, кто смотрит снаружи, думает, что у него широкие плечи. Это не так, и ему пришлось изрядно попотеть, прежде чем он добился желаемого результата. Особые вставки и вечная, ежеутренняя возня с эластичным бинтом - не туго, не слабо, а так, в самый раз, чтобы подчеркнуть не очень-то объёмные мышцы и скрыть то, о чем он не просил.  
"и еще не задохнуться бы...ненавижу тебя!"
Он яростно натягивает ремень, расправляя складки брюк на бёдрах - так, чтобы добиться желаемого результата, чтобы увидеть себя. Выпустить того-себя, что живёт внутри, полузадушенный, ежедневного задавливаемый не тем, неправильным телом. 
Everything I've ever done
Everything I ever do
Every place I've ever been
Everywhere I'm going to
It's a sin
Печально поёт невидимый певец в мамином проигрывателе, а Александр сидит на краю ванны, зажмурившись. Вокруг него исчезает нежно-голубой,  с морскими завитками, кафель, и встаёт битком набитая маршрутка, где приятного вида пожилая женщина трогает его за плечо:
"Молодой человек, передайте за проезд! Ой...девушка, извините. Передайте за проезд. Совсем стыд потеряли, тебе ведь детей рожать, вырядилась, как парень!"
Внутри всё леденеет, и упругие в тренажерном зале мышцы обвисают противным, холодным киселем. Их много, и они осуждающе бормочут что-то о "правильном мужике", о том, что девушки совсем потеряли стыд и забыли своё предназначение, о том, что надо быть скромнее и еще - о том, что всё это грех.
It's a sin.
Чужое, по-резиновому раскрывающееся колечко туго напомаженного рта выплёвывает возмущенные слова и фразы о детях, о том, как важно их рожать, и Александр зажимает уши - мама не то прибавляет звук, не то день на работе был слишком тяжёлым и потому он так...испереживался. Разве ему привыкать? Бабки в автобусах и других общественных местах - разве для него это новость?
It's a sin, - безжалостно отчеканивает чужой голос,  и Александр сам не понимая, зачем, вдруг поднимается с бортика ванной и выпрямляется во весь рост перед зеркалом.
Вот теперь он выглядит как надо. Пиджак наконец-то сел ровно так, как Александр и представлял себе - наверное, какое-то время по утрам надо сидеть, чуть согнувшись, чтобы он натягивался на спине, а потом резко выпрямляться. И брюки, брюки тоже...Главное не особенно засовывать руки в карманы. 
At school they taught me how to be
So pure in thought and word and deed
They didn't quite succeed
"Надо было хорошо себя вести...Может, в прошлой жизни я был насильником или издевался над женщинами, и поэтому теперь меня запихнули в это тело?  Я готов поверить в перерождения, в духов предков - в кого угодно, лишь бы мне объяснили, почему так."
...Он давно не был в церкви. Наверное, с того самого момента, когда его, десятилетнего, мама заставляла повязать платочек, и повязать юбку, а он заартачился, стоя насмерть.
"Это гордыня" , - еще тогда сказала мама, а про Серёжку, старшего на четыре года брата, ничего не сказала, и он показал Сашке (еще  тогда не Александру) язык: ему-то не надо было напяливать этот дурацкий платок и эту юбку, изображая из себя девочку. Его-то не одёргивали с самого детства, заставляя быть правильным и хорошим. Ему-то не говорили "что ты делаешь, ты же девочка!"
Можно подумать, что тело - это какой-то ориентир. Но почему - именно оно? Почему не цвет обоев в комнате, которую подготовили еще до твоего рождения отец и мать? Почему - то, что снаружи, потому, то - о чем ты не просил?
"Мужика! Парня! Детей рожать!" - широкие, красные кольца чужих ртов хищной судорогой сжимаются вокруг Александра, точно хотят его укусить или поглотить, а он думает, не отвечая на их нападки, что женщину, которая родила бы ему детей, или согласилась бы воспитывать вместе с ним - он носил бы на руках, и никогда не посмел бы обидеть. 
Если бы....такая нашлась.
For everything I long to do
No matter when or where or who
Has one thing in common too
It's a, it's a, it's a, it's a sin
It's a sin
Кажется, это был фильм с Аль Пачино - Александр не запомнил названия, фильм, из тех, что уже принято называть старыми, хотя они сняты каких-то пять или семь лет назад. Опытный, взрослый мужчина говорил о чем-то с его Александра, ровесником, и речь зашла о любви. "Ты когда-нибудь зарывался лицом в её волосы? Это облако..."
Он тогда поскорее вышел из комнаты - перед телевизором сидела вся семья, и не хватало еще завыть от обиды или зажмуриться. Свежие, как родниковая вода, нежные лица слились для него в одно, и хор разных, друг с другом незнакомых голосов, вторил ему одно и то же - пусть и на разные лады:
"Это все несерьезно...это игра. Ты же понимаешь. Ты - не мужчина. Если бы ты была мужчиной...тебе бы не было цены. Я бы боролась за твоё сердце, будь ты мужчиной... Я бы никому тебя не отдала... Я бы....я бы...игра...не настоящий...."
It`s a sin - выносит приговор проигрыватель, и точно во сне, Александр скидывает с плеч пиджак. Пуговицы легко расходятся под его пальцами, спадает на пол эластичный бинт, следом за ним, звякает о кафель ремень. Маршруточные стены, выложенные кафелем, надвигаются со сторон, неумолимо и неотвратимо, и он смотрит себе в глаза, опуская их ниже и видя гротескно, будто на сюрреалистичной картине прилепленное к шее, чужое, не своё тело, так не подходящее к нему и снабженное всем тем, что он любил видеть у других.
У женщин.
Everything I've ever done
Everything I ever do
Every place I've ever been
Everywhere I'm going to - 
It's a sin
Грех.
Какое удобное слово. Какое удобное, прекрасное слово придумали люди! Убивать - нельзя, это преступление. Это опасно, это понимают все. Что будет, если каждый начнет убивать? Ничего хорошего, это точно. И воровать нехорошо, и обманывать. А если...если тебе дали не то тело? Нет, не вздумай его менять! Тело - это дар небес. Жизнь - это дар небес, и не кривляйся!  Оно не твоё, не смей распоряжаться! Хочешь быть другим? Будь как все. Не положено. Грех. О душе своей подумай! Смирись. Будь тем, кем велели. А иначе - грех. Мы не ругаемся, мы не осуждаем, мы заботимся о тебе. Ну и что, что незнакомые? Ты посмотри, как переживают люди, они не хотят, чтобы тебе было плохо, чтобы ты горел в Аду! 
Удобное слово, что и говорить.
Александр мягко наклоняется, будто складывается пополам и ныряет под ванную, где среди средств для ухода за сантехникой отец хранит ящик с инструментами. Тяжелая двусторонняя рогатина гаечного ключа, маленький бочонок универсальной отвертки - подержал и положил на место, всё это  было ему сейчас совсем не нужно.
Father forgive me
I tried not to do it
Turned over a new leaf
Then tore right through it.
Они говорили, говорили говорили...и даже пели. Пели о том, как правильно и необходимо жить, защищенные контрактами и границами чужих стран. Александр выпрямился во весь рост, наконец, отыскав то, что искал. Кафель противно лип к босым ногам, а ладонь оттягивал строительный резак, так похожий на канцелярский нож для бумаги - сдвинь ползунок и выпускай острейшее лезвие насколько нужно - только намного длинней и больше.
И тяжелей.
Whatever you taught me
I didn't believe it
Father you fought me
'Cause I didn't care
And I still don't understand
"Грех, говорите? Вы говорите, вы желаете добра?" - красные кольца ртов пульсировали перед глазами, и теперь, перекрывая песню, где-то на фоне, заботливо твердил одно и то же мамин с детства знакомый голос: "Ох, Сашенька, когда же ты возьмешься за ум, и научишься принимать себя такой, какая ты есть? "
So I look back upon my life
Forever with a sense of shame
I've always been the one to blame
"Итак, я пересматриваю свою жизнь, ощущая вечный позор: я всегда был тем, кого можно обвинить. Но я совсем не хотел быть таким. Я хотел совсем немногого - быть собой. И, может, еще - любить. Я хотел любить женщину, оставаться верным ей, но по-вашему - это грех."
Он не стал размахиваться - наседающие на него голоса и лица всегда были с ним. Они прятались в тех выступах и неправильных частях тела, которые он так не любил, и потому кожа отошла легко и даже будто бы весело.  Александр улыбнулся своему отражению. Он не удивился отсутствию боли - как может болеть то, что не принадлежит ему? С тем же успехом можно ожидать, что будет болеть земля, которую ты копаешь....
Глупо.
Плечи развернулись свободней и легче, когда два алых языка прочертили тропки к резинкам боксёров. Он отогнул её - чтобы не мешала, когда дело дойдет до живота и всего того, что ниже.
Лезвие клюнуло кожу возле рёбер, но вдруг остановилось, недоуменно и вопросительно.
For everything I long to do
No matter when or where or who
Has one thing in common too
It's a, it's a, it's a, it's a sin
It's a sin
Кажется, у мамы подходила к концу песня, по крайней мере, пропев эту её часть, певец вдруг замолк, выпуская в пространство хохот Александра, вдруг осознавшего одну простую и важную вещь. 
Кровяные кляксы шлёпались на коричневый кафель пола, мешаясь с ошметками кожи и чем-то еще - буро-желейным, желтоватым, а он стоял на четвереньках, упираясь ладонями в пол (в правой - строительный резак) и хохотал, впившись невидящим взглядом в стиральную машину, и не слыша маминых встревоженных шагов за дверью, не слыша её стука.
- Саша, что там у тебя? Саша, ты в ванной? Саша! 
Everything I've ever done
Everything I ever do
Every place I've ever been
Everywhere I'm going to I
It's a sin
"Sin - значит, синус или синий. В той компьютерной игре был такой противник - синий скелет, скелет, только состоящий из сине-голубых костей. Кости...в этом всё дело. Они так и останутся такими же. Скелет. Я не смогу его изменить, перестроить...сломать? Скелет! Кости!  Не смогу!"
- Сашенька, открой, пожалуйста, Саша!!!
Смех клокочущим ураганом рванулся из его груди, и, в изнеможении откинувшись назад, Александр ощутил спиной железный холод стиральной машинки, прежде чем в торжествующем жесте поверженного повелителя, вскинул вверх, к потолку, руки.


Примечание. В рассказе использован текст песни Pet Shop Boys "It`s a sin"

© Copyright: Al, 2016

Регистрационный номер №0341469

от 13 мая 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0341469 выдан для произведения:

Everything I've ever done
Everything I ever do
Every place I've ever been
Everywhere I'm going to I
It's a sin
(с) Pet shop Boys"It`s a sin"

"Ненавижу тебя".
Входная дверь хлопает слишком резко - вечно её заклинивает. После того, как ключи проедутся по замку, она отходит медленно, с каким-то торжествующим злорадством и обязательно ей нужно прильнуть к стене в страстном объятии - не удержишь, слишком тяжелая. Сколько  ни тренируйся, а сил по-прежнему не хватает. Эх, если бы прописали уколы...
Одно цепляет другое - и настроение сразу портится. Справедливости ради - оно с самого утра-то было не очень. С того момента, когда Александр столкнулся на кухне с мамой. Мельком оглядев его, она недовольно сморщилась (нижняя губа уехала вниз, а глаза превратились в узенькие щелочки)
- Опять ты в этом? Сколько можно, Саша...- она произносит его имя как-то по-особенному, точно натягивая его, как одежду - на неподходящий манекен. Ударение делает на последнем слоге, немного на французский манер, и Александр болезненно сжимает плечи. Он не может с ней спорить, тем более, где-то глубоко-глубоко в душе прячется горячая точка вины перед мамой - за то, что он такой...
"Ненавижу тебя".
Где-то в глубине квартиры звучат шаркающие шаги - кто-то дома, не иначе. Если не родители, то младший брат. Еще неизвестно, кто хуже. Выслушивать в свой адрес издёвки родом из седьмого класса - то еще развлечение, и Александр поспешно защелкивает за собой дверь ванной - на задвижку. Едва он делает это, совсем рядом, за тонкой стенкой раздается мамин голос:
- Саша, ты? Я сегодня раньше, Митя ушел к друзьям...
- Ага, в ванной поваляюсь, - предупредительно отменяя возможные вопросы, буркает Александр, устраиваясь на краешке ванной и переводя дух. В книгах и кино часто шутят о том, что у каждого мужчины есть святое убежище - туалет, и любимый трон - унитаз, но его пространство в квартире это ванная. Защелкнул задвижку и впрямь - чувствуй себя королем. "Король Кафельных просторов," - криво хмыкает он, протягивая к шее руку и затягивая потуже узел галстука. Особенно модный  и непростой - прежде, чем Александр научился его завязывать, минула, кажется, неделя с лишнем бессонных ночей - никто не пристает, не ворчит над ухом, не требует вести себя как все люди и не заставляет, наконец, одеваться, "по-человечески"...
"Ненавижу тебя."
Александр старается не смотреть в зеркало, но это непросто - вот оно, стеклянный, во всю стену. предатель, висит себе прямо напротив него и отражает невысокого молодого человека чуть за двадцать, сгорбившегося на краю ванной. 
"Ненавижу тебя".
Главное - не поднимать глаза. Не встречаться ими с отражением. Иначе не сможешь удержаться и вновь примешься рассматривать. А дальше...
Александр вздрогнул - из-за стены донеслись приглушенные, но от того не менее явственные звуки музыки - мама включила проигрыватель.
Бодрая, безжалостно хлещущая музыка, и - молодой голос. Кажется, он слышал это десятки и сотни раз, но сейчас...сейчас будто кто-то заставлял его прислушиваться, впаивая слова иностранного языка в сознание: 
When I look back upon my life
It's always with a sense of shame
I've always been the one to blame
"Обвинить...верно..Я всегда был тем, кого стоит обвинять. Кого необходимо обвинять..."
Почти не думая, он вскинул лицо, всё же нарушая собственное правило и встречаясь взглядом со своим отражением. 
For everything I long to do
No matter when or where or who
Has one thing in common too
It's a, it's a, it's a,
"Неважно, где я был и что я делал...один мой факт существования...Ненавижу тебя!"
...Александру нравится его лицо. В меру узкое, но не до такой степени, чтобы выглядеть костлявым и худым, чуть широковатые, но не размашистые скулы, и очень выразительные, силой наполненные, глаза. 
Александру нравится его лицо. 
А вот всё, что ниже - нет.
It's a sin
It's a sin
Пиджак помогает обмануть - все, кто смотрит снаружи, думает, что у него широкие плечи. Это не так, и ему пришлось изрядно попотеть, прежде чем он добился желаемого результата. Особые вставки и вечная, ежеутренняя возня с эластичным бинтом - не туго, не слабо, а так, в самый раз, чтобы подчеркнуть не очень-то объёмные мышцы и скрыть то, о чем он не просил.  
"и еще не задохнуться бы...ненавижу тебя!"
Он яростно натягивает ремень, расправляя складки брюк на бёдрах - так, чтобы добиться желаемого результата, чтобы увидеть себя. Выпустить того-себя, что живёт внутри, полузадушенный, ежедневного задавливаемый не тем, неправильным телом. 
Everything I've ever done
Everything I ever do
Every place I've ever been
Everywhere I'm going to
It's a sin
Печально поёт невидимый певец в мамином проигрывателе, а Александр сидит на краю ванны, зажмурившись. Вокруг него исчезает нежно-голубой,  с морскими завитками, кафель, и встаёт битком набитая маршрутка, где приятного вида пожилая женщина трогает его за плечо:
"Молодой человек, передайте за проезд! Ой...девушка, извините. Передайте за проезд. Совсем стыд потеряли, тебе ведь детей рожать, вырядилась, как парень!"
Внутри всё леденеет, и упругие в тренажерном зале мышцы обвисают противным, холодным киселем. Их много, и они осуждающе бормочут что-то о "правильном мужике", о том, что девушки совсем потеряли стыд и забыли своё предназначение, о том, что надо быть скромнее и еще - о том, что всё это грех.
It's a sin.
Чужое, по-резиновому раскрывающееся колечко туго напомаженного рта выплёвывает возмущенные слова и фразы о детях, о том, как важно их рожать, и Александр зажимает уши - мама не то прибавляет звук, не то день на работе был слишком тяжёлым и потому он так...испереживался. Разве ему привыкать? Бабки в автобусах и других общественных местах - разве для него это новость?
It's a sin, - безжалостно отчеканивает чужой голос,  и Александр сам не понимая, зачем, вдруг поднимается с бортика ванной и выпрямляется во весь рост перед зеркалом.
Вот теперь он выглядит как надо. Пиджак наконец-то сел ровно так, как Александр и представлял себе - наверное, какое-то время по утрам надо сидеть, чуть согнувшись, чтобы он натягивался на спине, а потом резко выпрямляться. И брюки, брюки тоже...Главное не особенно засовывать руки в карманы. 
At school they taught me how to be
So pure in thought and word and deed
They didn't quite succeed
"Надо было хорошо себя вести...Может, в прошлой жизни я был насильником или издевался над женщинами, и поэтому теперь меня запихнули в это тело?  Я готов поверить в перерождения, в духов предков - в кого угодно, лишь бы мне объяснили, почему так."
...Он давно не был в церкви. Наверное, с того самого момента, когда его, десятилетнего, мама заставляла повязать платочек, и повязать юбку, а он заартачился, стоя насмерть.
"Это гордыня" , - еще тогда сказала мама, а про Серёжку, старшего на четыре года брата, ничего не сказала, и он показал Сашке (еще  тогда не Александру) язык: ему-то не надо было напяливать этот дурацкий платок и эту юбку, изображая из себя девочку. Его-то не одёргивали с самого детства, заставляя быть правильным и хорошим. Ему-то не говорили "что ты делаешь, ты же девочка!"
Можно подумать, что тело - это какой-то ориентир. Но почему - именно оно? Почему не цвет обоев в комнате, которую подготовили еще до твоего рождения отец и мать? Почему - то, что снаружи, потому, то - о чем ты не просил?
"Мужика! Парня! Детей рожать!" - широкие, красные кольца чужих ртов хищной судорогой сжимаются вокруг Александра, точно хотят его укусить или поглотить, а он думает, не отвечая на их нападки, что женщину, которая родила бы ему детей, или согласилась бы воспитывать вместе с ним - он носил бы на руках, и никогда не посмел бы обидеть. 
Если бы....такая нашлась.
For everything I long to do
No matter when or where or who
Has one thing in common too
It's a, it's a, it's a, it's a sin
It's a sin
Кажется, это был фильм с Аль Пачино - Александр не запомнил названия, фильм, из тех, что уже принято называть старыми, хотя они сняты каких-то пять или семь лет назад. Опытный, взрослый мужчина говорил о чем-то с его Александра, ровесником, и речь зашла о любви. "Ты когда-нибудь зарывался лицом в её волосы? Это облако..."
Он тогда поскорее вышел из комнаты - перед телевизором сидела вся семья, и не хватало еще завыть от обиды или зажмуриться. Свежие, как родниковая вода, нежные лица слились для него в одно, и хор разных, друг с другом незнакомых голосов, вторил ему одно и то же - пусть и на разные лады:
"Это все несерьезно...это игра. Ты же понимаешь. Ты - не мужчина. Если бы ты была мужчиной...тебе бы не было цены. Я бы боролась за твоё сердце, будь ты мужчиной... Я бы никому тебя не отдала... Я бы....я бы...игра...не настоящий...."
It`s a sin - выносит приговор проигрыватель, и точно во сне, Александр скидывает с плеч пиджак. Пуговицы легко расходятся под его пальцами, спадает на пол эластичный бинт, следом за ним, звякает о кафель ремень. Маршруточные стены, выложенные кафелем, надвигаются со сторон, неумолимо и неотвратимо, и он смотрит себе в глаза, опуская их ниже и видя гротескно, будто на сюрреалистичной картине прилепленное к шее, чужое, не своё тело, так не подходящее к нему и снабженное всем тем, что он любил видеть у других.
У женщин.
Everything I've ever done
Everything I ever do
Every place I've ever been
Everywhere I'm going to - 
It's a sin
Грех.
Какое удобное слово. Какое удобное, прекрасное слово придумали люди! Убивать - нельзя, это преступление. Это опасно, это понимают все. Что будет, если каждый начнет убивать? Ничего хорошего, это точно. И воровать нехорошо, и обманывать. А если...если тебе дали не то тело? Нет, не вздумай его менять! Тело - это дар небес. Жизнь - это дар небес, и не кривляйся!  Оно не твоё, не смей распоряжаться! Хочешь быть другим? Будь как все. Не положено. Грех. О душе своей подумай! Смирись. Будь тем, кем велели. А иначе - грех. Мы не ругаемся, мы не осуждаем, мы заботимся о тебе. Ну и что, что незнакомые? Ты посмотри, как переживают люди, они не хотят, чтобы тебе было плохо, чтобы ты горел в Аду! 
Удобное слово, что и говорить.
Александр мягко наклоняется, будто складывается пополам и ныряет под ванную, где среди средств для ухода за сантехникой отец хранит ящик с инструментами. Тяжелая двусторонняя рогатина гаечного ключа, маленький бочонок универсальной отвертки - подержал и положил на место, всё это  было ему сейчас совсем не нужно.
Father forgive me
I tried not to do it
Turned over a new leaf
Then tore right through it.
Они говорили, говорили говорили...и даже пели. Пели о том, как правильно и необходимо жить, защищенные контрактами и границами чужих стран. Александр выпрямился во весь рост, наконец, отыскав то, что искал. Кафель противно лип к босым ногам, а ладонь оттягивал строительный резак, так похожий на канцелярский нож для бумаги - сдвинь ползунок и выпускай острейшее лезвие насколько нужно - только намного длинней и больше.
И тяжелей.
Whatever you taught me
I didn't believe it
Father you fought me
'Cause I didn't care
And I still don't understand
"Грех, говорите? Вы говорите, вы желаете добра?" - красные кольца ртов пульсировали перед глазами, и теперь, перекрывая песню, где-то на фоне, заботливо твердил одно и то же мамин с детства знакомый голос: "Ох, Сашенька, когда же ты возьмешься за ум, и научишься принимать себя такой, какая ты есть? "
So I look back upon my life
Forever with a sense of shame
I've always been the one to blame
"Итак, я пересматриваю свою жизнь, ощущая вечный позор: я всегда был тем, кого можно обвинить. Но я совсем не хотел быть таким. Я хотел совсем немногого - быть собой. И, может, еще - любить. Я хотел любить женщину, оставаться верным ей, но по-вашему - это грех."
Он не стал размахиваться - наседающие на него голоса и лица всегда были с ним. Они прятались в тех выступах и неправильных частях тела, которые он так не любил, и потому кожа отошла легко и даже будто бы весело.  Александр улыбнулся своему отражению. Он не удивился отсутствию боли - как может болеть то, что не принадлежит ему? С тем же успехом можно ожидать, что будет болеть земля, которую ты копаешь....
Глупо.
Плечи развернулись свободней и легче, когда два алых языка прочертили тропки к резинкам боксёров. Он отогнул её - чтобы не мешала, когда дело дойдет до живота и всего того, что ниже.
Лезвие клюнуло кожу возле рёбер, но вдруг остановилось, недоуменно и вопросительно.
For everything I long to do
No matter when or where or who
Has one thing in common too
It's a, it's a, it's a, it's a sin
It's a sin
Кажется, у мамы подходила к концу песня, по крайней мере, пропев эту её часть, певец вдруг замолк, выпуская в пространство хохот Александра, вдруг осознавшего одну простую и важную вещь. 
Кровяные кляксы шлёпались на коричневый кафель пола, мешаясь с ошметками кожи и чем-то еще - буро-желейным, желтоватым, а он стоял на четвереньках, упираясь ладонями в пол (в правой - строительный резак) и хохотал, впившись невидящим взглядом в стиральную машину, и не слыша маминых встревоженных шагов за дверью, не слыша её стука.
- Саша, что там у тебя? Саша, ты в ванной? Саша! 
Everything I've ever done
Everything I ever do
Every place I've ever been
Everywhere I'm going to I
It's a sin
"Sin - значит, синус или синий. В той компьютерной игре был такой противник - синий скелет, скелет, только состоящий из сине-голубых костей. Кости...в этом всё дело. Они так и останутся такими же. Скелет. Я не смогу его изменить, перестроить...сломать? Скелет! Кости!  Не смогу!"
- Сашенька, открой, пожалуйста, Саша!!!
Смех клокочущим ураганом рванулся из его груди, и, в изнеможении откинувшись назад, Александр ощутил спиной железный холод стиральной машинки, прежде чем в торжествующем жесте поверженного повелителя, вскинул вверх, к потолку, руки.


Примечание. В рассказе использован текст песни Pet Shop Boys "It`s a sin"