Истинное отражение в зеркале

Маргарет Демарест вышла на поклон, и занавес обновленного на Бродвее мюзикла «Кабаре» опустился в тысяча двести тридцать четвертый раз. После появления  на сцене остальных исполнителей, Лэнс Уэймен, ее партнер, который играл Клиффа Брэдшо, ушел после поклона, оставив актрису в лучах прожекторов и среди брошенных у ее ног роз. Занавес опустился снова, и осыпанная овациями бродвейская звезда направилась в гримерку.
«Больше никакой Салли Боулз, —  подумала она, снимая черный парик и усаживаясь за туалетный столик. — Хорошенького понемножку!»
Она, верная призванию актрисы, не пропустила ни одного представления. Пока будет дышать, будет выходить на сцену. В ее душе жил театр. Маргарет родилась в семье актеров шоу-бизнеса. Мать актриса, а отец театральный режиссер. Бабка по материнской линии была художницей по костюмам, а дед помощником режиссера; по отцовской линии дедушка и бабушка были танцорами. И не удивительно, что маленькая Маргарет появилась на сцене в возрасте четырех лет, когда играла младшую дочь фон Траппа в «Звуках музыки». Она считала театр не просто своим домом, а храмом искусства, который состоял из таких светил, как Оскар Хаммерстайн, Ричард Роджерс, Джером Керн, Эндрю Ллойд Веббер, Алан Лернер, Фредерик Лоу и Стивен Сондхайм.
На протяжении многих лет ей предлагали десятки ролей в фильмах, которые она отвергла. Настоящая трагическая актриса в ее понимании всегда должна играть перед зрителями в театре, а не перед камерой.
— Мать никогда не принимала приглашения бездушного Голливуда! — однажды воскликнула Маргарет. — Она могла стать одной из знаменитостей экрана, если бы захотела, и всегда утверждала, что у таких звезд, как Мэрилин Монро, отсутствовал талант актера. Та была лишь красоткой с крашеными волосами и в вызывающих платьях.
После короткого присутствия на вечеринке по случаю окончания спектакля, где можно было выпить бокал шампанского, она подождала, когда присутствующие разойдутся, и уехала к себе в Верхний Вест-Сайд Манхэттена, в трех кварталах от знаменитой Дакоты. Как только дверь закрылась и отрезала ее от остального мира, она ощутила ноющую боль одиночества и глубокое чувство растерянности.
«Почему у меня всегда такое ощущение, когда закрывают спектакль? — задавала она себе вопрос. — Я не осталась безработной и через восемь недель начну репетировать новую роль».
И все же ей пришлось выбирать занятия на следующие два месяца. Маргарет, привыкшая выходить на сцену пять раз в неделю, не могла жить прошлым и задавала вопрос, что же случится, если сделает другой выбор.
Чувствуя, будто стены квартиры давят на нее, она вынула из сумочки телефон и позвонила единственной близкой подруге. Пятнадцать лет назад вместе с Кимберли Элкарт она играла в мюзикле «Аплодисменты», где та исполняла Еву Харрингтон, а Маргарет Марго Ченнинг. Хотя роль хитрой, коварной, молодой интриганки выдвинула актрису на премию «Тони» и вызвала хвалебные отзывы нью-йоркских критиков, Кимберли удивила театральный мир своим уходом после снятия пьесы с репертуара. Она бросила столь длительную и блестящую карьеру, потому что вышла замуж за костоправа из Нью-Джерси.
— Привет, это я, — произнесла Маргарет, когда на звонок ответила Кимберли. — Поедем куда-нибудь на выходные?
— Конечно, уже пакую чемодан. В котором часу встретимся?
— В восемь нормально? Я думаю, что позавтракаем где-нибудь в Коннектикуте.
— Ладно, но не волнуйся, если я опоздаю. Движение через тоннель просто ужасно в часы пик.
— Не беспокойся, я теперь свободна два месяца, — сказала она хотя и шутливым тоном, но ответ вызвал слезы.
«И что я буду делать все эти восемь недель?» Женщины ехали по федеральной трассе 95 на «Лексусе» Кимберли и сплетничали об общих знакомых, когда пересекали границу со штатом Коннектикут. Пятый съезд (участок дороги, который огибал побережье «Мускатного штата») вывел к Олд-Гринвич: району, хорошо известному Маргарет. Двадцать лет назад, вскоре после замужества, она вместе с мужем Говардом Ризером, богатым бизнесменом, купила там дом. Это была старая колониальная постройка с участком более четырех акров. Актриса с любовью обставила комнаты дорогой антикварной мебелью. Через два года родилась дочь, единственный ребенок в семье. Однако материнство не устраивало Маргарет. Через шесть месяцев после рождения Челси она передала воспитание малышки гувернантке и вернулась на сцену. Между поездками и гастролями у актрисы оставалось слишком мало времени на семью. Когда девочке исполнилось три года, Маргарет развелась и переехала жить на Манхэттен. Предоставив Говарду полную опеку, она виделась с дочерью три-четыре раза в год.
Через две мили женщины выехали на платную дорогу рядом  с городом Стэнфорд и остановились у «Международного дома блинов».
— Дома я обычно не завтракаю, — призналась Кимберли, когда протянула руку к кленовому соку, — но, когда нахожусь в поездке, не могу устоять перед дюжиной блинчиков.
Маргарет, чей завтрак состоял из чашечки кофе и тоненького кусочка тоста, наблюдала, как ест подруга. Кимберли, уйдя со сцены и родив троих детей, сильно располнела, на что не обращала внимания. Напротив, она поглощала свои блинчики с удовольствием. Маргарет же в свои пятьдесят два года — в возрасте, в котором открыто не признавалась, — опасалась лишних калорий.
— Как семья отнеслась к твоей поездке? — спросила актриса.
— Все были «за». Дочка собиралась на вечеринку с ночевкой в доме своего друга, а Даг пойдет с мальчиками на стадион «Янки». Завтра вечер кино: муж закажет пиццу, затем вместе с детьми приготовит попкорн, и все усядутся за просмотр короткометражек.
— Попкорн и фильмы? — с сарказмом спросила Маргарет.
— Это звучит необычно для такой жительницы Нью-Йорка, как ты, но у нас обычай собираться вместе на просмотры фильмов, и это объединяет семью. Думаю, тебе не хочется говорить о таких заурядных семейных вещах. Расскажи лучше о новой пьесе.
— После трех успешных мюзиклов я согласилась сыграть в новой драме и пообещала автору. Пьеса называется «Всю ночь напролет». Это о веселых посетителях круглосуточной кафешки, которые появляются в ней рано утром, но их застает страшная метель. Я играю официантку, которая общается со всеми героями. Она сообразительна и образованна и, несмотря на собственные серьезные проблемы, сочувствует каждому. Она напоминает ловкого бармена, которому приходится общаться с оказавшимися в баре пьяными посетителями.
— Заманчиво, нужно посмотреть спектакль.
— Я пришлю пару билетов.
После того как Кимберли закончила есть блины и выпила вторую чашку кофе, женщины продолжили свое путешествие. Они ехали по шоссе, пока не достигли города Нью-Хейвен; потом Кимберли направилась по федеральной трассе 92 на север через штат Массачусетс к Вермонту.
— Как же здесь красиво осенью! — сказала Маргарет, направляясь с чемоданом от «Луи Вуитон» и маленькой сумкой к живописной гостинице типа «ночлег и завтрак».
— Да, — согласилась Кимберли, — ты когда-нибудь была в Вермонте?
— Нет, здесь впервые, я же городская.
— Что же заставило тебя поехать сюда?
Это был простой вопрос, но Маргарет не улыбнулась. Честное слово, она не знала, почему ей захотелось покинуть суетной Нью-Йорк и выбраться на дикую природу Новой Англии. И все же какая-то доля правды удовлетворила бы любопытство подруги.
— Мне говорили, что в этом штате самые лучшие антикварные магазины.
— Похоже, будто я еду по картинке, собранной из пазлов, — пошутила на следующий день Кимберли, когда они проезжали по живописным дорогам мимо церквушек с белыми колокольнями, ухоженных ферм и деревянных мостиков.
— Добро пожаловать в страну Нормана Роквелла, — засмеялась Маргарет.
— Он, должно быть, здесь провел последние годы, но родился-то в Нью-Йорке.
— Почему я не удивляюсь, что ты это знаешь?
— Потому что долгое время считала, что в моих мозгах  лишь пустяки.
Маргарет нравилось проводить время с Кимберли. Начав карьеру актрисы в раннем возрасте, она не ходила в школу, ни частную, ни государственную. Обучение с репетитором позволило ей получить такое образование, которое соответствовало всем учебным требованиям, в результате она получила диплом об окончании школы. Однако ей недоставало общения со сверстниками,  Кимберли оказалась единственной подругой, которая осталась на всю жизнь.
— О, посмотри сюда! — крикнула Кимберли и свернула на стоянку. — «Антикварный магазин  Клэнси». Думаю, что здесь что-то найдем.
Магазин, по площади немного меньше «Уолмарта», предлагал любителям антиквариата от мебели до поделок, старых книг и винтажной одежды. Хорошо, что в нем был большой выбор, так как у Кимберли и Маргарет были разные понятия слова «антикварный». Если для первой это была кукла пятидесятых годов  фирмы «Ревлон», то для второй куклы 1840-х годов фирмы «Жумо». В то время как Кимберли рылась в контейнере со старыми автомобилями «Мэтчбокс», Маргарет безразлично разглядывала в витрине ювелирные безделушки.
— Чем-то помочь? — спросил мужчина, который внезапно появился за прилавком.
— Спасибо, я просто смотрю.
Человек был низкого роста и коренастый, с чуточку вьющимися волосами и небритым лицом, но рубашка, хотя и чистая, нуждалась в глажке.
— Я думаю, что у меня есть нечто интересное для вас, — произнес он и сунул руку под прилавок.
— У меня достаточно украшений.
— Это не простое ювелирное изделие.
Мужчина вынул что-то похожее на пудреницу.   
— Красивая вещь, но я пользуюсь макияжем.
— Она предназначена не пудрить лицо, — сказал продавец и нажал кнопочку у ободка, крышка открылась.
— Это же зеркало.
— Не простое зеркало, а особенное. Оно показывает человеку не как он себя видит, а что о нем думают другие.
— Благодарю, Клэнси, — сказала актриса и занервничала, когда поняла, что продавец старается всучить товар, — но мне оно не интересно.
— Меня зовут не Клэнси, мисс Демарест.
Маргарет не удивилась, что человек узнал ее. В конце концов, она считалась известной звездой на Бродвее.
— Мое имя Эпплби, Омар Эпплби.
— Да, есть еще имя некого Нормана Роквелла, если не ошибаюсь.
— Взгляните на себя, — убеждал Омар и совал пудреницу в руку Маргарет.
Маргарет, едва увидев свое отражение в зеркале, как позади нее оказалась Кимберли и взяла под руку.
— Идем, Маржи. Тебе нужно взглянуть на напольные часы.
Маргарет, словно под гипнозом, была зачарована увиденным отражением. Она не слышала слов подруги, хотя осознанно понимала, что та говорила.
«Бедняжка, как, должно быть, она одинока! Семьи нет, приходит вечером домой в холодную, пустую квартиру. Я так рада, что бросила сцену. Не хотела бы я оказаться на ее месте».
Маргарет быстро захлопнула пудреницу, и голос подруги перестал звучать в ушах.
— Нет, спасибо, мистер Эпплби. Мне она не нужна.
— Часы вон там, — продолжала Кимберли, тихонько подталкивая женщину в дальнюю часть магазина. — Как они великолепны, не правда ли?
— Да-да.
— Я бы купила, но не знаю, как они влезут в мой «Лексус». Может, я оплачу доставку в Нью-Джерси. Пойду и поговорю с клерком.
Теперь за прилавком оказался седовласый мужчина, возможно, Клэнси. Мистера Эпплби нигде не было, но он оставил рядом с кассой зеркало. Маргарет, которая убеждала себя, что слова, которые, возможно, ей показались минуту назад, тем не менее со страхом смотрела на пудреницу. Кимберли закончила оформлять доставку, сунула кошелек в сумку и направилась к выходу.
— Подожди минутку, — обратилась к ней Маргарет.
Машинально она вынула кредитную карту и оплатила зеркало, даже не поинтересовавшись его стоимостью. После многочисленных походов по антикварным магазинам обе женщины остановились перекусить в гостинице колониальной постройки в миле от своей. Кимберли, очевидно, войдя в раж тратить деньги мужа, заказала говяжье филе с жареной картошкой, сметану и пюреобразную желудевую тыкву. Маргарет же остановилась на салате под легким соусом от шеф-повара.
— Ты взяла лишь салат? — спросила Кимберли, когда официантка отошла от стола, приняв заказ.
— Нужно следить за весом.
Улыбка почти застыла на лице Маргарет, когда она посмотрела на подругу и увидела грусть в глазах.
«Не представляла в голове ее голос, когда смотрела в зеркало. Моя подруга жалеет меня!»
— Прости, я отлучусь на минутку, — заявила Кимберли. — Хочу позвонить домой и узнать, как там Даг и дети.
Маргарет, полагаясь на опыт актрисы, сохраняла юмор во время ужина. Однако, когда ушла спать в номер, она вынула со дна сумочки пудреницу, нажала на потайную кнопку и открыла, глядя на отражение. Ничего особенного на ее лице не было. Лучше всего не слышать никаких голосов в ушах. Маргарет захлопнула крышку и бросила пудреницу обратно.
«Что со мной случилось? Я пробыла в Вермонте чуть больше одного дня и готова поверить в существование магических зеркал. О, боже! Жаль, что я не в Нью-Йорке и не жду выхода на сцену. Терпеть не могу перерывов между работой».
На следующий день обе женщины оделись и спустились к девяти в столовую. После обильного завтрака для Кимберли и чашечки кофе для Маргарет женщины были готовы отправиться назад в Манхэттен.
— Это мне, —  настаивала актриса, когда девушка за стойкой предъявила счет.
— О, нет, — возразила подруга. — Дай я все-таки оплачу половину.
— Перестань говорить глупости.
Пока девушка на ресепшн оформляла оплату с кредитки, Маргарет открыла пудреницу, чтобы посмотреть, не смазалась ли губная помада после завтрака.
— Распишитесь здесь, мисс Демарест.
Когда девушка передавала Маргарет ручку, их пальцы коснулись. Как и в антикварном магазине «У Клэнси», в ушах актрисы прозвучал голос, который  был не ее подруги. Он принадлежал администратору за стойкой.
«Любая пожилая дама красит глаза и губы и тихонько говорит о старости. Почему же эта так скрывает свой возраст?»
В ужасе от сказанного девушкой Маргарет захлопнула пудреницу и положила в сумку вместе со счетом за проживание. В течение следующих восьми недель Маргарет сумела позабыть о зеркале и о том странном эффекте, которое оно производило. Она отнесла таинственные голоса к сверхактивному воображению и, как считала, к депрессии после работы.
Каким-то образом она старалась не оставаться без дела. Три раза Маргарет обедала с Кимберли: два раза в Нью-Йорке и один раз в Нью-Джерси. Для нового спектакля проходили примерки, хотя для нее был пошит всего один костюм: розовая форма официантки и белый фартук. Она также принимала участие в пресс-конференциях, фотосессиях, появлялась на публике и давала интервью  журналистам — обычной ерунде, способствующей продвижению нового бродвейского продукта.
Тем временем серебряная пудреница, которую Омар Эпплби заставил купить, лежала на дне сумки под кошельком, косметичкой, чековой книжкой и прочими безделушками. И вот наступил день, когда Маргарет должна была приступить к работе. Она ежедневно читала сценарий и учила роль. Все было готово к репетиции, она вышла из квартиры и заперла дверь.
— Мне нужно такси, — сообщила она консьержу, который тут же оставил пост и вышел ловить проходящее такси.
Когда актриса садилась, то от внезапного порыва ветра на ее лицо что-то попало, и она слегка оступилась.
— Смотрите под ноги, мисс, — предупредил консьерж и поддержал под руку.
— Что-то попало в глаз, — сказала она и вынула зеркало.
Теперь в голове раздался низкий мужской голос.
«Зачем я подал ей руку? Пусть уж старая выскочка упала бы в грязь. Все эти годы я работаю здесь консьержем, и она никогда не сказала «спасибо» или «благодарю», когда ей что-то нужно. Просто приказывает, будто английская королева. А из всех денег, которые давала, оказалась лишь жалкая подачка, да помнит ли она вообще про чаевые».
— Куда, мэм? — спросил водитель.
Маргарет отвела глаза от зеркала, и голос консьержа внезапно исчез. Маргарет назвала адрес и взяла себя в руки, ожидая, какие гадости о ней подумал водитель. Ничего не случилось. Ни единого слова. Она посмотрела на свое отражение — опять ничего.
«Может, он обо мне и не думает. Ему плевать, кто сидит сзади».
Маргарет вспомнила предыдущие случаи. Кимберли подхватила ее под локоть. Администратор в гостинице коснулась ее пальца, когда передавала ручку. Консьерж поддержал под руку, чтобы она не упала.
«Они все касались меня, когда я смотрелась в зеркало, — заключила она. — Таким образом я узнала их мысли. Но не слышу, что думает шофер, потому что у нас не было прикосновения».
Даже если бы наполовину не было закрыто пространство между передним и задним сидениями, Маргарет не дотянулась бы и не коснулась шофера, чтобы проверить свою версию. Никакого легкого прикосновения к нему, когда протянула кредитку. Пожалуй, она ждала, когда окажется в театре.
Когда она подошла к Довану Кеннарду, директору, человеку, научившемуся делать рок-музыкальное видео, пудреница находилась в ее левой руке. Она протянула правую и поздоровалась.
— Ты считаешь, что я подхожу на роль официантки? — спросила она и театральным жестом поднесла пудреницу к лицу.
Ее гипотеза оказалась правильной: ключом разгадки магии зеркала был физический контакт.
«Почему я не взял на роль официантки голливудскую звезду? Я знаю, что режиссер не переносил Мерил Стрип, но и не обратился к Глен Клоуз или Джулиан Мур. Их появление на сцене заполнило бы зрительный зал, а я, в свою очередь, вынужден общаться с человеком, который едва ли знает уличную жизнь Нью-Йорка».
Маргарет отдернула руку, будто получила электрический заряд. Ее первым делом было сказать мистеру Кеннарду, что ни у Глен, ни у Джулианы нет профессионального опыта, чтобы играть в пьесе, которую ставили, но вовремя придержала язык. Ей не хотелось вносить разлад в первые дни репетиции. С большим усилием она выдавила улыбку, резко повернулась и столкнулась с новой партнершей, Лизет Бовер, двадцатидвухлетней актрисой, которая создала себе имя, играя проститутку-подростка в популярной мыльной опере. От столкновения Маргарет потеряла равновесие и упала на пол.
 — О, простите, мисс Демарест, — вскрикнула партнерша. — Вы не сильно ушиблись?
—Все хорошо, не беспокойтесь, — ответила пожилая женщина и присела.
— Все недели я просто сгорала от желания увидеть вас и что же я наделала!
— Все в порядке.
— Мне так хотелось работать с вами. Всю свою жизнь я была вашей поклонницей. Так позвольте же мне помочь вам подняться.
Лизет обхватила Маргарет двумя руками подмышки и потянула на себя.
— Подождите, я что-то выронила.
Когда ветеран сцены подняла пудреницу, произошло неизбежное. Мысли звезды мыльной оперы внезапно появились в голове Маргарет.
«И эта старая кляча главная звезда в пьесе? Из всех хваленых исполнителей на сцене! Как она вообще получила главную роль? Точно уж не переспала с режиссером, хотя свою-то роль я получила именно так. Он бы точно не побрезговал переспать с женщиной, годящейся ему в матери. Ей нужно равняться на Марго Ченнинг, возраст которой дает о себе знать».
Не желая подвергать себя дальнейшему унижению, Маргарет захлопнула пудреницу и отдернула руку Лизет.
— Спасибо, — произнесла она и постаралась сдержать гнев в голосе. — Но мне не нужна ваша помощь: я могу и сама подняться.
Собравшись с силами, она, пятидесятидвухлетняя актриса, встала, повернулась спиной к молодому директору и партнерше и направилась в гримерку. После долгой репетиции Маргарет открыла дверь квартиры и вошла. Последние два с половиной месяца оказались сущим адом. Несмотря на то что Дован Кеннард и Лизет Бовер оставались вежливыми и учтивыми по отношению к ней, она понимала, что их чувства были совершенно другими.
«Они не любят меня. Мой режиссер не разочарован, так как верит, что поставленная им на Бродвее пьеса дает право считать себя Бобом Фоссом или Джеромом Роббинсом. Что же касается Лизеты, то она уж точно следующая Натали Портман, Дженифер Лоуренс или Джессика Честейн. Боже мой, и она играла шлюху-подростка в мыльной опере!»
Хотя Маргарет и не признавалась себе, но знала, что проблема была гораздо глубже. Для двух молодых людей, которые создавали себе имя в столь соперничающим мире шоу-бизнеса, ее вина состояла в непростительном грехе: она старела и не хотела уступить корону.
После трехдневного прогона спектакля «Всю ночь напролет» театральные критики ругали пьесу, кляли постановщика и просто распяли Лизет Бовер. Единственный положительный отзыв был об игре Маргарет Демарест, где критик сравнивал ее мастерство с «прохладным, приветливым оазисом в пустыне жестокой посредственности». По пустым креслам и вялой продаже билетов стало очевидно, что театралы были согласны с высказываниями критиков. Через пять недель участники спектакля получили уведомление: пьесу решено снять с репертуара.
Лизет с красными от слез глазами демонстративно заявила: «Во всяком случае я предпочитаю телевидение, а не сцену. Повторение одних и тех же реплик каждый вечер и во время дневных спектаклей очень быстро надоедает!»
Какое бы удовлетворение Маргарет ни получала от игры, восторженные отклики исчезли за неделю до закрытия спектакля. Ее мать появилась в гримерке за полчаса до поднятия занавеса.
— Привет, мама. Какой сюрприз!
— Я посчитала, что лучше прийти самой и посмотреть пьесу до того, как ее снимут. В конце концов, критики не так уж и плохо отзываются.
Эдит  Демарест, одна из «первых леди» на театральной сцене и живая легенда «Великого белого пути», имела репутацию дивы и считалась режиссерами и актерами как личность, «с которой трудно работать». Несмотря на восемьдесят лет, она не утратила столь осуждаемого высокомерия. Время не притупило ее острого языка и не обуздало прямолинейность.
— Что будешь делать дальше? — спросила Эдит.
— Еще не знаю. У меня есть предложения. Поговаривают о возобновлении «Хелло, Долли!». Мне нужно повременить с решениями, пока не подберу что-то подходящее.
— Что ж, думаю, что-нибудь придумают, даже если «Долли!» провалится.
Эдит заметила на столике пудреницу. Облокотившись одной рукой на дочь, она наклонилась и взяла вещицу. Та открылась в руке.
— Где ты взяла такую уродливую штуку?
Маргарет посмотрелась в зеркало. Как и раньше, на этот раз произошел контакт с матерью.
«Ей лучше начать работать с новой пьесой. Она рехнется, если останется без работы надолго. Карьера — это все, что у нее есть. В конце концов, это еще не значит, что у нее нет никакой жизни вне театра. Черт возьми, если бы не я, у нее ничего этого не было. Она получила такую возможность, так как взяла мою фамилию, а не отца».
Это были самые жестокие слова, которые Маргарет когда-либо слышала. После ухода Эдит она разразилась слезами.
 — Будь проклят Эпплби! И зачем ты вообще всучил мне это дьявольское зеркало? И снова в конце последнего акт опустился занавес, знаменуя тем самым закрытие спектакля. Как и в последний вечер предыдущей пьесы, последовала овация стоя и вызов актеров на сцену. Единственный букет роз преподнесли только Маргарет в знак ее великолепной игры, но и это не спасло представление. Как говорится: из говна конфетку не сделаешь.
Когда Маргарет вышла последний раз  на поклон, то увидела в зале знакомое лицо.
«Это же моя дочь Челси».
Занавес снова опустился и скрыл лицо девушки.
«Я думаю, это она, очень похожа».
По пути в гримерку Маргарет быстро вспоминала в уме: ее потрясло то, что прошло три года, когда она последний раз видела дочь. 
— Как же летит время, — произнесла она и уселась за столик.
Раздался стук в дверь.
— Войдите.
— Мамочка!
Маргарет не ошиблась: это была Челси, которая теперь стала красавицей.
— Ты что тут делаешь? — спросила удивленная мать, когда дочь обняла ее.
— Пришла увидеть тебя. Сколько себя помню, я видела каждую твою пьесу, в которой ты играла.
— Правда? Почему же никогда не приходила за кулисы?
— Пыталась несколько раз, но проход к твоей гримерке всегда был забит поклонниками, которые жаждали тебя поздравить. Я так и не смогла к тебе пробраться.
Маргарет, несмотря на то, что не сумела стать хорошей матерью, почувствовала угрызение совести. Межу ними всегда  находилась карьера, разве не так?
«Я, должно быть, самая худшая мать в мире».
Маргарет посмотрела на пудреницу на столике.
— Поужинаешь со мной? Мы сможем поговорить о многом. Останешься ночевать у меня в квартире, а утром отправишься домой.
«Неужели дочь ненавидит меня?»
— С удовольствием, мама, но я перекусила перед спектаклем. Кроме того, я пришла не одна: он ждет меня в фойе.    
«Все-таки она меня не любит. Сейчас скроется за дверью, и я никогда ее снова не увижу».
— Значит, у тебя появился бой-френд. У вас серьезные отношения?
«Я ничего о ней не знаю. Она, возможно, уже обручена».
— Не совсем. Иногда мы встречаемся, но нам не нужны романтические отношения, пока не закончим учебу.
Вот и опять Маргарет посмотрела на пудреницу. Всего один взгляд и одно прикосновение и она узнает, что о ней думает дочь. А вдруг мысли дочери причинят боль? Перенесет ли она это?
Челси взглянула на часы.
— Мне пора, уже поздно, а нам нужно возвращаться в Коннектикут.
— Можно я обниму тебя?
— Конечно, — ответила Челси, удивленная просьбой матери, которая так редко проявляла чувства любви.
Пудреница оказалась в руках, и Маргарет набралась храбрости ее открыть и посмотреться.
«О, мамочка, я люблю тебя. Ты и папка для меня самые дорогие люди в мире. Жаль, что не могу видеться с тобой часто. Я сильно скучаю о тебе».
— У меня будет много свободного времени, — наконец произнесла Маргарет. — Возможно, ты приедешь в Нью-Йорк или я отправлюсь в Гринвич.
— Это будет здорово! — воскликнула Челси.
— Когда ты свободна на следующей неделе?
— У меня нет занятий в среду. Приедешь к нам домой? Папа будет рад тебя видеть. В среду днем такси подъехало к белому дому в Олд-Гринвич. Маргарет дала шоферу солидные чаевые и позвонила в дверь бывшего своего дома. На встречу вышел экс супруг. Он, всегда подтянутый, с густой седой шевелюрой, был еще стройнее. С возрастом он становился все лучше, как Шон Коннери и Джордж Клуни.
— Привет, Говард. Рада видеть тебя.
Маргарет не потребовалось зеркало, чтобы прочитать мысли бывшего мужа. Обо всем говорили его глаза.
— Входи, — сказал он, едва сдерживая эмоции, — и я рад видеть тебя дома.
— Привет, мама, — произнесла Челси, внезапно появившись за спиной отца. — Что это у тебя?
— Попкорн и DVD-диски. Думаю, что сегодня вечером у нас будет семейный просмотр фильмов.
Как только Говард помог ей снять пальто, она мысленно поблагодарила незнакомца по имени Омар Эпплби, который помог узнать то, что было в сердцах дорогих для нее людей.
_________
От автора: У меня мало историй со счастливым концом. Однако, посмотрев последние несколько недель новости, я почувствовала необходимость написать именно такой рассказ.
2017 г.
 
 
 

© Copyright: Николай Георгиевич Глушенков, 2017

Регистрационный номер №0379991

от 17 марта 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0379991 выдан для произведения:

Автор: М.Хэйсен
 

Маргарет Демарест вышла на поклон, и занавес обновленного на Бродвее мюзикла «Кабаре» опустился в тысяча двести тридцать четвертый раз. После появления  на сцене остальных исполнителей, Лэнс Уэймен, ее партнер, который играл Клиффа Брэдшо, ушел после поклона, оставив актрису в лучах прожекторов и среди брошенных у ее ног роз. Занавес опустился снова, и осыпанная овациями бродвейская звезда направилась в гримерку.
«Больше никакой Салли Боулз, —  подумала она, снимая черный парик и усаживаясь за туалетный столик. — Хорошенького понемножку!»
Она, верная призванию актрисы, не пропустила ни одного представления. Пока будет дышать, будет выходить на сцену. В ее душе жил театр. Маргарет родилась в семье актеров шоу-бизнеса. Мать актриса, а отец театральный режиссер. Бабка по материнской линии была художницей по костюмам, а дед помощником режиссера; по отцовской линии дедушка и бабушка были танцорами. И не удивительно, что маленькая Маргарет появилась на сцене в возрасте четырех лет, когда играла младшую дочь фон Траппа в «Звуках музыки». Она считала театр не просто своим домом, а храмом искусства, который состоял из таких светил, как Оскар Хаммерстайн, Ричард Роджерс, Джером Керн, Эндрю Ллойд Веббер, Алан Лернер, Фредерик Лоу и Стивен Сондхайм.
На протяжении многих лет ей предлагали десятки ролей в фильмах, которые она отвергла. Настоящая трагическая актриса в ее понимании всегда должна играть перед зрителями в театре, а не перед камерой.
— Мать никогда не принимала приглашения бездушного Голливуда! — однажды воскликнула Маргарет. — Она могла стать одной из знаменитостей экрана, если бы захотела, и всегда утверждала, что у таких звезд, как Мэрилин Монро, отсутствовал талант актера. Та была лишь красоткой с крашеными волосами и в вызывающих платьях.
После короткого присутствия на вечеринке по случаю окончания спектакля, где можно было выпить бокал шампанского, она подождала, когда присутствующие разойдутся, и уехала к себе в Верхний Вест-Сайд Манхэттена, в трех кварталах от знаменитой Дакоты. Как только дверь закрылась и отрезала ее от остального мира, она ощутила ноющую боль одиночества и глубокое чувство растерянности.
«Почему у меня всегда такое ощущение, когда закрывают спектакль? — задавала она себе вопрос. — Я не осталась безработной и через восемь недель начну репетировать новую роль».
И все же ей пришлось выбирать занятия на следующие два месяца. Маргарет, привыкшая выходить на сцену пять раз в неделю, не могла жить прошлым и задавала вопрос, что же случится, если сделает другой выбор.
Чувствуя, будто стены квартиры давят на нее, она вынула из сумочки телефон и позвонила единственной близкой подруге. Пятнадцать лет назад вместе с Кимберли Элкарт она играла в мюзикле «Аплодисменты», где та исполняла Еву Харрингтон, а Маргарет Марго Ченнинг. Хотя роль хитрой, коварной, молодой интриганки выдвинула актрису на премию «Тони» и вызвала хвалебные отзывы нью-йоркских критиков, Кимберли удивила театральный мир своим уходом после снятия пьесы с репертуара. Она бросила столь длительную и блестящую карьеру, потому что вышла замуж за костоправа из Нью-Джерси.
— Привет, это я, — произнесла Маргарет, когда на звонок ответила Кимберли. — Поедем куда-нибудь на выходные?
— Конечно, уже пакую чемодан. В котором часу встретимся?
— В восемь нормально? Я думаю, что позавтракаем где-нибудь в Коннектикуте.
— Ладно, но не волнуйся, если я опоздаю. Движение через тоннель просто ужасно в часы пик.
— Не беспокойся, я теперь свободна два месяца, — сказала она хотя и шутливым тоном, но ответ вызвал слезы.
«И что я буду делать все эти восемь недель?»

*   *   *

Женщины ехали по федеральной трассе 95 на «Лексусе» Кимберли и сплетничали об общих знакомых, когда пересекали границу со штатом Коннектикут. Пятый съезд (участок дороги, который огибал побережье «Мускатного штата») вывел к Олд-Гринвич: району, хорошо известному Маргарет. Двадцать лет назад, вскоре после замужества, она вместе с мужем Говардом Ризером, богатым бизнесменом, купила там дом. Это была старая колониальная постройка с участком более четырех акров. Актриса с любовью обставила комнаты дорогой антикварной мебелью. Через два года родилась дочь, единственный ребенок в семье. Однако материнство не устраивало Маргарет. Через шесть месяцев после рождения Челси она передала воспитание малышки гувернантке и вернулась на сцену. Между поездками и гастролями у актрисы оставалось слишком мало времени на семью. Когда девочке исполнилось три года, Маргарет развелась и переехала жить на Манхэттен. Предоставив Говарду полную опеку, она виделась с дочерью три-четыре раза в год.
Через две мили женщины выехали на платную дорогу рядом  с городом Стэнфорд и остановились у «Международного дома блинов».
— Дома я обычно не завтракаю, — призналась Кимберли, когда протянула руку к клиновому соку, — но, когда нахожусь в поездке, не могу устоять перед дюжиной блинчиков.
Маргарет, чей завтрак состоял из чашечки кофе и тоненького кусочка тоста, наблюдала, как ест подруга. Кимберли, уйдя со сцены и родив троих детей, сильно располнела, на что не обращала внимания. Напротив, она поглощала свои блинчики с удовольствием. Маргарет же в свои пятьдесят два года — в возрасте, в котором открыто не признавалась, — опасалась лишних калорий.
— Как семья отнеслась к твоей поездке? — спросила актриса.
— Все были «за». Дочка собиралась на вечеринку с ночевкой в доме своего друга, а Даг пойдет с мальчиками на стадион «Янки». Завтра вечер кино: муж закажет пиццу, затем вместе с детьми приготовит попкорн, и все усядутся за просмотр короткометражек.
— Попкорн и фильмы? — с сарказмом спросила Маргарет.
— Это звучит необычно для такой жительницы Нью-Йорка, как ты, но у нас обычай собираться вместе на просмотры фильмов, и это объединяет семью. Думаю, тебе не хочется говорить о таких заурядных семейных вещах. Расскажи лучше о новой пьесе.
— После трех успешных мюзиклов я согласилась сыграть в новой драме и пообещала автору. Пьеса называется «Всю ночь напролет». Это о веселых посетителях круглосуточной кафешки, которые появляются в ней рано утром, но их застает страшная метель. Я играю официантку, которая общается со всеми героями. Она сообразительна и образованна и, несмотря на собственные серьезные проблемы, сочувствует каждому. Она напоминает ловкого бармена, которому приходится общаться с оказавшимися в баре пьяными посетителями.
— Заманчиво, нужно посмотреть спектакль.
— Я пришлю пару билетов.
После того как Кимберли закончила есть блины и выпила вторую чашку кофе, женщины продолжили свое путешествие. Они ехали по шоссе, пока не достигли города Нью-Хейвен; потом Кимберли направилась по федеральной трассе 92 на север через штат Массачусетс к Вермонту.
— Как же здесь красиво осенью! — сказала Маргарет, направляясь с чемоданом от «Луи Вуитон» и маленькой сумкой к живописной гостинице типа «ночлег и завтрак».
— Да, — согласилась Кимберли, — ты когда-нибудь была в Вермонте?
— Нет, здесь впервые, я же городская.
— Что же заставило тебя поехать сюда?
Это был простой вопрос, но Маргарет не улыбнулась. Честное слово, она не знала, почему ей захотелось покинуть суетной Нью-Йорк и выбраться на дикую природу Новой Англии. И все же какая-то доля правды удовлетворила бы любопытство подруги.
— Мне говорили, что в этом штате самые лучшие антикварные магазины.
— Похоже, будто я еду по картинке, собранной из пазлов, — пошутила на следующий день Кимберли, когда они проезжали по живописным дорогам мимо церквушек с белыми колокольнями, ухоженных ферм и деревянных мостиков.
— Добро пожаловать в страну Нормана Роквелла, — засмеялась Маргарет.
— Он, должно быть, здесь провел последние годы, но родился-то в Нью-Йорке.
— Почему я не удивляюсь, что ты это знаешь?
— Потому что долгое время считала, что в моих мозгах  лишь пустяки.
Маргарет нравилось проводить время с Кимберли. Начав карьеру актрисы в раннем возрасте, она не ходила в школу, ни частную, ни государственную. Обучение с репетитором позволило ей получить такое образование, которое соответствовало всем учебным требованиям, в результате она получила диплом об окончании школы. Однако ей недоставало общения со сверстниками,  Кимберли оказалась единственной подругой, которая осталась на всю жизнь.
— О, посмотри сюда! — крикнула Кимберли и свернула на стоянку. — «Антикварный магазин  Клэнси». Думаю, что здесь что-то найдем.
Магазин, по площади немного меньше «Уолмарта», предлагал любителям антиквариата от мебели до поделок, старых книг и винтажной одежды. Хорошо, что в нем был большой выбор, так как у Кимберли и Маргарет были разные понятия слова «антикварный». Если для первой это была кукла пятидесятых годов  фирмы «Ревлон», то для второй куклы 1840-х годов фирмы «Жумо». В то время как Кимберли рылась в контейнере со старыми автомобилями «Мэтчбокс», Маргарет безразлично разглядывала в витрине ювелирные безделушки.
— Чем-то помочь? — спросил мужчина, который внезапно появился за прилавком.
— Спасибо, я просто смотрю.
Человек был низкого роста и коренастый, с чуточку вьющимися волосами и небритым лицом, но рубашка, хотя и чистая, нуждалась в глажке.
— Я думаю, что у меня есть нечто интересное для вас, — произнес он и сунул руку под прилавок.
— У меня достаточно украшений.
— Это не простое ювелирное изделие.
Мужчина вынул что-то похожее на пудреницу.   
— Красивая вещь, но я пользуюсь макияжем.
— Она предназначена не пудрить лицо, — сказал продавец и нажал кнопочку у ободка, крышка открылась.
— Это же зеркало.
— Не простое зеркало, а особенное. Оно показывает человеку не как он себя видит, а что о нем думают другие.
— Благодарю, Клэнси, — сказала актриса и занервничала, когда поняла, что продавец старается всучить товар, — но мне оно не интересно.
— Меня зовут не Клэнси, мисс Демарест.
Маргарет не удивилась, что человек узнал ее. В конце концов, она считалась известной звездой на Бродвее.
— Мое имя Эпплби, Омар Эпплби.
— Да, есть еще имя некого Нормана Роквелла, если не ошибаюсь.
— Взгляните на себя, — убеждал Омар и совал пудреницу в руку Маргарет.
Маргарет, едва увидев свое отражение в зеркале, как позади нее оказалась Кимберли и взяла под руку.
— Идем, Маржи. Тебе нужно взглянуть на напольные часы.
Маргарет, словно под гипнозом, была зачарована увиденным отражением. Она не слышала слов подруги, хотя осознанно понимала, что та говорила.
«Бедняжка, как, должно быть, она одинока! Семьи нет, приходит вечером домой в холодную, пустую квартиру. Я так рада, что бросила сцену. Не хотела бы я оказаться на ее месте».
Маргарет быстро захлопнула пудреницу, и голос подруги перестал звучать в ушах.
— Нет, спасибо, мистер Эпплби. Мне она не нужна.
— Часы вон там, — продолжала Кимберли, тихонько подталкивая женщину в дальнюю часть магазина. — Как они великолепны, не правда ли?
— Да-да.
— Я бы купила, но не знаю, как они влезут в мой «Лексус». Может, я оплачу доставку в Нью-Джерси. Пойду и поговорю с клерком.
Теперь за прилавком оказался седовласый мужчина, возможно, Клэнси. Мистера Эпплби нигде не было, но он оставил рядом с кассой зеркало. Маргарет, которая убеждала себя, что слова, которые, возможно, ей показались минуту назад, тем не менее со страхом смотрела на пудреницу. Кимберли закончила оформлять доставку, сунула кошелек в сумку и направилась к выходу.
— Подожди минутку, — обратилась к ней Маргарет.
Машинально она вынула кредитную карту и оплатила зеркало, даже не поинтересовавшись его стоимостью.

*   *   *

После многочисленных походов по антикварным магазинам обе женщины остановились перекусить в гостинице колониальной постройки в миле от своей. Кимберли, очевидно, войдя в раж тратить деньги мужа, заказала говяжье филе с жареной картошкой, сметану и пюреобразную желудевую тыкву. Маргарет же остановилась на салате под легким соусом от шеф-повара.
— Ты взяла лишь салат? — спросила Кимберли, когда официантка отошла от стола, приняв заказ.
— Нужно следить за весом.
Улыбка почти застыла на лице Маргарет, когда она посмотрела на подругу и увидела грусть в глазах.
«Не представляла в голове ее голос, когда смотрела в зеркало. Моя подруга жалеет меня!»
— Прости, я отлучусь на минутку, — заявила Кимберли. — Хочу позвонить домой и узнать, как там Даг и дети.
Маргарет, полагаясь на опыт актрисы, сохраняла юмор во время ужина. Однако, когда ушла спать в номер, она вынула со дна сумочки пудреницу, нажала на потайную кнопку и открыла, глядя на отражение. Ничего особенного на ее лице не было. Лучше всего не слышать никаких голосов в ушах. Маргарет захлопнула крышку и бросила пудреницу обратно.
«Что со мной случилось? Я пробыла в Вермонте чуть больше одного дня и готова поверить в существование магических зеркал. О, боже! Жаль, что я не в Нью-Йорке и не жду выхода на сцену. Терпеть не могу перерывов между работой».
На следующий день обе женщины оделись и спустились к девяти в столовую. После обильного завтрака для Кимберли и чашечки кофе для Маргарет женщины были готовы отправиться назад в Манхэттен.
— Это мне, —  настаивала актриса, когда девушка за стойкой предъявила счет.
— О, нет, — возразила подруга. — Дай я все-таки оплачу половину.
— Перестань говорить глупости.
Пока девушка на ресепшн оформляла оплату с кредитки, Маргарет открыла пудреницу, чтобы посмотреть, не смазалась ли губная помада после завтрака.
— Распишитесь здесь, мисс Демарест.
Когда девушка передавала Маргарет ручку, их пальцы коснулись. Как и в антикварном магазине «У Клэнси», в ушах актрисы прозвучал голос, который  был не ее подруги. Он принадлежал администратору за стойкой.
«Любая пожилая дама красит глаза и губы и тихонько говорит о старости. Почему же эта так скрывает свой возраст?»
В ужасе от сказанного девушкой Маргарет захлопнула пудреницу и положила в сумку вместе со счетом за проживание.

*    *    *

В течение следующих восьми недель Маргарет сумела позабыть о зеркале и о том странном эффекте, которое оно производило. Она отнесла таинственные голоса к сверхактивному воображению и, как считала, к депрессии после работы.
Каким-то образом она старалась не оставаться без дела. Три раза Маргарет обедала с Кимберли: два раза в Нью-Йорке и один раз в Нью-Джерси. Для нового спектакля проходили примерки, хотя для нее был пошит всего один костюм: розовая форма официантки и белый фартук. Она также принимала участие в пресс-конференциях, фотосессиях, появлялась на публике и давала интервью  журналистам — обычной ерунде, способствующей продвижению нового бродвейского продукта.
Тем временем серебряная пудреница, которую Омар Эпплби заставил купить, лежала на дне сумки под кошельком, косметичкой, чековой книжкой и прочими безделушками. И вот наступил день, когда Маргарет должна была приступить к работе. Она ежедневно читала сценарий и учила роль. Все было готово к репетиции, она вышла из квартиры и заперла дверь.
— Мне нужно такси, — сообщила она консьержу, который тут же оставил пост и вышел ловить проходящее такси.
Когда актриса садилась, то от внезапного порыва ветра на ее лицо что-то попало, и она слегка оступилась.
— Смотрите под ноги, мисс, — предупредил консьерж и поддержал под руку.
— Что-то попало в глаз, — сказала она и вынула зеркало.
Теперь в голове раздался низкий мужской голос.
«Зачем я подал ей руку? Пусть уж старая выскочка упала бы в грязь. Все эти годы я работаю здесь консьержем, и она никогда не сказала «спасибо» или «благодарю», когда ей что-то нужно. Просто приказывает, будто английская королева. А из всех денег, которые давала, оказалась лишь жалкая подачка, да помнит ли она вообще про чаевые».
— Куда, мэм? — спросил водитель.
Маргарет отвела глаза от зеркала, и голос консьержа внезапно исчез. Маргарет назвала адрес и взяла себя в руки, ожидая, какие гадости о ней подумал водитель. Ничего не случилось. Ни единого слова. Она посмотрела на свое отражение — опять ничего.
«Может, он обо мне и не думает. Ему плевать, кто сидит сзади».
Маргарет вспомнила предыдущие случаи. Кимберли подхватила ее под локоть. Администратор в гостинице коснулась ее пальца, когда передавала ручку. Консьерж поддержал под руку, чтобы она не упала.
«Они все касались меня, когда я смотрелась в зеркало, — заключила она. — Таким образом я узнала их мысли. Но не слышу, что думает шофер, потому что у нас не было прикосновения».
Даже если бы наполовину не было закрыто пространство между передним и задним сидениями, Маргарет не дотянулась бы и не коснулась шофера, чтобы проверить свою версию. Никакого легкого прикосновения к нему, когда протянула кредитку. Пожалуй, она ждала, когда окажется в театре.
Когда она подошла к Довану Кеннарду, директору, человеку, научившемуся делать рок-музыкальное видео, пудреница находилась в ее левой руке. Она протянула правую и поздоровалась.
— Ты считаешь, что я подхожу на роль официантки? — спросила она и театральным жестом поднесла пудреницу к лицу.
Ее гипотеза оказалась правильной: ключом разгадки магии зеркала был физический контакт.
«Почему я не взял на роль официантки голливудскую звезду? Я знаю, что режиссер не переносил Мерил Стрип, но и не обратился к Глен Клоуз или Джулиан Мур. Их появление на сцене заполнило бы зрительный зал, а я, в свою очередь, вынужден общаться с человеком, который едва ли знает уличную жизнь Нью-Йорка».
Маргарет отдернула руку, будто получила электрический заряд. Ее первым делом было сказать мистеру Кеннарду, что ни у Глен, ни у Джулианы нет профессионального опыта, чтобы играть в пьесе, которую ставили, но вовремя придержала язык. Ей не хотелось вносить разлад в первые дни репетиции. С большим усилием она выдавила улыбку, резко повернулась и столкнулась с новой партнершей, Лизет Бовер, двадцатидвухлетней актрисой, которая создала себе имя, играя проститутку-подростка в популярной мыльной опере. От столкновения Маргарет потеряла равновесие и упала на пол.
 — О, простите, мисс Демарест, — вскрикнула партнерша. — Вы не сильно ушиблись?
—Все хорошо, не беспокойтесь, — ответила пожилая женщина и присела.
— Все недели я просто сгорала от желания увидеть вас и что же я наделала!
— Все в порядке.
— Мне так хотелось работать с вами. Всю свою жизнь я была вашей поклонницей. Так позвольте же мне помочь вам подняться.
Лизет обхватила Маргарет двумя руками подмышки и потянула на себя.
— Подождите, я что-то выронила.
Когда ветеран сцены подняла пудреницу, произошло неизбежное. Мысли звезды мыльной оперы внезапно появились в голове Маргарет.
«И эта старая кляча главная звезда в пьесе? Из всех хваленых исполнителей на сцене! Как она вообще получила главную роль? Точно уж не переспала с режиссером, хотя свою-то роль я получила именно так. Он бы точно не побрезговал переспать с женщиной, годящейся ему в матери. Ей нужно равняться на Марго Ченнинг, возраст которой дает о себе знать».
Не желая подвергать себя дальнейшему унижению, Маргарет захлопнула пудреницу и отдернула руку Лизет.
— Спасибо, — произнесла она и постаралась сдержать гнев в голосе. — Но мне не нужна ваша помощь: я могу и сама подняться.
Собравшись с силами, она, пятидесятидвухлетняя актриса, встала, повернулась спиной к молодому директору и партнерше и направилась в гримерку.

*   *   *

После долгой репетиции Маргарет открыла дверь квартиры и вошла. Последние два с половиной месяца оказались сущим адом. Несмотря на то что Дован Кеннард и Лизет Бовер оставались вежливыми и учтивыми по отношению к ней, она понимала, что их чувства были совершенно другими.
«Они не любят меня. Мой режиссер не разочарован, так как верит, что поставленная им на Бродвее пьеса дает право считать себя Бобом Фоссом или Джеромом Роббинсом. Что же касается Лизеты, то она уж точно следующая Натали Портман, Дженифер Лоуренс или Джессика Честейн. Боже мой, и она играла шлюху-подростка в мыльной опере!»
Хотя Маргарет и не признавалась себе, но знала, что проблема была гораздо глубже. Для двух молодых людей, которые создавали себе имя в столь соперничающим мире шоу-бизнеса, ее вина состояла в непростительном грехе: она старела и не хотела уступить корону.
После трехдневного прогона спектакля «Всю ночь напролет» театральные критики ругали пьесу, кляли постановщика и просто распяли Лизет Бовер. Единственный положительный отзыв был об игре Маргарет Демарест, где критик сравнивал ее мастерство с «прохладным, приветливым оазисом в пустыне жестокой посредственности». По пустым креслам и вялой продаже билетов стало очевидно, что театралы были согласны с высказываниями критиков. Через пять недель участники спектакля получили уведомление: пьесу решено снять с репертуара.
Лизет с красными от слез глазами демонстративно заявила: «Во всяком случае я предпочитаю телевидение, а не сцену. Повторение одних и тех же реплик каждый вечер и во время дневных спектаклей очень быстро надоедает!»
Какое бы удовлетворение Маргарет ни получала от игры, восторженные отклики исчезли за неделю до закрытия спектакля. Ее мать появилась в гримерке за полчаса до поднятия занавеса.
— Привет, мама. Какой сюрприз!
— Я посчитала, что лучше прийти самой и посмотреть пьесу до того, как ее снимут. В конце концов, критики не так уж и плохо отзываются.
Эдит  Демарест, одна из «первых леди» на театральной сцене и живая легенда «Великого белого пути», имела репутацию дивы и считалась режиссерами и актерами как личность, «с которой трудно работать». Несмотря на восемьдесят лет, она не утратила столь осуждаемого высокомерия. Время не притупило ее острого языка и не обуздало прямолинейность.
— Что будешь делать дальше? — спросила Эдит.
— Еще не знаю. У меня есть предложения. Поговаривают о возобновлении «Хелло, Долли!». Мне нужно повременить с решениями, пока не подберу что-то подходящее.
— Что ж, думаю, что-нибудь придумают, даже если «Долли!» провалится.
Эдит заметила на столике пудреницу. Облокотившись одной рукой на дочь, она наклонилась и взяла вещицу. Та открылась в руке.
— Где ты взяла такую уродливую штуку?
Маргарет посмотрелась в зеркало. Как и раньше, на этот раз произошел контакт с матерью.
«Ей лучше начать работать с новой пьесой. Она рехнется, если останется без работы надолго. Карьера — это все, что у нее есть. В конце концов, это еще не значит, что у нее нет никакой жизни вне театра. Черт возьми, если бы не я, у нее ничего этого не было. Она получила такую возможность, так как взяла мою фамилию, а не отца».
Это были самые жестокие слова, которые Маргарет когда-либо слышала. После ухода Эдит она разразилась слезами.
 — Будь проклят Эпплби! И зачем ты вообще всучил мне это дьявольское зеркало?

*   *   *

И снова в конце последнего акт опустился занавес, знаменуя тем самым закрытие спектакля. Как и в последний вечер предыдущей пьесы, последовала овация стоя и вызов актеров на сцену. Единственный букет роз преподнесли только Маргарет в знак ее великолепной игры, но и это не спасло представление. Как говорится: из говна конфетку не сделаешь.
Когда Маргарет вышла последний раз  на поклон, то увидела в зале знакомое лицо.
«Это же моя дочь Челси».
Занавес снова опустился и скрыл лицо девушки.
«Я думаю, это она, очень похожа».
По пути в гримерку Маргарет быстро вспоминала в уме: ее потрясло то, что прошло три года, когда она последний раз видела дочь. 
— Как же летит время, — произнесла она и уселась за столик.
Раздался стук в дверь.
— Войдите.
— Мамочка!
Маргарет не ошиблась: это была Челси, которая теперь стала красавицей.
— Ты что тут делаешь? — спросила удивленная мать, когда дочь обняла ее.
— Пришла увидеть тебя. Сколько себя помню, я видела каждую твою пьесу, в которой ты играла.
— Правда? Почему же никогда не приходила за кулисы?
— Пыталась несколько раз, но проход к твоей гримерке всегда был забит поклонниками, которые жаждали тебя поздравить. Я так и не смогла к тебе пробраться.
Маргарет, несмотря на то, что не сумела стать хорошей матерью, почувствовала угрызение совести. Межу ними всегда  находилась карьера, разве не так?
«Я, должно быть, самая худшая мать в мире».
Маргарет посмотрела на пудреницу на столике.
— Поужинаешь со мной? Мы сможем поговорить о многом. Останешься ночевать у меня в квартире, а утром отправишься домой.
«Неужели дочь ненавидит меня?»
— С удовольствием, мама, но я перекусила перед спектаклем. Кроме того, я пришла не одна: он ждет меня в фойе.    
«Все-таки она меня не любит. Сейчас скроется за дверью, и я никогда ее снова не увижу».
— Значит, у тебя появился бой-френд. У вас серьезные отношения?
«Я ничего о ней не знаю. Она, возможно, уже обручена».
— Не совсем. Иногда мы встречаемся, но нам не нужны романтические отношения, пока не закончим учебу.
Вот и опять Маргарет посмотрела на пудреницу. Всего один взгляд и одно прикосновение и она узнает, что о ней думает дочь. А вдруг мысли дочери причинят боль? Перенесет ли она это?
Челси взглянула на часы.
— Мне пора, уже поздно, а нам нужно возвращаться в Коннектикут.
— Можно я обниму тебя?
— Конечно, — ответила Челси, удивленная просьбой матери, которая так редко проявляла чувства любви.
Пудреница оказалась в руках, и Маргарет набралась храбрости ее открыть и посмотреться.
«О, мамочка, я люблю тебя. Ты и папка для меня самые дорогие люди в мире. Жаль, что не могу видеться с тобой часто. Я сильно скучаю о тебе».
— У меня будет много свободного времени, — наконец произнесла Маргарет. — Возможно, ты приедешь в Нью-Йорк или я отправлюсь в Гринвич.
— Это будет здорово! — воскликнула Челси.
— Когда ты свободна на следующей неделе?
— У меня нет занятий в среду. Приедешь к нам домой? Папа будет рад тебя видеть.

*   *   *

В среду днем такси подъехало к белому дому в Олд-Гринвич. Маргарет дала шоферу солидные чаевые и позвонила в дверь бывшего своего дома. На встречу вышел экс супруг. Он, всегда подтянутый, с густой седой шевелюрой, был еще стройнее. С возрастом он становился все лучше, как Шон Коннери и Джордж Клуни.
— Привет, Говард. Рада видеть тебя.
Маргарет не потребовалось зеркало, чтобы прочитать мысли бывшего мужа. Обо всем говорили его глаза.
— Входи, — сказал он, едва сдерживая эмоции, — и я рад видеть тебя дома.
— Привет, мама, — произнесла Челси, внезапно появившись за спиной отца. — Что это у тебя?
— Попкорн и DVD-диски. Думаю, что сегодня вечером у нас будет семейный просмотр фильмов.
Как только Говард помог ей снять пальто, она мысленно поблагодарила незнакомца по имени Омар Эпплби, который помог узнать то, что было в сердцах дорогих для нее людей.
_________
От автора: У меня мало историй со счастливым концом. Однако, посмотрев последние несколько недель новости, я почувствовала необходимость написать именно такой рассказ.
2017 г.
 
 
 

 

Алчность

Бренд