Рабочий день в редакции «Замочной скважины», судя по суете в ее коридоре, был в самом разгаре. Из одних кабинетов народ выходил, в другие входил. Люди разговаривали по мобильному, кивая проходящим мимо коллегам в ответ на приветствие. Кто-то пил кофе из пластикового стаканчика, стоя у окна или прямо у кофе-машины. С кучей конвертов и пакетов в руках и сумкой на длинном ремне через плечо из одной двери в другую курсировал долговязый парнишка в очках, видимо, курьер. Между всеми лавировала с ведром и шваброй техничка тетя Маша – именно так было напечатано на бейджике, прикрепленном к ее синему рабочему халату. Беспорядочность и бесцельность блуждания сотрудников и посетителей этого муравейника напоминали броуновское движение, и пожилой женщине было совершенно непонятно, как в такой атмосфере здесь делают газету, выходящую немаленьким тиражом. Сама-то тетя Маша эту газету не читала – зрение подводить стало последнее время, но что в киосках ее раскупают, видела своими глазами.
Словом, жизнь здесь кипела.
Не пустовала и импровизированная курилка – на площадке между этажами, на запасной лестнице. Здесь сильно сифонило в любое время года в оконные щели – чем не вентиляция. В качестве пепельницы на низкий подоконник была водружена симпатичная, распиленная надвое черепная коробка неизвестного науке животного. Как острили курящие – почившего в бозе от рака легких. Вообще-то курить здесь запрещалось. Начальство периодически гоняло отсюда любителей подымить, но без особого эффекта.
Представлявшие сильную половину издания «бурильщики» – так называли себя в шутку сотрудники «Замочной скважины», нещадно дымили и говорили обо всем сразу: о проигрыше футбольной сборной, победе хоккеистов, последнем из законов, что ущемил права автомобилистов, очередной оранжевой революции… У женщин, точнее, двух девушек: пухленькой блондинки Лидочки из рекламного отдела и субтильной брюнетки Инги из новостного, были свои животрепещущие темы. Появившаяся на площадке Светлана Петровна, худенькая женщина с большими серыми глазами, всегда тихая и молчаливая, в общем разговоре не участвовала. В редакции она работала всего вторую неделю и еще не познакомилась со всеми накоротке. «Мне бы ваши проблемы, свиристелки», – читалось в ее грустных глазах.
А у «свиристелок» голова шла кругом, столько всего надо было знать наверняка: своя ли грудь у Стеллы из коммерческого, страдает ли булимией Анжелина Джоли, беременна или нет Оля из бухгалтерии, и какая из диет все-таки лучше – банановая или кефирная. Обе, несмотря на разность в комплекции, усиленно на них сидели, однако румянец на щеках Лиды и ее цветущий вид вызывали явное недоверие. Надо заметить, не лишенное оснований: питаясь птичьими дозами некалорийной еды, быть такой упитанно-счастливой просто невозможно. «Точно у холодильника по ночам пасется», – подозревала Инга, с чувством собственного превосходства глядя на Лидкины пышные формы. Себе она позволить такого не могла: по пути к заветному идеалу надо было срочно избавиться от всего лишнего. «Минус еще три кило, и я влезу в то бикини, что отхватила на распродаже, и здравствуй море…» – уносилась она в голубые турецкие дали.
– Вы что, забыли о планерке? – неожиданный вопрос вернул размечтавшуюся худеющую Ингу и всех остальных к реальности. Анечка, секретарша главного, с бесконечными ногами, берущими начало, кажется, прямо из подмышек, прицокала на высоченных шпильках в курилку в поисках страдающих амнезией. Обе девицы уставились на нее почти с ненавистью: Аня отличалась отменным аппетитом, ела всё подряд и весила не больше рождественской индейки. И как ей это удается?!
– «Сам» рвет и мечет, а вы тут… – добавила с укоризной «индейка» с кукольным личиком, словно об этом перманентном свойстве главреда никто не знал.
– Идем, идем, – курильщики гуськом потянулись в коридор, к кабинету «самого».
«Интересно, как Анька называет его в постели, – мелькнуло в голове у Лидочки. – Витечка или Витюша? А может, ВиктОр? Как Гюго». И прыснула в кулачок, самой стало смешно от нелепости сравнения: где Гюго, а где их Виктор Николаевич, любитель клубнички во всех видах.
В кабинете главного редактора Виктора Николаевича Жемчугова, стареющего вальяжного мужчины с тщательно зачесанной лысинкой, затянутым под ремень брюшком и черными усиками в стиле чикагских гангстеров (подкрашивает он их, что ли?), уже собрался весь редакционный совет. Здесь были креативный директор Вадим Синицын с томными манерами капризного мальчика, дизайнеры Сергей и Майк, пофигисты и позитивщики, уже упоминавшиеся Лидочка с Ингой и журналисты Тимур Кравцов и Марина Васильева. Тут же суетилась около своего босса и Анечка, заглядывая ему одновременно в глаза и рот, чтобы прочитать в них его грядущие желания и распоряжения. Отличная секретарша!
Восседающий в кожаном кресле с высокой резной спинкой Виктор Николаевич, строго оглядев поверх очков в тонкой золотой оправе подчиненных, расположившихся наконец за длинным прямоугольным столом, и, не увидев среди них новенькой, кажется, Свешниковой, попросил Аню:
– Пригласи и эту… как ее…
Анечка с готовностью подсказала:
– Светлану Петровну?
– Да, – подтвердил он, – Светлану Петровну. Пусть поприсутствует, узнает, так сказать, работу газеты изнутри.
Виктор Николаевич и сам не понял, зачем позвал сюда Свешникову. Но у него появилось какое-то смутное чувство, когда он принимал ее на работу, что когда-то давно он уже видел эту женщину и был с ней даже знаком.
Длинноногая газель тут же бросилась выполнять поручение шефа.
Через пару минут к собравшимся присоединилась и слегка удивленная Светлана Петровна, которой по ее должности – литературного редактора – присутствовать на планерках было не обязательно.
– Итак, – начал Виктор Николаевич, – номер практически готов. Нет статьи на главный разворот. Какие будут предложения? – и обвел взглядом коллектив.
– Может, напишем про аварию, которая случилась недавно на объездной? – робко спросила Лидочка. – Помните, там еще люди погибли…
– Я тебя умоляю, Лидия, мон шер, – манерно растягивая слова и грассируя, прервал ее Вадим. – Ну о чем ты говоришь? Подумаешь – авария. Банальщина! Да там и погибло-то всего пятеро. Нет, это не информационный повод. Надо что-то другое.
– А давайте напишем про развод Джигурды и Анисиной! – радостно встряла Инга.
– А они что, разводятся? – вяло поинтересовался Сергей.
– Не знаю, но ведь могут, – не стала врать анорексичная новостийщица. – А разве это важно?
– Да мне-то по фиг, даже если это правда, – так же честно ответил мастер дизайна.
– Господа, господа, давайте серьезнее, – призвал к порядку хозяин кабинета. – А почему молчат акулы пера? – вопрос был адресован Тимуру и Марине.
– Можно про найденных в городских коммуникациях «мутантов» написать и фоток нащелкать. Да шнягу придумать, типа они там с голодухи друг друга жрут, – Тимур был как всегда неистощим на идеи.
– Ой, как интересно, – поверила наивная Лидочка, – там правда нашли этих мутантов?
– Ага, – вклинился Майк, – там этих мутантов – завались. Жить-то надо где-то бедолагам. А без света и нормального хавчика мутирует кто угодно, – добавил он, хохотнув.
– А-а, – догадавшись, разочарованно протянула менеджер по рекламе, – так это обыкновенные бомжи. А я-то думала… – Лидочка обиженно надула свои и без того пухлые губы.
– А что, – не унимался Тимур, – они выглядят вполне себе по-мутантски. Рожи опухшие, сами грязные, зубов пять штук на двоих… И разговор уже сильно отличается от литературного.
– Нет, опять не то, ребята, – вернул разговор в нужное русло креативный Вадим. – Надо что-то погорячее. Ну, не знаю, гуляющий по городу педофил, к примеру, на счету которого куча изнасилованных. Как детишки в страхе по ночам просыпаются, в лифт боятся заходить, писаются…
– Фу, – передернула плечиками Инга, – опять про этих извращенцев. Не люблю я про них.
– Зато читатель любит, – отрезвил брезгливую сотрудницу босс. – А читатель платит рублем, не забывайте об этом. Эти рубли и вас кормят, кстати. Какие еще будут мнения?
– Эх, расчлененки бы, да с картинками… – мечтательно произнес Вадим.
– Может, организуем? – сострил Сергей.
– Марина, а ты что скажешь? – главред повернулся к журналистке.
– Извините, Виктор Николаевич, у меня ребенок болеет, всю ночь температурил, вот голова и пустая, как барабан.
– Тум-тум, – тут же среагировал Сергей. – Барабан был плох, барабанщик – бог… – напел он вполголоса. И добавил: – Мариночка, ты и из пустоты должна извлекать тему. Например, таинственные пустоты, через которые люди путешествуют из одного мира в другой, параллельный.
И сам удивился:
– А круто я придумал, однако.
– Это всё не то, господа! – Виктор Николаевич начинал сердиться. – Что вы как дети, ей-богу! Нужен такой информационный повод, что нашу газету просто вырывать будут из рук, киоски сносить, как ураганом.
– Так про ураган и можно написать, – не унимался Серега. – Типа он всё порушил, порвал провода, вызвал наводнение. Семеро утонуло, нет, лучше семьдесят восемь человек утонуло, народ верит, когда цифры точные, остальные пропали без вести…
– Ой, как их жалко, – чуть не прослезилась Лидочка. – И никого не нашли?
Сергей покрутил у виска пальцем, и все рассмеялись.
Когда с грохотом упал стул, резко отодвинутый Светланой Петровной, никто ничего не понял. Потом все удивленно уставились на Свешникову. Лицо ее пылало, она была явно чем-то взволнована.
– Боже мой, – справившись наконец с дрожью в голосе, негромко произнесла она. И повторила: – Боже мой… Вы хотя бы слышите себя?! Люди! Дорогие мои, родные… Ну как же так можно? – она обводила глазами сидящих в комнате, будто видела каждого из них впервые.
Все смотрели на нее с непониманием и нараставшим удивлением.
– Мне никогда в жизни не было так страшно и так противно, как в последние полчаса. Здесь. В поисках информационного повода. Как. Вы. Так. Можете? – проговорила она раздельно, делая ударение на каждом слове. – Да люди ли вы вообще?
– Ну, Светлана, э-э, Петровна, – зачем же вы так, – попытался урезонить сотрудницу главный редактор. – Вы же взрослый человек и должны понимать…
– Понимать, – прервала его Свешникова. – Понимать? Виктор Николаевич, по-вашему получается, информационным поводом может стать всё что угодно. Выдуманные истории, высосанные из пальцы факты, главное – погорячее, чтобы кровь будоражили, воображение, чтобы крышу срывало, чтобы как можно неправдоподобнее… Мало вам того, что есть в реальности? Насилуют, детей крадут на органы, убивают по пьянке ни за что друг дружку, новорожденных младенцев бросают чуть не на улице… Самолет разбился, а мы рады – «информационный повод». Автобусы на дороге лоб в лоб? ЗдОрово! Сколько пассажиров погибло? Двадцать? Жалко, маловато будет. Лучше бы побольше. Но все равно хорошо – есть о чем долдонить несколько дней.
– Да что вы себе позволяете, уважаемая? – попытался возмутиться шеф.
– Уважаемая? Да кого вы уважаете, господин главный редактор? Вы давно забыли, что это такое! Вы забыли, что жизнь состоит не только из зла, насилия, негатива, хотя их и много. Их много, а мы еще множим. Не хватает жареных фактов? Не беда, нажарим. Для того и человек в штате – по судам ходить. Зато рейтинги высокие, тиражи.
Главный редактор снова ринулся в атаку:
– А вы-то сами, Светлана Петровна, вы что, чистенькая, лучше всех? Вы – самая порядочная? Мессия? Святая? Вам кушать не надо? Вы сами пришли сюда работать, никто вас силком не тащил.
Все притихли, наблюдая за происходящим и не решаясь вмешаться теперь уже в разговор двоих.
– Да, Виктор Николаевич, сама пришла, грешна. Кризис, с работой туго, вот и пришла. Думала, смогу, пересилю себя. А здесь такая клоака…
– Да как вы смеете называть клоакой газету! – взвился в праведном гневе шеф. – Да ее десятки тысяч читают. И это сделал я, Жемчугов!
– Жемчугов, говорите, – с иронией произнесла Светлана Петровна. – Какой же вы Жемчугов, Виктор Николаевич?
Главред смотрел на сотрудницу с нарастающим беспокойством, не зная, чего ждать от нее еще.
– А я вас помню совсем под другой фамилией.
Все замерли.
– Павсикакиев, кажется?
Лидочка, по обыкновению своей наивной непосредственности, хихикнула было, услышав смешную фамилию, но тут же спохватилась – глаза шефа вдруг налились кровью, а шея пошла пятнами.
– Да-да, старинная русская фамилия Павсикакиев, которую носили ваши предки, думаю, носили с гордостью, а вам она показалась неблагозвучной. Журналисту с такой фамилией карьеры не сделать, решили вы, и в одночасье стали Жемчуговым.
В кабинете повисла тишина, которую, кажется, можно было пощупать. Только Анечка, часто дыша, переводила взгляд своих кукольных глазок с обожаемого шефа на эту сумасшедшую, как она уже окрестила Светлану про себя.
– Да бог с ней, фамилией, ладно, грех невелик. Есть и настоящие.
Она помолчала.
– Вы помните, Виктор Николаевич, далекий город в Сибири, куда вас после учебы распределили? А девчушку-машинистку в той газете помните? – спрашивала женщина, не ожидая ответов. – Ей было семнадцать, молоденькая совсем. Стаж зарабатывала, чтобы поступить потом в университет. Ей так хотелось стать журналисткой, может, не такой известной, как вы, но честной, порядочной. Ведь тогда верили печатному слову. Помните?
Виктор Николаевич с трудом вспомнил, что действительно после защиты диплома его отправили в какую-то Тмутаракань и он пробыл там что-то около года, пока его родители не подсуетились и не пристроили в столичную газету. Но это было так давно. Больше двадцати лет прошло. Поднапрягшись, он даже вспомнил, пусть и смутно, ту девочку, с такими же большими серыми глазами, как у Светланы. Точно, была там машинисточка, с простым таким именем, то ли Катя, то ли Валя… Когда он заходил в машбюро, занося текст, она всегда смущалась, краснела и смотрела с любовью. Грех было не воспользоваться. Он вроде поухаживал за девчонкой немного, попровожал, пару раз даже ночевать у нее оставался, когда одна была дома.
– Это была моя младшая сестра Галя, – продолжила Светлана. – Добрый, светлый, славный и такой доверчивый человечек. Она полюбила вас. Всей своей чистой душой полюбила. Первое настоящее чувство. Ее, но не ваше. Совсем неопытная, она вам поверила. Уж не знаю, что вы там ей наобещали. Как уговорили. Не знаю… Думаю, сочинять вы и тогда были горазды.
Светлана помолчала, вспоминая, переживая снова давно минувшее, но не забытое.
– Когда Галочка поняла, что беременна, вас уже и след простыл, укатили в Москву. Ни адреса, ни письма, ничего. Словно и не было Виктора Павсикакиева.
Все сидели молча, не шевелясь. Лидочка даже дышала через раз, боясь пропустить хоть слово.
– Когда родился Андрюша, Галочки не стало. Нельзя ей было рожать с ее больным сердцем. Сколько я уговаривала, умоляла… Но она так захотела. Говорила: пусть Вити нет рядом, зато его ребенок будет со мной. Глупенькая, наивная девочка…
Слезы душили ее, но Светлана сдержалась. Не здесь. Не перед этими.
– Андрюша родился с патологией. Врожденный порок сердца. Я стала ему матерью вместо Гали. Я была ею для Андрюши семь долгих лет. И таких коротких. Больше его сердечко не выдержало. Теперь бы вылечили, теперь это лечится. А тогда… – она махнула рукой.
Светлана устало села на стул в полной тишине. Сотрудники молчали, кто прятал глаза от неловкости, кто, наоборот, таращился во все оба. Виктор Николаевич, словно уменьшившись, сдувшись, сидел в своем большом массивном кресле как лилипут на престоле колосса. Подчиненные никогда не видели его таким жалким, почти раздавленным.
– Как вы думаете, Виктор Николаевич, ЭТО может стать информационным поводом? – сделала она ударение на «это». – Сгодится для разворота такая история? Ведь вы так любите полоскать чужое грязное белье на страницах вашей замечательной газеты – так выполощите свое! Хотя нет, вряд ли. Таких случаев – десятки тысяч. Они вполне житейские. Не вы первый, не вы последний. Вы же не изнасиловали в извращенной форме. Не убили с особой жестокостью. Не бросили в колодец. Не расчленили. Не съели наконец. Вы просто растоптали чужую жизнь походя, даже не заметив этого. Сущий пустяк по нашим временам. Это – не информационный повод.
Помолчала.
– Не думайте, будто я искала вас, чтобы отомстить за сестру. Слишком много чести! Я встретила вас здесь случайно. И даже не сразу узнала. Да, потрепала вас жизнь, а, Виктор Николаевич? Знаю, что потрепала. Высот в журналистике не достигли, премий не заслужили, из горячих точек под пулями репортажей не делали. Да и правильно, опасно же, могут убить. А жить-то хочется. Хоть и некому после себя оставить добрую память – детей Бог не дал. Может, и правильно, что не дал? Но вы и теперь в своем амплуа – пудрите мозги молоденьким наивным девочкам.
Анечка непроизвольно отодвинулась от шефа.
– Всё, на что вы оказались способны, создать эту бульварную желтую газетенку. Надо же придумать – «Замочная скважина»… Да не «бурильщики» вы, ребята, не надо пачкать хорошую мужскую профессию. Вы, вы… – подыскивала Светлана подходящее слово, – вы просто жуки навозные, говнюки! – нашлось наконец нужное.
Светлана Петровна встала и вышла из кабинета. Забрав из комнаты, где было ее рабочее место, сумочку и пару личных словарей, написала заявление об увольнении.
На вопрос встреченной в коридоре тети Маши: «Куда ты, девонька, собралась, еще же рано. Иль приболела?», ответила:
«Странно, – подумала тетя Маша, – вроде дует с площадки», но все же поспешила открыть окна, раз душно. Пусть проветрится…
Подходя к кабинету главного, Светлана услышала голос Жемчугова, который с вдохновением диктовал:
– Анечка, ты записываешь? Я ничего не знал о беременности Гали. Она скрыла от меня эту новость. Я, как порядочный человек, никуда бы не уехал, если бы она мне сказала, что я стану отцом. Но Галина подло скрыла этот факт. Видимо, уже тогда у нее созрел план шантажировать меня ребенком. Так, дальше. Родился мальчик. Нет, двойня, мальчик и девочка, а лучше тройня. Галина от такого счастья… или горя? Да какая разница?.. теряет рассудок и попадает в сумасшедший дом, где до сих пор находится, а ее, то есть наши, о которых я и не подозревал, дети – в дом малютки, где, заразившись чумой…
Анечка посмотрела на шефа с сомнением:
– Так и писать – чумой? Ее же вроде давно уже нет.
Виктор Николаевич и сам понял, что с чумой он переборщил, и поправился:
– Ладно, не чумой, а птичьим гриппом… Хотя тогда его еще не было. Ну, хорошо, хорошо, умерли они все разом, заразившись в роддоме сепсисом.
Напиши, эта новость, что мои детишки ушли в мир иной совсем крохами, просто убила меня. Ведь я мог стать отцом сразу троих ребятишек. Ну, и добавь, что при этих словах скупая слеза оросила его мужественное лицо, лицо человека, который невыносимо страдал.
Дальше. Сестра Галины на могиле малюток дала слово отомстить за их смерть. И всю свою жизнь посвятила поискам отца детишек. И вот, наконец, она нашла меня. Но чтобы не вызывать подозрений, коварная женщина устроилась ко мне на работу, чтобы подобраться совсем близко и ударить наверняка. И сегодня она при всех – вы ведь видели это? – стреляла в меня, но пистолет дал осечку… Хотя… откуда у нее пистолет. Ладно, обойдемся без него. Пиши: угрожала мне убийством. Она кричала, что убьет меня, отравит, наймет киллера…
Видимо, вариант с киллером ему особенно понравился, и Виктор Николаевич довольно крякнул. Потом продолжил:
– А я, как благородный человек, способный понять чужое горе, великодушно простил ее. И историю эту, напиши, Анечка, я не имел права умалчивать. У нас все равны. Пусть народ знает своих героев. И заголовок, крупно: «Она желала мне смерти, но я ее простил!»
Послышались дружные аплодисменты и голос Анечки:
– Виктор Николаевич, вы такой благородный!
Чуть погодя опять голос Жемчугова:
– Надеюсь, все согласны со мной: это как раз то, что нужно для разворота! Наши рейтинги взлетят как никогда, – последнее он произнес с нескрываемым удовольствием.
Светлана, так и не зайдя в кабинет, оставила заявление на стуле в коридоре. Здесь ей больше делать было нечего.
Привет, Альфия! Помню этот изначальный сюжет... Что сказать - это небо и земля! Вот теперь это рассказ, а не пересказ. Ведь можешь, когда хочешь! Не зря я в тебя верил. Удачи!
Наташенька, а когда прилюдно грязное белье вывешивают, да еще тиражами миллионными - они стесняются? Нет, эти только утрутся от плевка и будут продолжать свое. Так что какие уж тут реверансы... Спасибо, что зашли, рада Вам!
Альфия! Потрясающе!!!Написано-замечательно, читала, не отрываясь. Но как Вам удалось "высветить" такую проблему-действительно пресса стала всенародной помойкой! И с каким сладострастием потребляем отходы!За двадцать лет так мутировали, что и сами себя узнаём. Вы настоящий Мастер слова! (А что было бы, не поверь в Вас Александр??? )
Страшно подумать, Оля, что бы случилось, наверное, мутировала бы... в просто читателя))) Спасибо, Оля, Вы свое слово держите всегда, это так приятно! А тема, да, мимо нее не пройдешь, мы вынуждены, хотим того или нет, жить в информационном пространстве: радио, телевидение, разговоры в транспорте, на работе... Это - неизбежность. Но ведь и от нас тоже зависит, пусть в очень малой степени, КАКОЙ информацией нас "потчуют". Ведь на канале "Культура" нет передач, подобным прочим, рейтинговым, от которых тошнит, даже когда случайно, переключая каналы, наткнешься.
Альфия, я думаю,то от нас - не в малой. Не потрябляй мы всю эту муру, для кого бы её производили? Разорились бы и сдулись. Но мы потребляем и ещё с каким удовольствием. А у "Культуры" такая маленькая аудитория, по сравнению с НТВ. Там ведь - ни скандалов, ни интриг, ни расследований
Ох как Вы правы, Оля! Но порой возникает ощущение, что кто-то неведомый наблюдает за нами из космоса и манипулирует - нашими предпочтениями, чувствами... И мы, как подопытные кролики, выдаем как свое мнение, навязанное не подсознанием даже, а именно этим, кто дергает за ниточки. И послушно деградируем...
невероятно сильно..Работа-мастер-класс. Тема сложная, психологические портреты точные. Альфия, нет слов. Очень и очень сильно. Как хорошо, что у же лет 20 совсем не читаю газет)))))
Спасибо, Наташа за такую высокую оценку. От тебя она особенно ценна. Тебе хорошо, а я в них столько работала, так что начиталась на всю оставшуюся жизнь... Одно радует, не в желтых, Бог миловал.
Альфия, Вы, конечно же, правы. Цинизм в желтой прессе почти всегда переходит все границы. Откровенные сплетни, пересуды наш народ, к сожалению, читает с удовольствием. Порыться в чужом грязном белье - дело чрезвычайно увлекательное, а потом есть что обсудить на работе, дома, в кафе и ресторане. Рейтинги у газет иногда зашакаливают, любит наш люд жаренное. И есть мастера высокой квалификации, которые степень прожаренности знают наверняка, чтобы народец хавал и восхвалял. И народец кушает эту писанину тоннами, теряя при этом не только вкус и обоняние - человеческие качества и моральные принципы, продавая душу и честь.
Самое тревожное, Светлана, что и мы - часть этого "народца". И даже если мы осознанно не потребляем "жареные блюда", что нам предлагаются в меню низкопробных средств информации, мы все равно вынуждены находиться в информационном поле, которое окружает, давит, навязывая через свой продукт псевдоценности...
Альфочка, извини. Вот только что выбрал время прочитать. И то, потому что у нас снег пошел) Сказать знаешь мне нечего потому что все сказала ты в рассказе. Это по настоящему сильная и мощная картинка. Я когда читаю - вижу. А для меня это единственный показатель качества. Извини я же не критик.) так вот, твой рассказ я смотрел! Спасибо! Ты умочка! Воть..))
Альфия, какой же вы скромный человек! Это ваше произведение - не просто замечательное, отличное, интересное... Это просто - мастер-класс! Профессионально, в конце концов! И еще - очень жизненно. Так передать атмосферу редакции газеты /мне это знакомо очень/, не говоря уже о самом сюжете рассказа! Еще мне очень понравились комментарии Ольги Постниковой... /Надеюсь, вы поняли меня, Альфия/. СПАСИБО вам за рассказ!
Ну, может, и не такой уж скромный, раз пишу и выкладываю на всеобщее обозрение , но, надеюсь, достаточно самокритичный и с иронией относящийся прежде всего к себе. Это здОрово, что понравилось человеку, который близок к этой среде, хотя понятно, что в рассказе многое намеренно гротесково. А Олины комментарии - это да, умеет она сказать и прямо, и междустрочно тоже Спасибо Вам, Нина, заглядывайте еще. Я всегда рада гостям.
Альфия, да скромный вы человек, что уж там...))) И я очень рада, что поняли вы мой комментарий! И поняла я, что "многое намеренно гротесково"! А как иначе? Это же художественное произведение. (Альфия, а вы знакомы с этим: корректор, виноват во всем корректор! ?)
Ага, теперь не отверчусь... Был у меня как-то случай, я тогда работала в областной газете в Узбекистане старшим корректором, и я "пронумеровала" министра обороны - значок номера случайно был поставлен не перед словом "приказ", а перед фамилией министра, кажется, Устинова. Хорошо, что времена были уже не сталинские... Простили, но в должности на всякий случай понизили до просто корректора.
Ой, спасибо, Нина! А приходите на чай с этим тортиком! Мне ведь его не осилить. И так уже никакой талии не осталось... А это - Вам, вчера сфотографировала.
Прекрасный юмористический рассказ. Основное достоинство рассказа – стиль и юмор. Замечательный взгляд на происходящее. Вообще, по большому счету, журналисты, они, наверное, и должны быть такими – людьми достаточно беспринципными. НО! Не в смысле формирования обмана, нет, поймите пжлст верно, а в смысле добывания информации. Очень часто ведь даже сюжетные линии в иностранных фильмах, связанных с похождениями журналистов, крутятся вокруг того, что те, рискую своей жизнью, добывают информацию, или же ведут репортажи, рискую жизнью. То есть информационный повод любой ценой это ведь не значит Обмануть. Проблема именно в этом и заключается, что новостей нет, а они нужны. Более того, самое поразительное в этой истории для меня то, что для Виктора Николаевича облегчения, связанные с тем, что информационный повод найден, перевешивает все остальные доводы – и здравый смысл, и чувство стыда, и всё, всё, всё. Можно только представить себе, насколько для него принципиальным является именно это – поиск повода. Складывается ощущение, что точно такое же облегчение испытывают и все сотрудники, и ни у кого и мысли не приходит осуждать главреда.
Я не увидела на совещании никого семи пядей во лбу, оно и понятно, да и законы существования там тоже не очень сложны. Народ – развлекать, власть – хвалить. Ну, или ругать так, чтоб не сильно обиделась. По большому счету, журналисты достаточно циничны. Но, наверное, это издержки профессии.
Альфия, в заключении хочу отметить, что, не смотря на некоторую насмешку над персонажами, Вы, тем не менее, описали их всех достаточно доброжелательно. Умничка Вы.
Танечка, ну какие у вас комментарии замечательные - пространные в хорошем смысле, глубокие, написанные не по привычной схеме "понравилось - не понравилось", а раскладывающие всё по полочкам. Умные. Причем я сужу не только по тем, что Вы написали мне. Я и раньше, встречая их под другими произведениями, это про себя отмечала. Вы - прирожденный редактор и рецензент. Но самое главное, это право у Вас есть еще и потому, что Вы сами пишете хорошо, опровергая известное мнение, что критикует тот, кто сам не способен написать лучше.
А про инфоповод... Я, с одной стороны, могу их понять, работающих в этой сфере. Ну где же столько информации набирать для всех информационных каналов, чтобы нас, читателей, зрителей, слушателей, словом, потребителей этой информации, удовлетворить?! Поневоле начнешь подвирать, подсочинять, выдавать желаемое за действительное... Но, с другой, я убеждена четко, нельзя всё давать им на откуп, не всё может и должно стать предметом публичного обсуждения, когда нет запретов ни на что. Должны быть определенные рамки и границы дозволенного, причем как официальные, так и внутри человека.
Спасибо Вам, Танечка, я так рада, что Вы сегодня - моя гостья.
Альфия, вот честно признаЮсь - в моем комментарии были и не очень приглядные мысли. Вроде этих: "...да, в работе журналиста без преувеличения не обойтись. Так прибавить, тут дофантазировать... А как же без этого?..."Но потом что-то подумалось, что могу обидеть тех, кто связан с этой профессией, и Вас в том числе, как человека всё же из этой среды, издательской, и я убрала те мысли.
А что касается, как Вы говорите, детальных комментариев, так я не могу коротко, вот натура!. Мне нужно всё разложить, всё проанализировать, всё понять. И вот ведь, черт возьми, /простите за ругательство/, донести это до Автора! Как будто он не знает, о чем писал! /смеюсь/. Про ранее читаемые Вами рассказы, где я бывала, соглашусь. В прошлую бытность здесь я оставила немало отзывов под произведениями авторов. Ну да ладно, снова оставлю. К хорошей прозе все равно же ведь поневоле возвращаешься.
Взаимно рада знакомству с Вами, говорю без лукавства. Предлагаю отметить это чашечкой кофе. Вот Вам а вот это мне...
Здравствуйте! Альфия!!!! Написано мастерски и рука корректора чувствуется. После профессионалов очень сложно находится на сайте "писателям" вроде меня.
Только не верится в таких СП, ...чтобы вот так прилюдно, в лоб. Помню одну свою коллегу, которая тоже сказала о начальнике, что думала ., но это было один на один. Конечно она тоже уволилась. Обычно правда-матка режится исподтишка, но так , чтобы она была всё-таки услышана всеми. С уважением!
Светлана, спасибо, что заглянули на "огонек", благо повод появился. "После профессионалов очень сложно находиться на сайте "писателям" вроде меня" - ну, я такой же "профессионал", как и Вы. Профессия корректора не предполагает умения писать, скорее - умение читать. А вот насчет того, что "в лоб, прилюдно". Да по-разному бывает, сами знаете. Особенно если мосты сожжены до того, как построены. ЛГ терять было нечего, а в прошлом осталось такое, что перекрывало всякий страх остаться без работы. Здесь, по закону жанра, не могло быть "исподтишка". Только в лоб!
Нажал "мне нравится" и 13 изменилось на 14. Из приятностей: сменил ненавистную цифру, прочёл хороший рассказ, лишний раз убедился, что Альфия Умарова прочно состоит в когорте "крепких писательниц" (можно и без кавычек), повысил настроение , заодно и самооценку (ну как же, я такой тонкий ценитель). Неприятностей нет. Желаю успехов.
Спасибо Вам, Василий, Вы столько добрых дел сотворили! И цифру 13 прогнали, так ей и надо! И рассказ прочитали. И настроение с самооценкой себе повысили. Уф, успокоили, что неприятностей нет... Буду жить спокойно дальше. И Вам успехов, Василий!
Помочь сайту
Поздравления
(А что было бы, не поверь в Вас Александр??? 
) 
невероятно сильно..Работа-мастер-класс. Тема сложная, психологические портреты точные. Альфия, нет слов. Очень и очень сильно. 
Как хорошо, что у же лет 20 совсем не читаю газет)))))
- это Вы! 
- это Вам!
а вот это мне... 
