ХРУСТЯЩАЯ КОРОЧКА

(фото из Интернета)

Часто вспоминаю, как ребенком гостила у бабушки. Деревенька была небольшая. Дом бабушки на двоих хозяев стоял аккурат на крутом бережку небольшой речки. Спустишься под горку - и вот она, водица чистейшая, как слеза. Каждый камушек со дна в руки просится, дескать, возьми, полюбуйся, каков я! Камни в воде очень красивы, а обсохнут на солнце - и, подобно сорванным цветам, теряют свою прелесть.
Нам, малышне, разрешалось купаться только здесь: у берега воды по щиколотку, на середине по колено – раздолье! Огромные валуны в центре служили нам лежаками, по трое на одном умещались. Взберешься на него, камень солнечным теплом нагрет, жжется даже. Вьешься на нем ужиком – горячо! А потом "ныряешь". Перебираешь руками по дну – "плывешь"! Счастье!
Помнится, сюда приходили мыть посуду соседские девушки, что в доме через дорогу жили. Затыкали подол платья за пояс и приступали к делу. Банки из-под молока, простокваши из плетеных корзин выкладывали в воду, ближе к берегу, отмокать. Стайка мальков тут как тут! Шныряют рыбешки из стороны в сторону, причем все разом, словно по команде. Самые шустрые в банку норовят – полакомиться. Забавно было наблюдать, как они устремлялись за молочной пленочкой, если ее подхватывало течение! Потом посуду до блеска чистили речным песком. После складывали обратно в корзины и уносили. Каждый день на реку приезжал на лошади, запряженной в телегу, мужичок. В телеге деревянная бочка. Мужичок доверху наполнял ее водой и отвозил на пекарню. Лошаденка тяжело взбиралась в горку, особенно после дождя. Телега надрывно скрипела…
Бывало, заиграешься, бабушка уж к вечеру обедать зовет, а идти все равно не хочется, порезвиться бы еще. Бабушка настаивает. Плетешься в горку без сил – подкрепиться не мешает. Под ногами пух тополиный толстым слоем – тополей по берегу много.
Вот небольшое крылечко и всегда открытая настежь дверь. Шажок - и оказываешься в узком коридоре. Здесь на небольшой тумбе стоял керогаз, потому пахло керосином. Справа маленькая, но массивная дверь в дедову мастерскую. Он мастерил обувь. Возле печки фанерный ящик с колодками. Малюсенькое оконце, мутные стекла которого едва пропускали свет. Здесь в полумраке мне всегда становилось жутко, а потому интересно. На высокой железной кровати с соломенным матрацем доводилось спать. Солома кололась и, когда я начинала крутиться, шуршала. На столике, что возле окна, лежали рыболовные крючки, блесны, скрученная в мотки леска. Дед был заядлым рыболовом, у него и лодка была, только покататься на ней мне не пришлось. Жаль.
За другой дверью - "настоящий" дом. Здесь, прямо у входа, печка. Кухня со столом и лавками. Рукомойник, от которого всегда пахло мылом. За самодельной перегородкой маленькая комната с кроватями, комодом, большим зеркалом над ним, горкой и радио. Оно говорило всегда.
Бабушка часто пекла колобки. Положит их в большую тарелку, натопит в печке молока, сядет за стол и, подперев подбородок сухонькой ладонью, ждет. Ее седые волосы ото лба подобраны гребенкой, ситцевый платок на плечах и такое же в мелкий цветочек платье. Бабушка любила пить чай из блюдца, причем только с сахаром. Раньше о рафинаде не слыхивали, сахар был кусковой. Попадались бруски по десять-пятнадцать сантиметров! С трудом удавалось откусить небольшой кусочек, посему на столе всегда лежали щипчики для сахара. Я не раз до крови щемила в них пальцы, а потом даже в руки не брала – боялась, словно они кусались.
Помню белую от пыли дорогу. Мне нравилось ходить по ней босиком, особенно в жару – пыль приятно холодила ступни. Подденешь ее на носок и запустишь повыше – разлетается… А еще ветку какую-нибудь раздобудешь, прижмешь к земле и бежишь, такой столб пыли поднимешь! Потом на реку отмываться, пока бабушка не увидела!
А еще хорошо помню хлеб, что пекли на деревенской пекарне. Бабушка совала в руку монетки, давала матерчатую сумку, и я, счастливая от оказанного доверия, шла за хлебом. Его можно было купить прямо на пекарне. Когда к ней подходила, запах хлеба щекотал ноздри. Как же приятно пахло! Как же был вкусен тот хлеб! Возьмешь буханку в руки, она еще горячая, хрустящая корочка на зуб просится. Как удержаться!? Да я и не сдерживалась – откусывала прямо от буханки лакомые кусочки. Бабушка никогда не ругала меня за столь "варварское" отношение к хлебу, видно, понимала…
Бабушки не стало, когда мне было девять лет. Тогда я по-настоящему осиротела. Всегда завидовала друзьям, подружкам, когда те на каникулы уезжали к бабушкам.
Не так давно довелось побывать в бабушкиной деревне. Признаюсь, хотелось плакать. От ее дома не осталось и следа. Некогда торная тропка к речке заросла, впрочем, как и дорога вдоль деревни. Валуны уже не кажутся такими большими. Дома - чаще заброшенные, с зияющими глазницами окон. Нет пекарни, магазина, библиотеки, клуба, конторы. Не звенит улица от детских голосов, пастух не хлопает кнутом… Доживают свой век старушки. Ничто не вечно… Пусть память об этом хоть на бумаге останется.