Каждый из нас – это только половинка человека, рассеченного на две
части, и поэтому люди ищут иногда всю свою жизнь, пока не находят,
соответствующую им половинку.
Надежда и Николай нашли друг друга в юности. Встречаясь тайком от
родителей вечерами на деревенской улице, их охватывало такое чувство
привязанности друг к другу, что даже не хотелось разлучаться до
следующего свидания.
Их любовь была яркая, жгучая, словно вспышка молнии. Николай все чаще и
чаще поговаривал о свадьбе. Когда же речь об этом зашла с матерью, та
неожиданно отказалась назвать Надю своей невесткой.
- Пока я жива, не быть этому! – сказала, как отрезала, и, как будто, прошипела:
Ш.! Ш.!Ш.!, а потом добавила:
- Гусыня!
-Кто, гусыня? – не понял сын.
- Надежда твоя гусыня, и весь род их гусиный.
Не быть этой свадьбе никогда! Ее прадед раскулачивал твоего прадеда.
Отправил всю его семью на выселки, а у нашего, так называемого кулака,
только и было, что две коровы, лошадь и десять гусей. Коров и лошадь
отвели в колхоз, а гусей растащили по дворам. Семье ее прадедушки
досталась гусыня, которая еще долго приходила на осиротевший двор
моего деда.
Расстроенный Николай, не пойдя против воли матери, уехал в город. Через
месяц женился, вскоре у него родились одногодки-сыновья, а потом и дочь.
Надежда так и не вышла замуж, а прозвище, данное матерью Николая, так
навсегда и прилипло к ней, но оно ей было, словно бы и кстати. Работала
она воспитательницей детского сада и всегда была в окружении малышей.
«Гусыня идет! Попрошу Гусыню, она не откажет», - так за глаза говорили о
ней в селе. Надя знала об этом, но ничего поделать с этим не могла,
даже, ни на кого не сердилась, и постепенно смирилась с этим. Только
вот, каждый раз, словно холодок по телу пробегал, когда слышала, как
Архиповна, мать Николая, вслед ей шипела, совсем по-гусиному:
« Ш.!Ш.!Ш.! Гусыня!».
Время шло, через семь лет Николай неожиданно овдовел (жена умерла на
родах), и вернулся в родное село, а после сороковин по памяти жены,
наперекор матери, пришел в дом бывшей невесты.
Открыв дверь и увидев его, Надя все поняла. Их лица в это время отражали
свет полной луны, а может это луна нарочно отражала глубокий свет их
лиц. Раскаты былой боли глухо стучали в их сердцах! Николай протянул к
ней руки:
- Прости!
- За что?
- За боль, что я причинил тебе по своей собственной глупости.
Надя ждала его других слов, а он ничего не говорил, только смотрел и
смотрел в ее глаза, словно бы никак не мог наглядеться. Потом он взял
ее руки в свои руки и, как бывало раньше, молча, прижался к ним губами.
Он молчал, словно бы, обдумывая, свои слова. Она же, молча, ждала его
слов, и он, наконец-то, как-то с надрывом, охрипшим от волнения голосом,
заговорил, смотря ей прямо в глаза: «Бери, Наденька, и меня в примаки, и
моих детей. С моей матерью нам не ужиться». В ее глазах, все еще
отражавших полный свет луны, он прочел то, что хотел услышать: «Да!».
Наутро Николай пришел вместе с детьми в ее дом, а к полудню по селу
разнеслась новость: Гусыня вышла замуж! Малышка сразу, почувствовав
ласку и заботу Надежды, полюбила ее, а мальчишки все время смотрели на
нее исподлобья, словно затравленные волчата, и, совсем как бабушка,
украдкой шипели: «Ш.! Гусыня!».
- За что они меня так не любят? – спрашивала она мужа.
- Полюбят еще! Тебя просто невозможно не полюбить, Наденька! Потерпи немножко! – утешал он ее.
И она терпела, виду никому не подавала, а, оставаясь одна, плакала и спрашивала уже у самой себя, что же она делает не так?
Через год справили поминки по бывшей жене Николая, после которых пошли,
как полагается по христианскому обычаю, на ее могилу. Николай с
Надеждой и малышкой шли впереди, а за ними бабушка с внуками. Подошли к
могиле, заботливо ухоженной руками Николая и Нади и, молча, встали у
ограды.
- Мамка ваша родная! – сказала Архиповна внучатам и запричитала, кося глаз на сына:
- Что же ты, сношенька, наделала, на кого оставила своих малых
детушек! Встань-ка, ненаглядная моя, погляди на своих сиротинушек, как
растут они без тебя, словно в поле былиночки, и никто-то их не пожалеет,
не погладит по головушке….
На ее причитания пришли сельские зеваки, случайно оказавшиеся рядом. Кто-то сказал: « А Гусыня-то, молчит!».
Петя с Ваней, как всегда исподлобья, взглянули на мачеху. Она стояла с
их сестренкой на руках белее снега, и казалось, что вот-вот упадет. На
ее лице не было ни кровиночки, только брови выгнулись острой, тонкой
дугой, словно спрашивая всех собравшихся: » Ну, за что вы меня так, что я
вам всем сделала?».
Николай решил остановить мать: «Хватит, мама, причитать, не сиротки они!»
Слезы ручьем побежали из глаз Надежды.
Вдруг Петя неожиданно для всех подбежал к мачехе, обнял ее за ноги и
спрятал лицо в складках ее широкой юбки. То же самое, только с другой
стороны, сделал и Ваня.
- Не Гусыня это. Мамка это наша! Слышишь ты? – крикнул он обидчику в толпу тоненьким, дрожащим голоском.
- Слышишь, ты! Это мамочка наша! – повторил за ним Ваня и сжал маленькие кулачки, словно угрожая кому-то.
Надежда отдала дочку мужу и, прижав сыновей к себе, прошептала:
- Деточки мои, милые! Мама я ваша, мама!
Архиповна неожиданно прекратила причитать и, в изумлении, уставилась на
теперешнюю сноху и внуков, вдруг поняв, что стоявшие рядом с ними люди,
не на ее стороне. Надежда теперь стояла, словно мадонна. С обеих
сторон ее обхватили маленькие ручонки сыновей Николая, ставшими,
наконец-то, и ее детьми. За короткое мгновение перед ней вдруг
промелькнула вся ее любовь к сыну, только что прекратившей причитания
женщины и смотревшей на нее теперь, как-то совсем по-другому.
Была ее любовь в юности яркая и жгучая, словно вспышка молнии, а стала в
миг тихой и надежной, словно свет полной луны, который опять свел ее со
второй своей половинкой. Пусть она теперь не такая яркая, но зато своим
новым светом новая любовь неожиданно принесла ей покой и тихое семейное
счастье….
Так трудно было ждать, так трудно было терпеть, так трудно было
надеяться! Целых семь лет до полнолуния, но она все же, дождалась своего
счастья!
- Прости меня, Надежда! – кинулась в ноги к ней свекровь.
- Бог простит тебя, мама!
Услышав ласковое слово «мама», Архиповна смахнула набежавшую слезу и обратилась к сыну:
- И ты, прости меня, сын! – и вдруг неожиданно для всех рассмеялась:
- И все-таки ты, Надежда, гусыня! Вон как гусята спрятались-то под твоими крылышками!
Вдруг, откуда ни возьмись, пошел тихий дождик, словно смывая все,
никому, теперь не нужные, обиды. Домой они шли уже одной семьей.
Николай с Танюшей на руках шел впереди, за ними Надежда с Ваней и
Петей, крепко державшимися за руки матери.
А за ними величественно шагала Архиповна, наконец-то понявшая, что
настоящую любовь не победить никому и никогда, до самого дома,
говорившую, как заевшая пластинка, одну и ту же фразу: «Боже праведный!
Вернулась все-таки наша гусыня-то в свой двор, да еще и с
гусятами!».
Помочь сайту
Поздравления
