Был обычный февральский день, когда легкий , как бриз
ветерок, несёт по снежному насту лёгкую позёмку, а солнце, как бы лениво, чуть
приподнявшись над горизонтом пытается согреть. А может и само – согреться. Не
понятно. Температура минус тридцать – вполне прилично, если б не этот противный
бриз с песком из ледяных осколков.
Рота быстрым шагом, скрипя валенками и позвякивая амуницией
поверх ватных, замусоленных бушлатов
змейкой по снежной пустыне продвигалась к полигону.
Сегодня не обычные стрельбы – будем отрабатывать
упражнения – стрельбу из гранатомёта – РПГ-4. Все тонкости и премудрости этого
оружия уже не раз изучали в казарме, и вот они – практические занятия. И как назло, холодно. Да вроде бы и не
привыкать уже, ан – всё одно – дискомфорт.
Ведёт нас молодой лейтенант – Кочуреев Володя, крепкого
телосложения, под метр девяносто, с голубыми глазами, светло-русыми волосами, года
на два, три старше нас. Хороший парень, но для нас – командир, и этим всё
сказано.
Пройдя семь километров, подошли к КПП на стрельбище, и
направились к месту дислокации – то бишь, откуда стрелять придётся.
Впереди – в двухстах и пятистах метрах расставлены несколько
железных бочек, как буд-то выросших из снега, как грибы. А сзади – двухэтажный домик
– наблюдательный пункт. Мечта каждого из
нас – зайти в него и отогреться. Но, не положено. Передняя часть – обращённая к
полигону – вся из стекла, от пола до потолка – что бы улучшить обзор за
производимыми стрельбами, и осуществлять смену и движение мишеней. Обычно, там управляют пару солдат – служащих полигона.
У них на электрической плите постоянно стоит чайник, и не переводится рафинад.
Но мы об этом только мечтаем, хотя офицеры, отдав короткие распоряжения и
перепоручив руководство и контроль сержантам, переместились внутрь
наблюдательного пункта (НП).
Через широкие стёкла было видно, как они
переговариваются, отхлёбывая горячий чай из эмалированных кружек.
Теперь офицерам торопиться некуда, они вроде даже как бы
пригрелись, но рота, отплясывала, скучившись невдалеке, в ожидании, когда все
отстреляют.
Ветер чуть усиливался, и полёт снаряда из гранатомёта
постоянно сносило, и в мишени попадать было довольно сложно. Надо сказать, что снаряды были учебные и не
разрывались.
Вот наступила и моя очередь. Я стрелял пятым или шестым.
В это время из НП выскочил лейтенант Кочуреев, и велел мне сменить позицию для
стрельбы, сместившись метров на тридцать правее, что бы лучше было видно из НП
правильность отработки стрелкового упражнения.
Сказано – сделано. Став на указанное место, и зарядив
ствол гранатомёта, я прицелился в бочку, ощущая щекой холодный металл. Влажные пальцы из шубенки прилипали к заиндевевшему
курку, и тянуть с выстрелом было не камельфо, как сейчас говорят.
Выстрел прошёл совершенно без отдачи и немного оглушил
меня, до звона в ушах.
Странно подумал я, радуясь, что попал в бочку, почему
бочка зазвенела как разбитое стекло, или это звон в ушах от выстрела. Странно…
Вокруг была такая тишина после выстрела, а впереди
морозная белая даль, и часа три танцев на полигоне – пока все не отстреляются.
Но… Бог сжалился над нами.
Сменив позицию, на то место, с которого обычно вели
стрельбу автоматчики, я оказался как раз в двадцати метрах перед НП. Но
гранатомёт, это не автомат, и отдача идёт не в приклад и плечо, а мощной струёй
пороховых газов вылетает назад, как через сопло самолёта.
Звон был на самом деле, и не от разбитой бочки. Это
вылетели все стёкла из НП, и холод надолго зашёл в гости на кружку чая.
Результат не замедлил сказаться. Стрельбы прошли быстро,
и через час – все уже отстрелялись, и замёрзшие офицеры быстро дислоцировались
с ротой в казарму.
Как говорится, не было бы счастья… )