ГДЕ МОИ СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ? 1
ГДЕ МОИ СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ!1)
Приглашение на практику
Мне показалось, что Герка специально медлит. Будто и вовсе не собирается идти на занятие в техникум. И меня попридержал. Он вел себя как заговорщик. Когда наши товарищи по общежитию вышли, я спросил его.
- Ты хочешь открыть мне какой-то секрет?
- Посоветоваться хочу. Письмо получил от мамы. Все убеждает, чтобы я фамилию поменял. Отец платит на нас с сестрой алименты. Мама пишет, что потом я ему буду платить. А если поменяю фамилию, то он меня не найдет.
- И как же ты будешь тогда именоваться, Герман Ковалев?
- Белоглазов. А мне не нравится.
- Вот мой совет: не меняй! Фамилия у тебя хорошая. Слушай, какие алименты? Он же сам заработает себе пенсию.
- Может и не заработать. Мама уверена, что он – алкоголик. Когда напивался, под себя мочился. А я его совсем не помню.
- Он ушел к другой женщине? Вот мать на него и наговаривает из-за обиды! – просветил я товарища. Мои родители тоже были в разводе. Но это случилось, когда мне было уже четырнадцать лет. Я вполне оценивал ситуацию, так как и мать, и отец постоянно обвиняли друг друга.
- В письме вот еще что. Она договорилась на золотодобывающем прииске, что примут на практику двух студентов-буровиков. Это всего в двадцати километрах от моего дома. Поедешь со мной?
Предложение было очень заманчивым. Меня, жителя степей, давно тянуло в горы Алтая. Когда еще такая возможность подвернется! И было понятно, почему Герка именно меня приглашал: я был легок на подъем. С Иваном Сидоровым, нашим однокурсником, мы часто уходили за двадцать пять километров в тайгу от железной дороги, на границу с Хакасией, навещая его родителей. Об этом все знали.
За плечами были три курса горного техникума. Предстояло ехать на очередную практику – работать на буровых вышках. Обычно разведку вели на уголь в пределах Кузбасса. А тут предстояло искать золото! Разве можно отказаться от такого предложения?
С Иваном мы были очень дружны. Постоянно держались вместе. Посоветовавшись с ним и убедившись, что он не обидится, если на этот раз на практике мы не будем вместе, я с радостью сообщил Герману о своем согласии поехать на прииск. Судьба преподносила мне очередной подарок, а я никогда с ней не спорил, не шел наперекор. И нисколько об этом не жалею. Позднее я побывал в Горной Шории, в Восточном Казахстане, в Новосибирской, Оренбургской, Еврейской автономной и Одесской областях, в Хабаровском и Приморском краях. И еще во многих местах России, Казахстана и Украины. А самое главное – судьба свела меня со многими очень интересными людьми. Под их влиянием я стал журналистом.
Но только ли судьба мне благоволила? А, может быть, мой Ангел Хранитель? Позднее я стал думать именно так. Уловив мою детскую мечту - участвовать в геолого-разведочных работах, он сделал все для того, чтобы я попал в горный техникум, где готовят буровиков. Зная о том, что меня влекут горы Алтая, мой Ангел Хранитель подтолкнул мать Германа на поиски вариантов. И вот оно – предложение ехать в горы!
Герман - парень скромный, часто откровенный, но иногда и скрытный. Краснощекий, полноватый, но, в общем-то, хорошо сложенный, он еще сохранил в лице что-то детское. Учился неплохо, но без энтузиазма. Кроме уроков физкультуры, никаким спортом не занимался. Когда нас выстраивали в шеренгу, он стоял третьим от правофлангового, а я замыкал строй. Мне нравилось заниматься в гимнастической секции, а он в это время валялся в кровати. Мать его, кассир Госбанка Валентина Ивановна, нередко присылала денежные переводы. Не то, что мои родители. Им посылать было нечего: в колхозе начисляли трудодни, а их по переводу не пошлешь.
Было у Германа одно несомненное достоинство: лучше его никто не владел гитарой. А иногда он и пел, подражая то Шаляпину, то Утесову. Я играл в оркестре народных инструментов и мог оценить талант товарища. Особенно всем нравилось, когда обычную гитару он превращал в «гавайскую». На струны он опускал швейную иглу, держа ее за длинную нитку зубами. Касаясь струн, игла заставляла их звучать необычайно нежно, с неожиданными переливами.
Одного желания поехать на практику не по назначению, а куда хочу, было мало. Ведь вместе с учащимися в качестве руководителей практики выезжали и преподаватели. Они головой отвечали за каждого из нас. Хрущевская оттепель еще не затронула души людей, и все жили в страхе: «Как бы чего не вышло!» Нужно было получить разрешение дирекции техникума. А там возникло столько «но» и «если», нам нагнали такого страху, что впору было отказаться от самой идеи.
Но, как член комитета комсомола, я воспользовался своим авторитетом и отправился к секретарю партбюро. С его помощью удалось доказать, что мы с Германом ответственные люди и что нам вполне можно доверять самостоятельную поездку за пределы области. В конце концов, мы уже без пяти минут мастера разведочного бурения.
И вот мы уже в пути. До Бийска ехали по железной дороге. Настроение – как у телят на молодой травке: хотелось резвиться и взбрыкивать от счастья. Мы были романтиками, оптимистами, жаждали приключений, нас все восхищало. Нам было по семнадцать лет.
Сначала отправились в пригородный совхоз. Там жила тетка моего друга. Грунтовая дорога вела через светлый сосновый бор. Местность холмистая, и когда машина взлетала на гребень, мы чувствовали себя в невесомости, а на границе спуска и подъема нас прижимало к сидениям. Таких спусков и подъемов было несколько, чем и запомнилась грунтовая дорога. Дух захватывало от такой езды! Позднее я испытал это чувство, летая на маленьких самолетах.
Герман с тетей не были знакомы. Мать его и ее сестра - Галина Ивановна в юности потерялись и только недавно нашли друг друга. Слушая радио Горно-Алтайского автономного округа, Валентина Ивановна услышала имя своей сестры. Фамилия была другая – возможно, замужем. Сделала запрос, и оказалось, что не зря взыграла в ней родная кровь. Передовая труженица Бийского зверосовхоза оказалась ее родной сестрой.
Разглядывая взрослого племянника, Галина Ивановна приговаривала:
- Вылитый Белоглазов! Сразу видно – из наше породы!
Зверосовхоз был богатым: имел дом культуры, спортплощадки, добротные дома для рабочих и служащих, столовую, детский сад. Никакого сравнения с нашим степным хлебосеющим колхозом быть не могло. Здесь выращивали норку на пушнину. Валентина Ивановна оказалась мастером в этом деле, хорошо зарабатывала. Портрет ее висел на Доске почета совхоза. Она гордилась этим и специально повела нас посмотреть. Муж тоже работал в совхозе. Квартира была обставлена мебелью. Не то, что мой родной дом, в котором кроме стола и двух лавок к нему, да родительской самодельной кровати ничего не было.
Стоял июнь. Мы ходили купаться в холодные воды Бии, играли в волейбол с совхозными парнями. Герман на зависть местной молодежи отлично «резал» высокие мячи. Наша команда почти всегда выигрывала.
Потом родственники достали нам очень легкую дюралевую лодку, бредень, и мы ловили в бурной горной реке рыбу. Герка тянул одно крыло невода вдоль берега, а второе я оттягивал на лодке на глубину. Мне впервые довелось управляться с двумя веслами. На наших озерных плоскодонках мы обходимся одним. Улов на удивление был богатым! Не случайно здесь создали зверосовхоз: основным кормом норок была рыба.
Незаметно пролетела неделя. Провожая нас, Валентина Ивановна напекла в дорогу пирожков, а сестре передала очень красивый норковый воротник.
В Геологоразведочном тресте Бийска нас подсадили к экспедиции ботаников, изучавших флору Горного Алтая, и мы в восьмиместном РАФике помчались по Чуйскому тракту в сторону Монголии, к пятидесятой параллели.
Завораживали горные пейзажи. Иногда мы ехали вдоль небольших быстрых речек, струившихся по каменному ложу далеко внизу то справа, то слева. РАФик быстро мчался по непривычно ровной дороге. Пихтовые леса, сбегая к самому тракту, перемежались с кедровыми, березовыми, осиновыми, с обширными зелеными полянами. А неба было мало: их закрывали горы.
Я смотрел на все широко открытыми глазами. Меня переполняли впечатления. И любопытство все больше разгоралось. Интересовался буквально всем.
С любопытством наблюдал я и обстановку на тракте. Асфальт был ровный как стол. Значит, хорошо работала дорожная служба. Мы видели, как это происходит. Кое-где на обочине стояли конные повозки, хозяева которых, выставив предупреждающие знаки, заделывали разогретой асфальтной массой наметившиеся выбоины. Это и обеспечивало долговечность покрытия. Трасса, как мы поняли, разбита на участки и закреплена за рабочими. И пусть бы кто-нибудь из них допустил непорядок! Наказание последовало бы немедленно.
Дорожные знаки были как новенькие. Деревянные телеграфные столбы имели порядковые номера и дату установки. Смонтировали их задолго до войны, и к 1954-му году они по-прежнему были в отличном состоянии.
Хорошее содержание тракта и всего, что около него, наталкивало на определенные выводы. Это было отражением высокой дисциплины и порядка во всей стране.
Меня спросят: зачем я в двадцать первом веке вспоминаю о событиях пятидесятых годов прошлого столетия? Не потому ли, что в юности все воспринималось в розовых тонах? Отчасти и от этого. Но больше всего потому, что в наше непростое время мне хочется напомнить: жизнь всегда интересна, даже тогда, когда порядок в стране держался на страхе! Ведь шел всего второй год, как мы оплакали кончину дорогого товарища Сталина.
Подумалось о наших горных техникумах. В Киселевске мы занимались в новом здании, строительство которого, судя по всему, было начато в годы войны. В новые корпуса вселились горный техникум и медицинское училище в Прокопьевске. Эти учебные заведения расположили не без умысла - друг против друга. В результате горняки часто женились на медсестрах, образуя молодые семьи. Рядом с нами, юнцами, в техникумах учились молодые солдаты, вернувшиеся с войны. Их принимали вне конкурса. А для инвалидов войны повсюду создали учебные комбинаты. Бывшие воины становились парикмахерами, часовщиками, портными, другими специалистами, даже музыкантами, если были к этому способности. Страна заботилась о подготовке кадров и в трудные годы войны, и в послевоенную разруху.
И мы чувствовали эту заботу. Полное среднее образование тогда было платным. Молодежь из отдаленных углов, особенно из сельской местности, не имея возможности продолжить образование и получить специальность на месте, после семилетки ринулась в техникумы. Там платили стипендию, хоть и небольшую. Кроме того, нас, горняков, после второго курса обучения одели в фирменные костюмы и шинели, хоть и не бесплатно: их стоимость вычитали из стипендии в рассрочку. А первые два семестра я всю зиму проходил без пальто, шапки и теплой обуви в условиях Сибири.
Попутчики были людьми общительными. От них мы узнали, что в Алтайских горах микроклимат позволяет выращивать яблони и груши. Заслуга в этом академика Лисового и его учеников, которые вывели относительно морозоустойчивые сорта. Отлично растут там вишни, сливы, другие ягодные культуры и дают высокие урожаи. Для Сибири это – большое достижение. Юные попутчицы, Наташа и Света, ехали в горы, чтобы собрать материал для кандидатских диссертаций. Меня это известие ошеломило. Ведь они всего на несколько лет старше нас!
В районный центр, где жила семья приятеля, мы въехали под вечер. Встретили нас как дорогих гостей. Герман бывал дома раз в году, в августе, и родные скучали по нем. Теперь же, к их великой радости, он приехал на два с лишним месяца.
Мать его, Валентина Ивановна, оказалась женщиной крупной, статной и по характеру властной. Тянулась вверх очень стройная и на удивление застенчивая сестренка Зоя. Тут же прибежали соседские девочки Катя и Зина. Мы не успевали отвечать на их вопросы.
К вечеру накрыли роскошный стол. На нем были отварные куры, жареная рыба, голубцы, домашние пельмени, фаршированные яйца и еще многое другое. Глаза разбегались от такого изобилия. Шумно вошли и сразу наполнили своим присутствием комнату управляющий банком дородный Аристарх Фомич и его солидная супруга Раиса Григорьевна. Катя была их дочерью. Нас, давно не видевших застолий, удивило, как много было съедено продуктов и выпито водки гостями и самой Валентиной Ивановной. Мы неохотно опорожнили свои рюмки. Нам и без того было весело и комфортно.
Когда взрослые затянули застольную, мы вышли на крыльцо, где нас ожидали девочки. Луна мягко освещала пологие горы, окружавшие райцентр. Необычно яркими и близкими казались звезды. Прохладный неподвижный воздух был напоен ароматами трав, цветов и хвои. У нас, засидевшихся в аудиториях, голова шла кругом. Мы даже не подозревали, что так отдалились от природы.
Сказывалась усталость от дороги. Девчонки попрощались. Спали мы в ту ночь богатырским сном.
Утром я обошел двор. По сравнению с хозяйством родителей Ивана Сидорова, которые тоже жили в таежном поселке за Таштаголом, оно было убогим. Из подсобных помещений у Валентины Ивановны был только сарай для дров. К нему прилегал небольшой огород, в котором росла картошка. Откуда же такое богатство на столе? В магазинах всего этого не было.
У Сидоровых – другое дело. Во-первых, у них была полная многодетная семья. А в хозяйстве - корова, подтелка, свинья на откорме, несколько овец, куры и гуси, пасека. На столе всегда миска с медом, и его черпают столовыми ложками. В огороде - многочисленные овощи. Можно сказать, что велось натуральное хозяйство. Дом – полная чаша. Отец Ивана, Василий Павлович, работал инженером-таксатором в колонии заключенных, занятых на лесоповале. Был ли он вольнонаемным или на поселении, я не выяснял. Вероятно, получал хорошую зарплату. Сужу по тому, что каждый раз он давал деньги, чтобы Иван привозил из города коньяк, отрезы на брюки, рубашки и платья.
Пользовался он, вероятно, и служебным положением. Ежегодно расконвоированные заключенные трактором подтаскивали к его дому могучий кедр диаметром больше метра. Бензопилой распиливали его на чурбаки. Оставалось только расколоть их на поленья. Кедровыми дровами топились печи в доме Сидоровых.
Семья была большая и работящая. Кроме отца и матери у Ивана были сестра Анфиса на выданье, подростки Фрося и Коля, а также маленький племянник Сашка – сын рано умершей старшей сестры Надежды. Все члены семьи имели обязанности по дому. Взрослые и дети были прилично одеты и обуты, И, естественно, хорошо питались.
Валентина Ивановна, как я понял, тоже не бедствовала. Видимо, получала хорошую зарплату кассира. Но не только в этом дело. Для меня было открытием, что банк в райцентре – могущественная организация. Перед его работниками заискивали. И каждое хозяйство, получавшее в банке наличные деньги, считало долгом присылать коллективу свою продукцию по символической цене. За те дни, пока я гостил в семье Германа, мы с ним переносили от банка мешки с капустой, с картошкой, с морковью, с луком и свеклой. Кур, рыбу, масло, яйца и еще многое другое Валентина Ивановна приносила сама.
Обнаружив около дровяного сарая нетронутые чурбаки, я пошел искать инструмент, чтобы расколоть их. Оказалось, что у единственного в доме топора сломано топорище.
- Сколь ни прошу сторожа банка, ему все некогда. А мы с Зойкой не умеем ремонтировать топоры. И дрова колоть не умеем, - дала пояснение Валентина Ивановна.
Не долго думая, я выбрал крупное и крепкое березовое полено, наточил кухонный нож и принялся строгать древесину. Попросил Катю принести топор из дома – для образца. Герман посмеивался. А я был уверен в себе. В моей родне все мужчины были людьми мастеровыми. Ведь стоило отсечь от полена все лишнее, как получится то, что надо! Девочки постоянно подбегали ко мне и удивлялись моему упорству. Вот уже образовалась куча стружек, и четко просматривалось будущее топорище.
Ходивший в магазин Герка вернулся в разорванной рубашке. К нему пристал пьяный мужчина с расспросами, кто он такой и откуда взялся. А когда узнал, чей он сын, то полез драться. Приятель вырвался и убежал.
- Дал бы ему сдачи! – загорелся я. – Пойдем, разберемся с ним!
- Ты правильно сделал, - одобрила мать. – Я знаю его и сама поговорю с этим пьянчугой. Нашел себе ровню! Догеройствует, что опять посадят.
К вечеру мы с Геркой уже кололи дрова. А когда Катя и Зина принесли гитару, Герман порадовал нас нежными аккордами. Вскоре мы на зависть местной молодежи распевали любимые песни. Над крыльцом горела электрическая лампа, и в освещенном круге все выглядело фантастично красивым и приятным, а Герка и девочки казались мне такими родными и близкими!
ГДЕ МОИ СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ!
Приглашение на практику
Мне показалось, что Герка специально медлит. Будто и вовсе не собирается идти на занятие в техникум. И меня попридержал. Он вел себя как заговорщик. Когда наши товарищи по общежитию вышли, я спросил его.
- Ты хочешь открыть мне какой-то секрет?
- Посоветоваться хочу. Письмо получил от мамы. Все убеждает, чтобы я фамилию поменял. Отец платит на нас с сестрой алименты. Мама пишет, что потом я ему буду платить. А если поменяю фамилию, то он меня не найдет.
- И как же ты будешь тогда именоваться, Герман Ковалев?
- Белоглазов. А мне не нравится.
- Вот мой совет: не меняй! Фамилия у тебя хорошая. Слушай, какие алименты? Он же сам заработает себе пенсию.
- Может и не заработать. Мама уверена, что он – алкоголик. Когда напивался, под себя мочился. А я его совсем не помню.
- Он ушел к другой женщине? Вот мать на него и наговаривает из-за обиды! – просветил я товарища. Мои родители тоже были в разводе. Но это случилось, когда мне было уже четырнадцать лет. Я вполне оценивал ситуацию, так как и мать, и отец постоянно обвиняли друг друга.
- В письме вот еще что. Она договорилась на золотодобывающем прииске, что примут на практику двух студентов-буровиков. Это всего в двадцати километрах от моего дома. Поедешь со мной?
Предложение было очень заманчивым. Меня, жителя степей, давно тянуло в горы Алтая. Когда еще такая возможность подвернется! И было понятно, почему Герка именно меня приглашал: я был легок на подъем. С Иваном Сидоровым, нашим однокурсником, мы часто уходили за двадцать пять километров в тайгу от железной дороги, на границу с Хакасией, навещая его родителей. Об этом все знали.
За плечами были три курса горного техникума. Предстояло ехать на очередную практику – работать на буровых вышках. Обычно разведку вели на уголь в пределах Кузбасса. А тут предстояло искать золото! Разве можно отказаться от такого предложения?
С Иваном мы были очень дружны. Постоянно держались вместе. Посоветовавшись с ним и убедившись, что он не обидится, если на этот раз на практике мы не будем вместе, я с радостью сообщил Герману о своем согласии поехать на прииск. Судьба преподносила мне очередной подарок, а я никогда с ней не спорил, не шел наперекор. И нисколько об этом не жалею. Позднее я побывал в Горной Шории, в Восточном Казахстане, в Новосибирской, Оренбургской, Еврейской автономной и Одесской областях, в Хабаровском и Приморском краях. И еще во многих местах России, Казахстана и Украины. А самое главное – судьба свела меня со многими очень интересными людьми. Под их влиянием я стал журналистом.
Но только ли судьба мне благоволила? А, может быть, мой Ангел Хранитель? Позднее я стал думать именно так. Уловив мою детскую мечту - участвовать в геолого-разведочных работах, он сделал все для того, чтобы я попал в горный техникум, где готовят буровиков. Зная о том, что меня влекут горы Алтая, мой Ангел Хранитель подтолкнул мать Германа на поиски вариантов. И вот оно – предложение ехать в горы!
Герман - парень скромный, часто откровенный, но иногда и скрытный. Краснощекий, полноватый, но, в общем-то, хорошо сложенный, он еще сохранил в лице что-то детское. Учился неплохо, но без энтузиазма. Кроме уроков физкультуры, никаким спортом не занимался. Когда нас выстраивали в шеренгу, он стоял третьим от правофлангового, а я замыкал строй. Мне нравилось заниматься в гимнастической секции, а он в это время валялся в кровати. Мать его, кассир Госбанка Валентина Ивановна, нередко присылала денежные переводы. Не то, что мои родители. Им посылать было нечего: в колхозе начисляли трудодни, а их по переводу не пошлешь.
Было у Германа одно несомненное достоинство: лучше его никто не владел гитарой. А иногда он и пел, подражая то Шаляпину, то Утесову. Я играл в оркестре народных инструментов и мог оценить талант товарища. Особенно всем нравилось, когда обычную гитару он превращал в «гавайскую». На струны он опускал швейную иглу, держа ее за длинную нитку зубами. Касаясь струн, игла заставляла их звучать необычайно нежно, с неожиданными переливами.
Одного желания поехать на практику не по назначению, а куда хочу, было мало. Ведь вместе с учащимися в качестве руководителей практики выезжали и преподаватели. Они головой отвечали за каждого из нас. Хрущевская оттепель еще не затронула души людей, и все жили в страхе: «Как бы чего не вышло!» Нужно было получить разрешение дирекции техникума. А там возникло столько «но» и «если», нам нагнали такого страху, что впору было отказаться от самой идеи.
Но, как член комитета комсомола, я воспользовался своим авторитетом и отправился к секретарю партбюро. С его помощью удалось доказать, что мы с Германом ответственные люди и что нам вполне можно доверять самостоятельную поездку за пределы области. В конце концов, мы уже без пяти минут мастера разведочного бурения.
И вот мы уже в пути. До Бийска ехали по железной дороге. Настроение – как у телят на молодой травке: хотелось резвиться и взбрыкивать от счастья. Мы были романтиками, оптимистами, жаждали приключений, нас все восхищало. Нам было по семнадцать лет.
Сначала отправились в пригородный совхоз. Там жила тетка моего друга. Грунтовая дорога вела через светлый сосновый бор. Местность холмистая, и когда машина взлетала на гребень, мы чувствовали себя в невесомости, а на границе спуска и подъема нас прижимало к сидениям. Таких спусков и подъемов было несколько, чем и запомнилась грунтовая дорога. Дух захватывало от такой езды! Позднее я испытал это чувство, летая на маленьких самолетах.
Герман с тетей не были знакомы. Мать его и ее сестра - Галина Ивановна в юности потерялись и только недавно нашли друг друга. Слушая радио Горно-Алтайского автономного округа, Валентина Ивановна услышала имя своей сестры. Фамилия была другая – возможно, замужем. Сделала запрос, и оказалось, что не зря взыграла в ней родная кровь. Передовая труженица Бийского зверосовхоза оказалась ее родной сестрой.
Разглядывая взрослого племянника, Галина Ивановна приговаривала:
- Вылитый Белоглазов! Сразу видно – из наше породы!
Зверосовхоз был богатым: имел дом культуры, спортплощадки, добротные дома для рабочих и служащих, столовую, детский сад. Никакого сравнения с нашим степным хлебосеющим колхозом быть не могло. Здесь выращивали норку на пушнину. Валентина Ивановна оказалась мастером в этом деле, хорошо зарабатывала. Портрет ее висел на Доске почета совхоза. Она гордилась этим и специально повела нас посмотреть. Муж тоже работал в совхозе. Квартира была обставлена мебелью. Не то, что мой родной дом, в котором кроме стола и двух лавок к нему, да родительской самодельной кровати ничего не было.
Стоял июнь. Мы ходили купаться в холодные воды Бии, играли в волейбол с совхозными парнями. Герман на зависть местной молодежи отлично «резал» высокие мячи. Наша команда почти всегда выигрывала.
Потом родственники достали нам очень легкую дюралевую лодку, бредень, и мы ловили в бурной горной реке рыбу. Герка тянул одно крыло невода вдоль берега, а второе я оттягивал на лодке на глубину. Мне впервые довелось управляться с двумя веслами. На наших озерных плоскодонках мы обходимся одним. Улов на удивление был богатым! Не случайно здесь создали зверосовхоз: основным кормом норок была рыба.
Незаметно пролетела неделя. Провожая нас, Валентина Ивановна напекла в дорогу пирожков, а сестре передала очень красивый норковый воротник.
В Геологоразведочном тресте Бийска нас подсадили к экспедиции ботаников, изучавших флору Горного Алтая, и мы в восьмиместном РАФике помчались по Чуйскому тракту в сторону Монголии, к пятидесятой параллели.
Завораживали горные пейзажи. Иногда мы ехали вдоль небольших быстрых речек, струившихся по каменному ложу далеко внизу то справа, то слева. РАФик быстро мчался по непривычно ровной дороге. Пихтовые леса, сбегая к самому тракту, перемежались с кедровыми, березовыми, осиновыми, с обширными зелеными полянами. А неба было мало: их закрывали горы.
Я смотрел на все широко открытыми глазами. Меня переполняли впечатления. И любопытство все больше разгоралось. Интересовался буквально всем.
С любопытством наблюдал я и обстановку на тракте. Асфальт был ровный как стол. Значит, хорошо работала дорожная служба. Мы видели, как это происходит. Кое-где на обочине стояли конные повозки, хозяева которых, выставив предупреждающие знаки, заделывали разогретой асфальтной массой наметившиеся выбоины. Это и обеспечивало долговечность покрытия. Трасса, как мы поняли, разбита на участки и закреплена за рабочими. И пусть бы кто-нибудь из них допустил непорядок! Наказание последовало бы немедленно.
Дорожные знаки были как новенькие. Деревянные телеграфные столбы имели порядковые номера и дату установки. Смонтировали их задолго до войны, и к 1954-му году они по-прежнему были в отличном состоянии.
Хорошее содержание тракта и всего, что около него, наталкивало на определенные выводы. Это было отражением высокой дисциплины и порядка во всей стране.
Меня спросят: зачем я в двадцать первом веке вспоминаю о событиях пятидесятых годов прошлого столетия? Не потому ли, что в юности все воспринималось в розовых тонах? Отчасти и от этого. Но больше всего потому, что в наше непростое время мне хочется напомнить: жизнь всегда интересна, даже тогда, когда порядок в стране держался на страхе! Ведь шел всего второй год, как мы оплакали кончину дорогого товарища Сталина.
Подумалось о наших горных техникумах. В Киселевске мы занимались в новом здании, строительство которого, судя по всему, было начато в годы войны. В новые корпуса вселились горный техникум и медицинское училище в Прокопьевске. Эти учебные заведения расположили не без умысла - друг против друга. В результате горняки часто женились на медсестрах, образуя молодые семьи. Рядом с нами, юнцами, в техникумах учились молодые солдаты, вернувшиеся с войны. Их принимали вне конкурса. А для инвалидов войны повсюду создали учебные комбинаты. Бывшие воины становились парикмахерами, часовщиками, портными, другими специалистами, даже музыкантами, если были к этому способности. Страна заботилась о подготовке кадров и в трудные годы войны, и в послевоенную разруху.
И мы чувствовали эту заботу. Полное среднее образование тогда было платным. Молодежь из отдаленных углов, особенно из сельской местности, не имея возможности продолжить образование и получить специальность на месте, после семилетки ринулась в техникумы. Там платили стипендию, хоть и небольшую. Кроме того, нас, горняков, после второго курса обучения одели в фирменные костюмы и шинели, хоть и не бесплатно: их стоимость вычитали из стипендии в рассрочку. А первые два семестра я всю зиму проходил без пальто, шапки и теплой обуви в условиях Сибири.
Попутчики были людьми общительными. От них мы узнали, что в Алтайских горах микроклимат позволяет выращивать яблони и груши. Заслуга в этом академика Лисового и его учеников, которые вывели относительно морозоустойчивые сорта. Отлично растут там вишни, сливы, другие ягодные культуры и дают высокие урожаи. Для Сибири это – большое достижение. Юные попутчицы, Наташа и Света, ехали в горы, чтобы собрать материал для кандидатских диссертаций. Меня это известие ошеломило. Ведь они всего на несколько лет старше нас!
В районный центр, где жила семья приятеля, мы въехали под вечер. Встретили нас как дорогих гостей. Герман бывал дома раз в году, в августе, и родные скучали по нем. Теперь же, к их великой радости, он приехал на два с лишним месяца.
Мать его, Валентина Ивановна, оказалась женщиной крупной, статной и по характеру властной. Тянулась вверх очень стройная и на удивление застенчивая сестренка Зоя. Тут же прибежали соседские девочки Катя и Зина. Мы не успевали отвечать на их вопросы.
К вечеру накрыли роскошный стол. На нем были отварные куры, жареная рыба, голубцы, домашние пельмени, фаршированные яйца и еще многое другое. Глаза разбегались от такого изобилия. Шумно вошли и сразу наполнили своим присутствием комнату управляющий банком дородный Аристарх Фомич и его солидная супруга Раиса Григорьевна. Катя была их дочерью. Нас, давно не видевших застолий, удивило, как много было съедено продуктов и выпито водки гостями и самой Валентиной Ивановной. Мы неохотно опорожнили свои рюмки. Нам и без того было весело и комфортно.
Когда взрослые затянули застольную, мы вышли на крыльцо, где нас ожидали девочки. Луна мягко освещала пологие горы, окружавшие райцентр. Необычно яркими и близкими казались звезды. Прохладный неподвижный воздух был напоен ароматами трав, цветов и хвои. У нас, засидевшихся в аудиториях, голова шла кругом. Мы даже не подозревали, что так отдалились от природы.
Сказывалась усталость от дороги. Девчонки попрощались. Спали мы в ту ночь богатырским сном.
Утром я обошел двор. По сравнению с хозяйством родителей Ивана Сидорова, которые тоже жили в таежном поселке за Таштаголом, оно было убогим. Из подсобных помещений у Валентины Ивановны был только сарай для дров. К нему прилегал небольшой огород, в котором росла картошка. Откуда же такое богатство на столе? В магазинах всего этого не было.
У Сидоровых – другое дело. Во-первых, у них была полная многодетная семья. А в хозяйстве - корова, подтелка, свинья на откорме, несколько овец, куры и гуси, пасека. На столе всегда миска с медом, и его черпают столовыми ложками. В огороде - многочисленные овощи. Можно сказать, что велось натуральное хозяйство. Дом – полная чаша. Отец Ивана, Василий Павлович, работал инженером-таксатором в колонии заключенных, занятых на лесоповале. Был ли он вольнонаемным или на поселении, я не выяснял. Вероятно, получал хорошую зарплату. Сужу по тому, что каждый раз он давал деньги, чтобы Иван привозил из города коньяк, отрезы на брюки, рубашки и платья.
Пользовался он, вероятно, и служебным положением. Ежегодно расконвоированные заключенные трактором подтаскивали к его дому могучий кедр диаметром больше метра. Бензопилой распиливали его на чурбаки. Оставалось только расколоть их на поленья. Кедровыми дровами топились печи в доме Сидоровых.
Семья была большая и работящая. Кроме отца и матери у Ивана были сестра Анфиса на выданье, подростки Фрося и Коля, а также маленький племянник Сашка – сын рано умершей старшей сестры Надежды. Все члены семьи имели обязанности по дому. Взрослые и дети были прилично одеты и обуты, И, естественно, хорошо питались.
Валентина Ивановна, как я понял, тоже не бедствовала. Видимо, получала хорошую зарплату кассира. Но не только в этом дело. Для меня было открытием, что банк в райцентре – могущественная организация. Перед его работниками заискивали. И каждое хозяйство, получавшее в банке наличные деньги, считало долгом присылать коллективу свою продукцию по символической цене. За те дни, пока я гостил в семье Германа, мы с ним переносили от банка мешки с капустой, с картошкой, с морковью, с луком и свеклой. Кур, рыбу, масло, яйца и еще многое другое Валентина Ивановна приносила сама.
Обнаружив около дровяного сарая нетронутые чурбаки, я пошел искать инструмент, чтобы расколоть их. Оказалось, что у единственного в доме топора сломано топорище.
- Сколь ни прошу сторожа банка, ему все некогда. А мы с Зойкой не умеем ремонтировать топоры. И дрова колоть не умеем, - дала пояснение Валентина Ивановна.
Не долго думая, я выбрал крупное и крепкое березовое полено, наточил кухонный нож и принялся строгать древесину. Попросил Катю принести топор из дома – для образца. Герман посмеивался. А я был уверен в себе. В моей родне все мужчины были людьми мастеровыми. Ведь стоило отсечь от полена все лишнее, как получится то, что надо! Девочки постоянно подбегали ко мне и удивлялись моему упорству. Вот уже образовалась куча стружек, и четко просматривалось будущее топорище.
Ходивший в магазин Герка вернулся в разорванной рубашке. К нему пристал пьяный мужчина с расспросами, кто он такой и откуда взялся. А когда узнал, чей он сын, то полез драться. Приятель вырвался и убежал.
- Дал бы ему сдачи! – загорелся я. – Пойдем, разберемся с ним!
- Ты правильно сделал, - одобрила мать. – Я знаю его и сама поговорю с этим пьянчугой. Нашел себе ровню! Догеройствует, что опять посадят.
К вечеру мы с Геркой уже кололи дрова. А когда Катя и Зина принесли гитару, Герман порадовал нас нежными аккордами. Вскоре мы на зависть местной молодежи распевали любимые песни. Над крыльцом горела электрическая лампа, и в освещенном круге все выглядело фантастично красивым и приятным, а Герка и девочки казались мне такими родными и близкими!
Анна Шухарева # 20 августа 2013 в 22:44 +1 | ||
|
Тая Кузмина # 25 августа 2013 в 23:16 +1 | ||
|
Василий Храмцов # 25 августа 2013 в 23:20 0 | ||
|